Слишком холодно

Когда в купе в очередной раз постучали, Инсе не выдержала. Резко вскинув руку с зажатой в ней палочкой, она буркнула заглушающее заклятье в сторону двери. Стук стих. Заплаканная Лили благодарно покосилась на Инсе, не отрывая лба от холодного стекла, — поезд покинул окрестности Лондона и теперь шел мягко, плавно покачиваясь. За окном один за другим сменялись зимние пейзажи — рощи с низко наклонившимися под тяжестью снежных шапок деревьями, цепи молочно-синих холмов, блестящих под лучами слабого солнца, покрытые льдом озера и реки. Время будто остановилось, но Инсе четко понимала — так только кажется. Всего через пару-тройку часов Хогвартс приветливо распахнет перед ними двери. Интересно, каково будет ехать в Хогвартс-экспрессе в последний раз? Совсем в последний. Что ж, полгода — и она узнает. — Агуаменти! — произнесла Инсе, снова наполнив водой опустевший стакан Лили. — На, сделай еще пару глотков. — У меня внутри уже булькает, — коротко усмехнулась та, но всё же подвинула стакан к себе. — Вот уж не думала, что так будет... — Ну, этого следовало ожидать, — не слишком уверенно предположила Инсе. — Твой отец всё-таки был важной фигурой, его смерть, — она с трудом сглотнула, но быстро взяла себя в руки, — потрясла считай всю магическую Британию. Многие хотят выразить свои соболезнования лично... — Нужны они мне, — буркнула Лили. — Еще как нужны, — в свойственной ей манере ответила Инсе. — Что, было бы лучше, если бы их не было? Конечно, сейчас ты уже можешь сделать вид, что тебе плевать на сочувствие других, но это только потому, что оно, это сочувствие, есть. Да, неприятно, когда на тебя бросают тревожные взгляды добрых три четверти собравшихся на перроне, но излишнее внимание лишь раздражает, а вот равнодушие способно убить. Лили только хмыкнула в ответ. Ох уж эта Торесен и её фирменный экспертный тон. «Равнодушие способно убить». Захотелось поинтересоваться у драгоценной Инсе, что будет, если её равнодушие таки убьет саму Лили. Впрочем, пустые философствования Лили никогда не увлекали. Наверное, для того, чтобы на полном серьезе думать о гипотетических проблемах и мучиться поиском смысла жизни, нужен особый склад ума. Вот как у Инсе или Альбуса. Даже Роза не такая, ей интересны логические задачки, древние языки, руны и нумерология... Она стремится к знаниям там, где что-то действительно можно узнать, а Лили... Вот странно — у Лили даже отметки частенько были выше, чем у Альбуса или Инсе, но на фоне обоих она все равно ощущала себя... ну, не глупой, но не далеко не такой умной, как они. Её, правда, никогда это не обижало и не заставляло чувствовать себя в чем-то ущербной. По Зельям Лили, к примеру, могла с легкостью обойти всех в классе. Просто жизнь она видела как-то по-другому. Взять Розу. Она же сама на себя была не похожа в последние полгода, настолько тяжело переживала свое неразделенное чувство к Скорпиусу. Лили на её месте никогда не позволила бы плотной завесе отчаяния отгородить её от окружающего мира. Даже когда Поттер догадалась про Панси... она все равно твердо решила, что будет поддерживать и оберегать Инсе хотя бы в Хогвартсе, потому что нужна ей. Пусть только на время обучения, пусть сейчас осталось всего полгода... Полгода. Что-то тягостно сжалось в груди. Лили подняла голову, потерла замерзший от холодного стекла лоб и села прямо, немного откинувшись на спинку сиденья. Ей вспомнилось, как она впервые в жизни увидела Хогвартс-экспресс — необычное магловское изобретение, огромную, выкрашенную в алый махину, пускающую клубы пара. На платформе толпились ученики и провожающие, и Лили нужно было ждать целых два года, чтобы пойти в школу. Но она дождалась. Почему-то казалось, что не так уж давно это и было. Тогда весь путь до Хогвартса Лили буквально не отлипала от стекла, её завораживали мелькающие в окне рощи, загородные домики, быстрые ручьи, очаровывало плавное покачивание вагона и перестук колес... и к вечеру от почти неощутимой тряски в поезде она стеклом набила себе шишку на лбу, которую на распределении и несколько дней после прятала под челкой. Ей было стыдно рассказать брату или пойти в медпункт, это гарантированно значило бы получить от матери в конце первой недели письмо на три страницы, две из которых — с сочувственными просьбами быть аккуратней. Нет, равнодушие не способно её убить, вот и все. Впрочем, Лили чувствовала, что отношение Инсе к ней с каждым днем меняется — постепенно, мучительно. Что-то не давало Инсе покоя, что-то раскалывало её на части, своя, внутренняя боль сделала её одновременно тверже, но и жалостливей к другим. Откуда-то из-под привычного панциря цинизма по отношению к Лили вдруг начала прорываться доброта. Ярко-алый корпус паровоза, рассекая звенящий морозный воздух будто наконечник стрелы, вылетел на мост. В такие моменты, если смотреть в окно строго перед собой, кажется, что взлетаешь. Внизу на замерзшей поверхности реки четко выделялись темные области - тонкий лед. Если Хогвартс-экспресс вдруг перевернется... Лили представила, как гусеница вагонов, накренившись, валится вниз, от удара стонет и скрежещет металл, обжигающе холодная вода вскипает из-под треснувшего льда... До смеха маловероятное событие, но Лили вдруг снова захотелось плакать. Вместо этого она силой заставила себя сделать еще глоток воды. От слез разболелась голова. Сейчас Лили и сама не понимала, почему вдруг разрыдалась. Ей даже в Норе удавалось сдерживаться и не плакать днем. Вчерашняя суматоха, сборы, попытки вспомнить, какие из учебников она брала домой на каникулы — брала ли вообще?.. Краткий и осторожный разговор с матерью, после которого к сердцу будто булыжник подвесили, тяжелый, пригибающий к земле, тянущий. Лили вздыхала, но смотрела на мир сухими глазами, а сейчас вот... Эти сочувственные взгляды, настороженные и даже растерянные лица — это там, в них, было что-то страшное, горькое и до тошноты унизительное, что настолько растревожило, разбередило душу. В Хогвартсе будет легче не скучать по отцу, но гораздо сложнее не думать, что мама осталась там... Лили решила, что будет отправлять ей по письму хотя бы раз в неделю. Нет, так часто — выйдет вымученно и натужно, даже подозрительно, лучше раз в две недели, но не отписку, а что-то настоящее, искреннее. Надо будет и Альбуса попросить писать домой, хотя бы раз в месяц, только вряд ли он будет, конечно же. Мальчишки все такие твердолобые... Лили вздохнула. За окном стремительно темнело — деревья проносились мимо размытыми силуэтами, и то ли от этих нечетких, мелькающих перед глазами очертаний, то ли от количества выпитой воды её замутило. Тошнота подступила к горлу тугим комом, Лили с трудом сглотнула и закрыла глаза, стараясь глубоко и размеренно дышать. Стало легче, и уставшая от слёз Поттер провалилась в тревожный сон. Лили проснулась с тягостным чувством, что за тот короткий промежуток, пока она дремала, ей приснилось что-то редкостно отвратительное, только вот она не помнила ни сюжета, ни смысла, ни каких-то образов... ничего. Напротив неё Инсе читала книгу в самодельной обложке при свете палочки — странно, что свет в купе еще не включили... или это Торесен специально выключила его заранее, чтобы не разбудить Лили. Сама эта мысль была странной, щекочущей изнутри. Лили с детским любопытством и удивлением принялась со всех сторон рассматривать это небольшое проявление заботы по отношению к себе. Инсе частенько казалась холодной, самодовольной и надменной и, хоть она не была совсем уж лишенной сострадания зверюгой, нечасто вызывалась помочь первой и крайне редко жертвовала своими интересами. Сейчас, к примеру, Торесен было бы гораздо удобней читать книгу при нормальном освещении. Да и... выходит, она подумала об этом заранее, как только Лили задремала, поскольку нужно было выключить лампы... Чтобы Инсе предусматривала мелочи, которые её никак не касаются, заранее? Лили демонстративно потянулась, показывая, что не спит. С чего она, в самом деле, так привязалась к этому свету... Может, его во всем поезде нет. Она выглянула в окно — по бокам вдоль дороги вместе с вагонами бежали желтые квадраты света, льющегося из других купе. Инсе будто бессознательно извинялась перед ней за что-то. За что? Вероятно, она наконец поняла, что Лили не шутит про свои чувства — может быть, в них вообще не разбирается и не понимает, но не шутит! И теперь Инсе стыдно, потому что она не знает, как ей избавиться от Лили. Логично, но слишком уж натянуто, не в характере Инсе. Она скорее уколет болезненной правдой, чем жалостливо промолчит, скорее покажет свой гордый нрав, чем отступит, склонив голову. Когда-нибудь Лили наберется смелости и спросит Инсе об этом прямо, в лицо — та не станет юлить и отпираться. Пока же... пусть все идет как идет. Пусть её ледышка Торесен думает, решает сама. Все равно насильно мил не будешь. — Включай свет, не мучайся. Голос со сна был хриплым, и Лили сделала еще несколько глотков воды, чтобы смягчить горло. Наглядная демонстрация круговорота воды в природе — сначала пить, затем плакать. — Может, поспишь еще? Лили в ответ только покачала головой. Она все еще неважно себя чувствовала, но именно поэтому лучше было дождаться вечера, когда она наконец сможет забраться в кровать в спальне девочек, ставшую почти родной. Жаль только, что завтра уже на занятия. — Ну ладно, — Инсе включила лампы и убрала волшебную палочку. — Лицо сильно опухшее? — спросила Лили, хотя сама прекрасно чувствовала, как горят веки и щеки. — Порядком, — честно призналась Инсе. — Тебе бы сходить умыться. Лили затравленно глянула на дверь. — Я не хочу выходить. — Понимаю, — Инсе потянулась к своему рюкзаку и достала оттуда носовой платок. — Тогда намочи водой и протри лицо. Станет легче. Лили послушалась. Во-первых, ей было абсолютно всё равно сейчас, что делать, лишь бы её не трогали. Во-вторых, от этого действительно стало легче. Во-вторых — кто-то украл Инсе, и теперь вместо неё абсолютно незнакомая девушка под Оборотным. Вспомнить бы, когда это произошло. Когда Лили рискнула выдать на-гора план по обустройству их дальнейшей жизни? Когда отец умер? Или еще раньше — когда его только забрали в больницу, Инсе была сама не своя. Лили поначалу решила, что это из-за платья и туфель на каблуках. Но сейчас и платье, и туфли спрятаны в чемодан — наверняка на самое дно, в угол, а Инсе... Лили вздохнула. Её голова решительно отказывалась соображать. — Спасибо, — она вернула платок Инсе, та высушила его заклинанием и убрала обратно. — Что читаешь? Инсе несколько замялась, прежде чем показать Лили разворот с названием. «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора». — Ты же её наизусть почти знаешь, — улыбнулась Лили. — Есть такое, — неожиданно признала Инсе. — Мне недавно в голову пришла одна мысль, хочу её проверить. — Это что-то, связанное с тем воспоминанием? — поборов вспышку недовольства, спросила Лили. — Не совсем. Мне начинает казаться, что Панси далеко не все мне про него рассказала. В этот раз Лили ничего не смогла с собой поделать. При упоминании Панси её буквально затрясло. — Потому что эта твоя Паркинсон — циничная врунья, для которой нет ничего святого! Не знаю, как ты можешь к ней хорошо относиться... Сколько отборных помоев она вылила на мою семью в своей статейке, когда папа попал в Мунго! — Вот именно, — Инсе обреченно вздохнула. Лили даже опешила. — Сама подумай, — недовольно буркнула Инсе. — Панси каким-то образом удалось узнать, что произошло в Норе, буквально несколько минут спустя. Она успела примчаться в больницу, собрать сведения, накропать статью, чтобы выпустить её почти в самое Рождество, когда ни один семейный волшебник не будет читать газеты, даже срочный выпуск! — Ты и сейчас её защищаешь, — растерянно и горько произнесла Лили, потеряв все силы спорить. — По мне так она... просто плохой человек, которому доставляет удовольствие высмеивать чужое горе. А уж ради того, чтобы сделать это первой... Подумаешь, Рождество. Утром зато все прочтут. Следующее «вот именно» Инсе благоразумно решила оставить при себе. Как же её смущала эта статья. Панси, в отличие от Риты, не анимаг, это совершенно точно, а в Нору сложно попасть без приглашения. Откуда такая быстрота? Что если Панси следит за ней? Инсе с ужасом осознала, какой была дурой. Она так легко сбросила со счетов Панси! Да, та сказала ей забирать Омут и больше не возвращаться, но с чего Инсе взбрело в голову, что теперь Панси оставит поиски? С чего вдруг? Из благородства? Воспоминание Слагхорна нужно ей не меньше! У Инсе даже голова закружилась. Как же сделать так, чтобы Лили ни о чем не догадалась? Запудрить ей мозги, ответить на чувства, притвориться? — Я не знаю, какой она человек, Рыжая. Сложный. Знаю только, что Панси ничего не делает просто так, из любви к искусству. Неспроста она эту статью затеяла. «Возьми Омут и уходи?» Слишком уж легко Панси отказалась от борьбы. Лили вздохнула. Если бы Инсе стремилась понять её хотя бы вполовину так же сильно, как сейчас пыталась понять Панси... Угу, если бы. Поддавшись импульсу, Лили села рядом с Инсе и, пристально всматриваясь в её лицо, ответила: — Зато ты знаешь, какой я человек. Это воспоминание напрямую касается моей семьи, а Панси пытается разнюхать что-то про моего отца. Наверняка чтобы написать продолжение в серии. «Судьба и смерть Гарри Поттера», как звучит! — скривившись, она кивнула в сторону книги Риты Скитер. — Но я не собираюсь идти плакаться в аврорат, хотя там по первому моему слову эту Паркинсон к ногтю прижмут. И я не собираюсь уговаривать, просить, умолять или шантажировать тебя, чтобы вытрясти правду! Хотя уверена, аврорам будет крайне интересно узнать, как умер Слагхорн. Почему-то тебе кажется, что раз человек не опускается до предательства и подлости, чтобы заполучить нужное, значит, не особенно-то ему и хотелось! Инсе поджала губы, и на мгновение Лили показалось, что та вот-вот расплачется. — Рыжая, ты же знаешь, что в жизни козыри вроде доброты, надежды и радости выпадают далеко не каждому, — слабо улыбнулась она. — Остальным приходится пользоваться тем, что на руках. — Волшебники почти не играют карты, Инсе, — резонно подметила та. — Вот именно, — хмыкнула Инсе, будто Лили только подтвердила её слова, и предпочла отшутиться: — Иначе они были бы гораздо дальновидней. Хоть в чём-то ей крупно повезло — те самые авроры не читали магловских детективов.