Писатель

Мужчина вернулся в свою палатку ранним летним вечером, если бы об этом можно было судить по времени дня и года на поверхности. Жилье ожидаемо пустовало. Недаром Пепел выбрал себе выходным вечер субботы - именно тогда все его соседи были на работе. В другие же дни и часы кто-нибудь да торчал в палатке, и чаще всего не в единственном экземпляре. Внимание Пепла сразу же привлек пакет, лежащий на его постели. Мужчина сел рядом и задумчиво повертел его в руках. Пакет был заклеен якобы небрежно, но добротно, и если смотреть внимательно, то в углу можно было заметить официальную печать Полиса. Недолго думая, Пепел вскрыл упаковку. Внутри оказалась совершенно бесценная и страшно редкая вещь - бумага. А точнее - несколько толстых, неисписанных тетрадей. И клочок, на котором значились слова: "Возможно, однажды Вам все же захочется попробовать. М." Пепел смотрел на все это добро пару секунд, а потом резко встал, отложив тетради с запиской, и сделал шаг к столу. Из глубин куртки на свет были выгружены купленная на рынке настойка и пакетик с сахаром. Мужчина взял щербатый граненый стакан, налил туда два пальца псевдоалкоголя, добавил две ложки песка и долил до верха воды. Сел на табурет, тщательно размешивая свой коктейль, и снова уставился на тетради. Пепел прекрасно помнил тот день, когда ему ненавязчиво, но настойчиво предложили нанести визит в комнату, где, как всем было известно, решало рабочие вопросы правительство Полиса. - Здравстуйте, Виктор Олегович, Вы очень любезны, что заглянули к нам, - навстречу Пеплу поднялся немолодой человек, не утративший при этом военной выправки и повадок. Кажется, звался он Маршалом, и Пепел был почти уверен, что звание из довоенной жизни со временем стало для того именем. Меж тем управленец Полиса продолжал: - Я Маршал, а это мой коллега Александр Александрович. Из тени выспупил второй мужчина и вслед за коллегой пожал визитеру руку. "Бывший "Детский мир", - резюмировал про себя Пепел, окинув взглядом второго типа. - Только бывают ли они бывшими?" - Присаживайтесь, пожалуйста, - проявил банальную вежливость Маршал и не стал ходить вокруг да около, сразу перейдя к делу. Пеплу предлагалось заняться писательством. Это была длинная и обстоятельная речь, в которой Маршал коснулся самых разных тем. Упирал на то, что сейчас Полис достиг стабильности, пусть и крайне относительной, но в сравнении с другими станциями представлял собой практически утопию. Что у них есть возможности и ресурсы для создания Пеплу максимально комфортных условий для творчества. Что, в конечном счете, раз среди выживших есть писатель, он должен писать. И главное, людям сейчас как никогда нужно что-то, что может скрасить их существование, дать силы, стойкость и мужество. "Про надежду ничего не сказал, - подумал Пепел. - Хорошо, что хватило ума. Какая уж тут надежда..." А Маршал меж тем перешел к тому, что идея как таковая намного сильнее оружия, даже в мире, который постоянно находится на военном положении и с трудом цепляется за жизнь. - Забавно, - Пепел скрестил руки на груди. - Что именно? - изогнул бровь его собеседник. - Я, по вашему, должен быть проводником идей? И чьих же, позвольте узнать? - Безусловно, мы хотели бы видеть определенный настрой в Ваших творениях, но учитывая обстоятельства и имея представление о Вас и Вашем творчестве, мы готовы предоставить Вам полную свободу слова. - Неужели? Поразительно. Но вот не пойму. Мы живем практически под Библиотекой - разве не проще и быстрее делать рейды за книгами? - Послушайте, Виктор Олегович, - мрачно молвил Маршал, - литература прошлых лет, - безусловно, наследие, которое мы должны попытаться сохранить. Но время идет, и люди уже не могут находиться при свете солнца, рождаются дети, которые не поймут, что такое, скажем, море. Тем, кто сейчас пытается выжить в тоннелях Метро, осознавая, что случилось и чем грозит будущее, лучше иметь более современный костыль, на который можно опереться. - И на Библиотеку мы больше не можем особо расчитывать, - внезапно подал голос "Детский мир". - Саня, что ты... - начал было Маршал, но соратник перебил его, кивнув в сторону Пепла. - Будет лучше, если я расскажу ему, - он всем телом развернулся к Пеплу и отчеканил: - В четверг вечером отряд сталкеров поднялся на поверхность. В их задачи входило навестить два склада и Библиотеку и вернуться на станцию в пятницу до рассвета. Отряд вернулся в субботу вечером. В количестве одного человека. И больше из них не придет никто. - Но причем тут Библиотека? - Пепел не заметил, как сердце пропустило удар. - А в Библиотеке, Виктор Олегович, теперь живут Библиотекари, - медленно проговорил Александр Александрович. Пепел обратил внимание, что при этих словах Маршал непроизвольно вздрогнул, и почувствовал, как у него самого по загривку побежали противные мурашки. - Кто? - Видимо, когда-то они были людьми... - пробормотал Маршал, опустив голову. - Но что за чудовищная сила сделала их такими, мы никогда не узнаем. - Человек, Марш, это сделал человек, - процедил бывший ФСБшник и снова обратил взор на Пепла: - Вы же не сталкер? И не собираетесь? - несколько агрессивно поинтересовался он. - Тогда Вам достаточно будет знать, что единственный выживший после встречи с библиотекарями вряд ли останется в здравом рассудке. Зашить-то наши лекари его зашили, но произошедшее не ампутирует даже самый опытный хирург. Конечно, теперь мы знаем, чего ожидать, и рейды в Библиотеку все-равно будем делать, но ценность письменного слова, и без того будучи заоблачной, сейчас вообще вознеслась к созвездию Ориона. И оба мужчины уставились на Пепла тяжелыми взглядами. Сейчас вся эта сцена предстала перед ним словно наяву. Тогда он не задержался у них надолго, сказав, что все же не собирается больше писать, покинул комнатенку под мрачное молчание ее обитателей. - Писатель... - пробормотал Пепел себе под нос и сделал глоток алкогольной бурды. - Хаха, писатель. Легко вам говорить. Вот только когда в груди дыра...огромная... чтобы жить с ней, чтобы сохранить разум, чтобы вставать с постели, когда приходит время, и добросовестно делать свою работу, способность писать идет в оплату за способность не думать. Пепел одним махом допил коктейль, убрал сахарок и настойку в мешок - до следующей субботы - и, скинув верхнюю одежду, устроился на койке, отвернувшись к брезентовой стене. И вот заключительная часть выходной субботы - продолжительный сон. А не куцее четырехчасовое забытье в рабочие дни. И еще эта настойка местных умельцев обладает странным свойством - после нее Пеплу почему-то всегда снился Лондон. Последний раз он был там в год Игр, и по какой-то неведомой причине сны возвращали его именно в это время. После Удара люди, выжившие в метро, еще несколько недель держали связь с обитателями МКС. Скорее рано, чем поздно настал тот момент, когда никто на МКС не вышел на связь, но они успели передать под землю много важной информации. И именно благодаря им Пепел узнал, что Лондон был стерт в пыль массированными ядерными ударами. Несмотря на размеры лондонского метро, там было слишком мало станций глубокого залегания, так что мужчина не думал, что в бывшей британской столице остались выжившие. Сон сморил его почти мгновенно. И вместе со сном на лицо Пепла упали холодные крупные капли лондонского дождя. Он шел по городу, которого больше нет, вокруг бурлила деловая толпа, спешащая прочь из офисов в мягкий сумрак пабов, изысканность ресторанов и уют своих квартир, уличный музыкант, невзирая на непогоду, играл блюз, мимо проносились даблдекеры, выпуская из- под колес снопы брызг и радуя глаз своим ярким цветом, черные кэбы то и дело возмущенно гудели. А Пепел шел прочь от Трафальгарской площади, засунув ледяные руки в карманы куртки, чувствуя, что промок почти насквозь, и был безраздельно и безоговорочно счастлив.