Денис Воронцов, навигатор, 25 лет

      Денис проснулся от собственного кашля. Он согнулся и придавил рукой горло, стараясь приглушить производимый шум. Вокруг недовольно завозились и заворчали разбуженные пассажиры. Кто бы ни планировал кресла в зале ожидания, но он явно ставил себе задачу сделать их такими, чтобы в них не рассиживались и не просыпали рейсы. От неудобной спинки сиденья, выпирающей у лопаток и провисающей напротив поясницы, сковывало спину. Кашель никак не желал прекращаться и с глухим задавленным уханьем встряхивал тело.       От Дениса, брезгливо косясь и морщась, отсаживались подальше.       Идея отказаться от гостиницы уже не казалась правильной.       — Кипяточку? — Катя работала регистратором на местной регулярной линии и еще уборщицей, чтобы платить ипотеку и содержать мать и сына, и практически жила в здании космопорта. Благодаря ей у Дениса появился доступ к чайнику в комнате отдыха персонала.       Полпакетика жаропонижающего вместо утреннего кофе. Держать в руках горячую кружку было приятно. Денис уже привычно спросил вместо благодарности:       — Тебе помочь?       — Эх ты, чудо-ище рыжее! — Катя потянулась потрепать его по голове, но Денис уклонился. И молодая женщина рассмеялась: — Смешной ты. Ерошишься, как мой спиногрыз, когда обижается, что я опять на работу ухожу. Но помоги. Только потом, как закончу. Поломойку на место запихни, пусть заряжается.       Поломойный агрегат был тяжелый, а у зарядного шкафа имелся небольшой порожек. Собственно, они и познакомились с Катей, когда она ворочала махину, вытаскивая ее.       Денис медленно выпил лекарство. За вчера Денис убедился, что и половинной дозы вполне хватало, чтобы чувствовать себя относительно нормально целый день.       Вспомнив вчерашние события: чипсы, чердак и ребячью компанию, Денис улыбнулся. Тепло медленно расползалось по всему телу то ли от попавшего в желудок горячего напитка, то ли от воспоминаний.       Вчера Денис рассказал Юнке и Танки, показавшимися ему самыми старшими и серьезными, и Юрке, потому что тот потребовал: „Без меня не секретничать! Я — ревнивый и любопытный!“ — про Динку. Не все, коротко сказал, что она ушла из дома, потому что не ужилась с отчимом и ищет отца. Что уехала в поселок Прииски, и что сам он, Денис, теперь за нее переживает, потому что отпустил одну и не сообщил в полицию.       Юнка задумчиво взяла в рот кончик косы. Танки и Юрка заговорили наперебой, убеждая Дениса: „Да что вы, как взрослый! Почему вы вечно думаете, что мы хуже вас соображаем и ничего сами решить не можем? Все правильно девчонка сделала. Раз она знает, что делает, то все нормально будет“. Юнка ответила иначе: „Она не из нашего района и не из нашей школы, у нас никто не пропадал. А еще про нее ни в школе не рассказывали, ни в новостях. Значит, ее не особо ищут. А вообще, полиции не надо рассказывать. Взрослые обычно все только портят. А хорошим ребятам я про вашу Динку расскажу. Чтобы, если встретят, помогли. Так, Танки?“ — „Ага! И Моте надо сказать. Он машинист на монорельсе, везде бывает“ — „И Моте, и Оксане с Игорем. А они — нормальные люди, как вы“, — Юнка неожиданно широко улыбнулась Денису: — „И все. Это наше дело будет. Дворовское. И Секрет“.       Потом Денис описал свою юную подругу, не стал только про сапоги рассказывать. И превратив судьбу Динки в „дворовское дело“, он неожиданно почувствовал себя так, точно из сердца вынули острый занозистый шип. Даже дышать стало легче. Вот только глубоко, полной грудью вдохнув, Денис тут же раскашлялся. Майка принялась гладить его по спине и по груди.       — Ты чего такой счастливый, чудо-ище? — Катя, пустив поломойку в „свободное плавание“ по узкой галерее, тоже уселась боком на парапет спиной к Денису, — а я сегодня дома ночевала. Что-то здесь с часу до полчетвертого прикорнешь и нормально. А дома… В десять легла, в пол пятого встала, а еще бы спала и спала. Кстати, а знаешь, что мне вчера мой спиногрыз выдал? „Давай,“ — говорит, — „заведем себе дядю! Только надо хорошего выбрать. А то еще сам по себе заведется какой-нибудь плохой, и мне придется из дома уходить“. Я ему: „Да с чего ты вообще о таком подумал? Какой такой дядя? Разве нам втроем плохо? И ни на какого дядю я тебя, чудо-ище мое немытое, не променяю! Никогда! Честное-расчестное! Или пусть меня одними пенками кормят!“ Он лоб наклонил, губы выкатил, носом хлюпает и опять: „Все равно. Давай хорошего заведем!“ — „Эх ты“, — говорю, обняла его, честное слово, чуть сама не разревелась, — „чудо-ище! Дяди не котики. Хорошие просто так не заводятся“. К маме пристала, а та только руками разводит: «Сама не знаю. Как пришел вечером с улицы, так и твердит: „Ба" да "Ба", "давай маме дядю заведем!“ От кого нахватался?!» Отца ему не хватает. Да и мне бы чаще дома бывать. Только... Уж больно там квартира хорошая. Район тихий, от работы близко, соседи приличные, школа сильная, парк рядом и от центра совсем недалеко, друзья у него опять же. Интересно, откуда только в девять лет такие фантазии нелепые. Надо же выдумал — Дядю завести! Да еще «только чтобы самому выбрать»... Эй, ты чего? Плохо? Водички?       Дениса душил кашель. Он пытался сдержаться, но спазмы встряхивали тело, точно стремясь вытолкнуть из груди воздух вместе с легкими.       — Да что ты делаешь?! Прекрати жаться! Откашляйся нормально! Не трогаю я тебя. Не трогаю. Только прекрати жаться и нормально откашляйся. Ты прям будто боишься, что тебя корейские партизаны услышат. И сплевывай на пол. Все равно мою.       Денис плевать на пол не стал, сидел, прикрыв глаза и восстанавливая дыхание. Даже мышцы живота болели.       — На! — Катя сунула ему в руки теплую кружку, — в больницу тебе надо. А не на работу. Пока совсем не загнулся.       Денис покачал головой. Отпил из кружки. Оказался сладкий чай.       — Эх, вот прям бы так взяла сейчас, стукнула бы, упаковала в пленку для чемоданов и попросила б Сеньку отнести эту негабаритку ко мне домой. А сама б позвонила маме и попросила б ее не выпускать тебя из постели, пока не поправишься! Да как бы мой спиногрыз не решил, что ты есть тот самый плохой самозаводящийся дядя. Он и так целыми днями по улицам носится. Возьмет ведь, и правда, усвистает. Чудо-ище.       Денис опять раскашлялся, чуть не уронив кружку и расплескав чай. Катя сочувственно смотрела на него печальными серыми глазами.       — Черт, время! Пора переодеваться — мне в пять сорок восемь уже регистрацию на Тау Кита открывать. Чуть не забыла. Там внизу моя однокашка стоит. Римка из „Бармалея“, узнаешь по форме, так вот она меня просила кого-нибудь из мужиков ей сосватать — помочь нарика из сортира вытащить за пиво „сколько влезет“. Но я с ней за тебя договорилась. Во-первых, чтоб завтраком накормила, а во-вторых, чтоб пускала спать в их „особую комнату“, пока бар закрыт. Иди помоги девушке и поспи до полдевятого. А то мало, что ты и так выглядишь, как со свалки вылезший, да еще и глаза красные будут. Все. Пора-пора. Целовать не буду. Обнимать тоже. У меня сегодня перерывы будут в восемь на двадцать минут, в одиннадцать пятнадцать почти на полчаса, потом в два, без пятнадцати четыре, в шесть десять и полдевятого конец двусменки. Забегай — чайком обеспечу. Чмоки-чмоки. И задвинь швабру!       Катя, подхватив обе кружки, умчалась, постукивая каблучками.       Поломойка, закончив мытье второго этажа, топталась около зарядного шкафа. Параллелепипед со скошенным верхним передним ребром, вереща приводами, пытался приподняться и перевалить через неудачно торчащее ребро уголка. Убеждался в невозможности, откатывался назад и пробовал снова. Денис подумал, что это напоминает его безуспешные поиски работы. Он подошел, подождал, пока автоматика вновь начнет попытку влезть в зарядное устройство, и аккуратно наклонил, а потом подпихнул машину плечом, помогая преодолеть преграду. Нижняя щетка мазнула по ботинкам.       Римма оказалась яркой брюнеткой в клетчатом кукольном платье с оборками и передником и в расстегнутом темном пальто. И сама нашла Дениса. Подошла к нему, кашляющему в предплечье, и окинула критическим взглядом.       — Кхр, Китти-Кэт мне сказала, что будет шуганный мальчик в обносках, но что все так запущенно… Честно говоря, не ожидала. Ты нариков не боишься? Не бойся. Он под лизуном. Может только обосраться неожиданно. Пошли. А то я домой уже спать хочу, а там „это“ на толчке застряло. Послезавтра убью Ромку! Спросила ведь! Лучше б кибера какого на охрану поставили. Четверку совсем дешево купить можно. Пошли?       „Бар м. Алей“, как и „Белая Звездочка“ был портовым баром, находился в здании космопорта, только вход имел с улицы. А на улице было очень ветрено и холодно. Римма ежилась в пальто. Денис же, едва оказавшись в тепле, зашелся надрывным кашлем.       — Так… Потом я тебе вина с апельсином согрею, выпьешь и спать ляжешь. И водки еще дам, только не пить — разотрешься. И скажу Баб Мане, чтоб не будила. Все равно девочки только к вечеру подтягиваются.       Денис замотал головой.       — Мне днем работу искать.       — Какая работа, ты себя со стороны видел? Вон в зеркало посмотри. Ладно. Пошли. Я Китти-Кэт обещала, что ты нормально поешь и поспишь. Быстрей закончим, дольше спать будешь.       Мужской туалет состоял из рядка открытых писсуаров и двух закрытых кабинок. В одной из них сидел на унитазе крупный и, похоже, немолодой мужчина со спущенными штанами в совершенно расслабленной позе: тело привалилось к стенке, голова упала на грудь, одна рука безвольно висела, вторая лежала на коленях, если б не сиплое дыхание и всхрапы, он был бы похож на труп.       — Вот! Картина маслом — усрались. Надо его отсюда вытащить. Давай ты зайди слева, а я - справа. В безвольной человеческой глыбе было что-то знакомое.       — Погоди. Сразу не поднимай. Сначала этот бурдюк говна взболтать надо, а то лизун все мышцы в кисель превращает, поэтому… — Римма просочилась между телом и стенкой кабинки к задней стене, подлезла к телу. Подсунула руки ему подмышки, приподняла, энергично встряхнула и резко водрузила обратно. Тело забурчало внутренностями и подняло голову с остекленевшими бездумными глазами. Расслабленно приоткрытый перекошенный из-за шрама рот со струйкой зеленоватой слюны, стекающий из угла губ, поехал в счастливой улыбке идиота.       — Ааайэ, — выдохнуло тело, — а-а-оо…       Денис почувствовал необходимость прислониться к чему-нибудь. Тело оказалось знакомым. Левую отвислую бульдожью щеку собрал и подтянул свежий шрам, уходящий на складчатую шею, волосы были не темные, а, по большей части, седые, но это был Трой.       — Ты чего побледнел? Нариков под лизуном всегда сильно пучит. Вообще-то это их проблемы, но вот обделаться неожиданно от встряски могут. И не хочу, чтоб это на меня случилось, — Римма еще раз тряхнула Троя и тот попытался протестующе зашевелиться, но только искривил рот и снова замычал:       — Еааеаеи-ааау… — и уронил голову.       — А говорил, что нариков не боишься! Давай, не стой! Он ничего кроме мычания и пердежа еще часов пять не сможет. А потом два часа спазмолитики жрать будет и корежиться от похмелья. И полдня в норму приходить. Так что, не боись. До завтра этот овощ для общества бесполезен и практически безопасен. Так, я его сейчас на тебя пихну, а ты лови. И держи как-нибудь, пока я на него штаны обратно натяну. Лучше б, конечно, с голой жопой на мороз выставить, чтоб больше у меня в баре в мою смену не ширялся, но штаны мешать тащить будут, — Римма вновь подлезла к мужчине и, подхватив его подмышки, резко подняла и пихнула вперед. Денис поймал Троя и удержал его в вертикальном положении.       Вновь встряхнутое тело действительно выпустило газы, слюни и сопли. И Трой вновь очнулся. И, дыша на держащего его перед собой Дениса непонятным, но очень противным, тошнотворным запахом, дебильно улыбаясь, радостно замычал:       — Ооо! Аиаэ! Аеааеееяайи! Йаеааеиоаиаиаиу! Ао! Аы — юуу! — а потом захрюкал-зафыркал. Слюни пузырились и текли уже с обоих сторон искривленного и безвольного рта. Но Денису начало казаться, что он понимает это мычание. Он будто бы вполне разобрал в нем: „Нафикатэл“, „а ме каса феле тепя нати“, „я тепя пафсе плитона и болиса ифу“ и „а ты клюк“ — превратившееся в голове в: „Навигатор, мне казак велел тебя найти, я тебя по всем притонам и больницам ищу. А ты — глюк“. И испугался. „Черная Звезда“ и ее капитан вновь вставали перед ним. Напоминая о своей силе и власти.       — Не зависай! Да не бойся ты его! Давай, вешай его за одну руку на плечо, я - за другую, и потащили! — Римма, натянувшая штаны на Троя, и, похоже, нарочно только штаны, оставив трусы колбасой топорщиться в верхней части штанин, щелкнула застежкой ремня и закинула расслабленную и точно наполненную желе руку себе на шею. Денис проделал тоже самое. И они поволокли тело на выход.       Римма предложила сбросить тело в паре метров от бара, за паковочным автоматом на стоянке флайеров, чтоб не привлекало внимания и никому не мешало. Но Денис, отчаянно мерзнущий на ветру и понимающий, что за несколько часов на бетоне при такой погоде в таком слишком расслабленном состоянии можно совсем замерзнуть, настоял на заносе Троя в теплый остановочный павильон. Трой при этом периодически вскидывался делал какие-то недопопытки к шевелению и мычал:       — Еаа-яу-ааоеоэоаиаиыыиаааоии-яаиооуаааоаи-эуаааиэааиааиаа-оааиаюоэаээуаояоуы!       И чем больше мычал ему в ухо Трой, тем лучше разбирал Денис его недосогласные присвисты и хрипы. Трой говорил, что во втором секторе выжили только киборги и, почему-то во множественном „анабиозники“, хотя из трех заполненных криокамер лишь одна хранила относительно пригодное к реанимации тело Гули, недоубитого Денисом на „Черной Звезде“, что капитан объявил виноватым навигатора, но „парни“ (Интересно, кто? Если „синемордый“, искавший рыжего навигатора, про которого рассказал Саня — это Додик, то кто еще? Неужели только двое?) винят Рэтта, который был пьян. „Рябае голову оторвало“, — это Денис тоже разобрал.       — Аа ее ыэа айи и аии йа иу. У аа, а еа аииу. У еа иои е! эа еоа! „Казак велел рыжего найти и зачистить“, „у меня игольник есть“. Трой мычал и слюнявил Денису волосы.       Игольник. Оружие маленькое, но смертоносное. Денис попробовал обшарить ближние к нему карманы штанов и куртки. Но там была только упаковка каких-то таблеток, несколько карточек.       Денис лихорадочно пытался придумать повод обыскать Троя, не вызывая подозрений у Риммы, ничего ей не объясняя и не впутывая в свои проблемы. И ничего не приходило в голову.       Они свалили Троя на лавочку на пустой, по случаю еще раннего времени, остановке. Трой опять мычал про то, что он не хочет ликвидировать навигатора, но раз Казак приказал, то он продолжит искать, по борделям и барыгам.       Обыскать бывшего сокомандника Денис не смог - Римма потащила его обратно.       — Я говорила, надо было ближе бросать. Замерз бы, ну и хер с ним. А так — ты весь ледяной. Белый и трясешься! Пей! — брюнетка брякнула перед Денисом пивную кружку, наполненную горячим вспененным молоком, потом рядом она поставила тарелку с пельменями. — Значит так, если не хочешь есть сейчас, я их сейчас в термошкаф уберу, чтоб не остыли, и пошли покажу тебе, где спать. Не спи! Рано! Пошли!       Спать Римма предложила в крохотной комнате без окон с большим настенным экран-проектором и красными стенами. На широкой лежанке с красным кожаным матрасом и кожаными же подушками.       — На. Подушки эти вообще-то девки обычно под спину кладут, но у нас тут после каждого сеанса дезинфекция. Так что все чистое. А укроешься этим. Это хоть и не плед, скатерть для вип-столиков и короткая, но почти как шерстяная и если двумя, то нормально. Угнездишься как-нибудь. Все. Оставайся. И не хулигань! Китти-Кэт сказала, что тебе доверять можно. Так что я, считай, тебе свои работу и репутацию доверила. Если оставишь меня без куска моего хлеба с колбасой — и на том свете найду и повторно урою!       Римма ушла, оставив его одного в пустом баре с комнатой для свиданий. Денис попробовал придумать, как ему быть с Троем, но ничего, кроме как немедленно найти работу и убраться с планеты, не придумал. Снова знобило. Денис допил молоко, сходил в туалет, попутно осмотрев кабинку, в которой обретался Трой, но ничего интересного не обнаружил.       Поэтому решил воспользоваться предоставленным шансом и поспать пару часов, свернулся под двумя скатертями и мгновенно уснул.       Разбудил его шум осторожно приоткрывшейся двери и чужое сипловатое и отдышливое дыхание. Он открыл глаза и увидел невысокую сутуловатую старушку. Старушка улыбнулась, демонстрируя дряблые десны, обнажившие крепеж древних зубных имплантов.       — Тише, тише, болезный. Кудой-то вскочил? Баб-Маня я. Уборщица и судомойка местныя. Римка, коза, мне сказала, что приютила одного бедолагу. А ты уж больно сильно корхал. Вот я и заглянула, не задохнешься ль. Спи. И девяти еще нет. Римка-то сказала мне, что вы до восьмого часу с наркоманом каким-то — чтоб ему пусто было! — возякались. Спи, умаялси небось. Это ж надо! Такой молодой, а уже неприкаянный!