Слишком холодно

Когда они познакомились с Альбусом, тот был совсем маленьким. Да, с уязвлённым самолюбием и желанием доказать, что он тоже чего-то стоит, но ребёнком, способным ещё доверять и видеть чудо в самых обычных вещах — ползающей по листу букашке, например. А ещё он был похож на весеннего воробья после первого мартовского купания в луже — встрёпанный и взъерошенный, с широко открытыми глазами, живо и озорно глядящими на мир. Глаза — это, конечно, особый разговор. Глаза у Альбуса — замечательные до одури, и не в цвете дело. Блядские они, вот и всё, — большие, спокойные и прожигающие. Да и если вдаваться в подробности, не совсем зелёные: на правом несколько маленьких карих пятнышек. Таким Малфой запомнил Альбуса семь лет назад в свой первый день в Хогвартсе, таким он для него и остался. На окружающих, впрочем, Поттер производил впечатление совсем иное, если не сказать — прямо противоположное. Во-первых, он был крайне необщителен и тяжело сходился с людьми. Во-вторых, Альбус почти не улыбался, даже из вежливости. Впрочем, он никогда и ничего не делал из вежливости — и поэтому казался грубым и безразличным. Учителя (за редким исключением) чувствовали его незаинтересованность предметами, но при этом ничего не могли поделать, и, что их больше всего раздражало, они не могли заставить Альбуса учиться. Ему хватало природного ума и сообразительности, хорошей памяти и умения схватывать на лету, чтобы получать "Выше ожидаемого" по большинству дисциплин. Когда же профессор МакГонагалл, пытаясь вызвать в Поттере хотя бы соревновательный интерес, нарочно занизила ему оценку за тест, Альбус даже виду не показал, что это его задело. О, деланное равнодушие ко всему происходящему — фирменная особенность Альбуса Поттера. Единственное, пожалуй, что могло вывести его из равновесия, — это чужие успехи в квиддиче. До второго курса. После того как Скорпиус так некстати перешёл ему дорогу, безразличие распространилось и на спорт, что позволило Малфою сделать простой вывод: это равнодушие — показное от начала и до конца. Естественная защитная реакция организма, когда хочешь настолько, что вот-вот переступишь ту грань, за которой начинается одержимость и безумие. Вот что так привлекало в Альбусе. Удивительная способность балансировать на этой грани, то и дело заступая за край, но неизменно возвращаясь. Малфой так не умел. Скорпиус вздохнул и лениво скинул с колен учебник по Трансфигурации — на пол. Поссорившись с Альбусом, он нашёл себе отличное занятие: сидеть и размышлять о нём. И дело не в том, что он практически не разговаривал с Альбусом уже вторую неделю. Просто в таком состоянии есть о чём подумать. На душе было до омерзения муторно и гадко ещё и от предчувствия, что тест в среду он завалит. Не то чтобы у Малфоя были какие-то проблемы с учёбой… Но в последнее время само отношение к получению знаний изменилось настолько, что стало просто тошно отводить на это хоть часть времени. Нет, ему и раньше не нравился ни один из предметов, но ещё года два назад он был покладистым и усидчивым умничкой Скорпиусом, а сейчас как-то разучился наступать себе на горло. В этом Альбусу повезло гораздо больше. Альбусу не нравилась Травология — он и не занимался ей. Списывал с кого-нибудь домашние задания и проверочные работы, то и дело страдал от головной боли или тошноты странного свойства, возникающих непосредственно перед уроком профессора Лонгботтома. Зато Альбус любил Тёмные искусства и мог сидеть над очередной книгой из Запретной секции по десять часов подряд. Да что там учёба… Скорпиус даже сладкое любит только потому, что его обожает Поттер… Но вся любовь заключалась в том, что он безропотно таскал Альбусу всевозможные лакомства с кухни. Тот так вкусно лопал обычное пирожное, довольно жмурясь, и так очаровательно тянулся за следующим, что самому становилось сладко. Увлечений у Малфоя не было. Разве только квиддич. Скорпиусу нравился этот вид спорта, но уже намного меньше, чем до того, как он оказался в сборной. Во-первых, и самое лучшее приедается, особенно когда жизнь превращается в сплошную тренировку. Даже сами матчи — как одна затянувшаяся репетиция, в которой нужно выполнить определённые условия, чтобы закончить её правильно. Поймать снитч — это его задача. Во-вторых, оказалось, что любой спорт — ещё и политика. Взятки, ставки, денежные махинации, попытки подкупить судью… Это наводило на Малфоя такую тоску, что хотелось лезть на стену. Он и на Асаби обратил внимание только по одной причине: — Это всё удивительно быстро надоедает, правда? — улыбнулась она ему после матча, когда команды обменивались рукопожатиями. Впрочем, квиддич был неразрывно связан с занятием, нравившимся ему на данный момент больше всех, — сон. После сумасшедшей тренировки так приятно расслабиться, лёжа в ванной, а затем отдаться во власть блаженной усталости и уснуть. Сегодня тренировки не было. И он понял, что может так просидеть на кровати, дуясь на жизнь, до самого утра. Скорпиус уныло покосился на учебник на полу. Бездумно уставился на обложку, проклиная своё вялое безразличное состояние, и потянулся к прикроватной тумбочке за Снотворным зельем. Не мытьём, так катаньем. Унизительно, конечно, но куда денешься. Он уже спал, когда вернулся Альбус. Тот осторожно подошёл к кровати Скорпиуса и прислушался, наконец уловив его размеренное, спокойное дыхание. Полог был задвинут не до конца, и Альбус осторожно заглянул внутрь. Глупо улыбнувшись открывшейся картине, по-ангельски сонной, он с трудом наклонился и приставил к ножке кровати пустую бутылку из-под хереса. Затем вздохнул и присел рядом, не боясь, что Малфой проснётся — за шесть лет Поттер изучил его повадки настолько, что мог с уверенностью сказать: сегодня Скорпиус зачем-то выпил сонное зелье на ночь, потому что обычно он спит только на боку, положив руку под голову и подтянув ногу, согнутую в колене, к груди. Если же Малфой принял снотворное, то всегда лежит на спине. — Чем меньше я тебя вижу, тем меньше думаю о тебе, — прошептал Альбус, вглядываясь в спокойное лицо Малфоя. — Но когда вижу, понимаю, что безмерно устал. И мне хочется только одного — прекратить всё это. А что это «всё»… я не знаю. — Слышал бы ты, что мне рассказала эта старая стрекоза, — добавил он, помолчав. — Оказывается, это ей когда-то пришло в голову брякнуть пару Пророчеств, испортивших всем жизнь. Но я был прав, отец не мог победить Вольдеморта просто так: «Ему дарована сила, о которой неведомо Чёрному лорду»… Я хотел ещё выведать у неё, что это за сила, но она, видимо, переборщила с хересом. И я... наверное, тоже переборщил. В любом случае, боюсь, мне теперь придётся сходить на Прорицания, потому что эта Трелони явно может рассказать что-то ещё. Не знаю, зачем я тебе это всё... Ты же спишь, — он протянул руку, с явным намерением погладить Скорпиуса по щеке, но почему-то остановился. — Хотя, наверное, это и хорошо. Я так устал. «Ладно, Альбус. Но это — последний раз», — подумал он и, скинув одежду, улёгся рядом, чувствуя, как мгновенно расслабляются скованные напряжением мышцы. — А ты ведь прав, Малфой, — со странной улыбкой пробормотал Альбус, прижимаясь к спящему Скорпиусу и обнимая себя его рукой. — Я тобой пользуюсь... * * * Завтрак Инсе проспала. Прикинув, что до начала обеда у неё есть около полутора часов, она наскоро оделась, собрала волосы в неаккуратный хвост, и, побросав в сумку необходимые тетради и учебники, направилась в библиотеку. Последние несколько дней Инсе могла думать только о предстоящем визите к Слагхорну, поэтому неудивительно, что за сегодня ей предстояло сделать два письменных задания по Трансфигурации и провести сравнительный анализ действия Умиротворяющего бальзама — одного сваренного точно по инструкции, а второго недостаточно долго томившегося на медленном огне. И ещё написать небольшую биографию одного из трёх волшебников, вступивших в Международную конфедерацию магов незадолго до памятного 1955 года. Предчувствуя, что проведёт этот день не лучшим образом, Инсе в самом скверном расположении духа разглядывала корешки на полках нужной секции. Набрав огромную стопку увесистых томов, она, пыхтя и жалобно вздыхая, отнесла их на ближайший столик, за которым, уронив голову на какой-то толстый фолиант, спала одна из учениц. Судя по огромной медно-рыжей копне волос, надёжно защищающей свою обладательницу от лишних взглядов, — Лили Поттер. Инсе подошла поближе и села рядом, подняв перо, выпавшее из расслабленных пальцев и валявшееся на скамейке. Слева на столе лежал пергамент с сочинением по Истории Магии, последняя строчка которого оканчивалась огромной кляксой. Инсе осторожно наклонилась и, откинув несколько прядок с лица Лили, оглушительно дунула в ухо. Та вздрогнула и, дёрнувшись, подпрыгнула на месте, резко подняв голову и непонимающе уставившись в пространство. Увидев Инсе, Лили выдохнула, облокотившись на руку. — Зачем пугать-то так? — всё ещё сиплым после сна голосом спросила она. Инсе виновато пожала плечами и заметила: — Это выглядело крайне мило. Ты дышишь как загнанный кролик. — Удивительно, — всё пытаясь отдышаться, съехидничала Лили. — Как прошёл твой ответственный и очень важный визит?.. Ждём очередную скандальную статью авторства несравненной Панси? — Нет. Полный провал, — Инсе покачала головой и, покосившись на стопку книг, добавила: — Скажи какую-нибудь цифру. До восьми. — Восемь, — улыбнулась Лили. Инсе послушно вытащила последнюю книгу из стопки и схватилась за голову. — Зелья! Нет, только не эта дрянь, — захныкала она. — Да откуда я знаю, что случится с этим Умиротворяющим бальзамом, если его недоварить?.. Лили прыснула. — Это очень легко. Тут тебе даже книжка не нужна, главное знать свойства компонентов. — Например? — Вот смотри. Основной ингредиент этого зелья какой?.. Инсе неопределённо пожала плечами. — Сушеница болотная, — поворчала Лили, чувствуя, что становится похожей на Розу. — Именно из-за её вяжущих свойств бальзам имеет густую консистенцию. Если рано снять его с огня, то он получится более жидким и слабым. Но зато дикий ясминник при минимальной термической обработке быстрее влияет на человека из-за сильного кумаринового запаха… И получается, что такой бальзам будет менее эффективным, но зато подействует почти мгновенно. — Я так и запишу, ладно? — Инсе потянулась за чистым пергаментом. — Только ты мне название этого запаха продиктуй по буквам… — Хорошо, — Лили театрально вздохнула. — Это же совсем легко… — Конечно, — кивнула Инсе. — Если у тебя есть предрасположенность к этому. Тогда тебе не нужно связывать причину и следствие. Ты просто знаешь — ах, у этой травки двудольные чашелистики, поэтому они помогают от головной боли. А слизь этого червяка содержит бурые вкрапления, что свидетельствует о наличии в нём яда. И вообще — они крайне подходят друг другу, поэтому из них можно сварить отличную Амортенцию. Главное помешивать нечётное количество раз против часовой стрелки. Почему именно так?.. Да потому что у червяка оранжевые поперечные полоски на пузе, как говорит один из самых талантливых зельеваров Нецауалькойотль. Изумительная логика! Что ты смеёшься? — возмутилась Инсе, но не удержалась и улыбнулась сама. — Двудольные чашелистики, — хохотала Лили. — Хотела бы я на них посмотреть. Впрочем, — добавила она уже серьёзно, — папа говорит, что это у меня от бабушки. У неё была просто поразительная способность к Зельеварению. На выпускном экзамене она набрала на тридцать баллов больше максимально возможного количества. Улыбка мгновенно исчезла с лица Инсе. — Подожди, — она наморщила лоб. — Как звали твою бабушку?.. — Как меня. Лили Поттер. В девичестве Эванс. — Шутишь, — выдохнула Инсе. — А что? — непонимающе глянула на неё Лили. — Нет, просто… Лили с удивлением отметила, как живо отреагировала на эту новость обычно спокойная и уравновешенная Инсе. Она, казалось, крепко задумалась, отчаянно пытаясь что-то понять. Было в этом что-то смешное, даже детское. С таким живым нетерпением Хьюго складывал паззлы, когда оставалось три-четыре детали, чтобы закончить. Тогда он быстро хватал кусочек и, не смотря на рисунок, пытался вставить его во все пустые места. — Слушай, — наконец протянула она, — а у тебя случайно нет её колдографии?.. — Есть, одна. Но зачем, — снова попыталась спросить Лили, но Инсе, тут же вскочив с места, перебила её: — Тогда так. Ты сейчас идёшь к себе за этой колдографией. Встретимся через пятнадцать минут во дворике. Там я всё тебе объясню. Мне нужно кое-что проверить, — с этими словами она убрала несколько книг обратно на полку и поспешила из библиотеки. Оставшись одна, Лили пожала плечами, вздохнула и, смахнув разложенные на столе пергаменты в сумку, направилась в гостиную Гриффиндора. Она уже не помнила, как они подружились с Инсе и почему. Довольно редкий для Хогвартса случай — дружба учеников, разделённых не только возрастом, но и факультетами. Когда Лили была маленькой, она мечтала поскорее попасть в школу, думая, что наконец-то сможет слушать истории Джеймса столько, сколько захочет, сможет дурачиться и часами болтать с Альбусом и Розой. Но всё получилось не совсем так. Джеймс к тому времени был уже слишком взрослым, чтобы уделять внимание младшей сестре, у Розы из-за дополнительных занятий и учёбы не хватало на неё времени, а Альбус и вовсе оказался в Слизерине. С Инсе они познакомились смешно. В библиотеке. Лили срочно нужно было дописать домашнее задание по Травологии, и она рискнула пойти туда вместо завтрака, прихватив с собой несколько сандвичей и бутылочку тыквенного сока. Именно этот сок и оказался на одном из чрезвычайно редких фолиантов, который мгновенно принялся орать на весь зал. Приносить еду в библиотеку было строжайше запрещено, а нарушение школьных правил грозило ей минимум неделей отработки, поэтому Лили уже приготовилась с высоко поднятой головой встретить смерть в лице мадам Пинс. Но ей на помощь пришла странного вида рассеянная и задумчивая третьекурсница. Одним взмахом палочки она не только заставила сочинения Гиацинта Бьондо умолкнуть, но и остановила сок от дальнейшего распространения по столу и остальным ученикам. Так они начали общаться. Лили забежала в спальню, вытащила из чемодана альбом, подаренный ей родителями на одиннадцатилетие, и поспешила вниз из башни. Инсе уже поджидала её на скамейке во внутреннем дворике замка. — Держи, — Лили протянула ей альбом, открывая его на нужной странице. — Это мои бабушка и дедушка на прогулке в парке. Они уже помолвлены, но свадьба состоится ещё только через два месяца. — Ты — вылитая её копия, — потрясённо прошептала Инсе, вглядываясь в молодую женщину, стоящую на узкой парковой аллее. Рядом высокий мужчина в длинном пальто обнимал её за талию, держа в другой руке огромный вафельный рожок. — Все, кто знал её, так говорят, — немного грустно заметила Лили. — Мы и правда очень похожи. Но есть одно существенное различие. У неё глаза зелёные, как у Альбуса, а у меня — карие, в маму. — Да? — задумчиво спросила Инсе, проводя пальцем по краю колдографии. — Это ничего, — вдруг хитро улыбнулась она. — Это мы исправим… Её тон заставил Лили неприятно поёжиться. — Что ты имеешь в виду?..