Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      Денис проснулся от того, что чужие шершавые пальцы трогали шею. Рефлекторно отдернулся, стукнулся плечом о стенку и проснулся окончательно.       — Ну, привет, спящая красавица! Пульс нормальный, значит привыкаешь. Как самочувствие?       На последний вопрос хотелось ответить „мутное“. Сел, преодолевая сопротивление плотного воздуха, и потер виски. Рядом стоял Вагутц, желто-зеленые хищные глаза внимательно изучали Дениса. Тот посмотрел на новый браслет с часами. Похоже, он проспал больше тридцати часов по земному времени.       — Нормально.       — Раз „нормально“, то подъем и шагом марш приводить себя в порядок. Жду на кухне.       Как Денис оказался раздетым в спальне на втором этаже дома Вагутца, он не помнил, но сориентировался достаточно легко. Повышенное тяготение ощущалось, но тело к нему привыкало довольно быстро, по Денисовым ощущениям.       После завтрака или почти ужина, если ориентироваться по времени на обоих циферблатах, Вагутц вручил ему ведро и швабру и отправил мыть полы. Гравитация оказалась коварной штукой, Дениса хватило на три комнатки второго этажа и половину лестницы, с которой он сполз и еле доплелся до памятной кушетки в общей комнате. Ухмылка Вагутца, закончившего уборку, напоминала хищный оскал.       Но за четыре дня Денис привык и уже спокойно мог сбегать по лестнице к излучателям в фонаре маяка несколько раз. Напрягали разве что сами сборы на любой выход из дома, даже пару метров до метеостанции или маяка — защита от солнца: спрей, очки и плащик, оружие: бластер в одну кобуру и какая-то вовсе доисторическая помповая модель в другую, оксимаска на шею. Проход через шлюз в прихожей, потом Вагутц проверял портативным газоанализатором воздух, да еще принюхивался с крыльца, а уж если на крыльце оказывалась какая-нибудь пыль или мусор, то, прежде чем выйти, Вагутц чистил крыльцо струей сжатого воздуха. Потом долго оглядывал площадку, и тропки по которым предстояло пройти, будто пересчитывая камни. Один раз Денис убедился в неслучайности его паранойи — невзрачный сухой листик вдруг подпрыгнул, разворачиваясь в нечто когтисто-многоногое, и был испепелен двумя лучами. Вагутц Денисову реакцию похвалил. „Листик“ оказался ядовитой мокрицей.       Вскоре Денис привык запоминать расположение всех камней на площадке и замечать любой мусор, принесенный ветром. Когда Денис указал Вагутцу „лишний“ камень, а тот приказал надеть оксимаску и подстрелил „черепашку“, засыпавшую все вокруг себя черными хлопьями какой-то гадости, Вагутц объявил, что со следующего дня они начнут выбираться с косы на „большую землю“ острова.       По большой земле ходить оказалось сложно, как и обещала Гончая: тщательно выверять приходилось каждый шаг, выглядывая все вокруг и сличая камни с камнями, а траву с травой. Денис понял, откуда в Гончей и Вагутце это невероятное сочетание стремительности и медлительности в каждом действии и жесте. Здесь, где Вагутц, двигающийся в человеческом нормальном темпе, успевал просканировать пространство по маршруту на несколько метров вперед и в стороны, Денис подолгу зависал над каждым самостоятельным шагом и получал подзатыльник, если торопился. И пропускал что-нибудь важное. Как Вагутц определял незамеченные Денисом травинки, камешки или прочую ерунду, Денис не знал, но после путешествий с Гончей не удивлялся. Вторым навыком было попадать точно в шаг впереди идущего, копируя при этом еще и распределение давления ноги по следу, и третьим — помнить собственные шаги на обратном пути и возвращаться наступая строго туда, куда уже однажды вставал. Вагутц все окрестные аномалии знал на память, но Денису каждую показывал заново. И Денис привыкал отличать ровно лежащие, прижатые или приподнятые былинки, листики и камешки друг от друга. Видеть незначительные нарушения общей картины, бугорки или отклонения ветра. Да и мелкая живность перемещалась по острову свободно. А что такое биологическая неагрессивная опасность, Вагутц ему показал, бросив в сидящую под травяной кочкой рептилию толстую перчатку. Когда рептилию пристрелили, а перчатку подобрали, она была прокушена и частично начала разлагаться от ферментов. Лучше всяких слов это объясняло, почему местную живность лучше либо не трогать и обходить, либо убивать быстро и эффективно. Но замечать в любом случае стоит до того, как она заметит тебя. Впечатлила Дениса и газовая аномалия. Когда постоянно принюхивающийся поверх чуть приспущенной маски Вагутц резко надернул ее на нос, велел усилить затемнение очков, а после щелкнул зажигалкой, и перед ними полыхнуло голубым холодным пламенем, выгорая, облако неизвестного газа. „Молодилка наползла“, — сказал Вагутц и пояснил уже дома, что есть на Празднике любопытная аномалия, которая успешно консервирует все, с чем проконтактирует. В живых клетках после контакта с ней меняются процессы окисления. В большинстве случаев до полного прекращения. «Слышал сказку про „мертвую воду“? Как нет? Мда… Интересная штука: и кровь остановит, и морщины разгладит. Но только на трупе. Неразлагаемом, не подлежащем реанимации. Никак. Через кожу пропитаешься, а тем паче надышишься, и все — красивым будешь навсегда. Только мертвым совсем. В прямом белом свете голубеет и чуточку озоном припахивает. Так и вычисляем. Благо горит хорошо и неопасно».       Дружелюбностью Праздник не отличался. И Денис понял, что любит океан не только за то, что тот красив, но и за то, что из него здесь не лезет ничего особо страшного. Разве что низкий озон, но от него вполне защищала маска.       В последний день земного июля Дениса во Фрайтон отвез Вагутц. Высадил из флайера перед первым корпусом, пожелал удачи, хлопнул по плечу и улетел. Расчетная полночь удачно пришлась на местный рассвет.