Зависимость

===> Будь Тавросом. Ты уже не тот, что был раньше. По крайней мере, тебе так кажется. К хорошему очень быстро привыкаешь, а потом уже не можешь обойтись без тех милых мелочей, о которых раньше и не думал. Будь это кофе по утрам в постель или очаровательная улыбка человека, ставшего тебе по-настоящему родным в короткий срок. Привычка — страшная сила. Ты привязываешься к знакомым ситуациям, вещам и людям, впускаешь их в свою жизнь, срастаясь с ними намертво, и постепенно они становятся твоей неотъемлемой частью. Тобой. Только вот привычки бывают разные. Одни тебя топят и разрушают изнутри, а другие, напротив, воскрешают и заставляют сиять. Всё зависит от того, какие события они за собою влекут. И что именно в себе таят — добро или зло. Гамзии незаметно стал самой лучшей моей «привычкой». Он подарил мне желание быть сильнее и придавал особый смысл каждому вздоху. Он беспрепятственно вошёл в ту сферу жизни, которая являлась столбом существования Тавроса Нитрама. Сначала Гамзии напрямую поддерживал меня, но со временем немного отстранился, будто бы не желая мешать. При этом оставался рядом, чтобы в случае чего подставить плечо и помочь двигаться дальше. Он прекрасно исполнял роль некоего каркаса, не дававшего разваливаться на части и необъяснимым образом скрепляющего разрозненные куски моей уверенности. Гамзии как виноградная лоза «обвивал» своей заботой, не позволяя разрушать себя изнутри. Именно благодаря его неистребимому энтузиазму я вдруг понял, что сил у меня достаточно, чтобы самому быть опорой. Смыслом. Мне просто надоело безропотно мириться с ролью обузы и тяжёлого ярма на шее. Я действительно захотел измениться. Поэтому собрал оставшуюся волю в кулак и всерьез занялся собой. Ради будущего. Ради того, чтобы больше не было стыдно перед любимым человеком за собственную слабость и немощь. В какой-то момент я осознал в чём же причина моей проблемы… И она была не в болезни. Она была во мне самом. В моём неверии, страхе и лени. Раньше я боялся неудач и насмешек. Того, что буду казаться отталкивающим и неуклюжим в своём громоздком кресле на улице. Что в общественных местах на меня будут коситься, показывать пальцем и шептаться за спиной. Что инвалидность — мой приговор, в котором не будет помилования. Я заблуждался. Нет, мой страх не прошёл сам собой. Он остался где-то на задворках сознания, просто я стал выше этого чувства. Поднялся над ним. Оторвался от его дурного влияния. Не сказать, что это оказалось простым делом. Было больно, было тяжело, а иногда — просто невыносимо, будто ломая свои же ограничения и рамки, я ломал что-то и в себе. Но как будущий врач я понимал одну истину: иногда требуется пройти через боль и лишения, чтобы потом действительно исцелиться. Так у меня появились собственные понятия о том, к чему нужно стремиться и чего добиваться на пути к цели. Я выбрал приоритеты и даже придумал поощрения за определенные достижения, научился себя хвалить и ругать. Например, каждый день делать силовые упражнения, чтобы разрабатывать атрофированные мышцы — это хорошо. А вот жалеть себя — плохо. Сложнее всего оказалось при этом никому не ныть и не надоедать. Даже Гамзии. Даже когда он спрашивал, почему я возвращаюсь из Реабилитационного Центра такой измочаленный и подавленный. Даже когда хотелось всё бросить и забыть. Безусловно, мне пришлось пройти сквозь усталость и слёзы, чтобы обязательные занятия физиотерапией стали частью расписания, а отвратительная диета — образом жизни, но оно того стоило. Просто нужно было привыкнуть к этому, как и ко многому другому, чтобы подготовиться к следующему шагу. Я должен был встать. Мне нужно было подняться на ноги. Самостоятельно. Без чьей-либо помощи. Это была моя личная цель, к которой я стремился с отчаянием обречённого. И, кажется, начал постепенно её добиваться. Именно так у меня появилась «игра». В основном она состояла в том, что я пытался находить плюсы в любой, даже самой безнадежной ситуации. За примером даже не нужно было далеко «ходить». Хватало лишь одного взгляда со стороны, чтобы всё понять. Да, я до сих пор был прикован к инвалидному креслу, но у меня появился реальный шанс на восстановление. Конечно это казалось слабым утешением для человека, который слишком затянул с реабилитацией и махнул на себя рукой. Однако если бы я продолжал оглядываться назад, то вновь бы погрузился в беспросветную пучину депрессии. А я не мог себе этого позволить — ни сейчас, ни потом. Ведь в меня верили всем сердцем. И особенно Гамзии. А мне так не хотелось его разочаровывать… Гамзии стал моей личной зависимостью. Нет, не в плане близости или домашних забот, ведь я не нуждался в его уходе, как прежде. В принципе, мне и раньше как-то удавалось справляться с делами самостоятельно, но… теперь что-то неуловимо изменилось. Я понял это совсем недавно. Как и то, что мой мир почему-то перевернулся с ног на голову. Сменил угол зрения что ли? Я стал смотреть на себя и окружающих по-другому. И дело было даже не в том, что мне стало физически лучше. Я начал видеть окружающий мир глазами Гамзии и воспринимать всё гораздо проще, будто Таврос Нитрам вовсе не калека, которому необходим постоянный присмотр, а кто-то сильный и самодостаточный. Благодаря этому отношению я и поверил, что так оно и есть на самом деле. У меня в душе будто бы развязался тугой узел, душащий эмоции и забивающий их куда-то вглубь — за грудину. Я понял, что однажды сам поставил себе невидимые границы, а потом боялся их нарушить, будто кто-то мог меня за это сурово наказать или ударить. Будто надо мной постоянно висела невидимая дубина, готовая вот-вот упасть на голову и проломить череп только за то, что я не соответствую каким-то определённым стандартам. Но на самом деле мои возможности ограничивались лишь желанием, ведь по сути можно было добиться чего угодно, стоило того сильно захотеть. Именно эту мысль внушал мне Гамзии каждый день — своими поступками и словами, доказывая вновь и вновь, что ему действительно стоит доверять. Поэтому-то я и вспылил, когда Канайа вдруг начала говорить, что Макара мной пользуется и ему на меня наплевать. Она много чего ещё успела сказать, пока мы сидели на кухне за чашкой чая. Конечно, подобные претензии можно было бы безропотно проглотить и забыть, но подруга явно не собиралась останавливаться на достигнутом и разбрасываться лишь абстрактными упрёками. Поэтому после перечисления возможных и невозможных грехов моего сожителя она предъявила список добрых советов, которые в основном сводились к одной-единственной идее: Макара на меня дурно влияет и поэтому я должен от него поскорее избавиться, как от паршивого пса, выставив на улицу, тем самым поставив точку в отношениях. Во мне будто что-то перемкнуло от этих слов. До того момента я никогда не спорил с Марьям и не ставил под вопрос её жизненную позицию, но тут во мне словно проснулся какой-то зверь… И нет, на этот раз это был не страус, прячущийся от проблем в песке собственных иллюзий. Но и не хищник, умеющий добиваться желаемого методом жестокого прессинга и насилия. Я, скажем так, упёрся рогом как бык. Стоял на своём, что-то говорил и говорил, не переставая. И это помогло, что удивительно. Нет, Канайа не сразу отреклась от своих убеждений из-за моего феноменального упрямства. Она просто изящно сменила тему разговора в нужное русло, а её почти сестринская нежность заставила меня ещё сильнее устыдиться собственной твердолобости и эгоизма. Но зато остаток чаепития мы провели достаточно мирно. В какой-то момент я даже разоткровенничался, чтобы хоть как-то реабилитировать Гамзии в глазах Марьям, но она включила свой излюбленный психоанализ, который завершился вынесением мне сурового приговора: «Сокрытие правды от друзей и родных из-за подсознательных глубинных страхов всё потерять». Это заставило меня всерьез задуматься. А вдруг я действительно не говорил Канайе и Гамзии о своих успехах лишь потому, что боялся? Боялся того, что они от меня отвернутся, как только я перестану быть зависимым от них и освобожусь от их вынужденной заботы. Сомнения постепенно отравляли мои мысли, по мере того, как продолжался разговор с Канайей. Когда она ушла, в голове у меня стало совсем пусто, а на сердце неприятно, словно там кто-то изрядно поковырялся иголкой, чтобы достать невидимую занозу. Всё же Марьям смогла задеть за живое и оставить неприятное послевкусие после своего фирменного разбора полётов. Она сумела ухватить суть проблемы и показать её мне так, чтобы я сам понял, в чём же была причина моих недомолвок. Я действительно боялся того, что Гамзии меня оставит потому, что у него больше не останется передо мной обязательств. Он уже с лихвой отплатил свой долг и был волен уйти в любой момент. И это меня всерьез беспокоило, ведь его больше ничего не связывало со мной, кроме тех хрупких отношений, во взаимности которых я до сих пор не был уверен, даже пройдя испытание временем. Я был эмоционально зависим от своего сожителя. Поэтому мне приходилось врать. Я лгал, что всё ещё беспомощен. Лгал, что физически не могу обходиться без участия Гамзии и его ласковых рук… Хотя в каком-то смысле это была чистейшая правда. Хотелось, чтобы он всегда был рядом. Чтобы всё его свободное время посвящалось только мне. Да, это было подло с моей стороны, но я хотел удержать Гамзии, привязать его к себе покрепче, пусть даже и таким грязным способом. А чем ещё я мог заинтересовать художника, у которого внутри был целый мир? Разве что привлечь своим… Но увы, я был слишком посредственен и скучен для этого. А он, как творческий человек, нуждался в смене «декораций» и ощущений. Мне нужно было научиться отпускать, пока Гамзии не решил освободиться от «этой зависимости» без моего ведома. Беседа с Кан помогла мне разобраться в себе и в чувствах, осознать, в чём была моя грубейшая ошибка. Я почти кричал подруге в лицо о том, что Макара хороший, но сам не делал ничего, чтобы исправиться, чтобы быть честным хотя бы по отношению к нему. Я решил, что обязательно расскажу всё Гамзии. Сознаюсь ему о своих переживаниях и умозаключениях, когда буду готов. Но не сейчас, не сегодня и не завтра… Малодушие так быстро не проходит, а трусость не лечится. Я изменился, но оказалось, что этого было далеко не достаточно. Мне до сих пор требовалась хоть какая-то уверенность в собственном выборе. Я даже до последнего момента не знал, что подарить ему на Рождество. А точнее не решался назвать «это» настоящим презентом. Мы с Гамзии заранее договорились не обмениваться подарками. Причин принять такое важное решение было много, начиная с того, что наш бюджет изрядно пострадал в последние дни, заканчивая тем, что мы оба, как взрослые люди, могли поздравить друг друга лишь на словах и спокойно обойтись без явных атрибутов глупого праздника. Однако имелось одно существенное «но». Гамзии всё равно бы ждал своего личного чуда. Не говорил бы об этом прямо, но сгорал бы от нетерпения и любопытства, как ребенок, заглядывая под искусственную ель в гостиной каждые полчаса, словно от этого могло что-то измениться. Я буквально чувствовал кожей эту его незамутненную веру в Рождество, в обещания, которые обязательно сбываются в определенный час, в знаки и предзнаменования, являющиеся только тем людям, что действительно заслуживают волшебства. Надежда эта была настоящая и сверкающая. Она сияла в глазах Гамзии, обретала новую силу в его делах, окрашивая серую реальность в яркие краски. Ещё в начале нашего знакомства Гамзии вручил мне свой старый блокнот с карандашными набросками, мотивируя это тем, что он у меня целее будет. В той потрепанной книжечке хранились самые сокровенные желания, которые раньше страшно было даже произносить вслух, но что сейчас почти осуществились для нас обоих. Давным-давно мы с Макарой создали «особый» список, который был обязан когда-нибудь сбыться… И удивительно, насколько пророческими оказались слова, записанные ради смеха в грошовый ежедневник. Вот только там уже не хватало места, чтобы добавить какие-то новые пункты, да и обложка выглядела так, будто держалась лишь на магии скотча. Глупость, конечно, но мне показалось, что больше всего Гамзии порадовала бы возможность продолжить эту историю чудес, превратив обычные листы бумаги во что-то совершенно уникальное: в новые перспективы и мечты. Не сказать, что я обладал какими-то особыми талантами или навыками, но умел кое-что мастерить. Руки у меня росли откуда нужно, в отличие от остальных частей тела. Вот я и решил, что нет ничего лучше, чем воссоздать старую сказку, переиначив её на свой лад и вдохнув в неё, как раньше Гамзии, нечто светлое. Для этого понадобилось совсем немного терпения, времени и материалов. На самом деле у меня было всё, что нужно прямо на столе: картон, бумага и клей. А остальное нашлось и придумалось в порыве творчества. Главное было начать «реставрацию» и ничего не испортить в процессе. Я осторожно срезал глянцевую обложку блокнота, будто препарируя нечто живое: испортить рисунок, который выполнил сам Макара, мне очень не хотелось, тем более, что иллюстрация могла потом сгодиться для нового оформления. Эта вещь была не простой поделкой, а частью нашей общей памяти с Гамзии, поэтому и моё отношение к ней сложилось особенным образом. Прежде чем заняться перепрошивкой блока, я склеил саму обложку, а потом взялся за её облицовку, с помощью листового синтепона, оставшегося у меня от какой-то ранней поделки. Когда-то я увлекался скрапбукингом, поэтому в квартире обнаружилось всё необходимое, в том числе и хороший клей. Мне показалось, что для отделки «подарка» лучше всего подошло бы нечто практичное и не очень маркое. Зная характер Гамзи, я выбрал джинсовую ткань, так как она прочна и приятна на ощупь, да и не должна была быстро протереться. Мне пришлось пожертвовать для исполнения своего плана тонкие старые джинсы, которые проще было покромсать на лоскуты, чем починить. Мне понадобилось всё моё терпение, чтобы соединить подготовленную картонную основу с тканью. Затем я занялся иллюстрацией Гамзии, которую немного подровняв и обрезав под аккуратный квадрат, решил расположить посередине обложки. Новыми страницами для блокнота пришлось заниматься в самом конце, потому что обычно они схватываются клеем и сохнут дольше всего, даже будучи под прессом. Я очень надеялся на то, что к приходу Гамзии всё будет готово, потому что иначе бы не получилось чуда, которого так не хватало на Рождество. От одной этой мысли на душе стало почему-то тоскливо и как-то слякотно. И даже Найды не было рядом, чтобы помочь мне сбросить странное оцепенение, охватившее буквально на последних стежках. Оставив результат своего кропотливого труда лежать под грудой книг, я проехал на кухню и выглянул на улицу. За окном уже начали сгущаться сумерки и зажигаться первые фонари. У меня оставалось несколько часов, чтобы собраться с духом. Снова пошёл снег. А я снова начал придумывать себе проблемы. ===> Продолжай быть Тавросом. Ты должен дождаться своего Гамзии. Это очень важно.