Зов морской волны

      — Кай! — парень стоял на холодном песке, позади любимого, слегка поёживаясь от ледяного морского бриза. Руки Джона были обветрены, отчего ощущалось легкое пощипывание, пронзающее каждый миллиметр неприкрытого участка кожи. Игнорируя внешний холод, некоторое время он молча стоял позади, лишь наблюдая за играющими на ветру волосами художника. Джон не видел его выражения лица, сверкающих глаз, улыбался ли, но парень точно знал, что тому хорошо. И, кажется, этого вполне достаточно.       Окликнув любимого, Лоули слегка улыбнулся. Прошло несколько секунд, прежде чем Кай услышал голос Джона. Художник любовался бушующим морем, забываясь в собственных, далеких от этого мира мыслях. Наконец обернувшись, он даже не успел сказать и слова, как был пойман в объектив камеры.       — Так, отлично, — протянул Джон, разглядывая свежее фото. Хоть его любимый, а, по совместительству, и фотомодель, не любил позировать для новых работ фотографа, но всё же иногда ему удавалось уловить блестящие, на его взгляд, кадры.       — Помнишь, я говорил, что камера тебя любит? Так вот, врал, — встретив вопросительный взгляд Кая, он продолжил: — Она тебя обожает. — Услышав обидный смех художника, Джон подбежал к нему с камерой, яро убеждая в своей правоте: — Нет, стой, не смейся! Ты лишь посмотри. Вот, видишь? Это лучшее наше фото. Я стану настаивать на самом видном месте выставки.       — Тогда я не смогу посетить презентацию твоих лучших работ, — Джон понимающе перевел взгляд на камеру. — Любуясь фотографиями, я не хочу притягивать к себе излишнее внимание. Как тогда...       — В таком случае оно займет самое видное место в нашем доме. Нужно лишь подобрать красивую рамку, — улыбнувшись вместе с Грэдсби, Джон посмотрел на море. — Сегодня важный день. Волнуешься? — наверное, глупо было об этом спрашивать. Он бы места себе не находил в такой момент: голос начал бы смешно дрожать, ладони — потеть, а взгляд — обрисовывать контуры каждой окружавшей его мелочи. Но ничего из этого не было присуще Каю — об его каменное спокойствие разбивалось всякое волнение. Но кто знал, что творилось у него внутри в то время, как уверенная улыбка озаряла немного худощавое лицо.       — Нет, что ты, вполне обычный день. Ты ведь рядом, чего мне бояться? — они замолчали, просто ловя очередной дорогой момент. Таких мгновений в их жизни много, но каждое было драгоценным.       — Нам пора, — отряхиваясь от песка, Джон медленно направился в сторону каменных ступенек. — Ну, идешь? Или предлагаешь мне выступить вместо тебя? — вызвав смешок, Джон обернулся посмотреть на художника. Немного неуверенно, опираясь на небольшой выступ, Кай поднялся на ноги, медленно шагнув вперед. Его ноги немного дрожали, колени так и не хотели сгибаться как положено, а ноющая боль не собиралась так легко покидать тело художника, то и дело напоминая о себе. Она пыталась сломать, подавить любое рвение к свободе, крепко приковывая к креслу. Коляска была поглощающей тюрьмой, со временем лишающей и надежды вновь почувствовать прежнюю силу.       Дойдя к низким каменным возвышениям, Кай тяжело вздохнул, восстанавливая дыхание и заставляя ноги сделать еще несколько подъемов. Покачав головой, Джон повернулся спиной и присел на корточки.       — Залезай, — подхватив возлюбленного, парень легко взобрался наверх, усаживая того в инвалидное кресло, оставленное сразу же у спуска. — Хватит на сегодня самодеятельности. Силы тебе ещё понадобятся.

***

      Они ехали не спеша, объезжая все неровности трассы. Мол­ча­ние в до­роге за­пол­нял ме­лодич­ный го­лос со­лис­та их лю­бимой груп­пы, иног­да за­мол­кая, но тут же на­чиная петь вновь — уже иную пес­ню. Путь был долгим и утомительным, но ближе к вечеру машина уже подъезжала к их дому, поспешно паркуясь около самого входа. Придав себе надлежащий вид и перекусив на скорую руку, они вновь вернулись в салон. Если не считать небольших вечерних пробок, к центру они добрались за минут двадцать. Всё это короткое время Кай любовался улицами, освещенными яркими фонарями. Несколько лет назад, вдохновленный красотой ночного города, он написал картину. Хоть в ней и не было ничего особенного, образ ему казался до боли примитивным; ценители искусства, видимо, так не считали. Тогда, на выставке его работ, она пользовалась наивысшей популярностью, задерживая на себе восхищенные взгляды. Он надеялся, что так будет и на этот раз.       Добравшись к назначенному месту, они неспешно прошли в еще закрытую для посетителей галерею. Всё было почти готово: яркие картины уже украшали белые стены помещения. Они их оживляли, пропитывая некой приятной волнительностью воздух. На самом видном месте, прямо напротив входа, пустовали два места. Подойдя ближе, Джон повесил две новые картины, то и дело поправляя и потирая ладони от волнения.       Людей становилось всё больше. Помещение постепенно заполнялось посетителями, словно впитывая в себя восхищенный шепот людей. Одна за другой картины приковывали взгляд, закрепляясь в душах людей. Для некоторых это были просто мазки краски на холсте, а для той небольшой части личностей они заполняли дыру, образовавшуюся со временем внутри. Наполняли чувствами, идеями, принося неимоверное эстетическое удовольствие.       Двое мужчин стояли напротив двух картин, всматриваясь в каждую деталь.       — При­митив­ный об­раз, не на­ходи­шь? — муж­чи­на ед­ва за­мет­но ус­мехнул­ся, уви­дев оша­рашен­ное ли­цо юно­ши.       — Нисколько. Оно прекрасно! — Джон любовался сияющим морем, которое вышло из-под легкой руки художника совсем недавно. Бушующее море на одном холсте сменялось ласковым, спокойным на другом. Оно показало Каю две, такие разные, свои стороны, словно добро и зло, в коих таится нечто намного глубже, нежели видишь с первых секунд встречи. Озаряемые водной стихией, они стоили у картин, каждый всматриваясь в дольку чего-то неуловимого для обычного человеческого взгляда. Они держались за руки, будто ощущая морской бриз на своих щеках, согреваясь теплом друг друга.