Слишком холодно

Мир перевернулся, сделал кульбит в воздухе и с легкостью акробата, только что выполнившего тройное сальто-мортале, встал на место. Всё было прежним — и все было другим. Роза до сих пор не могла прийти в себя, внутри осталось странное, звенящее безмолвие. Она видела, как плачет её мама и как отец прикладывается к огневиски. Она хотела бы забыть, как потом украдкой смахивает слезы с воспаленных глаз отец, а мама уверенным движением откупоривает бутылку и делает глоток, когда думает, что никто не видит. Роза всегда считала себя взрослой, она была серьёзней и умнее сверстников и получала удовольствие от общения с людьми старше, в них чувствовался опыт, которого не хватало легкомысленным однокурсникам. Сейчас она готова была смеяться над собой — вот, взрослая! Забилась в угол и дрожит от страха, потому что впервые почувствовала, что родители тоже могут быть слабыми и беспомощными, убитыми горем... и что они тоже — не вечны. Каково сейчас Лили... Альбусу, Джеймсу. Роза боялась даже представить. Семнадцати лет недостаточно, чтобы примирить с алогичностью судьбы такую начитанную зануду, которая раньше наивно полагала, что по книжкам можно научиться жизни и подготовиться к любым ударам. Теперь Роза не знала, во что ей верить. Тяжкая влюбленность в Малфоя была первой трещиной в непробиваемой стене, защищающей Уизли от реальности, а смерть дяди Гарри выбила несколько камней из основы — пока Роза еще могла наслаждаться шатким равновесием, но теперь достаточно было простого порыва ветра, чтобы все обрушилось на землю, а из образовавшихся отверстий уже задувал сквозняк и струился чуждый, опасный, но манящий свет другого мира. Мира, где черное может быть и белым, и серым, и зеленым, и теплым, и мягким — с какой стороны посмотреть. Люди в Норе превратились в единый, спаянный организм, похожий на моллюска, которому оторвали пару щупалец, — подобравшись в напряженный комок, он несколько часов просидел без движения, забившись в раковину, пока не утихла боль и не покрылись тонкой пленкой раны, а теперь постепенно выползает наружу, намереваясь перебраться в другое место и жить дальше. Энтузиазм покалеченного, спасающегося бегством животного. Оцепенение спало, пришло время готовиться к похоронам. Добрая сотня сов с письмами разлетелась по всем уголкам мира — Роза потратила весь вчерашний день, чтобы помочь бабушке найти и написать адреса. Бабушка Молли... Только сейчас, глядя в её лицо, вдруг преисполнившееся не только скорби, но и странного, болезненного величия, Роза поняла, что у той за плечами две магических войны, и в обеих её бабушка теряла близких, а во второй похоронила собственного сына. И даже потом, в мирное время, ей раз за разом приходилось отдавать смерти родных людей, сначала мужа, теперь зятя. Роза смотрела на неё сверху вниз — бабушка Молли была ниже почти на голову, женщина, целиком посвятившая себя семье... она далеко не всегда ладила со своей невесткой, мамой Розы, которая считала свекровь чересчур аморфной и домашней, зацикленной на банальном и примитивном быте. Единственная, кто сейчас в состоянии руководить — писать письма, разговаривать и спорить с аврорами, и при этом следить, чтобы в доме всегда было свежее молоко, куры накормлены и вовремя готов завтрак. Насколько сильной и несгибаемой нужно быть, чтобы так... Роза помогала ей с самопожертвованием и готовностью мазохиста — мыла, терла, скребла, и неожиданно для себя позабыла о Скорпиусе. Совсем, его образ вылетел у неё из головы на несколько дней, и теперь, когда она выкроила свободную минутку, чтобы почитать, потому что устала и натруженные руки с непривычки опухли... Малфой вдруг представился ей нереальным, далеким и вовсе не таким привлекательным. Розе трудно было в это поверить, но она вдруг поймала себя на мысли, что больше, чем его любви, она хочет мести — за нелюбовь. «Ритуалы разделения» нельзя было назвать легким чтивом, но Роза, как прилежная ученица, сидела над каждым предложением до тех пор, пока смысл не становился понятен. Сейчас ей вдруг захотелось отложить нудную рунопись и взяться за что-нибудь приключенческое, легкое и полное неожиданных поворотов сюжета, загадок, заговоров, тайн… Главное, чтобы без постельных интрижек и любовных линий — для этого рана была еще слишком свежей. Поднявшись к своему излюбленному месту, верхним ступенькам лестницы, ведущей на чердак, Роза услышала сверху какое-то отдаленное бормотание, множество голосов сливались в один, энергичный и сильный, но не стоило большого труда понять, что все они были детскими. Она, кажется, даже могла различить Хьюго, из-за подросткового возраста в последнее время низко сипевшего, с нотками прорывающегося баса. Уизли приоткрыла дверь на чердак и вздрогнула, услышав требовательный и отчетливый хор: — Ну почитай ещё! Асаби, почитай еще! Пожалуйста, почитай, почитай! Холлингсворт, завернутая в теплый плед, сидела у единственного круглого окошка в старом и скрипучем кресле-качалке, принадлежащем ещё дедушке Артуру, рядом причудливым облачком парили зачарованные свечи, а вокруг огромного блюда с печеньем, зефиром и сладостями тесной кучкой, тоже укутанные в пестрые домашние одеяла, как племя индейцев у великого костра, разместились дети. Помимо Хьюго здесь были и довольно взрослые Люси, дочка дяди Перси, и Луи, сын дяди Билла. Люси чем-то напоминала Розе школьное привидение Плаксу Миртл — такая же забитая, скромная, обидчивая, с тонкими каштановыми волосами, вечно собранными в две косички, на концах которых болтались резинки с переливающимися аляповатыми цветами, будто они могли скрасить глубоко посаженные глаза, нос картошкой, узкий подбородок, делавший лицо почти треугольным, и огромные круглые очки, из-за которых она была очень похожа на надменного Перси. Что странно — при всех явных физических недостатках Люси нельзя было назвать некрасивой, в ней угадывалось странное, болезненное очарование, которое есть во всех молчаливых тихонях. Рядом с ней её ровесник Луи казался настоящим произведением искусства. Наверняка в Шармбатоне его окружали стайки вздыхающих девочек в состоянии легкого полуобморочного опьянения, более решительных и забрасывающих откровенными посланиями девушек и молоденьких преподавательниц, искренне обожавших такую очаровашку. Было за что. Мальчику достались тонкие, изящные и нежные черты лица матери, огромные, чуть подернутые поволокой карие глаза отца, а рыже-медные волосы отливали серебристо-седой платиной. Их дружба с Люси казалась Розе несколько странной. — Ой, я и не знала, что у вас тут посиделки, — смущенно произнесла Уизли, пряча "Ритуалы разделения" за спину. — Асаби читает нам сказки, — повернувшись к ней, звонким голосочком гордо ответила Алиса. Или Августа — маленькие семилетние сестрёнки Лонгботтом, хотя и не настоящие близнецы, как развалившиеся рядом Лоркан и Лисандер — семейство Скамандеров прибыло в Нору по каминной сети сегодня утром, — но они так похожи друг на друга, что Роза вечно их путала. Холингсворт, похоже, собрала здесь целый детский сад. Самая маленькая Роксана Уизли нетерпеливо подергала Асаби за юбку: — Так что сэр Невезучий? Он пошел с ведьмами искать фонтан феи Фортуны, да? Холлингсворт со вздохом покосилась на книжку в руках, заложенный меж страниц уголок пледа отмечал место, где она остановилась. — Я так охрипну с вами, — слабо улыбнулась она, открывая «Сказки Барда Бидля», судя по дорогущей тисненой кожаной обложке, собственность Луи. — Подменить? — неожиданно для себя предложила Роза. — Буду очень признательна, я тут уже часа полтора изображаю Оле Лукойе. Почему-то Уизли согласно кивнула, делая вид, что прекрасно понимает, о ком речь. Видимо, не могла позволить себе признать, что девушка Скорпиуса превосходит её в какой-то области, пусть это касалось только некоего неведомого Оле с труднопроизносимой фамилией. Роза послушно взяла у Асаби томик, на мгновение почувствовав запах её духов, слишком легкий, романтичный и цветочный для такой напористой, спортивной особы. Свежие мандариновые нотки причудливо переплетались с нежностью розы и благоуханием пионов. Уизли уселась в круг, приманив к себе поближе одну из свечей. Внимательные мордашки не сговариваясь повернулись к новой сказочнице, а Холлингсворт усадила на руки Роксану, попытавшуюся вскарабкаться по пледу ей на колени. Видимо, девочка подсознательно чувствовала в смуглокожей Асаби сходство с её мамой и поэтому доверчиво льнула к ней. Роза прокашлялась и начала читать: — И вот три волшебницы вместе с приунывшим рыцарем двинулись по озаренной солнцем тропинке в глубь зачарованного сада. Вокруг росли редкие травы, диковинные цветы и плоды. Никаких препятствий не встретилось на их пути, пока не подошли они к подножию холма, на вершине которого бил источник... Да, она хорошо помнила эту сказку, но помнила по-детски, сейчас же слова приобретали другой, куда более жизненный смысл. Вековая мудрость, истертая и отполированная временем, как ступени древнего храма, истертые и отполированные тысячами ног, снова предлагала ей средство избавления от боли — уже взрослой ей, казалось бы, больше не нуждающейся в красивых историях. Она помнила — как несчастно влюбленная ведьма Амата, чтобы пересечь волшебный ручей на пути к Фонтану, отдала все свои воспоминания о возлюбленном, и в конце долгого пути в её душе не осталось ничего, кроме радости, что она наконец-то смогла избавиться от невыносимого груза. Роза жадно скользила взглядом по строчкам, и сейчас эта сказка была ей нужнее, чем любому ребенку. — Шутиха упрыгала далеко-далеко, а на пне поставили золотую статую старой прачки, и никогда больше в том королевстве не преследовали волшебников, — дочитала она и закрыла книгу. — Всё, пора спать. На этот раз возражений не было. Алиса и близнецы Скамандеры отчаянно зевали, а маленькая Роксана и вовсе посапывала, уронив голову на плечо Асаби. Роза спускалась с чердака в хвосте этой странной детской процессии, чувствуя, как что-то у неё в душе неуловимо изменилось. Холлингсворт тоже была молчаливой и притихшей. Только после того, как они помогли старшим уложить детей, Асаби, явно с трудом подбирая слова, сказала: — По-моему, это неправильно, — она зябко поежилась, словно от сквозняка, и поправила плед на плечах. — Я помню, когда я была маленькой, шла война и кто-то постоянно умирал... Так вот, детей отводили к соседям, чтобы они не видели смерти, и не разрешали им присутствовать на похоронах до двенадцати лет. Мне жаль этих малышей, они ведь толком не понимают, что случилось. — Разумно, но сейчас их просто не с кем оставить. Вот увидишь, уже завтра народу здесь будет втрое больше, — пожала плечами Роза. — Это просто нужно пережить... — Просто нужно пережить, — эхом повторила Асаби, но интонации были отстраненными, растянутыми, словно эта фраза относилась не к настоящему, а к старой, но всё еще отдающей болью ране из далекого прошлого. Сейчас Холлингсворт была немного похожа на бабушку Молли — такая же не по годам взрослая, умеющая находить смысл жизни в том, чтобы просто собрать растерянных, бегающих по растревоженному дому малышей на чердаке, и до хрипоты читать им сказки. Видимо, любая война оставляет людям в подарок похожие шрамы. После позднего ужина Роза, осторожно прокравшись в их комнату, отыскала на туалетном столике Асаби маленький квадратный флакончик с розовым бантом в виде пиона, повязанным на крышке, сделанной в форме песочных часов. Сами духи тоже были нежно-розового цвета. Уизли осторожно открыла их и принюхалась — да, это был тот легкий, чарующий, романтичный и чуть терпкий запах. Она поднесла флакон к шее и несколько раз нажала на распылитель — жидкость приятно холодила кожу, а потом, испарившись, окутала Розу необыкновенным ароматом. Она почувствовала себя престранно, но определенно лучше. И внезапно поняла, что никогда не пользовалась парфюмом, да и вообще косметикой или специальными чарами. Кажется, сейчас она могла бы даже вспомнить заклинание для завивки ресниц, но раньше ей никогда не приходило в голову, что она, Роза Уизли, может применить его на себе. Ей захотелось прямо сейчас отправиться в Косой переулок и на все имеющиеся карманные деньги накупить дорогих духов, а потом кружиться по комнате в волнах ароматов — цветочных, пряных, фруктовых, древесных, морских...