Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      Стоило киборгу удалиться, как настроение толпы поменялось: с разочарованного вновь на хищный похотливый интерес. Послышались возгласы: «Подарили сладкого», «Наша лапушка будет» и тому подобное. Денис подобрался.       Шансов вырваться не было. Точнее было потенциально спасительное действие: Денис помнил экран снаружи и не сомневался, что за ним наблюдают, и, если взмолиться о помощи, возможно, капитан окоротит распоясавшихся урок. Только чувствовать себя обязанным Уайтеру было бы не менее противно, чем… Денис знал одно — живым он не дастся. Пока он в силах сопротивляться, пока он жив, эти люди, твари, нелюди, не удовлетворят свою низменную похоть за его счет. Подбадривая и горяча себя, круг смыкался теснее, медленно подходя к едва держащемуся на ногах Денису. Шансов не было. Он понимал это четко.       Внезапно в голове будто перещелкнуло некий тумблер. И Денис распрямился, обводя толпу ледяным взглядом заплывающих глаз. Усмехнулся и облизал губы, чувствуя соленый вкус своей крови, как предвкушение чужой.       Он не просто не дастся им живым. Он прихватит с собой стольких, сколько получится. Он соблюдал человеческие правила честной драки? Больше не будет. Эта толпа, свора, не люди. Он будет их убивать. Холодная решимость не выгнала боль и усталость, просто сделала их несущественным условием, прозрачное ледяное пламя отчаянной злости выжгло остатки страха и самосохранения. Ему уже плевать - выживет ли он сам, если он успеет убить.       И что-то изменилось не внутри него, а вне. В камере. Будто натыкаясь на его взгляд, люди стали останавливаться, точно упирались в силовой барьер и не решались подойти первыми.       Снова раздался голос синезубого вожака этой кодлы:       — После десятого танца Золушка уходит. Шерстяных пусть в другой секции ищут.       Толпа заворчала недовольно на счет того, что Золушку им подарили, и грех не воспользоваться, а шерстяными они все равно стали, как номер взяли, но ропот был глухой, и без решимости действовать. Синезубый своим вмешательством спасал от кровопролития и Дениса, и своих сокамерников, давая тем повод отступиться, ссылаясь на авторитет углового-смотрящего.       — Ушла Золушка, — повторил тот, хотя Денису уходить было некуда. Двери в камеру так и остались заперты. Но толпа окончательно потеряла к нему интерес, начала рассасываться по камере, по койкам, возвращаться к картонкам домино. Только Денис остался стоять посреди свободного пространства камеры, пытаясь решить новую проблему: что ему теперь делать тут, оставшись живым. Но и за него решил синезубый, окликнув мелкого борца, дравшегося с Денисом пятым:       — Бес, обустрой бойца, покажи, где умыться можно. И вообще.       Денис вспомнил, что «боец» обычно принадлежит к бригаде и работает в качестве исполнителя силовых акций для какого-нибудь авторитета, и поэтому медленно качнул головой:       — Я не боец. Я сам по себе.       Синезубый усмехнулся:       — Умывайся, небоец. Молодой ты еще со старшими спорить. Бес, присмотри за парнем.       Вода была техническая, скорее холодная, чем теплая, Денис несколько раз плеснул ладонями в лицо, а потом и вовсе с наслаждением сунул под кран голову и закрыл глаза, чувствуя, как вода льется на затылок, пробирается щекоткой под волосы, стекает по склоненной в раковину макушке, по вискам добирается до уложенного на ладони лба, а частью по шее течет под комбез на спину.       — Эй, молодой, не спи, успеешь.       Денис выпал из блаженного оцепенения, отпрянул от потянувшегося тронуть его за плечо Беса, встряхнулся.       Умылся, смывая кровь с лица, ссадины щипало. Когда смываемая вода из ярко-красной стала розовой, прополоскал рот, напился — другой воды все равно не предлагалось, а пить хотелось. Замыл рукав комбинезона, успевший напитаться кровью, начавшей уже подсыхать и твердеть на ткани. Потом подумал и, полустянув с себя одежду, осмотрел и промыл кровящий разрыв кожи. Попробовал стянуть края. Бес откуда-то достал и протянул Денису не слишком чистый рулончик желтоватого биопластыря. Денис коротко кивнул и воспользовался. Бес помощи больше не предлагал, а Денис не просил и склеивал рану сам, отрывая куски пластыря зубами. Так же залепил кровящие скулу и ухо. Вернул остатки рулончика Бесу. Еще раз умылся, смачивая водой виски и затылок.       И почувствовал себя почти живым человеком. Отряхнулся. Натянул обратно на себя мокрый комбинезон. Вопросительно оглянулся на Беса, тот сунул Денису какую-то тряпку вместо полотенца, потом сопроводил к сидящему на койке синезубому. Тот жестом указал сесть напротив. Денис оглянулся по сторонам, не ошибся: Большой Чича подскочил и возмутился:       — Эй, это мое место.       — Было, другое найдешь, — веско сказал синезубый. — Садись, сам-себе-боец, познакомимся.       Денис покосился на Большого Чичу, но тот что-то вытащил из-под поролоновой засаленной подушки и ретировался. Судя по вялому переругиванию, начавшему бродить по камере — искал себе новое лежбище. Так как гомон утих довольно быстро — нашел. Тогда Денис сел на предложенное место. Синезубый с видимым интересом наблюдал, как Денис настороженно осматривается и прислушивается, и молчал. Молчание продолжалось долго. Наконец местный вожак спросил:       — Обвык немного?       Денис кивнул.       — Хорошо. Я Барон Пшала, а тебя как зовут?       — Денис.       — Это мать назвала. Себе оставь. Здесь номерные все, для начальства наших имен больше нет, только номер личного дела. А для людей свои имена входу. Я спрашиваю, как тебя люди зовут.       — По-разному, — Денис пожал плечом. Понял, что напрасно — тело начала прикусывать отступившая было после умывания боль. К тому же, стоило чуть расслабиться, как стала медленно наваливаться тяжелая и мутная сонливость. А еще Денис почувствовал, как из-под пластыря просачивается кровь и, собираясь в тонкую стройку, медленно стекает, щекоча кожу…       — Что, хреново? — сочувственно спросил Барон Пшала.       — Нормально, — Денис, морщась, покрутил кистью левой руки. Суставы были вроде бы целы.       — Ложись, если плохо. Подождем со знакомством.       Денис отрицательно мотнул головой. И опять движение оказалось лишним — перед глазами поплыло. Пшала ухмыльнулся, махнул рукой:       — Ложись, отдыхай. Или боишься?       Денис хотел было привычно дернуть плечом, но передумал и потер его.       — Опасаюсь.       — Это правильно. Опасаться надо. Но сейчас тебе бояться нечего. Бес присмотрит. Эй, Гунявый, услужи бойцу с обувкой.       Невзрачный мужичонка с пестрой щетиной на скулах и подбородке, подскочил и услужливо, снял с Дениса обувь, аккуратно пристроил ботинки под койкой, попутно даже обмахнув их собственным рукавом. Денис подтянул ноги на постель. Возражать уже не хотелось. Хотелось, и правда, лечь, свернуться клубком, отгораживаясь от всего мира натянутым на голову одеялом. Или хотя бы на пару минут прикрыть отяжелевшие веки.       Резко вскинуться и «включиться» Дениса заставило какое-то неясное тревожное чувство. С усилием разлепив веки мутных слезящихся и оплывших глаз, Денис увидел Беса, отдернувшего руку и отпрянувшего:       — Ты чего такой дикий? Барон просил только проверить: дышишь, нет. А то ты давно уже так: затих и не шевелишься.       Денис и сам почувствовал, как колет восстанавливающее кровообращение затекшее тело. Потом пришла грызущая боль от ушибов. Медленно сел. Потрогал присохший пластырь на лице, под пальцами похрустывало. Пошарил ногами под койкой, нащупал стопой ботинки.       — Встать хочешь? Хочешь, Гунявый обуться поможет?       Денис посмотрел на Беса удивленно.       — Сам справлюсь.       За ботинками пришлось все же наклониться. Потом выжидать, пока прекратится головокружение и притихнет боль в спине и боках. Поход до унитаза и раковины тоже дался трудно. Ощущения говорили о болтанке и поминутно сбоящих гравитаторах, разум, отмечающий приметы внешней жизни, о том, что «Черная Звезда» идет ровно с постоянной скоростью. Вернувшийся на выделенную ему койку Денис взмок, будто снова отстоял «Золушкой», по крайней мере, половину этой игры. Сел, привалясь к стойке. Боль вгрызалась в мышцы гнилыми зубами.       Подошел Барон, Денис подобрался.       — А Бес правду говорит, Дикий ты, боец, щетинишься в точности, как зверь в западне. Даже странно, что не рычишь, — синие зубы обнажились в усмешке, но в водянистых глазах светилось искреннее и незлое любопытство. — На уши, поди, больше, чем на глаза полагаешься? Не бойся — не трону. Если совсем хреново, можем пошуметь, чтоб лечилу прислали.       Денис отрицательно покачал тяжелой головой:       — Нормально. Переживу.       — Как хочешь.       Барон ушел в дальний угол. На соседней койке с ногами разместился Бес. Денис разулся, закутался в кусок изоляционной тонкой нетканки, заменяющей тут одеяло, и тут же провалился в сон.       Разбудила Дениса снова внутренняя тревога, вызванная чужим любопытством или заботой.       — Дерганый ты и дикий, — сообщил ему высокий мужик, руку которого Денис сцапал около собственной головы. — Ты часом не из мутантов? Говорят, тех тоже спящих и раненных лучше не трогать — сначала убьют, потом очнутся.       Сейчас Денис был согласен, что это более удобный порядок действий, потому что просыпающееся тело, в отличии от спящего, против любых резких движений активно протестовало. Мышцы болели, глаза слезились, голову вело и очень хотелось пить. Даже сесть оказалось тяжело.       — Барон вообще-то прав: тебе врача надо. За большее не скажу, ты даже тронуть себя не дал, какой осмотреть, а жар у тебя точно есть, — мужик продолжал разглядывать Дениса. Тот зябко завернулся в серое, влажное от пота полотно и нахохлился. Говорить и шевелиться не хотелось. Пить неожиданно принес Бес. В черной от налета кружке оказалась не вода, а что-то вроде очень крепкого чая.       Более-менее пришел в себя Денис только спустя почти трое суток после «Золушки». До этого он в основном спал, его порой будили, вроде бы случайно, пару раз разбудили нарочно, чтобы сунуть в руки миску какого-то жидкого варева, среднего между супом и кашей. Врач за это время полубредового существования так и не появился. Но Денис с удивлением осознал, что успел познакомиться и запомнить не только Барона Пшалу и Беса, которому принадлежала койка напротив, или Гунявого, спавшего на третьем ярусе и всегда готового услужить, но и Лимонадного Коня — четвертого поединщика, Скользкого Джима — седьмого, Мурчика — соседа сверху и вообще без малого половину народонаселения камеры.       — Оклемался, дикий боец? — спросил его Барон, усаживаясь на бесову койку.       Денис как раз закончил приводить свою сбитую постель в порядок, кивнул. «Дикий боец» тут тоже как-то уже прижилось в качестве обращения к нему. Тело все еще отзывалось болью на любое движение, но голова была ясной, сознание не плыло, и больше не мутило.       — Теперь расскажешь, как здесь оказался?       Денис опасливо медленно двинул плечами:       — Не понравился.       — Капитану?       Денис промолчал. Барон рассмеялся, обнажая все свои металлические зубы.       — Я даже знаю почему. Ты боец. Причем боец хороший, грамотный, умный и злой. Только молодой очень. Тебе бы правильных людей держаться, чтоб ты за них, а они за тебя, и был бы в порядке, а в одиночку играть ты еще молод слишком, слишком у тебя масть козырная, парень, чтоб тебя в свою колоду прибрать не захотелось. Только ты уж больно дикий. Можно прикормить, подманить, а ошейник надевать станешь — тут ты пол руки и оттяпаешь. Так?       Денис отрицательно помотал головой. А Барон опять рассмеялся. А вместе с ним Бес, стоящий рядом, и свесившийся с койки сверху Мурчик.       — Да не боец я, навигатор, — Денис тоже усмехнулся, только невесело.       — Оппачки, так ты еще и образованный, выходит, — уважительно протянул Барон. — Так это тебя еще интересней делает. Давай рассказывай, как здесь оказался.       Рассказывал Денис коротко и сжато. Ни про Дядю Колю, ни про Гончую, ни про Шакса рассказывать и вообще в подробности вдаваться не стал. Про Медузу и коньяк с капитаном тоже умолчал. Закончил трудоустройством, усмехнулся: «Сглупил, в общем». Подробностей биографии у него не выспрашивали. Но звали попеременно то Диким бойцом, то навигатором.       Денис узнавал о порядках среди «Номерных», об иерархии, правилах. И приживался.       Слушал байки. Один раз при нем рассказали про Козыря-медвежатника. И однажды про вставшую на бойцовский конвейер бабу «ни кожи, ни рожи, ни сисек, ни жопы, толком не опишешь, но увидишь — не забудешь, и шрам приметный через всю спину, три свежих распашки, как когтями мазнули». По словам рассказчика — Богорта, второго из Денисовых соперников по бою, тогда он первый и последний в жизни раз видел, как мутант вырубает бойцов быстрее, чем можно глазом засечь. Три параллельных полоски тонких шрамов на спине Гончей Денис помнил — видел пару раз под задравшейся майкой во время тренировок. Денис попытался было узнать что-нибудь из свежих слухов, но Богорт ничего нового не знал. К разговору о мутантах подключился высокий Рогач, вспомнивший кореша Рика-Занозу, который вроде водил дружбу с несколькими «из этих», но ничего больше Денис не узнал. Про Альянс или семью Доу на Данае не помнили.       Уайтер появился перед самой посадкой на Венеру. С тремя киборгами. Вошел в камеру, показательно скривился. Приложил к носу платок.       — Ну и вонь же здесь, как в свинарнике.       — Твой корабль, кэп, сами бы рады на нормальном лететь, да нас не спросили, — тут же отозвался Мурчик.       — У меня тут малой один заплутал, мне птичка на хвостике принесла, что у вас вроде как прижился. Рыжий такой, тощий.       — Навигатора потерял, кэп? Так ты б кормил его лучше да берег тщательней. А то нам его на поиграть твоя кукла привела и забыла.       — Навигатора, пока еще навигатора, видеть его хочу.       Денис молча вышел из-за спин Номерных, что, держась на почтительном расстоянии от DEXов, взяли капитана в полукольцо.       — Ну что, птенчик, понравилось третьим классом путешествовать? — прищурился и ухмыльнулся Уайтер.       Денис посмотрел на капитана голубыми спокойными, как лед на горном озере, глазами, несильно подвинул плечом, ответил невозмутимо:       — Жить можно.       Номерные громко засмеялись. Хотя Денис не собирался шутить, он просто честно ответил на вопрос капитана. Уайтер побледнел скулами и сжал кулаки.       — Да я, — задохнулся он, — да я… Я тебя сейчас выгружу вместе с этими! Пойдешь в штрафбат! Под номером! и сдохнешь в какой-нибудь гребаной жопе вселенной! Ну?! У меня навигатором или с уголовным быдлом в окопы вшей кормить? Без паспорта, без имени. Выбирай! Ну?!       Денис промолчал, но за него ответили нестройные насмешливые голоса:       — Оставляй нам, кэп! Не дрейфь, Дикий, давай с нами! Оставляй, кэп! Дикий, бросай его нахер, мы тебя сами в офицеры выдвинем, станешь первым летехой из Номерных!       Денис подумал, что ему и в самом деле совершенно все равно.       С Номерными было избавление от Уайтера и от «Черной Звезды» с ее порядками, крайне призрачный шанс пересечься с кем-нибудь из армейского начальства, кто захочет выслушать бесправного уголовника. Но скорее всего его сокамерников раскидают по разным отрядам, казармам, Уайтер передаст свежесозданное на него фальшивое дело, приписав ему каких-нибудь преступлений, и он начнет совершенно новую жизнь бойца в штрафбате. Стрелять он умеет. Так что, возможно, продержится до конца срока контракта, но звездных карт он не увидит. Очень и очень долго.       С Уайтером… С Уайтером его не ждало ничего хорошего. Это он понял. Но можно будет летать на «Черной Звезде» и делать ей трассы. Заниматься любимым делом, служа ненавидимым людям. Как Рэтт. И надеяться на какой-нибудь случай, что позволит вырваться с этого корабля. А еще вряд ли капитан выкинул винтовку Гончей, и… это было бы слишком невероятно и чудесно, но Денис не хотел вовсе отказываться от надежды ее вернуть.       К тому же, решит все равно капитан — он признает только тот выбор, что совпадает с его. Эта мысль оказалась правильной, взбешенный капитан прорычал:       — DEX, увести отсюда навигатора. В рубку. Нет! Сначала в душ, и пусть отмоется, а то от него воняет.