Лириум

      Когда Гошек предложил строить вглубь, это показалось настоящим безумием. «Оставим поднебесный мир эльфам, - говорил он, усмехаясь в бороду. – Ни один из них не решится последовать за нами во тьму. Только подумайте об этом – империя прямо под Элвенаном, и никто не осмелится претендовать на наше могущество!» Нерону эта идея была не по душе, но брат и все, кто отправился следом, оказались правы. Камень раскрыл им гостеприимные объятия. Не нужно было искать строительные ресурсы – можно было вырезать из тверди конструкции, поражающие воображение, и нужды торговаться с отдалёнными поселениями не было. Следовало лишь рассчитывать, чтобы хватало опоры: эта горькая истина пришла после первого большого обвала, забравшего жизни десятка строителей. Под землёй уже жили животные – ушастые зверюшки противного розового цвета хоть и имели странный песочный привкус, были вполне съедобны и являлись более чем лёгкой добычей; кроме того, здесь прорастали грибы и растения, без благ поверхности теряющие всякий цвет. Новым солнцем гномов стали реки из лавы. Странные вкрапления синеватого оттенка тоже светились, лёгким звоном заполняя воздух – исследователи говорили, что минерал – настоящее сокровище, но на понимание его природы требовалось время. Семья дала им это время, и королевство продолжило разрастаться во тьме.       Нерон лично поставил лагерь на новом месте. Брат доверял ему, как себе, а потому назначил своим преемником на восточном направлении. Развернулось строительство, и всё шло своим чередом, но одно гному не давало покоя – горькая, как горелый сахар, нота, не замолкающая ни на миг. Как оказалось, этот звук издавала жила того самого минерала, месторождение доселе невиданных размеров. Только советникам удалось отговорить наместника короля не уничтожать растущие из свода и пола пещеры кристаллы.       Через месяц Нерону начало даже нравиться пение самородка. Лириум, сияющий изнутри, манил к себе, и гном всё больше времени проводил рядом с ним. Он пытался заучить мелодию, разобрать слова, но смысл призрачного шелеста, проявившегося в звоне металла, ускользал от него, дразнил своей кажущейся доступностью и добивал чувством полного бессилия. Наместника тошнило. Разозлившись, он на много дней удалился в свой дворец, пытаясь заниматься лишь насущными делами, но мысль о прекрасном ростке лириума не покидала его ни на секунду. И, наконец, гном сдался.       - Что ты пытаешься сказать, Исана?       Он стал разговаривать с жилой, когда никого не было рядом. Нерон запретил кому бы то ни было продолжать строить в том направлении, сославшись на опасность, отвёл строителей в соседний коридор природной сети подземных пещер. Глупцы. Никто из них не достоин слушать Исану. Только он, Нерон, будет говорить с ним. Только он должен понять лириум.       Понимание не приходило. Иногда гном срывался на крик, иногда падал на колени, плакал, вырывая волосы с головы. Лириум оставался глух к его мольбам, он мягко пел, но Нерон всё так же ни слова разобрать не мог. Когда начала редеть борода, он наконец понял – исана хотел, чтобы он избавился от неё. И под недовольные шепотки подчинённых гном впервые за историю клинком уничтожил всё до волоска. Минерал по-прежнему не отвечал, но Нерону начало казаться, что петь он начал иначе – наконец-то, хоть какой-то ответ за полгода мучений!       Он гладил лириум, шепча ему нежные слова – поначалу руки жгло, но Исана, как всякий норовистый зверь, в конце концов успокоился. И ничего, что на руках отвердела кожа и пошли волдыри. Нерон всё стерпит. Вопросами власти всё чаще начинали заниматься жрецы и советники. Они позволяли гному жить своими причудами, ничего не докладывали королю, ведь как только наместника отстранят или вылечат, возможность править от его имени пропадёт. Окружение Нерона следило лишь, чтобы тот достаточно питался и не слишком зарастал грязью. Когда он попросил выточить храм из пещеры, гному снарядили отряд строителей. И уже через несколько месяцев наместник заперся в нём. Он начал приносить подарки поющему камню – не драгоценности, ведь это оскорбительно! – а маленькую жизнь. Нерон делил с лириумом вино, носил ему чахлые ростки подземных цветов и нажье мясо. Кристаллы оставались безответны. И тогда голос давно умершей матери нашептал гному, что лириум нуждается в более весомой жертве.       Нерон пригласил в храм одну из своих наложниц. Опоив её, он игрой и шуткой убедил женщину коснуться кристаллов. Она так громко кричала! В миг протрезвевшая, женщина верещала, как пойманный за ухо наг, противно орала, и одним ударом посоха слуга лириума покончил с невеждой. В воздухе что-то зашевелилось, и Нерону это понравилось. Он окроплял металл чужой кровью снова и снова, но Исана вновь игнорировал его подобострастие, и капли алой крови стекали по зеркально гладкой синей поверхности, не впитываясь в суть камня.       - Чего ты хочешь? Только скажи, я отдам, я всё отдам тебе, Исана!       Аппетиты Нерона росли вместе с подозрением жрецов и советников, а кристаллы только пели свою до ненависти сладкую песню. Они были всё так же далеки, как и раньше.       Замурованные двери пульсируют от ударов тарана. У любого терпения есть свой предел, и кровожадный наместник подвёл к нему своих подданных. Глупцы хотели уничтожить жилу. Они не видели божественной красоты, разливающейся от металла, они не знали, что песнь скрывает за собой величайшую в жизни тайну. Никто не верил, что эту тайну можно купить только ценой чужих жизней.       - Почему ты молчишь? Не молчи, пожалуйста, не молчи. У меня ничего не осталось, веришь? Я отдам тебе последнее, Исана. Забери меня. Не дай им себя уничтожить.       Нерон развёл руки. Уже давно он разучился слышать что-то, кроме песни, но ноги гнома чувствовали дрожь земли. По лицу покатились горькие слёзы. Он погибнет, но ему страшно – ему страшно, что лириумная жила перестанет жить. Огонь, подчинённый воле бывшего наместника, сперва родился в ладонях. Пламя ласково, оно лизало руки, не понимая, почему гному так больно. Оно охватывало коренастое тело, пытаясь согреть его, чтобы унять дрожь, но вместо этого обугливало плоть. Нерон с глупой улыбкой шагнул к жиле и упал, разбивая о самородок лицо. Он обнял росток минерала, и последнее, что он услышал – как лириум визжит, сплавляясь с его телом.       Больше не синий. Разъярённый металл искрил, распаляясь до красноты, и жрал кровь и кости гнома-мага, придавая скукожившемуся телу удивительно знакомые черты.       «Какой странный сон», - подумал рыцарь-капитан Каллен, проснувшись. Шёл третий месяц со дня "смерти" Мередит, а её окаменевшее тело всё так же стояло во дворе Каземат…