***
-УУУ…дружок, да у тебя жар никак не спадет. – Нахмуренно выдала Бритт, рассматривая мой градусник. Она была словно заботливая мамаша, которая искренне переживала за свое чадо. Она была из тех медсестер, которая относилась ко всем детям отделения, как к своим собственным. Бриттани любила всех и каждого, а на лице молоденькой сестры всегда была улыбка. Она не сильно старше нас. Ей около 25. Высокая, рыжие волосы до плеч, синие глаза цвета неба и белоснежные зубы, которые она так часто демонстрировала. Я изучил Бриттани очень хорошо, даже слишком хорошо, потому что уже третий день сидел на карантине с банальной ангиной. Ко мне не подпускали никого из друзей, тем более Эмму. Доктора говорили, что ее организм и без того слаб, и она с легкостью подхватит инфекцию. Но это все было слишком глупо. Она стояла босая на крыше минут 20 и ей хоть бы что, а я тут же слег. И у кого тут слабый иммунитет? Точно не у нее. Так или иначе, уже третий день я проводил в обществе Бритт. Мы играли в карты, смотрели фильмы, а потом она колола мне инъекции и скармливала дозу таблеток, которые должны были мне помочь. С каждым днем я чувствовал все больший прилив сил, но температура продолжала держаться. Так проходили мои дни, они тянулись в ожидании ночи. Чуть только объявляли отбой, как я поднимался с койки, брал костыли и хромал к запертой двери. Я садился на пол, к ней спиной и ждал. Эмма приходила каждую ночь. Она приносила с собой тот самый блокнот и садилась по ту сторону от двери. Чтобы не привлекать внимания персонала, мы нашли идеальный способ общения. Мы могли так сидеть и переписываться почти до утра. Она просовывала записки, сложенные вдвое, сквозь щель между дверью и полом. Я разворачивал послания и проводил ладонью по листку, пытаясь понять, на каких строках она испытывала наибольшие эмоции, надавливая ручкой на бумагу. От ее записок всегда веяло приятным ароматом. Это не были фирменные духи или жутко дорогой дезедернат, это был запах свежести. Так пахнет в заснеженный день зимой, когда ты выходишь на улицу. Этот ее аромат ничто не могло перебить. Именно его я ощущал всегда в ее присутствии. А иногда я получал влажные письма с размазанными чернилами от ручки. Она плакала. Она плакала очень часто. Но теперь Эмма перестала все держать в себе. Все свои мысли и переживания она отражала на бумаге. Я знал все ее сокровенные мысли и тайны. Это облегчало мне душу. Эм перестала бояться. -Кстати, твоя семья приедет через пару дней, на выходные. – будничным тоном произнесла Бриттани, раскрывая шторы в палате. -Что? – удивленным тоном выдаю я, приподнимаясь с подушки. Сказать, что я был удивлен – ничего не сказать. Я не видел родителей уже долгое время. Они звонили мне каждую неделю, так же я регулярно получал посылки с подарками в виде еды, одежды и прочего, но они обычно избегали личных визитов. В отличие от семьи Эммы, мои ни на минуту не сомневались, что я выживу. Они вкладывали в мое лечение огромные деньги, нашли лучшую близлежащую больницу и лучшего врача ЛА, лишь бы поднять меня на ноги…на ногу. Я не могу ни судить их, ни упрекать их в чем-либо. Мама с папой слишком много работали, а сестра с братом недостаточно взрослые, чтобы передвигаться из города в город самостоятельно. Семья – важнейшая часть жизни каждого из нас. У каждого разные представления о том, какой она должна быть. И ты по-настоящему счастливый человек, когда у тебя она есть. У Эммы семья была лишь гипотетически. Отец, который считал, что заболевание его дочери лишь отражение переходного возраста. Мать, которая уже давно перестала стараться хотя бы поверить в то, что Эм сможет одолеть свой недуг. А что касается Финнли, ей просто-напросто запретили ходить к сестре и посадили на домашний арест, когда узнали, что она сбегает из дома, чтобы навестить ее. Им казалось, что она слишком мала, чтобы смотреть как ее старшая и единственная сестра медленно, но верно лишается жизни. Они ошибались. Эмма шла на поправку с каждым днем. Я больше ни разу не видел ее в истерике. Она считала, что ее исцеление в моем отсутствии в ее жизни, но она ошибалась и уже успела осознать это и исправить. Эмма ела…ну как ела..она пила соки, молоко, газировку и медленно дрожащей рукой дважды в день съедала по баночке детского фруктового пюре. Это не было нормальным приемом пищи для обычного подростка, но для моей девушки это был явный прогресс. К ней вернулся естественный цвет кожи, а лицо перестало походить на то, каким обладают зомби в фильмах ужасов. Она медленно, но верно возвращалась. Очень медленно. Но все же. А родители, которых регулярно оповещали о состоянии их дочери, даже не пришли навестить ее. Но еще больше Эмму угнетало то, что у нее уже никогда не будет семьи. На днях ей сообщили, что она бесплодна. Анорексия давала свои плоды. Горечь, боль и обида затаилась в душе девушки. Это глушило ее. Она не могла поверить, что никогда не сможет испытать счастье материнства. Всю последнюю неделю она ходила в детское отделение и заботилась о малышах. Каждую ночь она рассказывала мне о том, как прекрасны эти создания. Она радовалась каждой их улыбке, смеялась вместе с ними, заплетала девочкам косы, помогала мальчикам строить конструктор…но больше всего ей западали в душу новорожденные. Она смотрела на счастливых матерей, которые убаюкивали своих крошек. Они были уставшие и измотанные, но на их лицах были улыбки счастья. Они держали на руках свою кровь и плоть. Эмма не доверяла своим слабым рукам брать хрупкие создания, но она часами могла стоять и наблюдать за этими маленькими ангелочками, которые смотрели на нее в ответ своими большими любопытными глазами. Сегодня ночью она писала мне о замечательной девочке, которую вчера привезли. Девочка – сирота, родившаяся раньше срока, поэтому страдает истощением. Ей нет и недели, мать отказалась от нее сразу после родов. Однако, малышка уже идет на восстановление, врачи говорят, что к трем месяцам она будет развиваться на уровне своих сверстников. Листок с этим рассказом был залит ее солеными слезами, а почерк был небрежным, что не было похоже на Эмму.«Она такая маленькая…крошечная. Ее глаза такие большие и голубые-голубые, словно ясное небо. Она смотрит и не понимает, где ее мама. Вокруг какие-то чужие и непонятные люди и ни одного родного и близкого лица. Она часто плачет. Ее крик разрывает мне сердце, Лео. Она хочет, чтобы у нее была семья, но никто не может ей этого дать. Разве она виновата в том, что родилась такой слабенькой? Так почему же она страдает? Ей нужна материнская любовь и ласка. Ей нужно знать, что она ни одна. Я спросила, как ее зовут. Врачи сказали, что горе мамаша не дала ребенку, даже имени. И потом они добавили, что я могу выбрать его. Это было странно. Я никогда не чувствовала такую ответственность. Я решила, что ее будут звать Виктория. Это означает «победа». Я знаю, она будет одерживать победы одну за другой в своей жизни. Ей всего несколько дней, а я уже вижу, что она отличается от других. Ее взгляд иной, более серьезный и задумчивый. Я знаю, может это звучит, как бред и все дети одинаковые, но в этой малышке я чувствую что-то особенное. Сестра Джексон сказала, что я могу помогать заботиться о Викки, пока она будет находиться здесь. Я пообещала себе, что не брошу ее ни за что на свете, и у Вик будет нормальное будущее...»
-Ну, я говорила с ними по телефону. Твоя мама очень соскучилась по тебе. Они с твоим отцом и младшими братом и сестрой приедут в пятницу вечером. Еще твоя мама интересовалась о том, как у тебя дела. Я сказала, что все у тебя замечательно, не считая ангины, рассказала про то, что у тебя есть девушка, которая рядом с тобой и не дает чувствовать себя одинокой. Она так и загорелась желанием познакомиться с нашей Эммой, когда будет тебя навещать. Бриттани светилась от счастья, выдавая эти фразы одной за другой, а меня они в такой энтузиазм не вселяли. Все тут знали о моем прошлом и о том, каких девушек привыкла видеть моя семья рядом со мной. Каждая из них была идеальнее предыдущей, а Эмма была моим личным идеалом. -Я дала тебе сильнодействующий антибиотик. К вечеру жар должен спать и к выходным ты уже будешь более-менее идти на поправку. – С этими словами восторженная Бритт выпорхнула в коридор, закрыв за собой дверь.***
-Я им не понравлюсь. – На выдохе произнесла Эмма. Она сидела у меня на коленях, уткнувшись в мою грудь, на моей больничной койке. Невнимательность Бритт играла нам на руку, поэтому когда она решила, что «потеряла» свой ключ от моей палаты, то стала оставлять меня одного на доверии, что я никуда не уйду. Фактически, я не переступал границы комнаты, а значит, не нарушал условия карантина. Родители должны были прийти с минуты на минуту. Эмма жутко нервничала. Никогда не видел ее настолько взволнованной. Я крепко сжимал ее за руку, а свободной ладонью гладил по волосам. Она прижималась ко мне максимально близко, словно ее кто-то пытался у меня забрать. - У них нет выбора. Ты не просто девушка, Эм. Мы с тобой прошли вместе столько, что как бы они к тебе ни отнеслись, мое отношение к тебе не изменится. – уверенным тоном успокаиваю ее я, осознавая, что выбрал не самые подходящие слова. - Я не позволю тебе лишиться семьи из-за меня. – настойчиво отвечает Эмма. -Ты тоже моя семья… На этой фразе я решил закончить этот разговор в никуда и перевести тему. - Как там малышка Вик? – заинтересованным тоном выдаю я и чувствую, как мысли Эммы по поводу моей семьи тут же испаряются. Она с энтузиазмом отрывается от меня, чтобы видеть мой взгляд во время рассказа. На ее лице возникает улыбка и в глазах загораются искорки. - Сегодня мне дали ее подержать. Она так спокойно лежала у меня на руках. Такая маленькая и беззащитная. Одна против целого мира. Она вырастет и у нее будет столько вопросов, и никто не сможет ей на них ответить…Я так полюбила эту малышку за эти несколько дней. Я чувствую, что я ответственна за ее судьбу. Можешь считать это глупостью, но… -Я не считаю это глупостью. – с этими словами я трепетно заправляю ей прядку бронзовых локонов за ухо. Оделась Эмма так, чтобы ее излишняя худощавость не выделялась уж слишком сильно. Она скрыла свои костлявые колени под джинсами, а сверху накинула свитер. Она и сама не хотела вызывать ничью жалость со стороны моих ближайших родственников. Ее лицо наконец стало выглядеть достаточно здоровым, в глаза вернулся жизненный блекс, а губы алый оттенок. Щеки перестали впадать во внутри, обнажая скулы. Эмма выглядит очаровательно, не давая мне и возможности оторвать от нее взгляда. Она приближается своим лицом ко мне, кончики наших носов соприкасаются. -Мне не терпится познакомить тебя с ней. Ты ее полюбишь, я обещаю… - на улыбке тихим тоном выдает она. - Я верю. Мне уже самому не терпится. Дай мне пару недель, я перестану быть разносчиком инфекции и обязательно приду посмотреть на нее. Эмма выдохнула, и в следующую же секунду наши губы слились в поцелуе. Ее руки обвились вокруг моей шеи, а я приобнял ее за хрупкую талию. И каждый раз, как впервые. Эти отношения не могли наскучить в априори. Она отличалась от всех остальных девушек, с которыми я был. В такие моменты человек понимает о том, что сейчас рядом с ним находится его судьба. Все становится неважно, когда ваши губы соприкасаются. И ты не испытываешь неистового желания овладеть ей в извращенном плане, ты лишь неистово хочешь быть с ней и никогда не отпускать. - Прием-прием, старший брат, мама по курсу! Хватайте книжки и делайте вид, что вы занимаетесь! – пронзительный знакомый до боле крик оглушил палату. Маленькая рыжеволосая девчушка лет десяти забежала в палату, сметая все на своем пути. Лео оглянул ее радостным взглядом и на его лице засияла улыбка. Я уже было хотела слезть с его колен, но его сильные руки просто не давали мне ринуться с места. -Все нормально, Мел. Это особенная девушка. – выдает Лео, прижимая мою голову к своей груди. Я смущенно опускаю глаза, а сестра Лео изучает меня внимательным взглядом. -Красивая. – Заключает она, смущая меня еще больше. Ее большие зеленые глаза, точно такие же, как у Лео, не отрываются от нас. Она расплывается в довольной улыбке. -И вправду, особенная. – вмешивается в разговор юношеский голос со стороны двери. Это был парень лет тринадцати-четырнадцати с изумрудными глазами и шевелюрой темно-каштанового оттенка , который с наглой улыбкой изучает нас, опираясь на косяк дверного проема. Я чувствую себя, словно экспонат в музее. Хотя с другой стороны слушать комплименты в свой адрес было чертовски приятно. -Неужели наш альфа-самец завязал с загорелыми безмозглыми блондинками? – усмехнулся парень и подался внутрь. Он подошел к нам и протянул руку Лео, а затем посмотрел на меня каким-то отчужденным взглядом. Еще бы, я была с другого мира, нежели они. Я была для него чем-то непонятным и неизведанным. Он просто не знал, как ко мне относиться. -И как зовут тебя, бедолага, которую угораздило влюбиться в этого недоумка? - с доброжелательной улыбкой произносит он. -Эмма. – Выдаю я неуверенным тоном, придираясь к своему голосу за то, что сегодня он звучит как-то по-особенному отвратно. -Я – Крис. И я брат твоего бойфрэнда…и кстати, я капитан волейбольной команды…и совершенно свободен. У меня на душе появляется облегчение. Одна вторая готова, осталось столько же. -Эмма играла в волейбол в школе. – Ровным тоном выдает Лео, начиная гладить меня по тыльной стороне ладони. Следующие пятнадцать минут мы сидели и разговаривали вчетвером. И я впервые за долгое время чувствовала себя нормальной. У них даже не приходило в голову узнать, чем я больна, спросить о том, кормят ли меня и что-то в этом духе. Наверное, это и есть «быть семьей». А я уже и забыла, как это. И все таки Лео был прав. Он – моя семья.