Repress and restrain Steal the pressure and the pain Wash the blood off your hands This time she won't understand Change in the air They'll hide everywhere No one knows who's in control You're working so hard And you're never in charge* Muse — Ruled by Secrecy
Вероятно, Кощей еще тогда на берегу реки Леты задумал свою самую долгую игру, только пока еще не до конца отдавал себе в этом отчет. Обуревающие его чувства мешали здраво мыслить, и, подобно Тете, ему хотелось куда-то бежать, что-то делать, чтобы дать волю эмоциям, прокричать о них на всю Вселенную, иначе он навечно застынет в оцепенении. Но выдержка, которую ему еще до рождения на генетическом уровне заложили в его Доме Оакдаун, не позволяла слепо распылять энергию по пустякам. Пустяк ли это был? Холодные и сдержанные Повелители Времени определенно осудили бы его. Но осудил бы Тета? Наверняка нет. Вот только верно ли он бы истолковал его чувства? Что, если Тета относится к нему снисходительно? Если жалеет потому, что даже некоторые из Деки считают его странным и колючим? Кощей всячески отвергал подобные рассуждения, но иногда все же ловил себя на мысли, что считает себя недостаточно… правильным. Недостаточно хорошим для Теты, не заслуживающим равноправных отношений между ними. Тета всегда будет звездой, а он просто очередным спутником, вращающимся вокруг него, озаренным его светом. Ему всегда будет чего-то недоставать, чтобы зажечься столь же ярко, и они превратились в двойную звезду, синхронно вращающуюся вокруг общего центра масс. Скорее уж он сгорит в огне его сияния. Он поглотит его и не заметит. Поглотит… Не заметит… Именно этого внимания Кощей жаждал и ценил больше всего. Его видят, с ним считаются. Он что-то значит, занимает свое место. Правильное место. Это всегда не давало ему покоя и одновременно невероятно злило. Почему он чувствует это, почему не может быть таким же хладнокровным, как Ушас или Магнус? Ведь Тета далеко не самый успешный из Деки. Он с трудом наскребает проходные баллы, постоянно отвлекается, недостаточно прилежен, задает вопросы, на которых на Галлифрее нет ответа. Именно его непохожесть цепляла больше всего, делала особенным и этим возводила в абсолют. Несмотря на сомнения, Кощей точно монах свято хранил веру своим чувствам, не решаясь словом или делом показать, что ему не все равно. Он все отчетливее понимал, что намного проще оттолкнуть Тету своим отношением, чем позволить себе сказать лишнее, точно слова обожгут язык. И как прежде Кощей представлял пугающе будущее, которое неизбежно наступит, как искренне убеждал себя, что ни за что не подорвет доверие Теты, которому единственному под силу разрушить все, что есть между ними, все сработало в точности наоборот. Его холодность и закрытость отталкивали Тету, который не желал с этим мириться, потому что у самого душа была нараспашку. Но вместо того, чтобы проявить свою великую эмпатию, попробовать докопаться до истины, ему проще было уйти, закрыть на все глаза, улыбнуться и промолчать. И по возможности избегать. Избегать всеми силами. Хотя Кощей пытался внушить себе, что Тета не обязан постигать глубины его замкнутости, это вызывало раздражение. Особенно после того, как он спас Тету от Торвика. На его руках была кровь, он убил ради него… Может это даже хорошо, что Торвик не регенерировал после удара камнем по голове, иначе рассказал бы всем, как Кощей напал на него, и его бы сочли опасным. Изолировали бы ото всех. От Теты в том числе. Они сожгли тело недалеко от реки Леты, перетащив его как можно дальше вниз по течению. Они боялись, что днем дым может показаться подозрительным, но не менее опасно было разводить костер ночью, особенно когда в общежитии Академии Времени их не обнаружат в своих постелях. Возможно, им повезет, и кто-то решит, что костер устроили шобоганы или аутсайдеры, занимавшиеся вандализмом на просторах Галлифрея, и лишний раз подумает, прежде чем лезть к ним… Кощей и Тета набрали на берегу сухого плавника… Вернее набрал Кощей, потому что Тета находился в ступоре, постоянно смотря на руки, будто это он… С него ручьями текла вода, волосы слиплись и потемнели, красная прайдонская форма липла к телу. Тета стучал зубами, взгляд расфокусировался… Кощей в насквозь мокрой одежде тоже стучал зубами, но не от волнения, а холода. С чего бы ему волноваться, как Тете? Ведь это не его пытался утопить Торвик, он всего лишь… Возьми его. Запах горящей плоти забил ноздри, сырая форменная одежда едва тлела и дымила, так что Кощею казалось, их погребальный костер видно из каждого окна Капитолия. Вонь паленого мяса оседала на языке. Когда Кощей делал вдох, он чувствовал вкус Торвика. Его замутило и вырвало. Но Тета, погруженный в свой сказочный транс, не обратил внимания и никак не отреагировал, даже когда Кощей предложил снять с Торвика одежду, чтобы разложить ее на берегу под солнцем и сжечь после, когда она немного подсохнет. Казалось бы, этот секрет, преступление должно сблизить их, сделать единым целым, но каждый переживал горе внутри себя, не желая вновь воскрешать в памяти тот день. Вместо этого Тета отдалялся от него. Неужели Кощей сам накликал то страшное будущее, которое даже в тайне от себя пророчил им? Может, Торвик и был мерзавцем, задирая их с Тетой по пустякам, но он не хотел его убивать. Или все же хотел? Где-то в глубине души… Возможно. Тем не менее Кощей хотел как-то возместить Вселенной то, что забрал у Торвика жизнь. Все его жизни, все регенерации. Но намного более отчаянным даже на фоне ужаса от убийства, стало желание не оттолкнуть Тету еще сильнее, накрепко привязать к себе, заставить понять, насколько он небезразличен для Кощея. Или Тета настолько отстранился, отрицая происходящее, что не считает убийство достаточным критерием его привязанности? Кощей всеми возможными способами искал способ вернуть то равновесие, что царило между ними с Тетой, ревниво наблюдая, как Дракс так и крутится вокруг него со своими глупостями. Но даже не Дракс выводил Кощея из себя, а снисходительное одобрение Теты. — Заводишь себе нового лучшего друга? — сухо спросил Кощей, догнав Тету в коридоре, когда тот шел на занятие. — Не понимаю тебя, — равнодушно отозвался Тета. «Или хотел казаться равнодушным», — истолковал для себя Кощей. — Ты избегаешь меня, я же вижу, — настаивал он. — После того случая на реке. Тета резко остановился и выразительно взглянул на Кощея. — Мы не можем обсуждать это здесь. — Ты вообще не хочешь это обсуждать, — возразил Кощей. Тета закусил губу и отвел взгляд. — А я, между прочим, тебе жизнь спас. «Дай мне повод. Дай повод, покажи свое истинное отношение». Кощей настроился, что услышит нечто вроде «Это не дает тебе права указывать мне», и уже готовил ответ, но тут их нагнала Ушас, и разговор пришлось прекратить. Когда Боруса начал урок, Тета что-то быстро начирикал на бумаге и сунул листок Кощею под локоть. «Поговорим после занятий в моей комнате». Кощей не взглянул на Тету, вперив взгляд на экран проектора, и сдержанно кивнул. Обычно их местом всегда был берег реки с видом на гору Кадон, где они могли спрятаться от других студентов Академии и преподавателей. Теперь их любимая поляна была опорочена и запятнана кровью, такой же красной, как галлифрейская трава. Галлифрей сам по себе походил на поле брани: охряные пустоши, алые прайдонские цвета, красная звезда в небе, медная Пазити, оранжевое из-за Трансдукционного Барьера небо, коричневые озера, похожие на засохшую кровь… Кощей бы не удивился, если бы высокомерие Повелителей Времени рано или поздно сыграло с ними злую шутку, и эти земли обагрились бы настояшей кровью. После окончания занятий, больше не обмолвившись с Тетой ни словом, Кощей добрался до студенческого крыла. Закинув сумку и тяжелую мантию к себе и выждав некоторое время, он вышел в коридор. Добравшись до комнаты Теты, Кощей замер у двери и постучал. Вместо ответа тот распахнул дверь, выглянул наружу и, убедившись, что никого, кроме Кощея, нет, ухватил его за руку и затащил в комнату. Спальня Теты, как и все прочие, представляла собой правильный гексагон: идеальная фигура с точки зрения пространственной физики. Точные пропорции, позволяющие добиться баланса между минимальной площадью и поверхностным натяжением. Наиболее прочная форма: недаром на соседнем с Галлифреем газовом гиганте Поларфрее тысячелетиями бушевали на полюсах гексагональные ураганы. — Не ожидал от тебя такого рвения, — ухмыльнулся Кощей, на что Тета громко фыркнул. Забравшись на кровать с ногами, он приглашающе указал Кощею садиться рядом. Он был напряжен, Кощей видел это. Тета всегда стремился сбежать от ответственности и правил, вот и сейчас природные инстинкты стремились взять над ним верх. Он сидел как на иголках, хотя всячески старался не подавать виду. Но Кощей слишком хорошо знал Тету, чтобы его можно было провести. — Итак, о чем ты хотел поговорить? — сосредоточенно спросил тот. — Я хотел поговорить? — с искренним любопытством уточнил Кощей, усевшись рядом. Ему стоило только чуть вытянуть руку, и он бы коснулся его ноги. — Ты очень красноречиво дал мне это понять, — терпеливо напомнил Тета. Кощею это совсем не нравилось. Он чувствовал себя как на приеме, на котором предлагалось излить душу, чтобы получить вердикт на свои психические патологии. — Разве тебе не меньше моего нужно поговорить об этом? — сухо уточнил Кощей. Он не хотел, чтобы Тета выставлял его жертвой, которой необходима помощь. — Я… — Тета заломил пальцы — Я не знаю, как это обсуждать, у меня это не укладывается в голове. И когда я мысленно возвращаюсь в тот день, то не знаю, как все предотвратить, даже если бы у меня была ТАРДИС. Придвинувшись ближе, Кощей накрыл его беспокойные кисти своей ладонью и сжал так, чтобы Тета отвлекся от тревожных мыслей и посмотрел в его глаза. — Ты знаешь, что нельзя переписать прошлое. — Разумеется. Но если очень хочется… — Не на Галлифрее. Тета сник, не сводя зачарованного взгляда с того, как большой палец Кощея ненавязчиво поглаживает тыльную сторону его ладони. — Иногда мне кажется, что если представить, что этого никогда не было, проигнорировать и стереть из памяти… — Как же ты мне предлагаешь это стереть? — фыркнул Кощей. — Думаешь, мне тоже следует притвориться, что ничего не было? Тета испуганно взглянул на него и замотал головой, точно маятник. — Прости меня, я не подумал. Зациклился на себе. Конечно, тебе в десятки… сотни раз хуже, а я тут провалился в самобичевание и тоску, не думая, каково может быть тебе. Большой палец Кощея скользнул к запястью, ища пульс, чтобы ощутить тактильно, что Тета на самом деле думает, как реагирует его тело на слова. Это было вернее, чем ментально прикасаться к его разуму — Тета бы сразу заметил. Всегда замечал. — Я хочу, чтобы ты знал, что я ни о чем не жалею, — пристально смотря в глаза Теты, сказал Кощей. Его горло пересохло от волнения. — И сделал бы это снова, если потребовалось бы. Глаза Теты расширились от возмущения. — Мы убили его, Кощей, — прошептал он, боясь, что под дверью могут подслушивать или стены его комнаты запомнят звук его голоса и эту страшную тайну. — Иначе он убил бы тебя, — с расстановкой проговорил Кощей. — Ведь ты бы не мог просто стоять и смотреть, как топят в реке меня? Ты бы что-то сделал? Тета возмущенно потряс головой. — Но не таким образом! Я бы попытался оттащить Торвика, я бы не стал… «Лицемер. Трусливый лицемер». Кощея пробрала мелкая дрожь, как от сквозняка, когда ему показалось, будто женский голос с нежностью и легкой насмешкой выдохнул эти слова ему на ухо. — Считаешь себя лучше меня, — с непоколебимой уверенностью заключил Кощей. — Я бы понял любого, даже Джелпакса. Но ты выбрал Дракса в качестве насмешки надо мной. — Ч-что? — опешил Тета, распахнув рот в недоумении, и вырвал ладони из его рук. «Почему меня так тянет к нему? — с горечью и досадой подумал Кощей. — Он ведь просто издевается, прикидывается идиотом, чтобы я выворачивал перед ним душу, а сам же потом найдет в чем обвинить, указав на нарушение надуманной им справедливости». — Ты считаешь, что я поступил неправильно, и теперь назло мне общаешься с другими, — мрачно изрек Кощей. Тета закрыл лицо ладонями. Еще одна его попытка убежать — спрятать взгляд и отрицать действительность. — Я боюсь, Кощей. — Меня? — хмыкнул тот в ответ. Тета отнял ладони от лица и серьезно взглянул на него. — За тебя, идиот. Что-то похожее на совесть и раскаяние кольнуло в душе. — И как же твое бегство помогает в этом? Тета ответил не сразу, что было не похоже на него: обычно он никогда не стеснялся в выражениях и говорил то, что было на уме, не успевая в последний момент оценить сокрушительность своих слов. — Мне все время кажется, что как только я посмотрю на тебя, и кто-нибудь в это время будет находиться рядом, то сразу все поймет. Поймет, что мы сделали. Ты не представляешь, как это тяжело. Это разбивает мне сердца. Так что я намеренно избегал тебя, да. Я надеялся, что ты поймешь. Но, судя по всему, тебя это только разозлило. Кощей вновь взял его за руку, на этот раз переплетя их пальцы. — Ты собираешься кому-нибудь рассказать? — мягко спросил он. — Что? Конечно нет, ты с ума сошел? Не могу поверить, что подобное могло прийти тебе в голову. Это было все, что Кощей мечтал услышать. Откровение, момент истины. Их связь по-прежнему была крепка. От облегчения Кощея охватила эйфория, тело казалось легким, разум ясным, будущее безмятежным. Ему нестерпимо хотелось стать к Тете еще ближе, спаяться с ним на каком-то ином, недоступном другим высшем уровне, стать единым целым, точно две сцепившиеся между собой галактики в сиянии звезд и туманностей. «Спасибо тебе», — громко подумал Кощей, бережно касаясь сознания Теты, точно смыкаясь над ним, как Купол оберегал Капитолий, а Трансдукционный Барьер защищал Галлифрей от угроз. Тета не ответил, вместо этого он придвинулся ближе, положил ладони на виски Кощея, прижался к его лбу, закрыв глаза, и послал в его разум образ. Кощей тоже закрыл глаза в материальном мире, но прозрел на ментальном уровне. Контуры были размыты, лишь фокус, открывшийся его третьему глазу, был отчетливым, ясным и имел значение. Кощей видел перед собой Тету как наяву. Он не улыбался, но его глаза сияли, в них плескался желанный покой. Ореол взметнувшихся вокруг головы волос, точно он нырнул под воду, пронизывал медный свет двойной звезды. Из-за него Тета казался рыжим.***
Больше они не возвращались на свою поляну. Вместо этого Тета вытаскивал Кощея в Нижний Город бродить по улицам среди ярмарочных ларьков, пить «Старое доброе шобоганское» вино в таверне, представляя себя обычными галлифрейцами, не принадлежащими к Великим Домам, не имевшими права не только стать Повелителями Времени, но даже зайти на территорию Капитолия. Они брали с собой обычную одежду, которую нашли в гардеробе ТАРДИС Марнала — одного из старших кузенов Кощея в Доме Оакдаун, и переодевались, спрятавшись в зарослях сияющего тростника на берегу реки Леты. Им хотелось слиться с толпой, чтобы галлифрейцы не реагировали слишком остро, заприметив прайдонскую форму, но те все равно косо поглядывали на них. Не сказать, чтобы Кощей испытывал большой восторг от этих прогулок, но невольно уступал Тете, понимая, что того приводит в восторг тайная вылазка, переодевание и возможность безнаказанно гулять по чужой территории. К тому же Кощей был абсолютно уверен, что если бы он не согласился, то Тета ушел бы без него. После одного из таких визитов в Нижний Город и находясь навеселе, Тета с Кощеем вновь забрались в тростники, чтобы переодеться обратно в студенческую форму. Под одним из цинковых боярышников они припрятали сумки, куда сложили одежду, и с трудом сумели отыскать их. — Я точно помню, что у того боярышника раздваивался ствол, — с серьезной миной заявил Кощей, раздвигая высокие стебли тростника, мерцавшего золотыми и багряными всполохами в свете клонящейся к горизонту звезды, когда к нему прикасались. Закат окрасил небо в карминовые тона, будто над Галлифреем пролилась кровь, готовая обрушиться на землю алым дождем. Тета глупо захихикал позади него, и Кощей сердито рыкнул в ответ. — Что ты ржешь? Лучше помоги, иначе нам придется ночевать прямо тут посреди зарослей. — Я не против, если ты не против, — с трудом сдерживаясь, проговорил Тета, двинувшись в бок в сторону реки. Кощей криво улыбнулся про себя и, прокладывая путь через тростник, направился к следующему боярышнику, похожему на тот, который они искали. — Надо было взять сумки с собой, как я и говорил, — недовольно пробурчал Кощей. Его лицо озарилось неподдельным торжеством, когда он заметил на земле под деревом то, что искал, но тут слева раздался приглушенный плеск и следом раскатистый смех. — Тета? — громко окликнул Кощей, но тот не ответил. Схватив сумки, он двинулся напролом к реке. Выскочив на поросший густым тростником песчаный берег и мелководье, Кощей заметил сидящего прямо в воде Тету, который сосредоточенно наблюдал, как смешанный с песком ил просачивается темно-бурой жижей между широко разведенными пальцами поднятой перед собой ладони. — Я споткнулся, — объяснил Тета, заметив его. — Ты идиот, — со смешком заключил Кощей и, подумав, добавил еще одну значительную характеристику: — Неуклюжий идиот. — Но я ведь даже таким тебе нравлюсь, — бесхитростно пропел Тета, с неожиданной проворностью поднялся и нетвердой походкой двинулся к нему. С этим сложно было поспорить, но Кощей для верности прикусил себе язык, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость. Хватит с них и одного непутевого Повелителя Времени. — Ты будешь нравиться мне больше, когда натянешь эту чертову форму, — после недолгого молчания ответил Кощей и сунул Тете его сумку. — Тебе тоже идет красное, — меланхолично резюмировал тот, прошлепав по отмели, и вышел на берег в заросли. Кощей проводил его долгим задумчивым взглядом и судорожно выдохнул, когда Тета скрылся с глаз и зашуршал сияющим тростником. Что за странная манера отвешивать пьяные комплименты? Он что, пытался, как это говорят подверженные инстинктам, флиртовать? Было ли это у Теты на самом деле на уме, или старое доброе шобоганское так вскружило ему голову, что он запутался в собственных мыслях и желаниях? Сейчас точно был не самый лучший момент для анализа. Мало того, что и Кощей был пьян, хотя не так сильно, как Тета, — галлифрейское солнце не думало притормозить с закатом и неумолимо опускалось все ниже, делая небо густо-бордовым. — Кощей, у меня проблема, — пожаловался Тета. Сам Кощей уже успел переодеться. Впотьмах ему пришлось бы действовать почти на ощупь, если бы не сияющий тростник, флюоресцирующий даже ночью, стоит его потревожить. Тростник вокруг Теты тоже сиял, потому что того немного шатало, и он натыкался на сочные стебли и жесткие узкие листья. Так что проблема была явно в чем-то другом. Кощей раздвинул тростник, выходя на вытоптанный пятачок. — Я знаю, мне завтра будет стыдно, — лицо Теты, озаренное тростником, вынырнуло будто из ниоткуда. — Но меня уже давно подмывает это сделать, просто я не знаю, как ты отреагируешь. И я подумал, что раз я сейчас все равно не в себе, то терять уже нечего… Не успел Кощей спросить «какого дьявола происходит», как лицо Теты качнулось перед ним, став еще ближе, а следом он почувствовал горячие губы, хранившие вкус шобоганского вина. Тета прильнул к нему: разгоряченный, эмоционально взвинченный, нуждающийся в ответной реакции. Кощей даже в самых смелых мыслях не думал о них с Тетой в подобном ключе и не предполагал, что презираемая Повелителями Времени физиология может оказаться столь естественна и прекрасна, как отточенный тысячелетиями древний ритуал. Подавшись навстречу, Кощей обхватил Тету за плечи, прижимая к груди, и тот протяжно и сладостно застонал в его рот. Они действовали интуитивно, пробуя друг друга на вкус, неумело изучая языком, стукаясь зубами и потирась носами, но это ни на грамм не умаляло их рвения. Это было все равно, что коснуться сознания друг друга, только в буквальном смысле. Кощею казалось, что теперь уже никакая сила во Вселенной не способна оттащить его от Теты, даже если сейчас нагрянет флот сонтаранцев или сам Рассилон восстанет в гробнице в Мертвой Зоне, а Омега вырвется на свободу из черной дыры. Поэтому этой силой оказался сам Тета. Глубоко втянув носом воздух, он прервал поцелуй, но не отстранился, держа ладони на его шее. Облизав губы, он расплылся в широкой улыбке, ошалевшим взглядом изучая в полумраке потемневшие, почти черные глаза Кощея, хотя в действительности те были пронзительного голубого оттенка. — Мы должны возвращаться, — напомнил Тета, — если ты еще не передумал заночевать посреди тростника. Кощей нечленораздельно замычал, но подхватил свою сумку с земли и стал продираться через тростник к дороге, петляющей вдоль реки и ведущей от поселения галлифрейцев к Капитолию. На одно безумное мгновение его даже посетила мысль поддаться на провокацию и остаться у реки, но вовремя сумел справиться с собой, хотя соблазн был слишком велик, и он с трудом переборол себя, чтобы не поцеловать Тету снова. Надо лишь добраться до Капитолия, до общежития Академии, а там кто знает… Может они решат не заканчивать на этом вечер. Или, напротив, за время пути они слишком протрезвеют, чтобы повторить эту безумную, восхитительную выходку. Ноги с трудом слушались Кощея, в сознании все перемешалось, и дело было явно не в шобоганском вине. Тета шел бок о бок с ним, заталкивая в сумку грязную мокрую одежду. — И давно тебя подмывало на это? — хрипло спросил Кощей, не смотря в его сторону, будто боялся, что один лишь взгляд окончательно лишит его воли. — С тех пор, как пустил тебя в свое сознание, — с придыханием ответил Тета. — Только со мной или… Тета замер как вкопанный. — Думаешь, я пускаю в свое сознание кого угодно? — Нет, но… Вдруг ты хотел попробовать как оно в принципе, а не именно со мной. — Ты идиот или притворяешься? — закатил глаза Тета. — Это не ответ, — упорствовал Кощей. — Ответ, Рассилон тебя дери, — уязвленно возмутился Тета. — Сначала ты подозреваешь меня в том, что я общаюсь назло тебе с Драксом, теперь это. Что дальше? Тета сорвался с места и быстрым шагом направился к Капитолию, ступая так, точно дорога нанесла ему личное оскорбление. — Постой, ненормальный! — крикнул вдогонку Кощей и припустил следом. Он чувствовал, что случилось что-то непоправимое. Волшебство момента, хотя он знал, что магии не существует, было разрушено. — Ты или сомневаешься во мне, или сомневаешься в себе. Или не веришь в себя. Или что там с тобой происходит, — сердито ответил Тета. — Дашь знать, когда разберешься с этим. Кощей не рискнул догонять Тету во второй раз. Он не чувствовал ни злобы, ни ненависти, ни разочарования, только тупую ноющую боль. Уж лучше бы они остались там, среди сияющего тростника, и Кощей поцеловал бы его вместо того, чтобы говорить. Когда он добрался до своей комнаты, поцелуй уже давным давно остыл на губах, а шобоганское вино выветрилось из головы. Вместо него там царил туман другой природы. Он был твердо убежден, что никогда не допустит, чтобы между ним и Тетой встала преграда, но собственноручно возвел ее. Сколько времени он был осторожен, стараясь ничего не разрушить, и тут Тета с легкостью делает то, что внезапно возникло в его сознании. Просто потому, что ему очень хотелось. Может, Тета был прав: проблема была не в них, а в его голове? Именно оттуда произрастали корни ядовитого сорняка, отравляющего их обоих? Вымотанный и опустошенный, Кощей упал на кровать и уставился в потолок, не представляя, как исправить то, что он сказал. Простых слов будет явно недостаточно: Тета может не поверить ему и ждать подвоха, что Кощей вновь наступит на ту же мозоль, и все повторится. Вот тогда-то и зародился план. Кощей вспомнил их давнишний разговор на берегу той самой реки Леты, когда Тета самозабвенно парировал, что не одобряет военный путь экзогенезиса. Что же, Кощей докажет, что он способен не только разрушать, но и созидать. Он прыгнет выше головы, станет создателем нового мира, чтобы подарить его Тете. Ведь если Тета был для него уже всем миром, он просто обязан преподнести равноценный дар. Этот дар требовал подготовки и времени хотя бы потому, что их курс еще не скоро должен был сдавать экзамены на вождение ТАРДИС. Не угнать же ее в самом деле или просить Марнала дематериализовать их на его ТАРДИС? Но время до экзаменов было столь незначительным в сравнении с тем, сколько миллионов лет в реальном мире потребуется, чтобы довести его дар до абсолюта. Конечно, ТАРДИС могла путешествовать сквозь время, он мог бы управиться значительно быстрее, время от времени контролируя и направляя процесс, но Кощею не хотелось поспешности. Тщательная безошибочная стратегия… это может подождать даже столетие, ведь они с Тетой все равно никуда не денутся с Галлифрея. Впереди их ждали тысячелетия. И все эти тысячелетия у них будет свой собственный мир, куда они смогут сбежать в любой момент. Кощей скрупулезно изучал галактики, звездные карты, солнечные системы видимой Вселенной и историю от начала времен до доступных процедурных баз обозримого будущего, ища то, что ему подойдет. Ему нужна была уравновешенная звезда, не имевшая привычку на спонтанные выбросы радиации. Что-то вроде желтого, оранжевого или красного карлика, в обитаемой зоне которого была твердотельная планета, либо газовый гигант с внушительным спутником с приемлемыми условиями и гравитацией. Но этого было недостаточно. Самый главный параметр для Кощея заключался в том, чтобы планета, несмотря на довольно сносные условия, даже через миллиарды лет оставалась необитаемой. Чтобы на ней не произошло самозарождения жизни, не было искусственного терраформирования, не находилось баз галактических конгломератов, чтобы она почти не упоминалась в исторических хрониках. Просто безжизненный кусок камня и железа с углеродной атмосферой, не представляющий ценности для обитателей Вселенной до самого ее заката. Спустя месяцы расчетов и поисков Кощей нашел ответ. Желтый карлик — звезда Дракона в галактике Маттер, в обитаемой зоне которой вокруг своего светила вращалась планета класса «терра», имевшая потенциал и подававшая надежды, но так и не оправдавшая их. Как и сам Кощей, хотя состоял в Деке, которая объединяла подающих надежды юных Повелителей Времени, куда помимо него, Теты, Ушас, Магнуса, Джелпакса и Дракса еще входили Раллон с Милленнией, Мортимер и Ванселл. Но надежды еще не результат. Планета «Дракон б» была именно такой, не добившейся результата. В каталогах она даже не имела собственного имени, и именно Кощею выпала возможность наречь ее, помочь ей добиться успеха. Возможно, тогда «Дракон б» поможет ему в ответ. Так «Дракон б» превратилась в Тандон. Первая стадия на пути преображения из безжизненной терры с ядовитой для живых организмов атмосферой в райский уголок вселенной Кощея и Теты. И пройдет еще ни одно десятилетие, прежде чем Кощей взойдет на борт ТАРДИС и увидит Тандон собственными глазами.