***
-Мам? – радостным звенящим голоском произнесла Эмма, хватая трубку. – И тебя с Днем Благодарения, мам. Извини, что не получилось отпроситься. Обещаю, на Рождество я буду дома! Я уже договорилась! Мы сможем не нарушать традицию… Она светилась от счастья. Эмма снова была полна жизни и возвращала себе здоровый вид день за днем. Ее глаза горели, а улыбка освещала все вокруг. За окном выли метели, но в ее присутствии у меня на душе была весна. Я не мог налюбоваться на нее. Эмма медленно, но верно набирала грамм за граммом. Она все еще не ела ничего, что требовалось жевать, но факт, что Эмма ест – уже что-то. Я обхожу ее со спины и притягиваю к себе, усаживая себе на колени. Она смущенно улыбается, но старается не отвлекаться от разговора. И тут я слышу голос ее матери из трубки после глубокого вздоха: «Прости, милая. Мы решили, что это не лучшая идея, чтобы ты была дома на праздниках.» О чем говорила эта женщина? Не лучшая идея? Серьезно? Она хочет, чтобы ее дочь окончательно уяснила, что они отказались от нее? Она могла хотя бы прийти и посмотреть на цветущий вид Эм. Миссис Чота бы просто не поверила своим глазам. Но ей было легче думать, что ребенок находится при смерти. Моя девушка быстро переменилась в лице. Ее голос приобрел холодный оттенок. Она использовала его, когда пыталась скрыть боль и слабость: - Но почему? -Просто мы сказали всем, что ты учишься в Лондоне…- замялся голос из трубки. Я сжал руку Эммы, она сжала мою в ответ. - Вы боитесь того, что люди будут знать, что ваша дочь – анорексичка, верно? -Эмма…не говори так. -Да, мам, у меня анорексия. Это не ругательство и не матерное слово. Почему ты так боишься его? -Мы не хотим расстраивать бабушку, ладно? -Ты хочешь сказать, что Рождество я проведу в больнице? -Прости, милая. С Днем Благодарения. С этими словами миссис Чота бросила трубку, а Эмма перестала прятаться за хладнокровность. Она швырнула телефон в дальний угол комнаты. - Хэй...Ты не будешь на праздниках в больнице. Я обещаю, окей? – я прижимаю ее к себе, пытаясь сдержать ее истерику. Она была на грани. Ее руки и ноги тряслись, а дыхание дрожало. Я чувствовал, что еще чуть-чуть, и она сорвется. Я гладил ее по волосам, сковывая своими руками ее движения. - Тише, моя хорошая. Дыши глубже. Все хорошо, слышишь? Я рядом. Все хорошо. – я стараюсь сделать все, чтобы мой тон был как можно более ровным. И как ни странно, спустя минуту Эмма начала возвращаться в адекватное состояние. Ее дыхание становится спокойным, а сердце перестало бешено колотиться. -Умничка моя. –С этими словами я прикасаюсь губами к ее макушке.***
- Эмма, я знаю, у тебя язва, но я же не могла оставить тебя голодной в День Благодарения. Я приготовила овощное рагу с минимумом специй. Это, конечно, не индейка, но все же. – миссис Рот с озабоченным видом витала по больничной кухне. Я пристально наблюдала за ней и любовалась, понимая, что мне никогда такой не стать. Она была невысокого роста на высоких каблуках. Ее каштановые пряди переливались на свету от зимнего солнца, проникавшего в комнату сквозь большие окна. Изящная фигура, королевская осанка, прекрасное лицо: лучезарная улыбка, большие искренние и добрые карие глаза. Она одевается, как девушки из модных каталогов: все в сдержанных тонах, но с отменным вкусом. Ее британский акцент был настолько же идеален, сколько и у Лео. Ее голос струился, словно мелодия… И это, конечно, все прекрасно, но ее слова заставили меня немного напрячься… Я не знала, как буду есть. Да, мы лгали, что у меня язва. Это делало мой рацион вполне нормальным. Я старалась надевать одежду, скрывающую мою излишнюю худобу. Мы списывали мое телосложение на пропорции тела, награду природы и последствия язвы. Нам верят. Возможно, обманывать и плохо, но это дает мне возможность хоть с кем-то чувствовать себя обычной. Чувствовать себя частью семьи. Они относятся ко мне, как к своей. Лео не мог нарадоваться тому, как его семья приняла меня. Все наши переживания по этому поводу были настолько глупы, что сейчас даже смешно об этом подумать. -Это очень мило с вашей стороны, правда. Спасибо. – Я выдавливаю из себя улыбку, пытаясь не выдать переживания. Она останавливается и подходит ко мне. Своими ладонями женщина придерживает меня за плечи, слегка согнув колени, чтобы наши лица оказались на одном уровне. - Эмма...- воодушевленно начала миссис Рот. Ее светящиеся от счастья глаза смотрят прямо на меня. Я испытываю некое смущение первые секунды. - Ты знаешь, когда мы узнали, что у Лео рак…- Она остановилась на полуфразе, и я замечаю, как на ее глазах наворачиваются слезы, но она не отпускает улыбки. – Мы думали, что это конец. Мы решили, что даже, если его и спасут… У меня замирает дыхание. Сейчас мне предстоит услышать не самую легкую историю. - Лео был так популярен. Его считали идеалом: талантливый спортсмен привлекательной наружности и красноречием. Казалось, что каждую неделю у него была новая девушка. Брюнетки, блондинки, рыжие, болельщицы, гимнастки, участницы дискуссионного клуба, умницы, красавицы…Но ни одна из них не была похожа на тебя. Ни на кого он не смотрел, как он смотрит на тебя. -А как он смотрит? -Будто, если бы сейчас на тебя летела пуля, то он закрыл бы тебя собой, даже не раздумывая. Возможно, она была и права. Верилось с трудом, что я могла стать особенной для кого то…Но…его взгляд говорил все за себя. -Он так привык к тому, что его обожают, им восхищаются, что ему все так легко достается…А когда ему отрезали ногу, то он остался один. У него были только мы, его семья и больше никого. Он был опустошен. Инвалидом он стал не нужен никому. Мы боялись, что Лео останется в таком одиночестве до конца жизни…Это был удар и для него, и для нас. Для человека, который ни на секунду не оставался без компании, остаться в компании с самим собой…Понимаешь? -Понимаю. -А потом появилась ты, Эмма. Ты понимаешь, что ты просто вселила в нас веру, что еще не все потеряно? Ты спасаешь его, сама того не зная. Я думала, что он был окончательно убит после операции, но сейчас я смотрю на него и понимаю, что он еще никогда так не горел жизнью. Спасибо, что ты появилась у него, Эмма. -Боже, не стоит. Мне казалось, что я сейчас расплачусь от трогательности. В больнице меня называли «холодной»…Видимо, я не оправдывала своего прозвища. Все внутри перевернулось. Я спасла его, правда? Это неописуемое чувство, когда ты понимаешь, что ты не являешься обузой для того, кого любишь больше всего в жизни. Миссис Рот отстранилась от меня и выпрямилась. Она утерла слезы, а затем будничным тоном выдала: -Поможешь мне с индейкой? -Да. Конечно! – воодушевленно выдала я, в очередной раз ощутив себя частью семьи. Дома я всегда просто сидела и смотрела, как мама готовит. Она не подпускала меня к плите. Сначала, потому что я была слишком маленькая. А потом, когда я выросла,ее начало параноить, что я могу облевать ее любимую кухню от одного прикосновения к чему-то съестного. Миссис Рот улыбнулась, осветив своей улыбкой комнату. Я пообещала, что когда-нибудь я стану, как она.***
- Никто из докторов точно не против, что мы празднуем День Благодарения в больничной столовой? – произносит Эмма, садясь рядом со мной. Она опустила левую руку под стол. Я не сумел удержаться от соблазна. Наши пальцы переплелись. Казалось, что она только этого и ждала, потому что в следующий момент, она безумно сильно сжала мою руку в ответ. И о чем она говорила с мамой? На ее лице была милая улыбка, а в глазах читалась некая озабоченность. Причина этого стала мне ясна в тот момент, когда мама поставила перед Эммой большую белоснежную тарелку для гарниров. - Ну, ваша сестра Джексон немного поворчала, но разрешила нам побыть здесь пару часиков. – ответила мама, раскладывая столовые приборы по сдвинутым вместе двум столам. Эмма небрежным и озабоченным взглядом изучала тарелку, прикидывая, каких же габаритов будет ее содержимое. Ее лицо побледнело ровно в тот момент, когда ее расчеты стали приводить ее в ужас. - Жаль, что папа опять не смог. – Выдает Мелани с надутыми губами. Ее всегда жутко обижало, что папа не уделял нам достаточного внимания из-за своей работы. -Детка, ты же знаешь, что он работает. И он же обещал, что на Рождество он будет с нами. – Приободряющим тоном говорит мама, заканчивая сервировку. -Да..мам..кстати об этом. – Я замялся, но я уже точно уверен, что должен сделать это. Я обещал. Я сдержу обещание. - Что такое, милый? Эмма сжимала мою руку все сильнее и сильнее. Откуда в этой миниатюрной девушке брались такие силы? Она нервничала. Я чувствовал это и морально, и физически. - Знаешь, родители Эммы уедут на праздники в…хмм..в…Лондон. А ей нельзя выезжать из штата до полного восстановления. Не хотелось бы, чтобы она оставалась одна в больнице на Рождество. Я не смотрел на Эм. Я знаю, что в ее глазах я прочту либо панику, либо непонимание, либо, на крайний случай, смущение. Ну вот, очередная ложь. Зачем, Лео? Зачем? Когда мы уже расскажем ей всю правду? Она слишком замечательная, она не заслуживает этого. Поблагодарит она меня через секунду, когда мама даст положительный ответ на мой вопрос. Она души не чает в Эмме и даже не скрывает этого. - Естественно! – воскликнула она. – Как мы можем оставить ее в такой момент? -Спасибо. – Смущенным голосом выдала девушка, глубоко выдохнув. Одной проблемой для нее стало меньше. Это не могло не радовать. Мы наконец все уселись за стол. Напротив нас сели Крис и Мел, а маме достался стул во главе. Ее это безумно забавляло. Она в кой то веки чувствовала себя главной. Отец со своей военной закалкой просто не давал ей возможности для этого. Помещение было заполнено ароматом индейки. От него текли слюнки и разыгрывался аппетит. Я любил День Благодарения. И вкусная еда была главной тому причина. А что касается Эммы, то вряд ли она была в восторге от того, что она находится здесь. Еще заранее я говорил, что это не лучшая идея, что мы можем придумать отговорку, что она не должна быть той, кем не является, ибо мы все знаем, как в последний раз это закончилось. Но она стояла на своем. Она с пеной у рта доказывала, что хочет присутствовать, даже если придется есть. Спорить с Эм бесполезно. Она упряма и настойчива. Пришлось пойти у нее на поводу. Когда у каждого на тарелке оказалась еда, я позабыл об индейке и ее аромате. Все мое внимание приковано к Эмме. Она с опаской смотрит на свое рагу, будто это оружие массового поражение и одно неверное движение послужит ее активации. Она неуверенно взяла вилку, и я увидел, как ее кожа начинает приобретать зеленый оттенок. И тем не менее, она изобразила избыточный аппетит и проглотила кусок моркови. Разжевывая она даже улыбалась, а затем с «неимоверным желанием» стала есть дальше, нахваливая маму за ее кулинарные способности. На это мог купиться, кто угодно, но только не я. Я видел эту девчонку насквозь и ее взгляде была все та же неприязнь и отвращение. Но она сидела и жевала, вопреки этому. Это, наверное, вкусно. Жаль, что я не чувствую ничего кроме страха и отвращения. Боже, сколько же я прибавлю после этого ужина. Я уже чувствую, как жир появляется в области живота…Жуй, Эмма. Будь нормальной. Мы начали вести светские беседы. Мама жаловалась о том, как хлопотно было собираться и извинялась за то, что забыла дома ножи и теперь приходится пользоваться кухонными, которые она нашла на больничной кухне. Мел рассказывала о своих успехах в музыкальной школе. Крис хвастался победой на соревнованиях, и все подбивал Эмму сыграть с ним, когда она будет у нас. Тут мы подметили, что зима в этом году снежная, даже слишком снежная для Калифорнии. Именно поэтому матч решили отложить до теплой погоды. Мы сидели и все было настолько обычно…Я и забыл, каково это. Я не был за семейным ужином уже около года. И как же приятно вновь почувствовать себя в своей тарелке. Еще прекраснее этот момент делает она. Та, что сидит рядом со мной и с наигранным аппетитом поглощает овощное рагу по маленькому кусочку. - Эмма, а как там та девочка, с которой ты нянчишься? – резко вставила мама в разговор. -Вик? Она прекрасно. Ей все лучше и лучше. Она мало-помалу, но набирает вес. Это действительно здорово! Я так к ней привязалась, вы бы знали… Эм старалась говорить, как можно больше и отвечать на вопросы, как можно развернутее. Это означало, что ее рот может быть занят разговорами, а не едой. Разве она могла отказаться от сей возможности? -Знаешь, мне кажется, что ты станешь прекрасной мамочкой. – произносит Мелани с полным ртом индейки. Я чувствую, как в радиусе десяти сантиметров от меня возникает некое напряжение в воздухе. Эмма опускает руки на колени и сжимает их в кулаки. -Да, наверное. – Слабо выдает она, а затем вздыхает. Я накрываю своей ладонью ее сжатую кисть, ожидая, что она расслабится. Но этого не происходит, что заставляет меня не на шутку начать волноваться. Сейчас нельзя было выводить ее из себя. И мне даже не так важно, что подумает моя семья, нет. Мы слишком долго доказывали врачам, что Эмма абсолютно не нуждается в помощи психиатров, сильных антидепрессантов и белых рубашек. - Прожуй, а потом разговаривай. – Едко выдаю я в адрес сестры, на что она надувает губы и щурит глаза. Крис вновь перехватывает разговор, начиная повествовать о том, что он почти накопил на мотоцикл, о котором так долго мечтал. Эмма вырывает свою руку и хватает вилку. Она кладет очередной кусок рагу в рот, прожевывает его. И зеленеет все больше и больше. Теперь я вижу в ее глазах не отвращение, и даже не холод… Это безумие. Точно такими же были ее глаза тогда на крыше. -Вы не против, если я выйду? – ровным тоном выдает Эмма, уже выходя из-за стола. Она быстрым шагом помчалась к выходу. Каждому пришла на ум своя причина этого странного поведения, но только я мог знать наверняка, что происходит. Прошло уже две минуты. За столом продолжались разговоры, но я даже не вслушивался. Я не мог решить, что мне делать. С одной стороны, она не хочет, чтобы я был там сейчас, а с другой, разве я могу бросить ее одну? Тут я услышал удар предмета об пол, который вернул меня в реальность. -Мелани, как можно быть такой неуклюжей? – смеялся Крис. А Мел тем временем уже успела нырнуть под стол и вынырнуть обратно. -Он у меня! – радостно воскликнула она, размахивая ножом. -И как ты теперь собралась есть? Он же грязный. – Заметил наш брат, окидывая сестру надменным взглядом. Он любит чувствовать себя старшим хоть над кем-то. Они всегда ссорились…да я уверен, что и сейчас ссорятся…по пустякам, чуть ли не до драки. Крис никогда не упустит возможности поиздеваться над малышкой Мел. -Ты можешь взять у Эммы. Она все равно не ест индейку, а для рагу он ни к чему. – заметила мама совершенно спокойная на лицо. Она давно привыкла разнимать этих двоих. Мелани слезла со стула, подошла ко месту, где пару минут сидела моя девушка, и изучив его заключает с озадаченным видом: -Но тут нет ножа… -Странно, я была уверена, у всех они были.***
Лезвие медленно разрезает кожу на моем запястье. Я глубоко вздыхаю и продолжаю проводить ножом поперек вен. Руки даже не дрожат. Я чувствую боль. Адскую боль. Она захватывает каждую клеточку моего тела, съедает меня с потрохами. Перед глазами все чернеет, я перестаю чувствовать кафель, на котором сижу. Боль окутывает меня с головой. Я не сопротивляюсь. Я погружаюсь в нее. Я, наверное, должна кричать, но я молчу. Мне нравится это чувство. Нравится ощущать что-то негативное. Так я чувствую себя по-настоящему живой. Меня не волнует никакие мои проблемы, я отдаюсь этому чувству. Я вижу перед собой одну из самых жутких картин, которую мне приходилось наблюдать. По середине своей ванной комнаты на кафеле сидит Эмма. Весь пол в остатках непереваренного праздничного ужина. Рвота смешивается с алой кровью, струей текущая из ее правого запястья, а рядом лежит нож. -Ты с ума сошла? – кричу я, пытаясь привести ее в себя. Она вообще никак не реагирует, а просто сидит, смотрит в одну точку на стене с пустыми глазами, а на ее лице умиротворенная улыбка. Я в панике начинаю шарить по шкафчику в поисках бинтов. Поиски не составляют особого труда: аптечка лежала на поверхности. Я вместе с ней стремительно опускаюсь на пол. Жжение пронзает мою ногу, когда слетает протез. Весь подол ее бежевого платья и кафель вокруг приобрели бордовый оттенок. Я нервно хватаю ее за руку, не давая возможности ей вырваться. А она и не сопротивляется. Она продолжает смотреть в одну стену, моргая время от времени. Благо, что раны я обрабатывать умею. Спирт и бинты быстро нашлись в аптечке. Эмма спокойной переносит и дезинфекцию, и перевязку. Вся моя рубашка уже спустя пять минут оказывается в крови. -Эмма, ты спятила? - кричу я, все еще находясь в панике. Еще чуть-чуть и я мог потерять ее. Я трясу ее за плечи, ожидая, что она придет в себя. -Ну и чего ты орешь? – спокойным тоном выдает она, смотря на меня с холодным выражением лицом. – Я же резала поперек, а не вдоль. Это безвредно. Сублимация, понимаешь? Она сейчас действительно похожа на обезумевшую. Я не желал слушать ничего, что она говорит. Меня все еще трясло от всей этой ситуации. Все остальное отходило на второй план. - Ты понимаешь, что тебя могут посчитать за суицидницу и записать в психи? – мой тон грубо, а голос срывается на крик, но контролировать это я уже не в состоянии: эмоции берут верх. Ее взгляд расширяется, а дыхание учащается. До нее доходит все, что сейчас произошло. Она вернулась в реальность. И на том спасибо. А затем начинается второй этап: истерика. Не прошло и секунды, как из ее глаз хлынули слезы. Я чувствую, что она вот-вот закричит. Нет, нас никто не должен услышать. Никто не должен узнать о том, что здесь произошло. Я обнимаю ее, прижимая лицо к груди. Моя рубашка за считанные секунды становится мокрой еще и от слез. Эмма начинает издавать хриплые всхлипы, которые просто раздирают мне душу. Сколько же страданий внутри этого юного создания. -Расскажи мне, что не так. Давай. – шепотом произношу я, гладя ее по растрепанным волосам. Она глубоко вздыхает, и все же сдается. Сквозь плач она выдает все, как оно есть. -Все не так, Лео! Все! Абсолютно все! Эта болезнь…Боже, я отдала бы много всего, лишь бы вылечиться. Я больше так не могу! Я не нужна собственной семье! Я никогда не смогу выносить ребенка! Я не смогу создать свою полноценную семью! Ни у кого и никогда не будет моих глаз…или улыбки…На мне все закончится! Я гублю тебя, убивая твое время на себя! Ты достоин большего, чем девушку с пищевыми расстройствами. Мы сидели за столом, а я все радовалась, что наконец стала нормальной, как все. Но потом все опять…я не могу принимать пищу. Я никогда не смогу быть нормальной. Мне предназначено быть прикованной к капельницам и пищевым трубкам до конца жизни…Я не хочу, чтобы ты проходил это все со мной. Я хочу для тебя лучшей судьбы. Я обхватил ее лицо ладонями, так чтобы ее глаза смотрели прямо в мои. Вторая часть ее монолога казалась мне настолько бредовой, что я просто-напросто разозлился. Как она вообще могла предполагать своей безумной головой, что есть какой-то вариант развития ее судьбы, где мы не вместе? -А теперь заткнись и слушай меня. – Грубо выдаю я. - Еще одна такая мысль, и я заставлю тебя смотреть глупые комедии весь день. Ты хоть понимаешь, как сильно дорога мне? И плевать мне, сколько ты весишь, только будь здорова, прошу тебя. Мы вытащим тебя из этого всего, Эм. Я поборол рак. Неужели меня остановит какое-то там пищевое расстройство? -Я люблю тебя. – Робко произносит она хриплым голосом. Эмма напугана. Она еще никогда не видела меня таким злым, но вся эта ситуация просто вывела меня из себя. Ее глаза наполнены раскаянием и виной. Я сдаюсь перед ними и за секунду остываю. -Не пугай меня так больше, поняла? – спокойным ровным тоном говорю я на выдохе, расслабляя руки. Она обвивается руками вокруг моей шеи, приближаясь ко мне так, что кончики наших носов и лбы соприкасаются. Девушка старается улыбаться, сквозь слезы. -Поняла. – выдыхает она, прикасаясь своими губами к моим. Соленый от слез поцелуй длится всего пару секунд. Я первый прерываю его, вспоминая, что нас ждут. -А теперь давай подумаем, как нам переодеться и прибраться здесь. – говорю я с оптимизмом в голосе. Она издает нервное хихиканье. -И кстати… -Что такое? – с некой опаской произносит Эм, изучая меня взглядом. -Я тоже люблю тебя.