В Питер и обратно.

      Быстро, наобум я сбросил с себя куртку, кинув ее на тумбу. - Погоди, не бросай, я повешу...- Усачев завозился со стянутой мной одеждой, но я схватил его и развернул к себе. - Оставь свои пижонские замашки, - почти сквозь зубы прошипел я, заставив Руслана попятиться назад и прижаться спиной к двери. Абсолютно заледеневшая на морозе кожа встречалась с частым, теплым дыханием. Я умирал под губами, оставлявшими на моей шее раскаленные следы. Ничего подобного со мной до этого не случалось и я был готов поклясться, что это лучшее, что я испытывал в своей жизни. Просто любить эти виноградные губы было бы достаточно, чтобы никогда больше в жизни не запивать скуку хуевой алкашкой и не затравливать депрессию сигаретами. Руслан стащил с себя рубашку и отдал ее мне, чтобы я сам кинул ее на пол. Самого бы, наверное, совесть замучила, если бы замарал чистые выглаженные шмотки о паркет. Моя футболка отправилась следом. С соприкосновением обнажившихся тел, его дыхание дрогнуло и он с силой закусил мою нижнюю губу. Свет от забытой лампы едва ли освещал два прижимающихся друг к другу торса. Возбужденный Усачев был похож на одного из модников с обложки мужского журнала: небрежно растрепанные волосы, щетина, изящные плечи и руки, крепкий живот с едва заметной дорожкой темных волос. Слегка запрокинута голова, красные приоткрытые губы хватают воздух, заставляя двигаться худощавую грудь, тело легко поддается моим незатейливым ласкам. Внезапно мне захотелось, чтобы из этой груди вырвался стон. Тихий, низкий, различимый только моим слухом. Ужасное, неправильное желание, но одна мысль о том, что я заставлю Руслана ныть от плотского наслаждения, заставляла наливаться кровью главную мышцу моего тела. Нет, я говорил не о сердце. Я не знал, как жил без этого раньше. Это все сейчас казалось первостепенной необходимостью наряду с водой, пищей и сном. Да простит меня Ксюха. Я стоял, впиваясь пальцами в волосы на его затылке, а он легко посасывал мой замученный засосами язык. - Руслан, ты любишь меня? Я не был уверен, что он сейчас меня слышит, так как глаза все еще были закрыты. - Скажи, что любишь меня, - почти что умоляющим шепотом потребовал я. Я осознавал, что когда услышу это, скорее всего сдохну к чертовой матери. То ли от счастья, то ли от преждевременного оргазма. - Я тебя люблю, - произнес он, не справляясь с собственным дыханием. По всей видимости, парень был уже готов. Кажется, нам срочно нужна была кровать. Я подхватил наши вещи с пола и повел разомлевшего Усачева в свою комнату. За усталыми взаимными ласками на двуспальной постели, остальная одежда тоже была послана нахер. Рефлексировать на тему того, что сейчас произойдет, я буду завтра. Стыдно тоже, скорее всего, будет завтра. А сейчас, когда передо мной стоял никакущий Усачев, думать я мог только об одном: мне срочно нужна разрядка и тем, кто поможет мне ее получить, будет именно он. Проблема была немного в другом: до этого момента один из нас никогда в жизни не занимался анальным сексом, и это был не я. Разумеется, был у нас с Ксюхой подобный опыт (покажите мне мужика, который не любит присунуть туда, где поуже), но вот в том, что Усачев до этого подставлял кому-то свою задницу, я сомневался. Он стоял, уперевшись локтями в стену и нервно сжимался после каждого прикосновения моих бедер, ожидая чего-то ужасного. - Просто расслабься. Я не сделаю больно. Сам того не желая, я соврал. Руслан вскрикнул и ударил в стену кулаком. Ощущения были похожи на то, когда погружаешь нож в слегка размягченное сливочное масло. Я просто король метафор, я знаю. Аккуратные, но глубокие фрикции вкупе с негромкими хриплыми стонами действовали на меня как красная тряпка на быка. Если бы этот бык был крайне сексуально озабочен. Голова начинала кружиться из-за чрезмерно частого дыхания, как вдруг я понял, что еще одно поступательное движение, и я умру. Вроде бы, во Франции даже принято было называть оргазм "маленькой смертью". Легкие работали как огромные меха, раздувающие в печи огонь, внизу живота все болезненно сжалось. Все было будто в первый раз. В самый первый раз, такое яркое, захватывающее, сильное. Я знал, что мне не будет позорно за этот двухминутный акт любви, по крайней мере в первые полчаса после его завершения. Сейчас был не тот момент, когда от кого-то из нас требовалось демонстрировать свои недюжинные сексуальные умения. Я, едва сдерживая себя, зажмурился и остановился. Где-то под моими руками, крепко сжимающими худые бедра, дернулся и обмяк Руслан. Я ждал, изо всех сил сжимая губы. Раз-два-три. Три резких добивающих толчка. А потом все, темнота.

***

- Ну и что теперь? Я лежал лицом вниз поперек кровати и говорил куда-то в одеяло. - У тебя утром поезд в Москву, а я сяду монтировать новый выпуск видеоблога, - Руслан сидел сгорбившись на уголке кровати и возился с пуговицей на джинсах, старательно делая вид, что ничего не произошло. Меня это не на шутку взбесило. - Поматросил и бросил, значит? Или как ты там говорил. Я приподнялся на локтях. - Ты о чем? - Думаешь я не видел роликов с твоего стендапа? - Я думал, тебе это не интересно. - Правильно думал. Я снова соврал, чтобы совсем уж не почувствовать себя брошенной девчонкой. Не хотелось давать Усачеву повод задрать нос, узнав, что я как ебнутый просматривал каждый его ролик. По несколько раз, каждый раз доводя себя до ревности или попросту до исступления. - Илья, мне двадцать пять лет. Кто-то в таком возрасте уже женится и детей заводит. - А кто-то и подыхает в двадцать семь. - Ты про Курта Кобейна? - Я про себя. Внезапно, чувство приобретенной ложной радости сменилось тягучим унынием. Как когда резко отпускает после выкуренного в одно рыло косяка. Голова стала снова намекать, что вот-вот разразится неприятной болью. - Спокойной ночи, - Рус поджал губы и встал с кровати. - Мог бы и здесь остаться, - я снова погрузил лицо в мягкое одеяло, уже ощущая в висках неслабое давление. - А как же Хованский? - Он к себе поехал. Сказал, что от твоей раскладушки у него жопа болит. Я бы сейчас пошутил про боль в жопе, да только побоялся опять обидеть это лохматое существо, мнущееся возле моей постели. Усачев присел на краешек ложа, а я загреб его руками и повалил рядом с собой. Похоже, я стал одним из тех ебучих счастливчиков, с которыми случился однодневный роман. Я и сам толком не въехал, как все умудрилось начаться и закончиться в один и тот же день. Если бы у меня была машина времени, я бы проматывал этот день бесконечно. Но, к несчастью, единственная машина времени, что я знал, пела унылые песни во главе с толстым усатым старпером и не имела ни малейшего отношения к моей голубой любви. Мне было противно думать о том, что уже через двенадцать часов я буду снова сидеть в своей московской квартире и заливать в себя отечественное пиво, пытаясь забыть все со мной произошедшее. - Ты, блять, не сможешь меня просто так оставить. У неизлечимо больных пациентов эта стадия паранойи называлась, кажется, стадией "отрицания". - Слишком много времени прошло. Я устал ждать, надеяться, обижаться непонятно на что. У меня появилась девушка, которую я вроде бы люблю... - Вроде бы, блядь, любишь? Нельзя вроде бы любить кого-то. Тут либо да, либо, блядь, нет. - Да. Нахер эту жизнь. Я перестал обнимать Руслана и закрыл лицо руками, начиная похрипывать в истерическом смехе. Руслан Усачев, который любит свою девушку, Илья Мэддисон, который любит Руслана Усачева, и эти двое последних только что друг с другом переспали. Думаете, такое бывает только в сопливых романах? А вот и ни черта подобного. Я вдруг почувствовал себя в наглую наебанным, и в горле от обиды встрял ком. - Я пойду покурю. - Балкон в той комнате. - Сам как-нибудь разберусь. - Накинь только куртку, на улице холодно. - Слушай, Усачев, кончай ломать комедию, ты мне не телка, - я огрызнулся. Руслан снова поджал губы и промолчал. Когда я вернулся с балкона, ни в одной из комнат его уже не было. Я лег на бок и стал пялиться в тумбочку с открытыми глазами, даже не пытаясь уснуть. Уже в поезде, когда меня отпустит, я впервые пожалею о последних сказанных словах.

***

Повесив сумку на бок, я шел к метро по Комсомольской площади, задавая себе единственный вопрос: где находятся все гребаные рабочие когда на асфальте снежная каша по колено? Ни о чем другом я старался не думать. В Москве было немного теплее, чем в унылом Питере, но менее уныло от этого не становилось. Я ненавидел московское межсезонье оттого, что от такой дерьмовой погоды всегда неизбежно заболевал. Недолеченный еще с прошлой недели насморк, кажется, снова давал о себе знать. Надо будет зайти в аптеку за таблетками. Единственное, что радовало, это что дома сейчас встретит Ксюха. Накормит горячим обедом, которого я ждал как второго пришествия, потому что в Сапсане жрачка была абсолютно невыносима. Ксюха. Она встретила меня радостно,с поцелуями. Я кое-как отвертелся от нее, внезапно поймав себя на мысли, что совсем ничего не чувствую. Подойду к ней сегодня вечером, обниму и попрошу прощения. Скажу, что я просто толстый мудак, и, несмотря на все мои выебоны, я по гроб жизни благодарен ей за то, что она до сих пор со мной. Она спросит, что со мной вдруг произошло, а я повинюсь, заплачу,и расскажу ей о том, что я изменщик и врун. Через полчаса я сидел на кухне и уплетал блинчики с мясом. - Я видела ролик ютубе. Отлично выступил, Илюх. - Ой да ну... - я, жуя, отмахнулся. - Слышала, ты в конце попросил прощения у Усачева? - Ну да. - Он тебя простил? - Он и не обижался. Я отвел глаза в сторону. Меньше всего мне сейчас хотелось говорить о Руслане. Еще пять минут назад я думал, что как только все поуляжется, я обо всем обязательно расскажу Ксюхе. Но теперь я твердо решил, что все мое гейское прошлое ляжет вместе со мной в могилу. - Ты какой-то грустный. Точно все нормально? - Да, устал просто. Пойду спущусь в магазин. По Ксюшиным глазам стало ясно, что ей уже до невозможности надоели мои запои, но сделать она с этим ничего не могла. Мне и самому надоели. Она молча убрала посуду в раковину и включила воду. Все таки, молодец у меня Ксюха. Что бы я когда ни говорил. Я выпил свою дозу алкашки, без особого удовольствия, как необходимое мне лекарство, и улегся спать. Рано, часов в восемь вечера. Заснул крепко, как никогда, совершенно без снов.

***

Около полудня меня разбудило дребезжание телефона. Я едва продрал глаза и сел в кровати. Я и сам не понял, как умудрился проспать больше двенадцати часов. Вторая половинка кровати была уже застелена, Ксюши в комнате не было. Наверное, давно уже сделала мне завтрак и убежала куда-то по своим делам. Поем и сяду клепать какую-нибудь очередную ерунду типа Днища, или напишу на стенке о том, что возобновляю стримы. Заходить в ютьюб и читать комменты под видео со своего стендапа уже не хотелось. Наверняка, меня там уже запетушили или поженили с Усачевым и отправили в свадебное путешествие в какую-нибудь либерастскую страну, в которой и место таким долбоебам как я. Я спустил ноги со своего королевского ложа и взял телефон. Чувствовал себя немного помятым. Одно новое сообщение. Разблокировал этот дурацкий Самсунг и замер. "Приезжай ко мне на зимние каникулы". Отправитель: Усачев Руслан. Я защелкал пальцем по клавише "назад", открыл заново сообщения и наш диалог, не веря своим еще хреново разлепившимся глазам. Действительно, диалог наш. У меня в голове назрело несколько вариантов ответов, по совместительству являющихся вопросами: не забухал ли там Усачев после моего отъезда, не решил ли прикольнуться надо мной с кем-то из своих дружков? Зная Руслана, второй вариант сразу отметался. Усачев был каким угодно: глупым, несмешным, но не подлым. Все еще не отдавая себе отчет в том, что происходит, набираю: "Шутишь?" И сижу с включенным дисплеем, жду. "Нет, я абсолютно серьезно приглашаю тебя к себе в гости на зимние праздники". Наверное, тоже сидел и ждал ответа, так как новое сообщение появилось буквально через несколько секунд. Снова набираю: "А как же твоя баба?". Стираю "баба", меняю на "девушка", отправляю. "Расскажу при встрече. Так ты приедешь?" Не выпуская телефон, снова падаю спиной на кровать, раскидывая руки в разные стороны. В голове уже проносились сюжеты о том, как на потраченные мной на поездки в Питер деньги построят новый поезд, еще пизже чем Сапсан, как на те же деньги в этом поезде наконец начнут подавать нормальное бухло и нормальную жрачку, и, может быть, начнут предлагать пассажирам бизнес-класса бесплатных проституток. Когда-то я ездил в Питер к Ксюхе. Долго, исправно, часто. А Усачев каждый раз радовался как дурачок моему приезду. Похоже, я с самого начала был неисправимым гомосеком. Осталось пережить какие-то три недели. Это будут самые долгие три недели в моей жизни. Видно, судьба у меня такая гомосяцкая. На месте ж, блядь, никак не сидится. Так и буду до конца своих дней кататься: в Питер -              - и обратно.