Хэппи энд для Темного

Поначалу он боялся, что она будет ему докучать или требовать рассказывать, какие зелья и зачем он готовит, какие сделки планирует заключать. Но, как ни странно, девушка постоянно находила новые и захватывающие темы для разговоров, не имеющие отношения к магии или его делам. Невозможно постоянно находиться в напряжении в собственном доме. И постепенно маг начал понемногу расслабляться в ее обществе за вкуснейшими завтраками-обедами-ужинами и по вечерам, когда он устраивался за прялкой с пучком соломы, а она – с книгой в руках на небольшой софе возле камина. Эта небольшая, но очень удобная мягкая кушетка в один прекрасный день просто материализовалась в удобном для чтения уголке зала, будучи в хорошо обозреваемом со стороны прялки месте. Девушка ничего не сказала об этом нововведении, лишь одарила внешне безразличного мага сияющей улыбкой и с комфортом расположилась у огня с очередной книгой из своих запасов. - Почему ты так много прядешь? Темный вздрогнул, выныривая из привычного затягивающего омута размышлений. Уверенно движущаяся, натренированная многими десятками лет работы рука дрогнула, отчего ровно скользившая в пальцах нить натянулась, лишилась привычной гладкости и запуталась. Румпельштильхен, бормоча под нос проклятья, остановил колесо и принялся приводить в порядок испорченный участок работы. - Чтобы забыть, - буркнул он, не задумываясь. - Забыть что? Только сейчас темный колдун понял, как опасно близко подобралась его гостья к святая святых – его сокровенной тайне. И к его сердцу. Долгие века его темное сердце не знало чужого доверия и любви, и не испытывало этих чувств по отношению к другому. Но пронырливая и улыбчивая искательница приключений и чужого счастья каким-то образом сумела проникнуть в самую глубину и застрять там как сладко-болезненная заноза. Слишком глубоко, слишком опасно. Румпельштильцхен мастерски изобразил долгий мыслительный процесс и на полном серьезе ответил: - О! Сработало! Уже забыл! Белль привычно расхохоталась, и маг снова размяк под ее чарами. Этот смех не был похож на стрекочущее хихиканье какой-нибудь глупой как пробка принцессы или на грубый гогот с похрюкиванием какой-нибудь румяной пухлой трактирщицы. Это был искренний переливчатый колокольчик, заставивший упрямо сжатые губы Темного невольно растянуться в ответной улыбке. - Наверное, это очень глупый вопрос, - запинаясь, начала Белль, пряча взгляд, - но почему ты так выглядишь? В смысле, ты очень похож на человека за исключением... ну сам знаешь. Ты представитель какой-то другой расы или...? - «Или», дорогуша. В каком-то смысле я самый обыкновенный человек. Когда-то был. А сейчас я Темный и поэтому выгляжу соответственно, чтобы никто не спутал случаем с чем-то добрым и пушистым, - Румпель невесело хмыкнул. - Значит, тебя сделало таким занятие черной магией? - Точнее сказать, черное проклятье. - О! Так значит, ты вроде как заколдованного принца? На это Румпельштильцхен только презрительно хрюкнул. - А вот тут ты ошибаешься, дорогуша. Я кто угодно, но не принц-лягушка, и от поцелуя невинной девы в такового не превращусь. Скажи-ка, лучше. Вот ты столько сил прилагаешь, чтобы найти счастье для совершенно безнадежных случаев злых могущественных существ, вроде меня. Но ведь и сама ты должна тоже присматривать для себя какого-нибудь красавца-принца на белом коне и в сияющих доспехах, который убьет для тебя дракона. Хорошенький вздернутый носик девушки презрительно сморщился. - Я бы ни за что не стала счастливой в такой компании. Во-первых, драконов убивать – это преступление. Во-вторых, ты когда-то пытался поговорить хоть с одним таким принцем или рыцарем? Да они же двух слов связать не могут! Рыцари все поголовно неграмотные и грубые мужланы. А принцы – самолюбивые напыщенные павлины. Ты говоришь, что твой случай безнадежен. А я так не считаю. Я бы ни за что не взялась устраивать счастье какому-нибудь такому принцу, хотя бы потому, что единственный предмет его любви уже давно и прочно известен – это он сам. Любовь... любовь многослойна, ее нужно раскрывать как тайну и находить в ней все новые и новые слои и грани. И тот, кого полюблю я, кто полюбит меня, может быть только таким. Иначе ничего не будет. - Ну, дорогуша, - выдавил из себя напряженный смешок Румпельштильцхен, - в моем случае ты просчиталась. Нет у меня никаких слоев. А если и есть, то под слоем тьмы обнаружится слой зла, а под слоем зла – снова тьма. Слова Темного внезапно лишились привычного яда, в них звучала неприкрытая горечь и усталость. И сам он чувствовал себя точно таким же – старым усталым злым Чудовищем. Злодеем, который по всем законам мироздания не заслуживает счастливого конца... Теплая ладонь мягко опустилась на поникшие плечи, скрытые под жестким сюртуком из шкуры дракона. - Ты не прав, Румпель, - девушка перегнулась через его плечо и заглянула в рептильи желтовато-зеленые выпуклые глаза. На ее лице было написано лишь мягкое сочувствие и понимание. И ни капли отвращения и презрения. – В тебе много слоев. Больше, чем я встречала в ком бы то ни было. Но под ними я вижу свет. Добро. В глубине души ты хороший. И, обретя свое счастье, сумеешь найти путь к нему. - Наивное дитя, - вздохнул Темный. – Знала бы ты, каких преступлений и ужасов я успел натворить за свою жизнь... - О, в этом я не сомневаюсь, - перебила Белль. – Я долго изучала твою историю, даже знаю твое особенное пристрастие к раздавливанию улиток и жаб. Но я тщательно анализировала обстоятельства этих происшествий, которые известны в народе. Те, кого ты подверг такому наказанию, тоже не были невинными младенцами. Я бы тоже, наверное, сделала что-то нехорошее, если бы меня призвали, заключили сделку, а потом, когда с твоей стороны все было выполнено в лучшем виде, отказались бы платить. Мне прекрасно известно первое правило магии - за любое чудо надо платить. Твои условия достаточно тяжелые всегда, но ты не обманщик. Они не понимают, что не будь тебя, у них бы вообще не было никакого шанса, а потом еще черной неблагодарностью платят. Я не слышала ни об одном случае, чтобы ты причинил кому-то вред просто так, без всякой на то причины. А именно это и отличает настоящее зло от... дурного характера несчастливого человека. - То, что ты не слышала о таких случаях, совсем не означает, что я этого не делал. Просто все было так давно, что уже забылось. Или я не оставлял живых свидетелей, - заметил Румпельштильцхен меланхолично, продолжая поскрипывать колесом прялки. Воцарилось долгое молчание, от которого что-то в груди Темного болезненно сжалось. - А ты можешь рассказать об этих случаях? – осторожно спросила Белль. - Нет, - отрезал Румпельштильцхен, внутренне содрогнувшись при мысли о том, что она узнает, как он убил свою бывшую жену, или других людей, вскоре после того, как стал Темным. - А можешь объяснить, почему это сделал? - Объяснить? Такое нельзя объяснить, дорогуша. Это можно только пережить. Мое состояние не зря называют «проклятьем Темного», потому что это действительно проклятье – кардинально и неисправимо изменяющее саму суть того, кто его носит. Неконтролируемая ярость, осознание всемогущества и вседозволенности, неописуемое наслаждение отомстить всем и каждому, кто когда-то смотрел с презрением, унижал... – Румпельштильцхен прикусил язык, осознав, что проговорился. Но Белль на то и была профессиональной свахой, а значит, знала, как разговаривать со всякими – и драконами, и ведьмами, и вампирами и остальными представителями колдовского мира, не отличавшимися выдержкой и приятным характером. Она всегда остро чувствовала грань, за которую лучше не следует переступать, к которой надо приближаться долгими окольными путями, а не расспросами в лоб. Потому что от таких вопросов в итоге можно в лоб получить и самому. В итоге она решила немного изменить направление разговора. - А как получилось, что тебя так прокляли? Кто это сделал? - Хочешь вызнать секреты чудовища, дорогуша? – подозрительно прищурился маг, мигом напрягшись. – Спешу разочаровать – убить меня у тебя не получится, как ни старайся. Моя смерть спрятана достаточно надежно от чужих загребущих ручонок. - Знаю-знаю. В иголке, иголка – в яйце, яйцо – в утке, утка – в зайце... - Бредни, - фыркнул Румпель. – Наслушалась бабушкиных сказок. И вообще, это история Кощея. - А-а, - Белль с неловкостью замялась, но все же решилась спросить, - тебе это нравится? Быть таким? У тебя не возникало желания стать прежним? - Знала бы ты меня прежнего, не задавала бы таких идиотских вопросов, - буркнул колдун. - Зачем хотеть становиться слабым бессильным смертным, терять такое могущество задаром? - Но ведь ты все равно одинок и несчастен. Может, если бы ты был человеком... - То был бы одиноким и несчастным человеком. Как я уже говорил, я никогда не был прекрасным принцем и никогда им не стану, с проклятьем или без него. Белль лишь вздохнула, с жалостью поглядывая на субтильную фигуру мага, очерченную ярким пламенем камина. Даже беседуя с ней, он ни на миг не прекращал своего прядения, с легкостью и скоростью, неуловимыми для простых глаз, скармливал прялке золотистые соломинки, получая в итоге струящуюся между кончиков пальцев золотую нить, льющуюся непрерывным ручейком в небольшую корзинку у его ног. Это было завораживающее и прекрасное зрелище. А еще Белль заметила, что во время прядения взрывоопасный норов хозяина Темного Замка стихал, и тогда тот без злобы и привычного яда в голосе отвечал на все вопросы девушки. Она была уверена, что поинтересуйся подобными вещами в другое время, она бы в лучшем случае услышала в ответ злобное звериное рычание. А во время прядения Румпельштильцхен превращался из чудовища... почти что в человека - уставшего, одинокого, печального и обиженного на весь мир. - Ну а все же, для чего тебе могущество? Ты же вроде столько веков живешь, но даже не пытался завоевать мир, насладиться всеми мыслимыми и немыслимыми удовольствиями от жизни. А вместо этого заперся в недоступном замке и только и делаешь, что заключаешь сделки ради совсем тебе ненужных, пусть и бесценных, безделушек. Для чего тебе быть таким? - Разве это не очевидно? – злобно оскалился Румпельштильцхен. – Могущество – это противоположность бессилию. А завоевывать мир мне ни к чему. Что мне потом с ним делать? А так для меня достаточно знать, что в любой момент я могу стать его властелином по щелчку пальцев. - Значит, вот в чем дело, - протянула понимающе Белль. – Противоположность бессилию... То есть когда-то ты был слабым... беспомощным... и кто-то тебя... обидел... угрожал? Румпель в ответ лишь насупился и опустил голову. И почему он продолжает отвечать на эти каверзные вопросы, а не наорет на наглую девицу и вышвырнет ее куда-нибудь подальше? - Хочешь знать, зачем мне могущество, дорогуша? – прошипел он как змей из темного угла. – Ты права. Чтобы никто и ничто не могло больше угрожать ни мне, ни тем, кто мне дорог. Ты изнеженное, не знавшее жизни дитя, ты ничего не знаешь. Не знаешь ни унижения, ни беспомощности, не видела боли и разочарования в родных глазах, которые раньше смотрели на тебя с надеждой и восхищением. Ты думаешь, что самое страшное, чего может бояться человек – это смерть? Ошибаешься. Если бы в свое время я мог бы отдать свою жизнь в обмен на покой и безопасность... дорогого мне человека, я бы это сделал без раздумий. Но никому не нужна жалкая никчемная жизнь слабосильного смертного. Но я готов был на все, и нашел способ перестать быть ничтожеством. Да, я продал душу тьме, но ни капли об этом не сожалею. Сейчас со мной считаются могущественнейшие короли и маги всех известных мне миров, и никто не смеет посягнуть на то, что мое! Последние слова он проревел во весь голос так, что по пустынным залам и коридорам замка пошло гулять раскатистое эхо, а Белль вжалась в свое кресло и тяжело сглотнула. Но не убежала, и не отвела взгляд. - Ты сделал это, чтобы защитить кого-то, да? – тихо спросила она. Румпельштильцхен, вскочивший перед этим на ноги, демонстративно повернулся к ней спиной и напряженно ответил: - Довольно расспросов. Разговор окончен. Отправляйся-ка ты спать, дорогуша. Белль разочаровано вздохнула, но не стала больше испытывать судьбу и терпение разбушевавшегося Темного. Но перед тем, как покинуть зал, она на цыпочках приблизилась к напряженно застывшему к ней спиной магу, тихонько тронула его за плечо и шепнула: - Спокойной ночи, Румпельштильцхен.