Exogenesis: Symphony

С тех пор прошло довольно много времени, но эта тема больше ни разу не всплывала в разговорах Теты и Кощея. Месяцы и годы шли своим чередом, несильно изменив их внешне, но зато они сильно повзрослели морально, окрепнув духом и душой. Во всяком случае, так казалось Тете, когда он предавался приятным думам во время очередной скучной лекции по квантовой механике или теплофизике. Эта безалаберность всякий раз возмущала Кощея, который старательно вел конспекты по каждому предмету и вообще отличался прекрасной успеваемостью в отличие от Теты, чьи успехи в науках оставляли желать лучшего, пока он пытался не без помощи того же Кощея наскрести проходной балл по дисциплине. — Хватит смотреть в окно, — Кощей в очередной раз одернул Тету. Его губы едва шевелились. — Если ты не слушаешь, то хотя бы сделай вид, что слушаешь. Я не могу одновременно писать и следить, чтобы Лорд Учитель не смотрел в твою сторону, — добавил он грозным шепотом. Тета вздрогнул и случайно ударил ногой по ножке стола. Громкий звук заставил Лорда Рэндела прерваться и с любопытством посмотреть на нарушителя тишины. — Мой Лорд Тета Сигма, — издевательски произнес Лорд Рэндел. — Вы хотите вставить веское замечание на тему энергопотоков? Кощей закатил глаза. — Простите, это было недоразумение, — тут же ответил Тета, пнув Кощея под столом ногой. — Этого больше не повторится. — Я надеюсь, — ответил Рэндел. — С вашего позволения я продолжу. Тета неловко кивнул. — Почему ты не мог предупредить меня более… осторожно? — спросил Тета после занятия, когда прозвучал шестой колокол. — А почему ты вечно отвлекаешься? — прозвучал встречный вопрос. — О, ну я… Кощей выжидательно уставился на него. На его губах играла усмешка. — Давай, я жду честный ответ. Чем занята твоя голова отдельно от тела? — Моя голова прорабатывала вылазку из-под Купола, чтобы прогуляться. — Тебе мало парков и садов на территории Капитолия? — искренне удивился Кощей, забыв про свой нравоучительный тон. — Именно. Я хочу выйти под настоящее небо. Как в детстве, — с улыбкой ответил Тета. — Здесь слишком душно, слишком много серьезных Повелителей Времени с постными лицами, слишком много стражи, слишком много стен, слишком… — Ладно-ладно, я понял. Ты решил выбраться в Нижний Город, — прервал его Кощей и решительно зашагал по коридору, словно хотел, чтобы Тета начал отставать от него. — Глупости, я хочу на природу, — Тета смешно фыркнул. — В Нижнем Городе нет ничего интересного. Кощей саркастично выгнул бровь. — Ладно, там интересно! — сдался Тета. — Но там тоже суета. — Никогда бы не подумал, что ты хочешь сбежать от суеты, потому что сам же вечно ее и создаешь, — усмехнулся Кощей. — Я хотел позвать тебя с собой, — невинно заметил Тета, не обращая внимания на колкость. — В выходные? Кощею показалось, что он ответил слишком быстро и мысленно отругал себя. Даже широкая улыбка Теты не внушила ему спокойствия. — Если ты не занят, мы могли бы пойти хоть сейчас, — невозмутимо ответил Тета и легонько толкнул Кощея плечом. Им все же пришлось пройти через Нижний Город, чтобы выбраться на природу. Но Тета явно переоценил трудности. Предъявив пропуска студентов Академии Времени, они беспрепятственно миновали стражу на посту при выходе из-под Купола и пошли по аккуратным улочкам, где проживали строители и стюарды, прислуживавшие высшим чинам в Цитадели. Горожан на улицах было много, но никто не обращал особого внимания на двух с виду мальчишек, направляющихся за черту города в сторону реки. В летнюю пору дни тянулись дольше, пусть и приходилось от этого проводить много времени на занятиях, не только из-за высоко восходящей над северным полушарием (где располагался Капитолий) двойной звезды Галлифрея, но и оттого, что девять часов дня были равно разделены на соответствующие девять частей, точно также как и ночь. Так что для студентов Академии создавалась иллюзия, что в летнее полугодие они могли дольше гулять, тогда как в зимнее можно было больше спать. Что, конечно же, было заблуждением, поскольку иногда юным Повелителям Времени приходилось не смыкать глаз всю ночь, готовясь к семинарам. Свернув за угол, они прошли мимо одной из домашних пекарен, где клиентами могли быть исключительно галлифрейцы (разве что редкий Повелитель Времени желал предпочесть прогулку по магазинам прочим примитивным радостям Нижнего Города), которые не пользовались пищевыми машинами в отличие от своих высокородных собратьев. На мгновение задержавшись, Тета блаженно втянул носом ароматный запах свежей выпечки, и даже Кощей, который из-за своего друга пропустил ужин, почувствовал, как у него свело живот. Взрослые Повелители Времени намного легче переносили отсутствие пищи и даже воды, но молодежи в этом плане приходилось сложнее, поскольку их юным телам, еще не достигшим допустимого порога для первой регенерации, требовалось регулярное питание. Кощей целенаправленно шел вперед, стараясь не оглядываться по сторонам, и потому не сразу заметил, что идет в совершенном одиночестве. Обернувшись, он увидел Тету, который о чем-то беседовал с девушкой, которая Кощею сразу показалась вызывающей. Он быстро вернулся назад, преодолев почти целый квартал, и едва сдержался оттого, чтобы не отпихнуть девушку в сторону. Ему даже не надо было ничего говорить, Тета сам скомкано попрощался с девушкой и поспешил за Кощеем, который припустил вниз по улице. — Хэй, подожди меня! — крикнул ему вдогонку Тета, и Кощей замер как вкопанный, словно время и пространство вокруг него стали слишком плотными, чтобы позволить хоть малейшее движение. — Она всего лишь предлагала мне попробовать что-то новое, если у меня есть деньги, — объяснил Тета. — У тебя есть?.. — Нет, — сухо отозвался Кощей. — И тебе еще не исполнилось ста двадцати лет, чтобы… — А на мое стодвадцатилетие у тебя появятся деньги? — поддел его Тета. — Это было бы отличным подарком. Тета услышал, как Кощей скрипнул зубами. — Ладно, извини. Я понимаю, из-за чего ты злишься, — с осторожной улыбкой произнес Тета. — Знаешь? — переспросил Кощей, стараясь не смотреть Тете прямо в глаза. — Конечно. Ты же мой друг, за эти годы я успел тебя изучить, — заверил его Тета, и они двинулись дальше по улице. — Это все потому, что мы пошли гулять вдвоем, но при этом я на все отвлекаюсь. Я знаю, ты не любишь, когда я отвлекаюсь от первостепенной задачи. «Ничего ты не знаешь обо мне», грустно подумал Кощей, но предпочел промолчать. Пусть себе думает все, что хочет. Они уже почти добрались до высоких каменных стен, опоясывавших город, когда Тета понял, что больше не может находиться в этом неприятном давящем молчании. — Та девушка, она знакомая Бракса, — внезапно выпалил Тета. — Ты ведь помнишь моего кузена Ирвинга Браксиателя? — Он общается с простыми галлифрейцами? — удивился Кощей. Его льдистые голубые глаза успели оттаять после внезапной вспышки. — Совершенно верно, — кивнул Тета. — В Нижнем Городе должен быть праздник… что-то связанное с рыбной ловлей. И Эллиана общается с Браксом. Не знаю, как они познакомились, Бракс мне не рассказывал... Суть в том, что он собирался прийти на праздник. Но сейчас Бракс в Аркадии по делам своего департамента, и Эллиана не знает, вернется ли он до праздника… Кощей с искренним изумлением слушал весь этот поток слов, который с трудом мог вынести галлифрейский язык, и искренне удивлялся, откуда Тета находил их, чтобы выразить свои мысли. Еще больше его удивляло то, зачем Тета ему все это рассказывает. Он сам уже давно забыл про ту девушку, хотя это было приятное чувство – знать, что Тета до сих пор мучается, переживая за его реакцию. В одну пронзительную секунду, когда казалось даже время замедлилось, и вселенная сделала реверс на 4 596 315 885 периодов излучения, соответствующих переходу между двумя сверхтонкими уровнями основного состояния единственного стабильного изотопа цезия, чтобы после ускориться с болезненной четкостью на те же 4 596 315 885 переходов, въедаясь в сетчатку яркой картинкой. Кощею казалось, что он не слышит уже ничего, кроме фонового остаточного шума потрескивающей после Большого Взрыв вселенной, до сих пор и еще на много миллиардов лет в будущее расходящийся по галактикам подобно кругам на воде. Уши Кощея наполняла фоновая радиация, а в глазах выбелило все краски и детали кроме одного центрального объекта, излишне жестикулирующего в дополнение к своей быстрой и пересыщенной информацией речи. «Это и есть жизнь», твердо решил Кощей. Ему в глаза слепили солнца, и он немного щурился, прикрываясь ладонью, и продолжал жадно впитывать в память облик Теты, который потом не смогли бы заместить никакие другие воспоминания. Здесь нет жизни. Ни на Галлифрее, ни во вселенной. Жизнь может быть только рядом с ним. Он переполнен ею до краев, и она волнуется на краю, готовая выплеснуться за борт артронной энергией. Вселенная Кощея раскололась на две неравные полусферы, одной из которых был весь мир в его необъятном галактическом просторе, распростертый в пяти измерениях на миллиарды световых лет, другой был Тета. Все те другие, они могли придумывать смысл для своих жизней, влачить их тысячелетие за тысячелетием, но Кощей был твердо уверен, что он нашел свой собственный смысл. На Галлифрее учили многим полезным вещам: математике, физике, механике, термодинамике, истории, космологии и прочим наукам, что толстыми конспектами, записанными убористым почерком, грудились на полках в шестигранной спальне Кощея. На Галлифрее не учили другому. Как понять, что тот другой галлифреец мне дорог? Как отличить реальность от воображения? Как сделать так, чтобы он остался навсегда? Как сделать так, чтобы он остался навсегда рядом со мной? Что сделать, чтобы он остался навсегда рядом со мной? Навсегда. Навсегда. Навсегда. Навсегда. Тета размахивал руками, продолжая свой рассказ, и лучистое сияние двойной звезды озаряло его всклокоченные русые волосы подобно золотистой ауре или защитному куполу, накрывавшему Цитадель. На носу и щеках у него были бледные веснушки. С такого расстояния они были незаметны, но Кощей знал о них, потому что привык украдкой разглядывать Тету, пока тот отвлекался на весь мир, кроме самого Кощея. На Галлифрее считалось дурным тоном говорить о своих чувствах, особенно среди молодых Повелителей Времени, которые всеми силами пытались казаться старше своего возраста. Лорды Учителя воспитывали в них сдержанность и величие, так что шанса на то, чтобы задать вопрос о том, истинно ли то, что чувствуешь, не представлялось возможным. Разве что отважиться спросить кого-то, кто действительно тебе близок, кто не вздернет укоризненно нос или высмеет за излишние эмоции. Кощей привык подавлять в себе чувства с ранних лет, поддерживая репутацию своего Дома, еще довольно молодого по сравнению с тем же Лангбэрроу, из которого происходил Тета, но не по годам влиятельного и богатого, составляя гармоничную плеяду с другими прайдонскими Домами. Иногда ему становилось не по себе оттого, что он так успешно научился притворяться, что теперь ни одна живая душа не сможет пробиться под его хитиновый панцирь. То, как Тета открыто и не преследуя никаких лишних мыслей, демонстрировал свои естественные реакции и эмоции, восхищало Кощея. Он тянулся к Тете и каждый раз одергивал себя, боясь обжечься и сгореть в агонии его света, превратиться в пепел и рассыпаться в руках, пока темнота не поглотит его. Ему иногда доставляло истинное извращенное удовольствие думать об их отношениях в мрачных цветах, где нет места надежде, потому что остается только то самое «сейчас». Порог между энергетическими уровнями при скачке электрона с орбитали на орбиталь с выбросом энергии Теты и поглощением энергии Кощеем. Это «сейчас» давало шанс на то, чтобы представить все самые ужасные и самые прекрасные вещи, которые могут произойти потом, если сорваться в пропасть. И пока Кощей держался из последних сил, будущее не могло наступить. Он не осмелится испортить то хрупкое доверие, которое безмолвно выросло между ними с Тетой. Ни он, ни кто бы то ни было еще. Решающий удар, который мог быть нанесен, всегда будет оставаться за Тетой. Разумно ли это – доверять такому беспечному мальчишке, который даже не может уследить за собой, тотальную власть над собой и их дружбой? Быть может, если бы Кощей направил его… если бы они разделили полномочия… если бы поговорили?.. Но Кощей слишком боялся того, что вся та пьянящая действительность, которой он жил, была результатом его проклятого воображения, и на самом деле Тета не придает их связи такой большой важности. Его ветреной сущности будет достаточно любого повода, сулящего приключения и неизведанные красоты, чтобы легко сорваться с места и умчаться на другой конец Цитадели или Капитолия. Даже страшно представить, если ему взбредет отправиться еще дальше, на другой край вселенной или даже времени. Кощей тряхнул головой, словно все неприятные мысли могли вылететь оттуда одним махом. С тех пор прошло довольно много времени, порядка пятидесяти семи лет. Месяцы и годы шли своим чередом, и все же Тета и Кощей изменились на фоне тех наивных мальчишек, которыми были ранее. Плавно и динамично они менялись внутри, их принципы и чаяния искривлялись подобно графикам, которые бежали вдаль от исходного положения начала координат, стремясь ввысь и опадая до точек минимума, что даже прологарифмированная функция не поможет понять до конца всей кривизны и уникальности начертанной картинки. Душевное состояние описывать графиком было преступлением. Но Кощей ориентировался в графиках в отличие от чувств, и, за неимением иной возможности, он раскладывал свои поступки и слова по осям, чтобы понять, где же жизнь пошла не так. По всему получалось, что его параболический взлет прерывался где-то в месте выколотой точки, а затем функция начинала петлять восьмерками, подражая знаку бесконечности, искривляться в немыслимых направлениях. С Тетой для Кощея дела обстояли еще труднее, как если бы дискриминант упорно получался меньше нуля, не давая возможности найти корни, разрывая в клочья логику. На самом деле найти корни этой привязанности и было для Кощея первостепенной задачей, пока он не решил отважиться на следующий шаг, который ни в коем разе не должен был спугнуть Тету. Кощей не хотел давить на него, правда не хотел. Но стоило ему подумать о том, чтобы остаться одному в этом пустом напыщенном мире, как ледяные пальцы тянулись к его сердцам, обжигая ткани. Добравшись до реки, Тета расстелил свою мантию на земле, что она почти сливалась с красной травой, развалился на ней, раскинув руки по сторонам, и закрыл глаза, широко улыбнувшись охряному небу. Кощей молча сел рядом на свободный край мантии. Не услышав никаких возражений, он позволил себе расслабиться и упал спиной назад, немного ударившись затылком о твердую землю. Рядом с ним послышался сладостный вздох Теты, словно он хотел вобрать в легкие весь кислород из атмосферы, и Кощей тут же забыл про ушиб.