Я сделал всё и всё оставил В моей игре почти нет правил И мой герой не держит строй и лезет на рожон. Я сбыл мечты и откровения В руках судьбы моё спасение Мой главный нерв, продет в иглу, предельно обнажён. Би2 - «Вечная призрачная встречная»
Беззвездная, темная ночь опустилась на Икэбукуро, один из самых опасных, но и до дрожи в коленях забавных районов Токио, не целиком, но погружая никогда, однако, не спящие его улицы в непроглядную серость зыбкой мглы. Кто знает, быть может именно сейчас, вдали от желтушного света фонарей и неровного, манящего сияния неоновых вывесок, в каком-то переулке происходит очередная разборка между Долларами и Желтыми платками, чьи лидеры отчаянно, но безуспешно пытаются выяснить личность друг друга? Или незримый ужас всего города - Потрошитель вновь вышел на охоту? Кто знает, кто знает… Можно было бы предположить, и это предположение оказалось бы верно с точностью до девяносто девяти целых и девяти десятых процента, что недалеко от «Русских суши» влиятельный информатор, заливаясь смехом, будто малое дитя, убегает от самого сильного человека Икэбукуро, не страшась при этом ни проклятий, ни дорожных знаков, летящих ему в спину. У каждого, естественно, как можно здесь и наблюдать, свои представления об идеальном вечере. Но, всегда остается вероятность в одну десятую процента, что ваше предположение будет неверно. Сегодня Хейваджима Шизуо был не в настроении и даже на удивление не в состоянии играть в догонялки. И ведь насколько странно порою переплетается неприхотливая нить, соединяющая случайные вариаций событий и жизнь человека. Иногда переплетения её вызывают улыбку, но чаще обращаются трагедией. Миллионы, миллиарды маленьких трагедий незримо происходят каждый день. И только несколько сотен, тысяч из них оказываются по-настоящему страшными, пусть только для одного или нескольких человек. Что значит одна жалкая человеческая жизнь в масштабе мира? И вправду, почти ничего… Наверное, все же следует сказать, что Шизуо в этот вечер был безбожно пьян. Во вполне знакомом баре, одном из тех, где подают мерзейшее, но зато недорогое пойло, да и за клиентурой не шибко следят, он сидел как-то абсолютно отстраненно от всего окружающего пространства напивался вот уж несколько часов. Нельзя не отметить, что производил он сие действо методично и зло, да так, что даже не сразу заметил, когда пред его глазами «поплыли» стены. Правда, когда заметил, это его не сильно обеспокоило. Но, был Шизуо не один, как можно было подумать, зная его характер, а в компании с хорошенькой девушкой по имени Кристин Робертс. Она, бесцеремонно заявившись прямо на порог к Хейваджиме, представилась секретаршей его брата, Каски, нанятой на время его пребывания на съемках в Великобритании. И кто бы мог подумать, что эта румяная куколка вообще могла стать вестником горя? Наверное, одного взгляда на неё хватило Шизуо, чтобы понять, что случилось что-то ужасное и, возможно, непоправимое – заплаканные глаза выдавали девушку с головой. Именно она, ни мало не таясь, тотчас сообщила Шизуо страшную новость – во время съемок в Лондоне на его брата обрушились незакрепленные декорации. Актер попал в реанимацию, где лучшие врачи Европы всеми силами борются за его жизнь. Сначала был шок. Шизуо, как заведенный, звонил на все телефоны брата, но так и не услышал ничего, кроме длинных гудков. Он не мог поверить! Ведь он даже в мыслях не допускал никаких возможностей несчастных случаев, но жизнь – штука непредсказуемая… Скорее всего, в тот самый момент у экс-бармена и появилось резкое желание напиться. Напиться и протрезветь лишь тогда, когда милая мисс Робертс растолкает его, что бы сообщить об успешной операции. А, если его брат, несмотря на все старания врачей, отойдет в мир иной, то зачем тогда вообще трезветь? - Хейваджима-сан, возьмите, - сердобольная Кристин протянула Шизуо две небольшие таблетки сероватого оттенка. Мужчина не сразу догадался, зачем они ему. Минуту он тупо пялился на протянутую ладонь. Девушка смущенно, успокаивающе и даже немного ободряюще улыбалась, обдумывая, примет ли вышибала таблетки без её помощи. Придя к неутешительным для себя выводам, она пояснила: - Это успокоительное. Осмыслив фразу, Шизуо не медля принял протягиваемый препарат, а после, видать для ещё большего успокоения и рюмку столь любимой Саймоном водки. Сознание пошатнулось. И мир поплыл перед глазами.***
Для Изаи же ночь началась чудесно. Он, как обычно, маневрировал в толпе, вгрызаясь черным пятном в разноцветную массу столь любимых им людей. И ничто, даже соленый кофе, приготовленный обозленной Ягири, не могло испортить ему настроение! У информатора, на удивление многих, было не так уж много своего личного времени, когда он не добывал и не продавал информацию, не убегал от мафии, не помогал кому-нибудь скрыться и не присутствовал на нудных переговорах. Но, в такие моменты он чувствовал себя на редкость никчемным, никому не нужным, черная тоска начинала циркулировать по венам, вгоняя в уныние. Возможно, именно поэтому в минуты свободы Орихару, как магнитом, тянуло не куда-нибудь, а к своему злейшему врагу, носящему негласный титул «Воплощённое Насилие», к Хейваджиме Шизуо. Это уже стало неписанным законом: если Изае было скучно, то минут через десять-двадцать находился скучающий, а временами и не очень, Шизуо, который моментально переключал все свое внимание, представленное в виде летящих автоматов с газировкой, на надоедливого информатора. Последний был этому, как можно догадаться, безмерно рад, и, убегая, пытался спровоцировать бармена на дальнейшие действия. Эти постоянные погони с нулевым результатом уже настолько въелись в жизнь, что даже просто представить её без них казалось невозможным. От предвкушения скорой погони холодное сердце информатора радостно затрепетало, ведь ничто не разгоняет скуку так, как дыхание смерти в затылок. Однако время повеселиться придет чуть позже. Сразу после краткой, как надеялся Изая, встречи с потенциальным клиентом. В кармане любимой его чёрной куртки с мехом цвета шампань мягко завибрировал мобильник. Увидев уже ставший знакомым номер, Орихара, ухмыльнувшись, ответил. - Да? - Мистер Орихара Изая? – пропел на том конце тоненький девичий голосок с нескрываемым английским акцентом. - А кто же ещё? – ответил вопросом на вопрос информатор. Он уже привык, что юная леди всегда уточняет он это или не он. Ох, как это по-английски формально… Девушка же, будто, а может и в правду, не заметив ноток сарказма, невозмутимо продолжила. - Мистер Хейваджима просит вас узнать о его брате, - безэмоциональностью и апатичностью голоса она могла бы равняться со своим работодателем. - И что же конкретно он хочет узнать о Шизу-тяне? – Изая издевался. Он прекрасно понимал, с какой неохотой Каска пользовался его услугами, для этого должно было случится что-то действительно серьезное. А Орихара должен был это серьёзное разрулить, причем задаром, из добрых чувств так сказать. - Где он сейчас и что с ним. - Так пусть Каска позвонит ему, - Изая наиграно вздохнул. Тревожить его по таким мелочам – чистое издевательство. – Я то тут зачем нужен? – не говорить же, что так или иначе собирался этим вечером поиграться с Шизуо. – Или это какой-то разлад в отношениях? Я, кстати, знаю отличного семейного психолога, он мог бы помочь, если есть какие-то проблемы… - Невозможно. - Что значит – невозможно? - Телефоны не отвечают, ни мистер Кишитани, ни мистер Танака не имеют ни малейшего предположения о его местонахождении. Он как в воду канул. Изая на минуту задумался. Что же такого случилось у Шизу-тяна, что он так нагло игнорирует своего дорогого братца? Хм, странно… Очень странно! Может у монстра совсем поехала крыша? Любопытно… - Ждите моего звонка через час, ничего не предпринимайте, - сказал Орихара нарочно серьезно. – Если я не позвоню, знайте, Шизу-тян меня прибил. Бросив трубку, брюнет положил мобильник в карман и, натянув капюшон, направился на встречу с русским мафиози, Александром Нарышкиным.***
Местом встречи был выбран тихий бар, где, кажется, пьянеешь уже от самой атмосферы. Затхлое и на редкость унылое местечко, как думал Орихара, разглядывая обшарпанную вывеску и никак не решаясь войти. Что-то в глубине души назойливо вопило и крыло брюнета трех и пятиэтажными словесными конструкциями, от которых у приличного человека произошел бы культурный шок, хотя не совсем приличный человек смог бы подчерпнуть для себя что-то новое. Но, шестое чувство у Изаи пошаливало частенько в связи с особенностями профессии, научив не обращать на подобные мелочи ни малейшего внимания. Натянув на лицо беззаботное выражение, Орихара прошествовал в заведение. И правда, бар вызывал отвращение к себе уже с первого взгляда. В таких обычно находят трупы наркоманов, алкашей или самоубийц. Тусклый, мерцающий, будто от факелов, свет заливал небольшое помещение, где сновали туда-сюда сновали люди с безумным, затуманенным взором, едва не поскальзываясь на от чего-то влажном и только что мхом не поросшем деревянном полу. Под музыку совершенно неопределимого жанра, но явно режущую тонкий слух Орихары, здесь пили за невообразимые тосты, вымогали деньги или же обдумывали, как лучше набить друг другу морды. Идиллия, что тут говорить! Сразу же в глаза бросился человек, сильно отличающийся от здешнего контингента, но не понятно в лучшую ли сторону. Русоволосый, широкоплечий, крепкого телосложения в дорогом костюме мужчина, которому на вид можно было дать лет сорок, сидел за столиком в самом центре зала, нервно поглядывая на часы и рефлекторно постукивая пальцами по папке для бумаг. Серой, с серебристым кольцом в правом углу. Точнее, не совсем кольцом - уроборосом. Группировка, к которой принадлежал Нарышкин провозгласила его своим негласным символом. Изая, не медля ни секунды, подошел к нему и присел за соседний стул. - Доброй ночи, Александр Сергеевич, - поздоровался Орихара на довольно таки чистом и правильном русском, почти без акцента. – И что же вас заставило прибегнуть к помощи моей скромной персоны? – информатор невольно улыбнулся, глядя на взволнованное и раскрасневшееся лицо Нарышкина. - Очень рад, что вы пришли, Орихара, - вежливая улыбка в исполнении мафиози вышла неудачной. Быть может все впечатление портили черты лица, из-за которых он напоминал нечто среднее между боровом и крысой. Маленькие злые глазки со страхом смотрели на информатора. И Изае было приятно созерцать это чувство, ведь, если его боялись, то полностью осознавали, какую он может представлять угрозу. Улыбка информатора стала шире и жестче. – Как вы понимаете, я бы хотел… - рот мужчины застыл в немом изумлении, и, если до этого глаза отражали страх, то теперь в них поселился настоящий ужас. Орихара понял, что он, наверное, впервые в жизни чего-то не понял. Или не доглядел. - Изая, - произнес знакомый голос непривычно тихо, без криков и почти истеричных воплей. Ощутимо пахнуло перегаром. Головная боль нашлась раньше, чем планировалось. – Сколько раз тебе повторять, чтобы ты больше не появлялся в Икэбукуро?! Информатор едва успел пригнуться, как на том месте, где только что красовалась его голова, проложил свою траекторию полета стул, незамедлительно сбив Нарышкина. - А что такого, Шизу-тян? У меня тут работа, - пропел брюнет, разворачиваясь только для того, чтобы лицезреть разъяренное лицо врага. – А ты, я смотрю, отдыхаешь… - Орихара сделал скорбное выражение лица, нащупав в кармане нож. Интеллигенция бара сего попряталась под столики, уже наверняка зная, что произойдет. – Какой ты злой, Шизу-тян! Развлекаешься, а о брате, небось, и не вспоминаешь! – надо бы перезвонить Каске, сказать, что с Шизуо все в порядке, кроме того, что последний вусмерть пьян и соображает, кажись, ещё хуже, чем обычно. Вот же животное! - О брате, говоришь, не думаю?! – Хейваджима издал что-то относительно напоминающее устрашающий рык. – Убью, блоха!!! Информатор, решив не испытывать судьбу, ведь один Бог знает, на что Шизик способен по пьяни, бросился к выходу. За ним в том же направлении поспешил стол, правда, не догнал, а столкнулся с дверным проемом, основательно застряв в нем. Что ж, сей предмет мебели благородно пожертвует своей жизнью, дабы задержать хоть на мгновение белобрысого монстра! Изая бежал изо всех сил, невероятно ловко маневрируя в толпе. Привычно и обыденно он увернулся от мусорки, и, перейдя дорогу по крышам стоящих в пробке автомобилей, скрылся в хитросплетении маленьких, порой даже названия не имеющих, улочек. Это место он знал как свои пять пальцев, и, если обычный человек, попав сюда без карты, обязательно бы заблудился и часа два блуждал бы неизвестно где, чтобы выйти на пятьсот метров выше или ниже того места, где зашел, то Изая без особого труда попав сюда из Икэбукуро, мог уже минут через двадцать пять быть где-нибудь в Синдзюко, хотя скорость его передвижений, казалось, противоречила всем законам физики. Странно это было, но он никогда не боялся Шизуо, всегда держал ситуацию под контролем. Даже если Орихару пытались вбить в асфальт или размазать по стенке, он знал и предугадывал наперед, что произойдет в следующий момент. Шизу-тян ведь так предсказуем! Вот и сейчас Изая бесшумно скользил в тени, аккуратно обходя редкие фонари и постоянно прислушиваясь, чтобы сразу заметить или тяжелое дыхание, или громыхание ботинок или редкую брань, а может и все вместе. Однако, он ничего этого не слышал, и только отдаленный гул оживленной в своих извечных пробках дороги и редкое потрескивание люминесцентных ламп разрывали давящую тишину. Наверное, Шизуо отстал три или четыре развилки назад. Это немного огорчило брюнета (кто ж знал, что запал экс-бармена сегодня столь быстро сойдет на нет), но он не особо расстроился – завтра будет новый день, встреча в «Русских суши», возможность позлить не опохмелившегося Шизу-тяна... Красота! Прыгучей походкой Орихара направился к ближайшей подворотне, выходившей прямо на одну из главных улиц. Он обдумывал, что бы следовало сделать по прибытии в офис. Ну, во-первых надо бы отрапортовать Каске о сложном и нелегком жизненном положении братца, не то ведь с ума сойдет от беспокойства. Во-вторых -позвонить Майру и Курури, узнать, как у них дела в школе-интернате, все ли их окружение ещё живо и пребывает в добром здравии, а так же приедут ли милые сестренки к нему на каникулы. И, конечно же, не дать Намие смыться в отпуск, ибо её помощь при нынешнем положении дел была бы очень кстати. Когда Изая был в сантиметре от столь прекрасной, в вечном безумии движения и света, улицы, за спиной что-то звякнуло. Тихо, будто монетка, выпав из кармана незадачливого прохожего, упала на асфальт. Волосы на голове информатора встали дыбом, ведь за его спиной по его расчетам никого не было, и быть не могло. Орихара медленно, как во сне, развернулся, усердно вглядываясь во мрак, в то время, как и его душа и тело, рассудок и интуиция требовали бежать, бежать быстро и до тех пор, пока он сотрет ноги в кровь. Секунды растягиваются в минуты. Судорожный вздох. Глаза информатора резко расширяются – в этот раз он проиграл. Метко запущенный дорожный знак со свистом рассекает воздух. Уже слишком близко. Не увернутся. И вся жизнь проносится перед глазами: и счастливые детские воспоминания, и холодная отстраненность школьных лет, и шальная юность, и столь любимый им монстр… Изая усмехнулся в последний раз, мысленно попросив прощения у всех, кто этого заслуживал. Мгновения перед смертью растягиваются в вечность. Кажется, что Изая чувствует первое прикосновение хладного металла к шее. А знак-то вроде «стоп». Что ж, символично… И убил его Шизуо, первый и последний враг, единственный из рода людского заслуживший ненависть великого информатора. Глаза закрываются, он, кажется, ещё жив, но… На миг адская боль пронзает его тело, разом оглушая все пять чувств. А на языке солоноватый привкус крови. Пустота.***
Обезглавленное тело Орихары, то ли от силы удара, то ли по каким-то неведомым причинам, упало, бесславно проехавшись пару метров по асфальту. К нему подкатилась и голова, даже после смерти растягивающая губы в гаденькой усмешке. Тут же на проезжей части резко, с диким визгом, затормозил фургон, и из него выскочила ни кто иная, как Эрика Карисава. Девушка подбежала к уже мертвенному телу и застыла в немом ужасе. Ругаясь и вопрошая «что ты такое увидела?» к ней подбежал мокрый и злой Дотачин, на которого во время резкой остановки выплеснулась вода из бутылки. Он от увиденного не растерялся, но даже кое-что сообразил и рысью бросился в переулок. Там, в кромешной тьме, он нашел рвано дышащего Хейваджиму, конвульсивно дергавшегося на земле. Сплюнув, Кадота набрал номер Кишитани. - Алле, Шинра? У нас проблемы. - Что случилось? – невнятно раздался на том конце чуть приглушенный, заспанный голос врача. - Два закадычных друга наконец поубивали друг друга. Один уже не жилец, а вот у второго шансы ещё есть, - доложил Кёхэй. - Выезжаю.***
Морг – не самое приятное место для как длительного, так и не очень времяпровождения. До неприличия резкий, да к тому же совершенно искусственный свет ламп раздражает. Кажется странным, но от него немного слезятся разболевшиеся глаза, в которые словно бросили горсть измельченного почти до состояния пыли песка. А ещё холодно. Слишком. Немеют кончики немного подрагивающих пальцев. Даже собственное неровное дыхание кажется неестественно громким для этого маленького мира смерти. Будто отвратительной своей живостью можно потревожить мертвецов. Слышно, как в правом углу над морозильниками потихоньку осыпается с потолка штукатурка, и мелкие её кусочки с неравными интервалами падают на пол, разлетаясь на сотни песчинок побелки да посеревшей от времени краски. Запахов же здесь не существует. Нос противно сводит от невозможности вдохнуть что-то кроме абсолютно стерильного воздуха, затхлого, но, тем не менее, напрочь лишенного какой-либо ароматической окраски. Испытывать неприязнь к трупам? Глупо. Боятся их? Избави Боже. Но, почему тогда мороз по спине пробирается, рисуя инеем узоры на беззащитной коже, когда смотришь на одного из них? Свист крепкой чёрной нити нарушает оцепенение тишины. Шизуо усилием воли заставляет себя не отрывать взгляда от хладного тела его врага. Теперь уже бывшего врага. Странный ты человек, Изая, вроде бы и мертв, а все равно покоя не даешь. Быстро мелькает серебристая игла в пальцах Шинры, оставляя за собой ещё один стяжек обсидианового цвета, сращивающего неровные края раны. Хейваджима хмурится, но все же продолжает наблюдать за врачом. Они с Шинрой торчат тут уже по более двух часов, Кишитани приводит труп в относительный порядок, а Хейваджима молча наблюдает за сим действом, боясь даже пошевелится. По лицу врача невозможно понять, что он испытывает, когда игла в очередной раз вгрызается в невозможно-бледную кожу человека, бывшего ему другом. Утром, когда Шизуо очнулся, первым, кого он увидел, был именно Шинра. Уже тогда, по одному выражению его лица блондин понял, что случилось что-то ужасное как минимум, и случилось оно не далее, как вчера. То ли к счастью, то ли к сожалению, Хейваджима несмотря на все наводящие вопросы, так и не смог внятно сказать, что же вчера вообще с ним творилось, ибо память отшибло напрочь, чему он неслабо удивился. Блондин был весьма ошарашен, когда вместо того, чтобы хоть чуть-чуть прояснить для него ситуацию, Шинра, велев ему одеться, завел разговор на тему весьма и весьма туманную, а именно о влиянии наркоты на организм человека. Так как Кишитани был явно чем-то обеспокоен, то речь его практически полностью состояла из медицинских терминов, понять которые Шизуо был не в состоянии, ибо не имел должного образования. Правда, стоит отметить, что основную мысль он все же уловил, ибо она-то как раз была проста, как рубаха, и состояние его немного прояснилось. Но вот только блондин все равно недоумевал, какого чёрта они забыли в морге. А потом Шизуо задохнулся в немой ярости оцепенения. Кишитани теперь уже болезненно-бесцветным голосом раскрывал все подробности вчерашнего происшествия. А блоха даже мертвым выглядел странно. Его смерть, а точнее то, как она свершилась, решили замять. Неподобающим и, к слову, совсем неподходящим образом. Во всех протоколах значилось, что погиб он прозаично и совершенно не интригующе, а даже напротив. Сердечный приступ у молодого, целиком и полностью здорового человека – явление необычное, но никоим местом не криминальное. Почему же именно так, хотите спросить? Тому есть несколько причин. Первая, и самая главная, состояла в том, что Шизуо был лишь косвенным убийцей, а на деле – такой же жертвой. Доза наркоты и его самого чуть не отправила следом за информатором, и лишь по счастливой случайности этого не произошло. Имело место быть предположение о случайном стечении обстоятельств. Вторая же причина была почти частью первой, не столь важной, но зато истинной. Полиция мгновенно уцепилась бы за смерть, проходящую под экзотическим наименованием «обезглавливание дорожным знаком», и там уже не известно, куда дорожка б привела. Шизуо в любом случае получил бы по полной программе, несмотря на то, что был невменяем. Шинра решил все за всех, ни у кого не спросив. Хейваджима спорить не стал, лишь в эту минуту понимая, каково чуть ли не по пять раз на дню грозиться убить кого-то и уже, пусть и неосознанно, не представлять свою жизнь без этих умопомрачительных, безуспешных погонь, гневных речей… А после и вправду убить. Вычеркнуть из жизни. И будто потерять часть себя. - Шизуо, подай мою сумку, - не отрываясь от работы, попросил Шинра. Блондин бездумно выполнил просьбу. - Спасибо, - бесцветно ответил Кишитани, и, немного покопавшись, извлек оттуда пару ампул, наполненных яркой ультрамариновой жидкостью. Экс-бармен неустанно, с легким изумлением, следил, как шатен делал мертвецу инъекции. Неправильно все это, не должно было быть так. О Боги, почему эта блоха лежит и безразлично пялится пустыми, остекленевшими, но все такими же темно-алыми глазами в потолок?! Почему не завывает под руку столь раздражающее, но до ужаса привычное «Шизу-тян»? Почему он, чёрт бы его побрал, улыбается?! Не положено мертвецу кривить чуть посиневшие губы ехидной, язвительной усмешке. Не положено блохе так безразлично лежать на стерильном столе. Не положено ему быть мертвым.***
И так странно это все было. Неправильно и до ужаса неверно. Похороны под палящим, нещадным летним солнцем – неуместный, ненужный фарс. А под абсолютно нереальным, будто сплошным ливнем – фарс вдвойне. Да, к тому же, как-то уж чересчур драматично, слишком банально, что ли? Но, вот же ирония, небо, ещё с утра нимало не хотевшее оплакивать информатора, уже к полудню начало стенать по усопшему, будто до сего момента до него никак не могла дойти мысль о его безвременной, но и вместе с тем до озноба естественной, от начала и до конца, целиком и полностью соответствовавшей натуре Орихары, кончине. Непредсказуемо, ирреально, и в этом вся суть. Тяжелые, подгоняемые ветром, воющим подобно одинокому, загнанному в угол зверю, капли дождя бьют наотмашь, размашисто окропляют торжественно-траурную, мгновенно отсыревающую одежду. Похороны – последний праздник жизни и первый праздник смерти, ласково уводящей мертвецов по зыбкой дорожке припорошенных снегом, ярких осенних листьев и ртути, застывшей на удушливом морозе серебряными каплями, на тот свет. Хотя, где то верят, что души усопших могут ещё сорок дней после погребения тел скитаться в подлунном мире, прощаясь со всеми и всем, что когда-то было им дорого. Интересно, с кем или чем попрощался бы ты? Дождь умывает дикой яростью своего бессилия белые, как снег лилии и алые, будто кровь розы, закрепленные на тонких чёрных, нагих ветвях вычурного похоронного венка. Ярким пятном выделяется он на фоне общей серости земли и неба. За стонами дождя слышаться срывающиеся на всхлипы причитания сестер покойника, где-то на грани сознания жужжит назойливой мухой голос врача, зачитывающего насквозь фальшивый некролог. А в гробу лежит жутко улыбающийся мертвец. Шизуо почему-то уверен, что никто не осмелился стереть с бледного, как мел лица, эту наглую, в чём-то болезненную и пугающую усмешку, придать ему подобающе-скорбное выражение. Он знал – блоха и после погребения будет раздражающе-ехидно улыбаться, подобно хитрому и лживому провидцу. По-другому и быть не может. Странно, всю свою жизнь с момента знакомства с Изаей, блондин всем сердцем желал, чтобы информатор сдох где-нибудь в ближайших кустах в обозримом будущем. Хейваджима, пожалуй, всегда был первым в списке людей, готовых придушить Орихару собственными руками. И вот, свершилось. Хоть он сам почти не помнит этого момента. Хоть и удалось даже самому себе доказать свою невиновность. Только вот, почему в груди какая-то неестественная пустота, тупая боль, которую даже сигаретным дымом не заглушить? Где же та вполне ожидаемая радость? Восторг, что должен заменить собою кровь в жилах, невиданное доселе счастье? Нет его. Пусто. И гулким шепотом отдается в голове убийцы тихий, подобный шипению змея, голос жертвы, его смех, мешающийся с пением дождя. «Пусть мы и ненавидим друг друга, но, если умрет один из нас, то другой будет ничем не лучше мертвеца…» - услужливо всплыло откуда-то из глубин памяти. Хейваджима вдруг резко вздрогнул от внезапно пробравшего до костей ледяного ветра и встряхнул головой, дабы прогнать наваждение – ему и впрямь показалось, что он услышал голос Изаи. Стоит признать - память о блохе вечность жизни каленым железом будет разъедать его душу, ведь какую-то, пусть и небольшую, часть этой самой души назойливый информатор навсегда забрал с собой.