Долг Крови

Alexandre Desplat — Lily's Theme Extended Ещё пыль, оставшаяся от разрушенных колонн, не осела на землю. Ещё не были похоронены все погибшие. Ещё не были залиты все раны бадьяном. Слышны были голоса выживших из разбитых окон, с первого этажа. Из Большого Зала. Малфой пробирался по остаткам крыльца, разлетевшегося от многочисленных Бомбарда Максима. Слишком много заклинаний. Слишком много магии. Слишком много человеческий эмоций, слишком много в с е г о впитали в себя эти камни. Этот замок, эти разрушенные башни. Воздух буквально гудит, магия в нём — предельная, натянутая, пропитанная страхом смерти. Малфой боится представить, что там. Дальше. В самом здании замка. Что в месте, где вереницей трупов лежали погибшие? Он ведь. Был там же. До того самого момента, пока из-за родителей не переметнулся на сторону Лорда. На плечах до сих пор ощущение мерзких, ледяных, мёртвых пальцев. Он не смог уйти, не смог сбежать вместе с родителями. Люциус и Нарцисса сейчас спешат через лес к концу антиаппарационного барьера, либо уже аппарировали в Малфой-мэнор. Он не смог. Как не смог объяснить отцу, почему он вынужден прощаться с ним и с матерью прямо сейчас, когда впереди, после того, как магический мир закончит траур по погибшим и праздник окончательной победы над Тёмным Лордом, их семью ждет суд Визенгамота, где старших Малфоев будут судить по всей строгости. Драко же, быть может, помилуют. Хотя бы не отправят в Азкабан. А Малфой чувствовал, что должен. Должен идти обратно. Когда то, за что ты так отчаянно цепляешься, рассыпается в прах, ты возвращаешься к корням и находишь твёрдую почву под ногами в том, во что ты всегда верил. Малфой знал, что его ждёт судьба отца. Ежесекундно бояться за свою семью, служить подстилкой Лорда, из-за него же, может, стать инвалидом. Или что там случалось со слугами Волан-Де-Морта? Сейчас не было ничего. Целый мир — как огромная комната с сотней дверей, каждая из которых захлопывается перед носом сына Пожирателя. Малфой цепляется в то, во что верил всегда. В свою родословную. В свою чистейшую кровь волшебника. В истоки чистокровности. В традиции, обычаи и поверья. Он чувствовал, как вокруг шеи тяжёлой удавкой лежит долг крови. Поттер спас ему жизнь. Чёртов Поттер, Мальчик-который-снова-это-сделал, вытащил его из адского пламени. Не будь золотого мальчика рядом, чистокровные кости, до белизны вылизанные пламенем, лежали бы сейчас на полу выручай-комнаты неровной кучкой, рядом с тремя такими же, как она. Сейчас там только один комплект человеческих костей. Малфой упорно идёт, спотыкаясь на камнях. Грязный. Никто и никогда не видел Малфоя грязным, растрёпанным. С потёком крови на скуле, с мазком грязной пыли через всё лицо. С гнездом буро-серых волос, некогда поражавших своей белизной. Малфой сломан, Малфой уничтожен войной, как и сотни других людей. Может, в отличие от них, он разве что быстрее оправится. Предстоящие попытки спасти родителей от казни ещё заставят его вспомнить, кто здесь Слизеринский Принц. Но пока он ищет Золотую Троицу. Точнее — одного человека из этой троицы. Ту, что ненавидел больше рыжего и шрамоголового, вместе взятых. И он находит. Видит сутулую спину, воронье гнездо спутанных и перепачканных в чём-то волос. Малфой оказывается за спиной Грейнджер. Он выглядит едва ли не хуже, чем она сама. Кто из них теперь грязный? Он ненавидит её. Ненавидит их всех. Ненавидит весь чёртов мир. Но больше всего он хочет заставить себя вспомнить, что он — чистокровный. Долг крови — то, что было важно для древних родов. — Грейнджер. Он умудряется произнести это так же, как когда-то давно. Без треска в голосе, без надлома. Оставим сантименты и драму для похорон. — Я должен вам троим. Но не думаю, что разговаривать сейчас с Поттером или Уизли — хорошая идея. На мне долг крови. Думаю, ты понимаешь, что я хочу сказать. Грейнджер поднимает взгляд и смотрит на полосу горизонта. Он застал её именно в тот момент, когда Гермиона уже почти набирается сил, чтобы подняться, но голос прилетает в спину ударом хлыста. Знакомый голос, который произносит её фамилию так, как когда-то давно. Слишком давно. Он звучит без презрения? Она слушает Малфоя, пока что не оборачиваясь. Он говорит о долге. Долге крови, конечно. Они спасли ему жизнь и теперь Малфой — обязан. Твоя же чистая кровь тебе петлёй на шее. Верно, Драко? Гермиона понимает, о чём он. Она читала. Умница Грейнджер всегда читала так много, всегда столько всего знала. Только почему это не помогло ей спасти Колина? Грейнджер опускает взгляд на камеру Криви, думает над словами Малфоя. Думает над тем, чем он мог бы искупить такой долг, как долг жизни. И находит. За то, что его жизнь спасли, он будет спасать другие. Предотвращать гибель и новые восстания. Пресекать любую возможность и попытку развязать Третью Магическую Войну. Какой бы сумасшедшей не была причина. Какой бы спонтанной не была возможность. Никогда больше, пока Грейнджер жива, она не хочет видеть пустых стеклянных глаз тех, кого знает. Потому что она не хочет ещё раз видеть то, что видела, пока добиралась сюда. Повсюду мёртвые лица. Хлопки аппараций. Гарри и Рон, как только закончилась битва, пошли разыскивать родных Уизли. Гермиона пошла бы с ними, но почему-то не хотелось. Почему-то — потому что она чувствовала, что ещё не готова встретить их боль. Грейнджер идёт по коридорам. Вереницы трупов, мёртвые глаза и лица, отовсюду слышатся стоны раненных. Грейнджер останавливается перед каждым мертвецом. Чтобы закрыть глаза тем, кто уже никогда не услышит и не узнает, что победа осталась за Орденом. Она не знает, к кому жизнь оказалась по-настоящему жестока —к тем, кто действительно перестал дышать или к тем, кто после случившегося никогда не сумеет быть по-настоящему жив внутри? В сам момент битвы совершенно не понимаешь, сколько на самом деле сил отнимает магическая война. Сколько на самом деле сил отнимает борьба и насколько на самом деле ты был силён даже тогда, когда казалось, что руки опущены и никогда больше не получится их поднять даже ради ответного удара. Но руки поднимаются для обезоруживающих, для смертельных, для боевых. Грейнджер опускается на колени перед очередной жертвой, не различая до сих пор лица и только когда взгляд тёмно-карих глаз цепляется за камеру на груди, в ней будто что-то просыпается. Гермиона ощупывает взглядом лицо и узнаёт Колина Криви. По лицу Грейнджер не струится слёз, но она вскидывает к губам руку и закусывает костяшки пальцев, чувствуя на языке мерзкий привкус крови, копоти и смерти. Что ты щёлкнул последним, Колин? Лицо своего убийцы? Или летящую в кадр Аваду Кедавру? Гермиона касается ладонью застывшего лица и закрывает Колину глаза. Она обещает себе, что посидит здесь ещё совсем немного. Что ещё чуть-чуть и она поднимется с колен, пойдёт дальше. Но Колин и его камера будто бы что-то сломили внутри. Ещё один барьер. Ни один барьер больше не должен быть сломлен. Грейнджер поднимается с колен, оборачивается к Малфою и делает решительный шаг к нему навстречу. Горячие девичьи пальцы цепляются, выуживают из-под рукава грязной мантии Малфоевскую ладонь и сплетаются в знакомом до одури, до ужаса жесте. Сплетённые руки. Застывший, ничего не выражающий взгляд. — Дай мне обет, Малфой. Непреложный Обет, что никогда, ни в единой битве ты не пойдёшь против Гарри Джеймса Поттера. Никогда против Гарри — потому что он останется оплотом надежды. Потому что он останется одним из величайших молодых волшебников Великобритании. И потому, что если развяжется Третья Война. Если когда-нибудь. Не дай Мерлин. Развяжется. Она будет организована теми, кто сейчас молод, но следовал за родителями. Кем-то вроде Малфоя и прочих. И ей нужна гарантия того, что хоть один из них не сможет пойти против Гарри. Малфой лихорадочно, горячно блестит глазами, когда смотрит на их сцепленные руки. Он выглядит жалким. И он ненавидит это. Всё вокруг — руки грязнокровки, стены Хогвартса с ужасными выбоинами на них, труп под ногами Грейнджер, сотни таких же трупов вокруг, — всё это давит на него. Заставляет ловить ртом воздух. Задыхаться. Чистокровный идиот, потерявший всё, стоит перед грязнокровной девчонкой, точно так же потерявшей всё, и изо всех сил вцепляется в свою суть. Цепляется скрюченными войной пальцами. Поднимает взгляд серых глаз на Грейнджер. Грейнджер смотрит словно сквозь него и до сих пор как будто бы не видя. Она полностью осознаёт, чем заставляет Малфоя клясться. Но в ближайшее время никто из них умирать уже всё равно не будет. И Непреложный Обет — неплохой выход для них обоих. У него — мазок грязи на щеке, расцарапана губа, в глазах — пелена смертной тоски. У неё — застывшая на поверхности магма, вдруг покрывшаяся инеем, рассечённый висок и копоть, тонким слоем покрывшая кожу. Всё так плохо, грязнокровка? Конечно, всё плохо. В его голове звучат голоса. Они перекликаются между собой. Это страшно. Петля кровного долга на горле сжимается и пытается задушить его прямо сейчас, прежде, чем он снимет её, отдав этот долг обетом. И он решается. Умница, Малфой. О том, что Грейнджер понимает, свидетельствуют лишь дрогнувшие зрачки. Червичные пальцы грязнокровки охватывают запястье блондина. Его пальцы тисками сжимаются на её костлявой руке. Малфой вцепляется в запястье девушки, а она — в его собственное. Так, как будто прямо сейчас они не собираются связать себя посмертной клятвой, так, как будто бы не совершают абсурдный поступок, так, как будто бы сейчас они даже не отчаянные враги. Два человека, которые ищут остов во всей хрупкой конструкции собственного сознания, за который возможно было бы уцепиться. И находят его друг в друге. В том, что сейчас свершают. Он достаёт палочку и взмахивает ею, пуская по сцеплённым рукам тонкую золотистую нить. Никогда, ни в единой войне не идти против Поттера? Он понимает грязнокровку. Если кто и организует третье восстание пожирателей, если кто и станет новым Тёмным Лордом, то это, конечно, будет сын Малфоев. А если даже не он, а какой-нибудь Забини, Малфой будет в курсе. И не факт, что Обет посчитает его непричастным. Никогда не принимайте поспешных решений. Никогда не принимайте решений под действием долга крови. Просто — никогда не принимайте серьёзных решений, когда погиб ваш лучший друг, родители — в бегах, а жизнь — непрекращающийся кошмар. Трудно сжать хлипкое запястье ещё крепче, но он делает это. — Я, Драко Люциус Малфой, обещаю. Никогда. Ни в какой форме. Ни в единой войне. Не идти против Гарри Джеймса Поттера. Через слово вспыхивает тонкая связь, охватившая их руки, каждое слово словно выжигается на запястье и горячит кровь, что пульсируя, проходит через сердце и ударяет в висок, навек запечатлевая слова клятвы в памяти. Едва клятва произнесена, едва тонкая золотая нить тает, они расцепляют пальцы. Одновременно. Малфой делает шаг назад, не опускаясь до открытых жестов презрений. Грейнджер — не останавливает и, лишь на мгновение взглянув в глаза Малфоя, скрепляет неожиданный и такой страшный договор этим коротким взглядом, а после — отворачивается. И как будто бы отпускает. И как будто бы даёт шанс сбежать. Просто, Малфой, ты сможешь контролировать это и останавливать только в том случае, если тебе будет дарована хотя бы возможность свободы. Петля крови, удавкой вжавшаяся в сосуды на шее, распадается. Он отдал долг крови в кратчайшие сроки. Какая радость. И они расходятся. Расходятся, чтобы встретиться снова через пять лет в зале суда. Тогда Малфой и не думал, что этот проклятый Обет ему аукнется.