Этот странный мир

      Ну и какой из меня дозорный, а?       Правда это я так монументально назвала себя, до дозорного мне было еще далеко: курсант, не более. А о том, сколько раз за свои выходки я попадала в карцер, уже шептались по углам. Я реально отказывалась делать что-либо: приносить чай, перебирать бумаги, мыть полы. Гарп поначалу смеялся, потом начал молчать. А потом я пару раз загремела в лазарет: кулак у него действительно был тяжелый. Даже слишком. Правда, переломов не было, дело ограничилось ссадинами и синяками. И карцером. В общем, сокрушенно качая головами, офицеры начинали возмущенно коситься в сторону вице-адмирала. Тот сохранял молчание, громко отсёрбывая чай из кружки и закусывая пончиками. Поначалу казавшийся глупым, слишком шумным и непоседливым, старик явил собой образец выжидания, что было для него крайне нехарактерно. Форт предвкушающе замер. Что-то должно было рвануть, или это новый способ приручения?       Ну а я заработала дурную славу мрачной и упертой особы, в чем мне прекрасно помогали окружающие, постоянно действуя на нервы и раздражая. Я же четко сказала: не лезьте ко мне. Не приставайте.       Не хочу я с людьми из другого мира контактировать, дайте самой осознать тот факт, что нет дороги домой.       Впрочем, чего таить — я не без удовольствия совершала очередную пакость, натягивая веревки на уровне ног или неустойчиво складывая бумаги на шкафу.       — Курсант, принеси мне бумаги из папки двадцать четыре, живо! — офицер не стеснялся, явно ожидая от меня чего-то характерного. Пожав плечами, я отправилась в направлении шкафа, где покоились пухлые папочки с документацией. Шлепнувшуюся перед ним на стол папку он смерил презрительным взглядом.       — Курсант, подай мне папку так, как надлежит младшему по званию, — широкая улыбка с его стороны. Ну что ж, дождался.       — Мне было очень приятно работать с вами, сэр капитан третьего ранга! — вежливо улыбаясь, я покинула кабинет, оставив позади согнувшегося в три погибели мужчину. Недоуменно сунувшиеся посмотреть причину моей неожиданной вежливости дежурные, которые были на тот момент в коридоре, меня поймать уже не успели: кухня была одним из немногих мест, где я могла спокойно отсидеться. Объемная повариха, с огромной поварешкой в руках, неожиданно приветливо приняла меня в первый побег, тихонько суя мне в руки то яблоко, то пирожок. Поэтому, если мне и назначали наряды вне очереди, что случалось практически постоянно, она, как могла, затаскивала меня к себе на кухню. Да только не всегда удавалось выкрутиться.       Карцер был сырым. То ли где-то тут была подземная река, то ли все было гораздо приземистее и просто труба, идущая под кладкой, протекала, я не знаю — понять причину было трудно, особенно, когда, привыкая к одним порядкам и условиям, попадаешь в другие. Кто знает, что в этом мире еще отличается от моего? Любимая дальняя камера радовала маленьким окошком-бойницей, разваливающейся койкой у стены, да парой крысиных нор.       С крысами почему-то было проще всего соседствовать: они доедали ту скудную трапезу, что доходила ко мне с кухни. Боявшиеся по началу на раз, эдак, пятый, они уже радостно выбегали ко мне, карабкаясь по штанинам вверх и легонько кусая за ухо, как бы жалуясь на что-то и говоря, что скучали. Две маленькие товарки часто дрались за место на мне, громко пища и становясь на задние лапы, передними "ручками" толкая друг дружку. Приходилось их разнимать и притягивать к себе, пытаясь удобнее устроиться на холодном ложе и грея теплом ладоней холодные лапки и хвосты. И кто сказал, что они ужасны? Наблюдая за ними часами, я удивленно заметила, что крысы сами по себе являлись довольно-таки чистоплотными созданиями: постоянно останавливаясь чтобы расчесать–пригладить вздыбившуюся шерстку, они старательно обходили наиболее грязные и сырые места нашего импровизированного жилища. Имена я им не давала, не хотелось привыкать еще сильнее — крысиная жизнь коротка, а скучать по существу буду очень долго. Хотя кого я обманывала? Уже привыкла.       Крысы зализывали ранки на руках, когда меня отправляли в карцер после очередной драки. Крысы своим настойчивым писком не давали мне уснуть, когда, сильно порезавшись, я некоторое время не могла остановить кровь. Крысы, возбужденно бегая по мне, что-то рассказывали и тут же играли, требуя и моего участия. То, что за мной шли, дабы выпустить в свет белый, они знали задолго до того, как можно было услышать шаги кого-то из дозорных, которых посылали за мной. Именно там, в сыром полутемном карцере, рядом с бегающими туда-сюда грызунами, помойным ведром в одном углу и покосившейся койкой в другом, я начала учиться чуять. Не знаю, как нужно было точнее это объяснить, кажется, на какой-то из обязательных лекций это назвали Волей Наблюдения, но спустя месяц таких вот вынужденных тренировок, уже я, а не крысы, знала, что за мной идут. Что стремящийся к моей голове кулак Гарпа, который в который раз вспылил, вот-вот ударит, и надо присесть, чтобы уйти от удара. Что нужно куда-то спрятаться, когда ночью, на кухне, ты тихонько ешь вкусняшку, найденную в огромном холодильнике, так же быстро командуя спрятаться сидящим рядом Элу, Мару и Коту под столом, ныряя следом.       Сам вице-адмирал, решив, что, раз Воля у меня заработала, при каждом удобном случае начал нападать на меня, называя это тренировкой и просто «курсом молодого бойца». Было больно. Приседать получалось до поры до времени, потом все стало гораздо страшнее, пришлось учиться отбивать несущиеся в мою сторону удары, время от времени врезаясь в стены. Старик явно не умел сдерживаться, от чего страдали вообще все окружающие. А я стала параноиком.       Почему ко мне было такое внимание? Нет, не пуп земли и не что-то выдающееся, это уж я точно знала. Просто, наверное, все дело было в том, что я единственная из всего Дозора не хотела быть солдатом. Я была букой, злюкой, стервой, да только никого это не пронимало. Поначалу фыркающие в мою сторону дозорные потом стали удивленно приглядываться — я не сдавалась, каждый раз высказывая свое мнение по поводу того, что предстояло сделать. Я спорила с офицерами и командующим, я обращалась к ним на «ты» и игнорировала устав. Мне прилетало, я давала сдачи, совершенно не думая о последствиях, которые не заставляли себя ждать. Каждый становился сильнее по-своему, и, вероятно, у меня это было так. А мне казалось, что мазохизмом я не страдала…       Удивляться я стала тогда, когда за мной хвостиком начали виться пара серых и неприметных личностей, то и дело вздыхая и что-то приговаривая.       — Фан клуб, не знала? Ты становишься довольно-таки популярной личностью, с таким-то поведением, — просветил «братик» Эл, стоя на заднем дворе и куря сигарету. Покрасневшую от злости меня он проигнорировал, отведя взгляд в сторону и довольно щурясь на заходящее солнышко.       Тренировки были изнуряющими, а для городского жителя просто убийственными: с нашими тренерами приходилось выживать в экстремальных условиях. Таща на себе огромный рюкзак, набитый камнями, под дождем мы общей группой бежали из одного места в другое. Было ужасно тяжело, холодно и почти ничего не видно. Тащась в конце цепочки и придерживая еще одного отстающего, который время от времени смотрел на меня щенячьими глазами, я грустно размышляла над тем, сколько еще нужно бежать. Четыре месяца в этом кло... месте пролетели как один день, если не считать непонятно сколько проведенных часов в одиночной камере, в полной темноте. Скинув еще несколько килограммов и набрав некоторую мышечную массу я вообще перестала быть похожей на ту себя, что в одиночку жила в квартире в обществе кота и металлолома, имеющего форму мечей. Только тут я поняла, что настоящие клинки у меня выходили лишь пару раз: оружие, что создано для выполнения долга, читай убийства, выглядит иначе. И теперь, в свободное время, отлучаясь за ворота форта, я первым делом бежала к обнаруженному в начале службы кузнецу, который встречал меня с распростертыми объятиями и огромной улыбкой на лице. А я задалась идеей создать себе собственное оружие, со всеми нюансами и условиями. И кайросеки туда заковать, мрачно улыбнулась тогда я, наблюдая за оружием с его примесью и тем, что оно делало с фруктовиками. Правда, меня терзали смутные сомнения насчет меня самой — на одном из обязательных занятий нам принесли пару осколков этого минерала и наручники для ознакомления. Мар, перемигнувшись с Элом, тихонько стащили один кусочек. Как всегда отказавшись идти в общее стадо, которое, громко вскрикивая, толпилось у стола, я стояла в конце классной комнаты, куда они и направились. Продемонстрировав мне этот минерал, они вкратце объяснили, что данным камешком можно поставить на колени самых крутых фруктовиков мира сего. Даже Йонко.       Положив его на стол, они повернулись к преподавателю, пытаясь расслышать его, пока тот искал пропажу. Я же, любопытно протянув руку и коснувшись кончиками пальцев кусочка, ощутила в теле невыносимую слабость. И всё прекратилось в тот же миг, как только я убрала руку от камешка. Парни, обернувшись обратно, моей минутной слабости заметить не успели, тут же приватизировав реквизированную вещицу. Я фруктовик? Когда же успела?       Мне было не понятно, радоваться или грустить от такого положения вещей. Списывая до этого момента всю слабость при приеме водных процедур на обычную усталость после тренировок, я не задавалась подобным вопросом и вообще не считала себя кем-то из этого рода племени. Теперь же, окончательно удостоверившись в том, кем являюсь, я начала более детально вспоминать, какие изменения во мне произошли. Сравнивать пришлось со своей прошлой жизнью. Что имеем? У меня улучшились слух и зрение, причем последнее настолько, что ночи для меня превратились в Питерские белые. Приняв это за обычные климатические условия, я и не спрашивала о том, почему ночью ребята, при тайном походе на кухню, постоянно врезались и практически не ориентировались, по началу, в пространстве. Слух позволял услышать чужие шаги задолго до проявления человека. А про обоняние вообще молчу, если запахи с кухни привлекали, то после тренировки было буквально нечем дышать. Скорость и реакция так же стали на высоте: по показателям я очень быстро достигла тех, кто был уже не первого года службы. Впрочем, если рефлексы у меня и были буквально звериные, то опыта и навыков не было почти никаких, если не силой и изворотливостью, то техникой меня с легкостью укладывали на обе лопатки. Казавшийся неплохим опыт и знания, набранные дома с подачи дяди, тут практически ничего не стоили. Это крайне расстраивало. Дралась я пока без оружия: боккены, которые до этого мне вручил молчаливый помощник Гарпа, разлетелись при первых же ударах, их замена ушла в небытие следом за ними. Помощник, как его шепотом окрестил Мар, Богарт, ничего не сказал, что, впрочем, было ожидаемо. Только вот оружие мне больше не давали...       — Анта, тебе нужно стать более дружелюбной, хватит уже на всех так зло смотреть, — вздыхала моя соседка по комнате, придирчиво рассматривая себя в зеркале. Я лишь приподняла бровь, наблюдая в дверном проеме за ее манипуляциями с кисточкой и тенями.       — Ужас, — прокомментировала результат я, когда она, закончив, вышла из ванной комнаты.       — Ты просто ничего не понимаешь! — фыркнула Сачи, надув ярко накрашенные губки.       — То, что я сейчас вижу, больше похоже на девицу легкого поведения, чем на просто девушку, которая хочет выглядеть красиво, — оторвалась от книги по истории я.       Два густо накрашенных глаза обидчиво блеснули, а их обладательница, звонко топая высокими каблучками и фыркнув, вышла из комнаты, напоследок громко хлопнув дверью. Из коридора раздались возмущенные причитания по поводу моего вкуса.       Отвратительно же накрасилась, что тут поделаешь?       — Анта, — в комнату вошла более старшая девушка, которая в нашем взводе была за главную. Присев на край кровати она укоряюще посмотрела в мою сторону. С мученическим выражением лица я во второй раз оторвалась от книги. — Перестань так делать, ты же ее обидела своим высказыванием.       — Я не хотела ее обижать, просто сравнила. Впрочем, вероятно, если я заинтересуюсь тем, как она проводит свое время, я могу оказаться правой, — легко пожав плечами, ответствовала я, мысленно послав всех в далекое далеко и вновь принявшись читать. Повествование о небесном острове Скайпии и его обитателях, и самом происхождении данного места, было крайне интересным. Однако книгу вскоре отобрали — обладательница пары карих глаз укоряюще смотрела в мой адрес. — Мира, я не интересуюсь жизнью обитателей этого заведения, и вообще мне не интересно общение с людьми, — вздохнув и проводив грустным взглядом отобранный фолиант, пояснила я. — И, кажется, я прекрасно теперь уяснила, что общение вообще нужно прекратить: пары слов хватило чтобы ты сейчас устроила мне промывку мозгов.       — Анта, достаточно. Ты постоянно нарушаешь режим. Ты хочешь, чтобы тебя выгнали?       — Неужели понятно стало только под конец четвертого месяца моего пребывания тут? — я действительно удивилась. Мира не менее удивленно посмотрела на меня.       — А зачем тогда вообще пришла?       — Меня Гарп притащил, сама бы я ни за что не согласилась быть цепным псом Дозора. Помолчи, — остановила я ее, видя, что она готова возразить моим словам. — Ты хотела поговорить, так вот умей и слушать: мне совершенно не интересна служба, я терпеть не могу устав и его глупые рамки, форму и построения. Мне не интересна такая жизнь, но как ты, я думаю, успела заметить, меня не хотят исключать, чтобы я для этого не делала. Гарп непробиваем, а командование слушает его. Бежать не хочу, хочу просто уйти, не оставив долгов и недомолвок. Не отпускают. Значит, нужно действовать на нервы, — опять пожала плечами я, глядя на то, как округляются глаза девушки.       — Ты побила рекорд пребывания в карцере. Дозорные уже начинают смеяться в ответ на заявления офицеров, когда те обещают их в одиночку посадить, а если их сажают, то просятся именно в твою камеру, а потом хвастают этим. Анта, это анархия, — Мира укоряюще посмотрела на меня, устало вздыхая.       — Ага, я знаю. И мне это нравится. Я не терплю отштампованных людей, мне нравятся индивидуальные личности. Хотите, чтобы я начала общаться с коллективом — перестаньте быть однородным тестом. Только вот я не пуп земли, а у вас мозгов мало. Всё, хватит, — устала объяснять я, спрыгнув с кровати и направившись к выходу, попутно отняв свою книгу.       — Ты похудела с этими своими боями ни за что, — тихо бросила мне в спину девушка.       — Они за свободу жизни и мнения. И, если ты не заметила, у меня все это есть. А у вас? — огрызнувшись, я оставила ее наедине с собой.       Чёрт подери, она действительно заставила меня с ней разговаривать. Вот же умница-дозорная. Решив немного погулять по городу, всё равно сегодня у начальства был какой-то важный слет, и поэтому мы были предоставлены самим себе, я, выйдя за ворота, направилась в город. Задумчиво позвякивая парой монет в кармане, что остались от крайне скудного армейского пособия, урезанного у меня и так в крайность, я остановилась напротив магазина с мороженым, размышляя над тем, быть или не быть. Впрочем, какая разница? Дозорные тоже любят холодные сладости. Вот-вот, поэтому два вкуснейших шарика, обильно политых шоколадом и прочно сидящих в вафельном конусе, перекочевали в мое полное властвование. Читать книгу приятно под вкусности. Облюбовав лавочку, находящуюся на аллее неподалеку, я принялась за дело. Жаль, всё хорошее быстро заканчивается, эх. А мороженое в этом мире шикарное.       Попав сюда летом, сейчас я встречала осеннюю пору, отстранено слыша как, шелестя, с деревьев опадают листья. Ковер из красных, желтых и местами зеленых одеяний засыпающих деревьев густо укрывал землю парка, на которую и выходила моя аллея. Тихие шаги в моем направлении. Наверное, не стоит показывать, что я слышу его. Пока не стоит. Не знаю почему, но я посчитала, что если я дам кому-то понять, что я фруктовик, то меня из Дозора не выпустят. Видела я, как они утягивают к себе тех, кто владеет этой странной силой. Половина Базы таких — Гарп тащил все, что плохо лежало, пополняя состав бывшими хулиганами и воришками.       — Редко тебя увидишь такой умиротворенной, — легко усмехнувшись, я перевела взгляд от книги в сторону Эла. В отличие от меня, парень на самом деле решил следовать совету Мара: жить тут, пока не разберемся в ситуации мира. И теперь, спустя всего лишь четыре с хвостиком месяца, Эл, став более сильным и опасным, еще и прокачался в планировании и стратегии, за удивительно короткий срок дослужившись до лейтенанта. Время от времени он носился со своим капитаном, к которому теперь был приставлен, по всей территории острова, на котором нам повезло очутиться. Поговаривали, что в скором времени и Мара должны были повысить в звании, и тогда наши пути разойдутся: их капитаны поплывут в разные стороны этого мира патрулировать, защищать, карать — нести справедливость.       Успевший подзагореть под здешним солнцем парень похорошел, на тренировках приковывая к себе взгляды девушек, которые занимались тут же, рядом. Мар, впрочем, не отставал по количеству зрительских симпатий — милое личико не оставляло равнодушными слабый пол, который был как внутри форта, так и за его пределами. Впрочем, ни он, ни Эл не пользовались этим, полностью посвятив себя тренировкам и службе. Чего нельзя было сказать обо мне, их сестре, по нашей легенде.       — Тебя прозвали зверьком, знала? — усмехнувшись в ответ, он взлохматил мне волосы, падая рядом на лавочку. Коса моя так и осталась длинной — почему-то парни, упершись всем, чем можно, запретили мне ее состригать, пообещав, что перестанут со мной общаться или вообще Кота натравят. Последняя угроза возымела действие, и теперь, ругаясь утром, приводя образовавшееся за ночь кубло на голове в порядок, я искренне мечтала о том, чтобы командование выпустило хоть какое-то правило на тему длины волос у девушек. Ну неудобно же, совсем. Командование моих молчаливых стенаний не слышало, а я продолжала воевать по утрам.       — Мне не интересно, знаешь ли, — сморщилась я, демонстративно скрещивая руки на груди и откидываясь на спинку лавочки.       — А ты знала, что из-за своего характера имеешь кучу поклонников? — продолжил парень, задумчиво наблюдая за тучками на небе. — Образ плохой девочки многим импонирует.       — Так почему же сами не подойдут и не познакомятся? — ехидно оскалилась я, повернувшись к нему. — И вообще, ты уже говорил мне об этом.       — Повторение — мать учения, — усмехнулся он. — Они слишком боятся тебя. Вспомни, что ты вначале учудила, — Эл, вероятно, имел в виду случай, когда ко мне в комнату, на тот момент, когда я еще одна жила, завалился один из здешних мальчиков. О том, что я хорошенько отделала и скинула со ступенек без пяти минут офицера, я узнала только на следующее утро, когда мне устроили допрос на тему ночного происшествия. Правда, мне за эту выходку ничего не сделали, тихо попросив, чтобы я больше так не калечила парней. Однако событие пришлось на руку: ко мне больше не лезли, хоть и бросали заинтересованные взгляды.       — Я не просила его приходить ко мне. Да и вообще, это растление несовершеннолетней было бы, вспомни, что тут никто не поверил, когда я сказала, что мне двадцать три.       — Ага, теперь тебе семнадцать. Впрочем, Мару тоже, это я у вас старший братик. Сестренка… — резко схватив меня в объятия, Эл принялся меня тискать, считай, душить. — Ты же у меня такая милаха, сама того не замечаешь. Не, правда, — резко перешел на серьезный тон он, заглядывая мне в глаза, — у тебя необычная для здешних аборигенов внешность и цвет глаз. Да и вообще: климат, питание и тренировки тебе на пользу пошли, считай мечта мужика. Только вырастить надо.       — И приручить, — смеясь, подошел к нам Мар. — Смотри, не задуши ее — вон, уже бледнеть начала.       — Это она от радости, — миролюбиво пояснил ему Эл, сжимая меня руками, как питон кольцами.       — Эл, мои фаны сейчас слюнями изойдут от счастья! Тут довольно-таки странные проявления чувств… — моему негодованию не было предела, когда я увидела радостную улыбку душителя. — Не стыдно, а?       — Ну, мы же семья, — пожав плечами, пояснил он. — А то наших родственных чувств и не видно. Внешне-то не похожи.       — А еще очки симпатии нарабатываем, — подмигнув, Мар плюхнулся по другую сторону от меня. — То, что мы тебя сейчас обнимаем и всё еще живы, может в будущем помочь тебе в отношениях с, как ты выразилась, коллегами. О, историю читаешь? Молодец, полезное дело! — одобрительно закивал головой брюнет, листая страницы отнятой у меня книги.       — Нафиг мне эти очки нужны?! — возмутилась я. — Кстати, куда вы моего Кота дели?       — А, он у нас теперь корабельный, не говорил тебе, что ли? — удивленно вскинул брови Эл, — Он проговорился-таки, и теперь его хотят припрячь к работе в разведке. Крайне полезное, знаешь ли, приобретение. Впрочем, я заберу его с собой: так спокойнее.       — Это хорошо. А какой у него фрукт оказался? — заинтересовалась я, давно планируя вызнать все возможное о фруктах.       — А фиг его знает, если честно, — отмахнулся Эл, наконец выпуская меня на волю. — Такого еще не фиксировали, поэтому они решили, что это один из новых, что-то типа «Ум-разум-сознание». В общем, котику повезло.       — Он его с таким аппетитом ел тогда, — поделилась я своими воспоминаниями. И тут меня накрыло понимание того факта, когда я сама успела съесть эту гадость. — Эл, а все дьявольские фрукты имеют завитки?       — Да. Это их отличительная черта. Второй идет непередаваемо ужасный вкус. Кстати, съев один фрукт, второй есть уже нельзя.       — Да, я помню это из лекции, — рассеяно кивнула я головой. — Съев второй фрукт живой организм тут же умирает.       — Открою тебе страшную тайну, — Мар склонился ко мне, — неживой тоже. Ну, или разрушается, что точнее. Они научились объединять оружие и фрукт. Так что, если встретишь, например, собаку–пушку, не удивляйся.       — Какой, всё же, странный мир, — простонала я, отбирая литературу и вставая с лавочки. — Ладно, тут дождик собирается, пойду в сторону этих ненавистных пенатов.       — Заведи себе друзей: мы скоро уплывем, и ты останешься одна. Это не то, к чему нужно стремиться, просто поверь, — Эл был сама сосредоточенность.       — Когда? — уже отходя от лавочки, остановилась я, обернувшись к нему.       — Через неделю. Причем на разные базы. Так что, милая моя, тебе волей–неволей придется последовать моему совету. Тем более, там сейчас начальство обсуждает ваш первый рейс в море. Ты уж их слушайся, ладно? — с грустью и надеждой в глазах посмотрел он на меня. Мар на заднем фоне тоже загрустил.       — Посмотрим, — по привычке огрызнулась я. — Мне не хотелось бы иметь связей с ними. Скучные и плоские.       — Эх, смотри, фаны сейчас от счастья умрут, услышав твои слова.       — Мазохисты или идиоты, раз не понимают, что мне просто наплевать на них.       — Врешь ведь, — усмехнувшись, блондин лукаво на меня взглянул.       — Почему это? — я даже вновь подошла к ним, удивленно уставившись на парней.       — Ты часто, вероятно, не отдавая себе отчета, помогаешь другим курсантам. В тех же тренировках на выносливость, когда сама с языком набок висящим тянешь за собой отстающих. Они это запомнили, ведь ты не раз им помогала. И то, что пару раз отдавала часть своего пайка другим, когда это было необходимо. Весь форт в курсе, что ты бездонный желудок на ножках.       — Достаточно, — поморщилась я. — Эти придурки умудрились где-то посеять свой провиант при марш-броске, вот и все. Не забывай, мы намного старше их, и тут даже не в прожитых годах разница. Мы из времени техники и прогресса, когда ценится жизнь и есть понимание того, что такое взаимопомощь. Тут иные нравы, они привыкли выживать, наступая на других, лишь бы выбраться. Тем мы и разнимся.       — Анта, ты опять видишь только плохое. Поверь, тут гораздо больше добра и света, чем там, откуда мы пришли. И запомни это. Пригодится потом, — Эл упрямо качнул головой.       — Достаточно. Сейчас пойдет дождь — я в казарму, — развернувшись на носках, я пошла с аллеи.       — Хм, интересно, где она его тут узрела, — удивленно закрутил головой Мар, глядя на небо. Оборачиваться к нему и сообщать, что просто чую приближающуюся непогоду еще с утра, я не стала. Наверное, обычные люди так не умеют. Я же не умела раньше.