Эдолас: Король и Воительница

      Мистган не помнил, когда в последний раз горло болело так сильно и так специфично. Гортань забилась чем-то вязким, окаменела, и поворачивать голову было тяжело — внутри что-то клокотало, щёлкало. Он думал, что это скоро пройдёт. Однако с момента, когда Нацу устроил ему проводы из Фейри Тейл и задорные волшебники эффектно вернулись домой, прошло больше часа, а горло всё ещё болело, глаза зудели и слова давались с трудом. Возможно, Мистган просто не привык к плачу. Возможно, Нацу ударил его сильнее, чем бывший маг предполагал. Возможно, спазм остался из-за насильного подавления нечаянного порыва эмоций — ведь негоже королю оплакивать «демона». Негоже спасителю оплакивать разлуку с «чудовищем, с которым он сражался из последних сил, дабы изгнать зло и защитить беспомощных и покинутых жителей Эдоласа».       — Забавно… — довольно прошептал сухой, тощий старик и улыбнулся тонкими, почти как нитки, губами. — Вы невероятно крепкий, мой принц. Сильный и выносливый молодой человек, — старик аккуратно дотронулся до живота в том месте, где были плавающие рёбра. — Совсем как в детстве. Только… — он замолчал, выдохнул, взял влажную тряпку и приложил к месту, которое только что трогал, — здесь сильная гематома. И на лице тоже. Но Вы справитесь. Вы всегда так хорошо справлялись с ушибами и ранами, хах… — он засмеялся не размыкая губ и потянулся за новым компрессом, вероятно, для лица.       Собеседник был не старым — древним. В первую встречу Мистган принял его за галлюцинацию, иллюзию, потому что он не напоминал живого вовсе. Мужчина выглядел как скелет, обтянутый настолько тонкой кожей, что Мистган опасался: коснёшься старика, и она сползёт, как бельё с верёвки. Морщинистая, бледная, с синим оттенком, она стягивала череп и демонстрировала каждый его изгиб. Волнистая нервность височной кости и затылка, которую обычно лишь ощущаешь на себе пальцами, неприятно приковывала взгляд и напоминала больную, изъеденную паразитами древесину. Затылочный гребень торчал так, будто череп вертикально разрубили и вновь собрали, слишком сильно вдавив кости друг в друга и образовав борозду от макушки до затылка. В остальном старик проявил себя живее многих. Пусть серо-белые, блеклые глаза казались слепыми, Мистган чувствовал их ласковый взгляд, ловивший каждый вздох «принца». Старик держал спину ровно, легко и гордо и плутовски приподнимал уголки губ, смотря прямо на бывшего мага, чужого для всего мира, но родного для него. Старик смотрел на Мистгана, как на внука.       Юноша избегал смотреть в эти глаза. Вместо этого Мистган смотрел прямо перед собой или в угол. Он чувствовал, как тонкие и не в пример внешности сильные, уверенные пальцы бережно ощупывали его тело, находя непроявившиеся гематомы. Старик перевязывал каждый повреждённый участок, отмывал царапины и ушибы от пыли, пота и грязи, тщательно прощупывал кости.       Этот старик неоценимо помог. После разыгранной Нацу драмы толпа взбесилась. Люди ревели, одни тянулись к Мистгану, другие освистывали его, и в одну минуту все затихли. Это заставило дрогнуть от холода: возбуждённая толпа с могильным шёпотом расступилась перед бледной тощей тенью в серой рясе. Избитый, измученный и потрясённый, едва успевший вытереть лицо Мистган тогда подумал, что увидел Смерть. Тенью оказался древний старик, который тихо подошёл к парню, протянул к нему тощие морщинистые руки и остановил их по обе стороны от его лица, не посмев коснуться. Мистган прямо смотрел ему в глаза, решив стоять твёрдо, уверенно и осанисто, и дрогнул, когда старик заплакал и бросился ему на грудь, всхлипнув: «Ваше Высочество!» Вся сила лекаря ушла в руки, обнимавшие юношу, и ноги его подкосились. Мистган поймал старика и в смущении, в панике оглянулся на взревевшую толпу, как загнанный в угол.       Этот старик пригласил его к себе в лазарет. Этот старик ни слова не сказал о татуировке Фейри Тейл на груди. Этот старик смотрел на него с радостью и любовью, с какой смотрел разве что Лили.       Мистган его не помнил. Мага напрягал ласковый взгляд. Он напоминал о том, насколько чужим Мистган стал этому миру.       — Во-от так, — выдохнул лекарь, сменив холод на боку стягивающей повязкой, и приложил к лицу бывшего мага компресс. Мистган кивнул, удерживая тряпку у скулы.       — Благодарю за помощь. В том числе с толпой.       — Не стоит, Ваше Высочество. Я рад, что Вы живы. С тех пор, как мы узнали о случившемся с экипажем… — он умолк, поджал губы и сгорбился, как от боли. Старик глубоко задышал и шмыгнул. — Мы, конечно, все надеялись, что отсутствие Вашего тела было хорошим знаком, но, признаться, я подумал, что выжил и ума, когда увидел Вас… — он засмеялся мягким старческим смехом и вытер глаза. Мистган не знал, что и как ответить, потому промолчал. Он не помнил, о каком экипаже говорил лекарь, хотя, судя по его речам, был там.       «Возможно, как раз после происшествия с этим экипажем Пантерлили и нашёл меня. Странно, что я так и не спросил, где он меня подобрал», — бывший маг нахмурился. В голове мелькнула пустыня, тёплая лапа иксида, ощущение тяжести вокруг головы, будто её стягивали бинты, и Мистган зашипел от внезапной боли.       — Ваше Высочество! — вскрикнул старик и схватился за его плечо. Звон в ушах вытеснил другие звуки, мозг словно растопился горячим железом и тут же застыл у глаз, норовил выдавить их, опалил нервы. Мистган закряхтел, не в силах выдохнуть, но приступ закончился так же внезапно, как начался — старик держал у носа что-то мокрое и резко пахучее.       В носу защекотало от запаха. Мистган вспомнил бьющее по берегам Магнолии море: как вода, ударившись о поребрик, стекала с него. Именно так — стёкши — ушла боль. Из носа пошла кровь, и к нему тут же приложили то «мокрое и резко пахучее» — вату, смазанную нашатырём.       Бывший маг выдохнул, потёр лоб и напряжённую шею.       — Я в порядке, — отмахнулся Мистган от обеспокоенного старика. Тот выдохнул и сел напротив.       — Как часто у Вас такое, мой принц?       В Земной Крае случалось нечто смутно похожее, но курс отваров Полюшки прекратил единичные приступы. Однако они никогда не были столь сильными. Возможно, в детстве он тоже испытывал тяжёлую, жгучую и продолжительную боль, когда Пантрелили выхаживал его после смертельной раны — как раз в голову.       «Возможно, именно из-за этого у меня и проблемы. Однако в этом случае приступы должны быть регулярными, разве нет?»       Было ещё одно объяснение. Имя ему Нацу Я-разнесу-этот-город-по-настоящему-чтобы-ты-дрался-со-мной-всерьёз Драгнил и его одуревшие кулаки.       «Звучит правдоподобно», — кивнул бывший маг.       — Было раза два — три, если не меньше. В Земном Крае. Но приступы не отличались особой болью. Возможно, меня ударили сильнее, чем я полагал, — Мистган пожал плечами и перехватил вату у носа.       — Позвольте, я осмотрю Вас внимательнее?       — Прошу Вас, — Мистган отнял от носа вату и вытерся тряпкой, которую так и сжимал в кулаке.       Последовали нехитрые действия. Старик просил следить взглядом за объектом, вставать, держать равновесие, спрашивал, не тошнит ли, продолжает ли болеть голова, просил подробнее описать приступ и прочее, пока он, явно озадаченный, не сел напротив, поджав губы.       — Ваше Высочество… — он вздохнул.       — Всё так плохо? — бывший маг наклонил голову.       — Нет-нет, — лекарь замахал руками и прокашлялся. — Любой удар по голове неприятен и несёт нежелательные последствия разной степени тяжести, однако я не смог отыскать сверхкритических ушибов на голове. Полагаю, виной всему накопленная усталость. Сколько и когда, говорите, Вы спали в последний раз, Ваше Высочество?       — Около двадцати часов назад, примерно три часа.       Старик цыкнул: — Советую воздержаться от физических нагрузок в ближайшую неделю и серьёзно отнестись ко сну. Я сделаю для Вас смесь из трав, накажу заваривать её Вам перед сном.       «Зачем отдавать смесь кому-то другому, когда это можно сделать напрямую мне?» — чуть было не спросил Мистган, но вспомнил, где находился. Вспомнил, кем он стал — или очень скоро станет.       — В любом случае… — продолжил старик и набрал воздуха в грудь, — я прошу простить мою дерзость, Ваше Высочество, ибо мне хотелось бы знать, что Вы намерены делать со мной и другими членами Малого Совета.       Мистган вздохнул. Прикрыл глаза. Вспомнить бы, кто в нём состоял, в этом Малом Совете. Пальцы дрогнули, и юноша сжал кулаки.       — Созову завтра же, в чём попрошу Вас мне помочь. Полагаю, я задолжал всем вам пару объяснений. К тому же, стоит вновь познакомиться.       Старик улыбнулся и выдохнул. Нечто непосильно тяжёлое отлегло от его души, не иначе, потому что он прослезился.       — Разумеется, мой принц. Разумеется, — он закивал. — Однако, боюсь, господин Преяр не успеет приехать к завтрашнему дню.       — Он не в столице?       — Ваш отец присвоил Малому Совету второй приоритет и созывал только Военный. Бедняга Яджима по факту остался без работы, а мы с Брэйном трудились на местах. Я остался дворцовым лекарем, а он продолжил следить за состоянием духовенства в городе и стране — по мере возможностей. Господин Преяр должен был продолжить службу в армии, но ушёл в отставку, передав управление Вторым отрядом госпоже Найтуолкер — своей ученице, и принял титул вассала Ярвира в ленный дар. С тех пор он княжит в Котсе.       «Косте» прозвучало для Мистгана весьма знакомо.       — Понял, — он кивнул, — я не собираюсь расформировывать или репрессировать вас, если Вы об этом. Будете помогать мне в работе, как и должно быть.       — Звучит чудесно, — старичок засмеялся и закивал. Через некоторое время он обременённо выдохнул, сгорбился и поджал губы, разжимая их только, чтобы выдохнуть. Пожилые люди часто так дышат, когда им тяжело: вдыхают носом и выдыхают ртом, сжав зубы. — Вы простите мою дерзость, если я спрошу… что случилось тогда?       Мистган нахмурился и слегка наклонил голову.       — На пути в Котсе. Когда напали на экипаж с королевой и Вами? Никто так и не смог выяснить, что произошло.       Мистган хрустнул кулаками. Разобрался, откуда мог знать про Котсе. При упоминании о матери что-то мелькнуло в его сознании, но слишком блекло, серо, как мелькает свет, когда у человека закрыты глаза. Он знал, что у него была мама, но скорее помнил образ, чем её саму.       Королева Эдоласа, жена Фауста, его мама… Кая, кажется?.. существовала в его памяти как комплекс ассоциаций и случайных размытых картинок, мелькавших посреди тумана. Почему-то мозолистые тёплые ладони, мягкий голос, щекотка в затылке, запах дорожной пыли и настоявшихся на солнце трав, зелёные яркие глаза…       — Я не помню. Прошу прощения.       Старик выдохнул. Спокойно лежавшие на коленях ладони с тощими длиннющими пальцами собрались в кулаки, сжали рясу до тряски. Капли упали на ткань, впитавшую их. Лекарь плакал.       Мистган выдохнул и тоже сжал кулаки. Его собеседник скрючился, утратил былые изящество и осанку, содрогался и хрипел, пока клокотало в горле. Юноша не знал, что говорить, потому положил руку на его тонкое плечо, легко стиснул его.       — Простите меня, мой принц… — как ребёнок выдавил он. Старики иногда так разговаривают — когда им особенно больно и нет сил быть стойкими и статным.       — Я не знаю, за что, — Мистган погладил его вдоль руки и вновь стиснул плечо.       — Это я… это всё я… — он выдохнул, прикусил мокрую губу. — Я посоветовал ей уехать. Вашей маме. Сказал, что будет лучше, если она вернётся к отцу…       — Не берите на себя ответственность за чужие решения, — сказал Мистган, смотря прямо на сморщенный, пятнистый лоб, и понял, что звучал слишком холодно, грубо. Он выдохнул и огладил старческое плечо. Мягче добавил:       — Пожалуйста.       Старик закивал, плача: — Я так счастлив, что Вы живы… — он похлопал Мистгана по руке, зажмурился, вцепился в молодую ладонь, поднёс её ко рту, поцеловал обессиленно и плача, скрутился в агонии, затрясся и всё гладил и гладил мистганову ладонь.       Приступ в конечном итоге прошёл. Старик выпрямился, вытер его ладонь и своё лицо.       — Вы на той вон койке лежали тогда, — сказал он едва различимо и посмотрел на кровать в пяти метрах от его стола. — А Ваша матушка сидела там, где вы сейчас сидите, — Мистган чувствовал, как дрожат старческие руки. Юноша не мог разглядеть в белёсых глазах ничего, кроме отражения комнаты. — Думаю, ей было очень страшно и больно, хотя она не показывала этого, а я ничем не мог ей помочь. Тело — ладно, тело исцелить я могу… но как помочь душе, Ваше Высочество?..       — Что заставило её уехать? — сорвалось у Мистгана бесконтрольно, и он прочистил горло. Голос охрип от молчания и боли.       Старик поджал тонкие губы, шумно сглотнул и сжал его ладонь: — Ссора с вашим отцом.       Мистган нахмурился. Вспомнил лицо и голос Фауста, его безумные глаза.       «М-да, я могу её понять».       — Пожалуй, даже к лучшему, что Вы не помните, — добавил лекарь тихо, будто случайно, себе на уме и громче сказал: — Как Вы сказали? «Стоит вновь познакомиться»? — он хохотнул и отпустил ладонь Мистгана, посмотрел на него прямо. — Моё имя Кириллиус Сугуру Джигоку, или же просто Ки-су Джигоку. Рад вновь видеть вас, Ваше Высочество Джерар Франсер.       Мистган с горечью выдохнул. Если бы не Нацу…       — Господин Джигоку! — дверь с грохотом отворил молодой человек в форме солдата. От его камзола оторвали застёжки, саму форму прожгли и порвали в нескольких местах. Шлема, одной перчатки, одного сапога и оружия у юноши не было и подавно, из-за чего Мистган видел его бритую, но уже зараставшую светлыми волосами голову. Он задыхался и, вцепившись в косяк, откашливался, пока пот стекал по разгорячённому лицу: солдат явно мчался в лазарет со всех ног. — Господин Джигоку! — он вновь прокашлялся. — Господин Джигоку, что нам делать? — он стёр пот со лба и ладонью почесал голову. — Е-его Величество только что пришли и сдались под стражу! Сдались! Госпожи Найтуолкер нигде нет, и… и. люди, н-ну, бойцы, н-ну, солдаты, они бегут, господин Джигоку! Что нам делать?..       — Успокойся, Джером, — плутовски захихикал Ки-су и отпустил руку Мистгана. Он встал и подошёл к солдату, Джерому, и повернулся к Мистгану. — Поручения ты будешь получать не от меня, а от наследника престола.       Белёсые глаза старика заблестели жизнью, и Ки-су улыбнулся с такой нежностью, гордостью и верой, что у Мистгана защемило сердце. Джером ошеломлённо озирался по сторонам, глядел то на старика, то на него и рухнул на колено, когда лекарь поклонился до земли.       Мистгану, как верёвкой, сдавило горло. Видеть затылки с нового ракурса было неприятно, всё нутро кричало, что это неправильно, это плохо, но бывший маг был бессилен избрать иной курс с того самого момента, как вступил в схватку с Драгнилом.       Настал час первого приказа. Настал час в разгар шторма встать у штурвала корабля со сломанным механизмом поворота.       «Фауст сдался под стражу, говоришь? И Эрз… — он осёк собственные мысли, — Найтуолкер нигде нет?»       — «Джером», я правильно понял?       — Так точно, Ваше Высочество! Джером из Роландвилля, боец Первого магического отряда Королевской Армии, Ваше Вели… — он замотал головой, — Высочество!       — Встань, пожалуйста, — попросил Мистган спокойным, но звучным, решительным голосом. Солдат послушался. — Собери оставшихся солдат, позови добровольцев, воспользуйся любыми ресурсами, которыми посчитаешь нужным, и распредели людей на несколько поисковых групп. Меня интересуют пятеро: капитаны Второго, Третьего и Четвёртого магических отрядов Королевской армии, генерал Байро и Коко — посыльная при сэре Фаусте. Требуется доставить их живыми и невредимыми, по необходимости оказать первую медицинскую помощь и, вместе с сэром Фаустом, расположить в лазарете и назначить караул. Касательно дезертиров: запрещаю инициировать на них нападение и вести бесполезное преследование, но, если того потребуют обстоятельства, обороняйтесь и берегите себя.       У Джерома зазвенели кости — настолько голос принца был властным, чётким и звучным. Он отражался от стен, рябил воздух, обнимал сами кости, и солдат понял, что над ним действительно возвышался сын Фауста. Будь это сам Фауст, у Джерома замёрз бы желудок. Почему он не испытывал страха сейчас, боец не знал. Возможно, дело было в последней фразе — «берегите себя», возможно, в голосе принца сквозила интонация королевы. Джером был зелёным пажом, когда та ещё не погибла, но навсегда запомнил её женственный, материнский голос.       — Будет исполнено, Ваше Высочество! Незамедлительно, Ваше Высочество! Джером выбежал из кабинета и ненамеренно хлопнул дверью. Бывший маг выдохнул и прикоснулся ко лбу: в ушах зашумело, виски сдавило.       От одной мысли о том, что он звучал, как Фауст, Мистгану стало дурно. От мысли о том, сколько людей злоупотребят его приказом, стало дурнее.

***

      Эрза Найтуолкер улыбалась. Её ослепило сине-фиолетовое, глубокое ночное небо, в котором растворилась Скарлет.       Избитая, обессиленная, побеждённая Охотница на Фей лежала недвижно, дышала едва различимо и смотрела вверх, на первые звёзды. Тусклые и маленькие, они едва узнавались за тонкой пеленой холодных облаков, но в будущем осмелеют и гордо заискрятся. Любимый Эдолас уподобится этим звёздам.       То ли благодаря этой мысли, то ли благодаря последним словам Скарлет (или её сильным ударам в голову) Эрза позволила чувству безмятежности посетить себя. Найтуолкер бы сравнила это состояние с приятным молчанием в присутствии любимой матери, помни она те ощущения.       Эрза улыбалась. Непривычно, неправильно, не «по-солдатски», как не улыбалась уже вечность и вряд ли улыбнётся вновь. Охотница на Фей могла лишь усмехаться — хищно, самодовольно, кровожадно. Спокойно улыбаться, не в силах контролировать губы и прогнать ком в горле, — никогда.       Ночное небо ослепило Эрзу Найтуолкер. Она улыбалась и не видела в этом ничего плохого. Ничего не заслуженного.       Слабый ветер холодил исцарапанную, грубую кожу, но как-то ласково, и девушка не сразу поняла, что шарф потерян навсегда. Звёзды, как она и думала, смелели, сияли всё ярче и ярче где-то высоко-высоко среди туманных сине-фиолетовых облаков. Отражались в тёмно-карих глазах, как бы говорили, что и в Найтуолкер была песчинка бесконечного, вечного и гармоничного. Эта мысль заискрилась (может быть, светом звёзд) в разуме, но не успела оформиться в рассуждение: звуки шагов и взволнованных голосов поблизости разбили и покой, и улыбку.       Впрочем, напряжение ушло, стоило услышать знакомые голоса:       — И куда вы по-вашему идёте, гении? — сплюнул мужчина со звонким голосом. Не будь Эрза с ним знакома, приняла бы за мальчишку-подростка.       — Подальше от виселицы, куда ещё? Или ты думаешь, что с нами разбираться станут? — ответил другой мужчина. Его голос звучал сипло, из-за чего часто казался спокойным, но сейчас дрожал от раздражения.       — Нет, бляха из-под мошонки, я тут вшивый оптимист! — зашипел первый. — Вздёрнуть-то нас всегда успеют, иксиду всё под хвост, да вот только ты хоть подумал, что нам дальше делать и куда идти? Паспорта наши во дворце, сам знаешь!       — Не мы первые дезертиры, не мы последние, справимся, — отмахнулся второй. Первый остановился.       — Знаешь что, Сай? — Эрза едва разобрала эти слова. — Иди лесом. Тебе-то легко говорить, когда брат рядом, а?       — Повтори! — крикнул второй, и сверху началась возня. Она вполне бы переросла в драку, но вмешался третий путник, резко свистнув.       Люди затихли. Оглушительно, как железкой по камню, зашуршал грунт, взметнулась пыль, и не успела она опуститься, как Эрза увидела бледное, синее обеспокоенное лицо со впалыми щеками и тусклые, серые, почти белые глаза. Многие люди в панике отшатывались, когда видели этого человека, и саму Найтуолкер пробрала бы дрожь, не знай она, что человек перед ней был живым, а не восставшим мертвецом.       — Госпожа Найтуолкер! — испуганно раздалось сверху, и оставшиеся парни съехали в кратер, оставшийся после битвы со Скарлет. — Вы живы!       — А как же? — она фыркнула. Посмотрела на небо, вдохнула расслабленно и настолько глубоко, что рёбра заболели. — Эта ночь слишком красива, чтобы умирать… — прошептала Эрза и хмыкнула сама себе.       — Ну нихера ж себе её по башке треснули… — обладатель первого голоса дрогнул, спрятался за собеседника.       — Я сейчас тебя тресну, Люмус! — шикнул тот и занёс руку.             Люмус, обладатель мальчишеского голоса, был превосходным пехотинцем. Если Найтуолкер было необходимо пробиться в тыл противника во время прямой атаки, она полагалась на Люмуса Визарда. Сайджи Айвенго Ботискаф или, для посторонних и коллег, Сайбот Джигоку был её лучшим чародеем, то есть чертил всевозможные руны, и потому всегда находился в составе важнейших групп, будь то пехота, лазутчики, сапёры и кто-либо ещё. Люмус и Сайбот часто препирались по пустякам во время отдыха, но сейчас случилось не «часто». Люмус затронул болезненную для обоих тему, и, с учётом расположения духа солдат, они могли избить друг друга до смерти, не будь рядом посредника. У Сайбота из семьи остались только Нуб, его брат-близнец, и дедушка, который в данный момент находился в безопасности. А брат-близнец Люмуса, Нокс, находился в подмастерьях у Байро, но не имел достаточного авторитета, чтобы защитить себя.       Никто из них теперь не имел авторитета, чтобы защитить себя.       В любом случае, не успел Сайбот ударить, а Люмус контратаковать, как Нуб, то есть Николас Уильям Бакуган, шикнул на них и зарычал. Несколько лет назад беглый маг опалил ему голосовые связки. Нуб кашлял, пока кровь кипела в его горле, корчился, вопил и царапал бледную шею, но выжил и лишился голоса. Его нельзя было назвать немым: Нубу удавалось воспроизводить нечто похожее на глухие согласные, но его горло царапали сонорные, звонкие согласные и гласные. Он мог тихо рычать, конечно, однако через адскую боль и неоправданно тихо, потому чаще всего он шипел и свистел. Впрочем, и до этого эпизода Нуб был неразговорчивым. В отряде про него говорили: «Слова тебе плохого не скажет, но взглядом обматерит так, что ты от страха коньки двинешь». За это и искусную свирепость в бою Найтуолкер назначила лейтенанта Джигоку своим адъютантом. Он выполнял её приказы, имел превосходную смекалку и, с защитными рунами на экипировке, становился настоящим панцирем, солдатом, принимавшим на себя большую часть урона противника.       Жаль, что в нынешней ситуации солдатам ничто не поможет. Эрза не знала нравов принца, но один факт, что он устроил дворцовый переворот с помощью магов с Земли, говорил о многом. Настало время перемен. Неделю назад они безоговорочно были героями, защитниками благополучия Эдоласа и его Короля, духовного отца Фауста Франсера. Сейчас, поскольку духовный отец свергнут, а трон займёт новое лицо, их статус был вращающейся монетой. Одно Эрза знала точно: её солдатам достанется сильно, с размаха, ногой и по зубам вне зависимости от их действий.       В нынешней ситуации солдатам повезло проиграть и сбежать. Эрза усмехнулась. Горько.       Она, сцепив зубы, неторопливо, с усилием, на вдохе согнула левую руку в локте, и Нуб взял её за ладонь. Найтуолкер в оцепенении поняла, что не может сомкнуть пальцы. Слишком устала, слишком больно, и пальцы не слушались, дрожали и зудели, но не сжимались. Джигоку всё понял, а потому сделал всё сам. Снял куртку, сложил её и аккуратно подложил Эрзе под голову. Начал ощупывать кости, сгибать суставы.       — Куда вы теперь? — спросила Найтуолкер.       — И я о том же! — Люмус всплеснул руками, а потом вздёрнул брови. — Погодите, Вы не сердитесь?!       — Если убежите, сможете жить, — Эрза оглядела своих избитых, потных, потерянных солдат в прожжённой форме, потерпевших первое поражение за многие месяцы. Выдохнула и посмотрела на небо. — Если останетесь, вас ждёт неизвестность. — «Будто её и так было мало». — Скорее всего вас казнят за службу под моим командованием, — она поморщилась, когда Нуб коснулся таза. — Впрочем, казнь не единственная кара, которая может вас ждать. Думаю, принц, кем бы он ни был, заинтересован в поддержке своей кандидатуры на троне. Поэтому солдатами, преуспевшими на службе — вами, например, — будет манипулировать в первую очередь, ведь всем своим статусом вы обязаны Его Величеству. От вас либо избавятся, либо понизят, либо умаслят. Отряды определённо переформируют, поэтому, даже если уцелеете, вас затравят свои же, — она выдохнула, ненадолго прикрыла глаза. — Бежать безопаснее. Всё будет зависеть от вас и дотошности проверяющих паспорта.       Небо окрасилось в глубокий тёмно-фиолетовый цвет, звёзды искрились, иногда оттеняемые тонкими облаками, и мир казался безмятежным. Эрзе казалось, что её тянет вверх, что лёгкие у неё бездонные, созданные только для того, чтобы дышать этой ночью, чтобы взлететь… Люмус, пожалуй, прав: Скарлет действительно слишком сильно треснула её по голове.       — Впрочем, у вас есть минимум сезон, прежде чем кто-то поймёт, что вы вообще убежали — единственный плюс бюрократии… — треклятье! — глухо рыкнула Эрза то ли от досады, то ли от того, что Нуб коснулся её стопы. Он испуганно встрепенулся, но Найтуолкер помотала головой. — Поэтому, мальчики, решайте здесь и сейчас: куда вы побежите?       Они замолчали. Нуб стиснул её левое колено, аккуратно согнул, ощупал с боков. Уставился в одну точку. Белёсые глаза стали ещё тусклее.       — К Симону?.. — Сайбот взялся за синеющий от побоев подбородок. Нуб замотал головой, повернулся к брату, начал махать руками. — Проклятье, тебя хлебом не корми, дай поумничать! — засипел Сайбот и прикусил губу.       — Нуб сказал, что у нас нет гарантии, что Симон вообще жив, — перевёл Люмус, потому что Эрза не видела губ и жестов Нуба.       — Абсолютно никакой, — она кивнула. Полгода назад Симон Курикара пережил трибунал исключительно благодаря ревностному ходатайству Найтуолкер. Впрочем, Эрзе казалось, что домашний арест в обители бывшего командира Второго магического отряда Королевской Армии был не лучше.       — Туда, где Легион? — вновь выдал Сайбот. Эрза прыснула и засмеялась, хотя рёбра и грудина у неё затрещали.       Когда никто из солдат не улыбнулся, Найтуолкер выдохнула и поморщилась от отвращения:       — Ох, треклятье, ты не шутишь, мальчик. Сайбот, ты же чародей, я думала, ты умный, — Эрза фыркнула, поморщилась от боли и злости. — Скажу прямо: они арестанты и жизнь у них такая же. Единственное, в чём вам помогут эти бродячие палачи, выполняющую самую грязную работу армии, это контакты. К кому обратиться, куда пойти, где у вас не спросят паспортов — всё это они знают. Но скажу прямо: не вздумайте с ними жить и служить. Вы слезами ностальгии обольётесь по солдатской жизни в низших рангах. Так что рассматривайте их как информационную помощь, и то с опаской. Не забывайте, что в их обязанности входит отлов дезертиров, и если сверху прикажут, они прикончат вас.       — И вновь возвращаемся к любимому «куда глаза глядят», — Сайбот фыркнул. — Так или иначе, Легион остаётся нашим лучшим, пусть и рискованным источником информации.       — Но к Симону я бы забежал, авось живой, — вставил Люмус. — Всё равно есть шанс, что нас пустят в Котсе даже без паспортов. Надежда умирает последней, так?       — Вшивый оптимист, — усмехнулся Сайбот, а Визард стукнул его в плечо. Эрза и Нуб закатили глаза.       Джигоку помог Эрзе сесть. Поддерживая под затылком, он поднял её корпус, и Эрза закашлялась. Голова закружилась, готовая лопнуть от гула, от боли, и из носа хлынула кровь. Найтуолкер приложила ладонь к губам, сдерживая кашель, надорвавший кости, натянувший мышцы, и не поняла, откуда во рту вкус металла: кровь просочилась сквозь губы из носа или вытекла из глотки с кашлем.       — ГОСПОЖА!!! — в панике заревели Сайбот и Люмус, схватившись друг за друга, и побледнели. Нуб задрожал и откинул голову, будто на миг потерял сознание. Скорее всего, так оно и было.       В их представлении Найтуолкер успела занять место если не богини войны, то хотя бы неостановимой, неуязвимой, непробиваемой машины для убийств, для которой море было не по колено — по пятку, а вражеские атаки — так, массажем. Видеть своего капитана в столь плачевном состоянии было для них забытым опытом, потому пугало. Волновало их не только здоровье Найтуолкер, но и сила её соперницы, градус накала их битвы.       — Пасти заткните, будьте добры, — процедила Эрза и поморщилась. Голова всё гудела, в черепе сверлило. Захрустел позвоночник, и Найтуолкер затряслась, сдерживая крик. Бойцы опомнились, в шесть рук поставили капитана на ноги, а потом переглянулись, покраснели и коллективно потупились в землю. — Какие мы стеснительные нежные мальчики, — Найтуолкер закатила глаза. — Утютютю, блять, — фыркнула она, оскалившись, и на лбу вздулась вена. Именно из-за этого ей пришлось потратить драгоценные три секунды на поиски тряпья, чтобы прикрыть наготу, когда Скарлет украла её доспехи.       Подумать только, эти три секунды могли бы изменить расстановку сил в своеобразном втором акте их битвы… Найтуолкер тряхнула головой, закряхтела от боли, но зато отвлеклась от глупых и бесполезных мыслей: всё вышло, как должно, нечего сожалеть о прошлом.       Когда Нуб отдал свою куртку, Эрза приняла её: ночи потеплеют ещё не скоро, а остатки её амуниции держались на честном слове да за счёт чуда. Ветер крепчал. Все стояли в молчании, пока Найтуолкер, стерев кровь с лица, не сказала серьёзным, однако беззлобным, даже мягким тоном:       — Не рискуйте попусту и думайте наперёд, — и усмехнулась без кровожадности. Нуб сжал кулаки и отвернулся, тяжело выдохнув, Люмус опять покраснел, но не отвернулся, а Сайбот деловито кивнул.       «Вы не идёте с нами, госпожа?» — жестами спросил безголосый Джигоку.       — Нет. Не хочу, — Эрза прикрыла глаза, потому что голова вновь закружилась. Не будь рядом Нуба, державшего её за плечо, она бы упала. Ей было некуда и незачем бежать, а ещё страх в ней будто притупился. Мозг, возможно, так и не осознал, в какой ситуации она оказалась, но Найтуолкер хотела дышать полной грудью. Только сегодня она столкнулась с Эрзой, что звала себя Королевой фей, неужели её мог испугать какой-то зелёный сопляк, занявший место Короля? Не сделает он с Найтуолкер ничего, с чем она бы не справилась. А вот с её людьми мог. Ещё как. — Ступайте с миром.       Солдаты кивнули, помешкали немного и, зашуршав камнями и песком, зашагали дальше.       — Они хренов остров обронили, хаха… — нервно засмеялся Люмус и задрожал.       — Остров обронила гравитация, идиот, — Сайбот щёлкнул его по лбу. — Магии больше нет.       Эрза Найтуолкер закатила глаза. Сделала шаг и пошатнулась: колено согнулось само по себе. Девушка не упала, но остановилась. Выдохнула. Слышала пререкания Люмуса и Сайбота, что отдалялись с каждой секундой, пока не раздался резкий лай гончих и собриров.       «Треклятье!» — Эрза сжала кулаки, но её пальцы лишь затряслись и остались без движения. Она зарычала, когда с другой стороны кратера, взметнув пыль, сбежались люди с арбалетами у голов и псами на поводках. Грозный, резкий лай бил по вискам и вызвал у Эрзы приступ тошноты, но она осталась стоять прямо и ровно. Гордо.       Её солдаты бежали. Мозгов понять, что бежать надо от карательного отряда, а не к нему, у них, видимо, не хватило, и потому все оказались подле Найтуолкер.       — Вы и правда дебилы. Клинические, — фыркнула Эрза, схватила, как могла, Сайбота за плечо и дёрнула его назад, чтобы тот встал позади неё. — Не лезь вперёд начальства, мусор, — она выпрямилась, вздёрнула подбородок, сжала губы.       — Именем короля Эдоласа, приказываю вам остановиться! — кричал солдат с мечом, сдерживая разозлённого собрира, которого душил ошейник. Солдат был не из её отряда и наверняка впервые держал собрира — причём самого злого во всей псарне. У Эрзы на лбу вздулась вена. Остальные целились из арбалетов.       «Лёгкое в обращении оружие, только и целься. Наспех добровольцев понабрали. Подлиз», — боль в теле собралась в челюсти, настолько сильно Найтолкер сжимала зубы.       — Ответь-ка мне, выскочка, о каком короле ты говоришь? — ровно произнесла Эрза, пока собрир у её ног истекал слюной и задыхался, бесившись от страха и бессилия. — Насколько я помню, коронованным королём Эдоласа является Фауст Франсер, и ни я, ни мои люди ему не враги.       — Диктатор повержен, и новый король требует вернуть всех дезертиров или прикончить их на месте, Найтуолкер! — выпалил мужчина. — И под твоим стервозным каблуком прячутся как раз они!       — Ты как с ней разговариваешь, выблядок?! — зашипел Люмус, но Нуб вовремя схватил его за локоть. Эрза опустила голову, посмотрев исподлобья. Собрир, пыхтя и рыча, мотал мордой, пока выскочка держал поводок.       — Они не дезертиры. Братья Джигоку и Люмус Визард пришли помочь мне. Их следует наградить за верность начальству, а не судить за трусость.       — Пусть так, Найтуолкер, но все вы должны вернуться во дворец. Сейчас же, — пошатываясь из-за пса на поводке, он воткнул меч в землю и потянулся за наручниками, и кивнул своим людям. Трое из пяти убрали арбалеты, достав наручники, и направились к её солдатам.       Собрир задыхался, рвал когтями землю.       Гнев открыл второе дыхание, растворил боль. Найтуолкер зарычала, оскалилась и, когда мужчина подошёл вплотную, изо всех оставшихся сил схватила его за горло. Она намертво вжала пальцы в белую глотку и дёрнула мужчину к себе, поставив его на колени.       — Мы что, похожи на сук, которым нужны намордники? — прошипела она, едва сдерживая новый рык и пену с дёсен. Мужчина бездумно уставился на неё, в панике застучал по руке, но хватка Эрзы лишь усилилась. — Слушай сюда, бесполезный, бездарный, никчёмный кусок дерьма, способный лишь лизать чужие яйца, ты даже смотреть на меня прямо не достоин, не говоря уже о фамильярном обращении, понял? — она дёрнула дрожавшей рукой, и жертва затрепыхалась. Под ладонью бились вены, с треском застревал воздух. — Так какого чёрта ты решил, что можешь мной командовать? Выкинул клятые наручники, — мужчина, закатывая глаза, разжал пальцы, и металл упал на камень. — Не надейся, что выскочка тебя спасёт: ещё раз попадёшься мне на глаза, тресну по гортани так, что она лопнет и ты сдохнешь из-за собственного воздуха, — она толкнула его и разжала пальцы. Мужчина упал, схватился за горло и закашлял, выплёвывая сопли и слюну.       Остальные из наскоро состряпанного карательного отряда смотрели на неё и дрожали. Одни опустили арбалеты, другие подняли безоружные руки.       — На колени! — рявкнула Охотница на Фей, и все разом упали, запищали и с плачем выдавили свои извинения. — Нуб, — строго, но тихо позвала Найтуолкер, и Джигоку со спины подскочил к собриру, выхватил нож и перерезал кожаный ошейник. Пёс вырвался, залаял, вертясь на месте и ринулся к мужчине.       Раздался хруст и вопль боли: собрир впился амбициозному обидчику в кисть, а Нуб наступил на его вторую руку, чтобы тот не смог ударить зверя. Так происходило всегда, если умному собриру доставался тупой хозяин. Пёс вырвал три пальца, перехватил их в пасти, из которой текли красные слюни, и сожрал их. Зарычал.       Окровавленные, израненные пальцы Эрзы Найтуолкер тряслись от напряжения, боли, гнева.       Собрир подскочил к ней, узнав запах дочери своего хозяина, и лизнул ладонь.       «Собак на нас натравил, уёбок», — капитан Найтуолкер оскалилась. Оперлась на локоть Нуба. Выпрямилась. Поклялась, что если на её людей ещё раз поднимут руку, она вопьётся в глотку виновника и не отпустит.       Эрза Найтуолкер прозрела.

***

      — Я, Дже­рар из дома Франсеров, первый этого имени, император Сен­со, верховный и еди­нов­лас­тный король-все­дер­жи­тель Эдо­ласа, объявляю закон «О Хранительском соглашении» в рамках программы социальной реабилитации правонарушителей действующем.       Мистган говорил уверенно, пусть это был его первый день в роли короля Эдоласа, а сказанные им строки он выучил менее часа назад. После того, как Фауст скрылся за горизонтом, бывший маг, не без помощи Ки-су, впервые за девять лет созвал Малый Совет. Совсем как юродивый собирал в кулаки землю на пепелище.       Несмотря на то, что Ки-су предоставил все необходимые досье, Мистгану было приятно наконец-то сопоставить бездушный текст, сопровождаемый старой фотографией, с настоящим, живым человеком.       «Бедняга Яджима», или же Яджима Онерам из Таррека, мало того, что был старше Фауста, так ещё и занимал несколько должностей: хозяйствовал королевской казной и имел карьеру опытного дипломата. До семьсот шестьдесят второго года служил послом Сенсо и занимал пост министра внешних дел, но сдал его. Не из непригодности, а из-за отсутствия в нём необходимости — в конце семьсот шестьдесят первого года Фауст официально «объединил» все земли Эдоласа, став первым королём-вседержителем. Понятие «внешняя политика» утратило былой вес. На время, как показала жизнь. По замечаниям Ки-су, к казне Яджима имел доступ лишь на бумаге: Фауст никого не подпускал к хранилищу и лично распределял бюджет.       Насколько провальными были его решения, рассудит история.       Сам Яджима Онерам представлял собой невысокого старичка. Его внешность отражала тяжёлый, запутанный и полный разочарований и потрясений жизненный путь. Густые косматые брови нависали над маленькими внимательными глазами, почти скрывая их, и давно побелели от седины. Треугольное обветренное лицо, заострённое к подбородку, ещё сильнее вытягивали глубокие морщины, а низкое, худое тело казалось меньше из-за вечно скрещенных рук и горбатой спины. Старичок гордо вздёргивал подбородок, хмурил густые брови, подозрительно и строго щурил глаза, глядя на принца. В общем, всем своим видом показывал, что он выше Мистгана, пусть даже едва доставал макушкой до его пояса. Всё выдавало в нём человека сурового, непреклонного, безгранично гордого, но мудрого. Мистган сразу понял, что Онерам, несмотря на суровость и строгость, не желал ему зла, но и восхищаться им запросто не станет.       Бывшего мага это абсолютно устраивало.       Второе место в Совете занимал Ки-су Джигоку — придворный лекарь и ответственный за продвижение медицины. Мистган узнал из его досье и разговоров несколько интересных фактов. Лекарю шёл сто третий год, что делало Джигоку самым древним обитателем замка. В свете солнца из панорамных окон он ещё сильнее напоминал скелет, обтянутый кожей, а не человека. Джигоку держал спину ровно и чуть приподнимал уголки губ, смотря прямо на нового короля. Мистган непрерывно ощущал этот ласковый взгляд, вдохновенно ловивший каждый его вздох, но не мог сказать, что привык к нему. Скорее он только выделял чуждость Мистгана для этого мира.       Менее беспокойные мысли в нём вызывал Брэйн Преяр — патриарх Церкви Единой Религии. Один титул — великое множество обязанностей.       Объяснялось это просто: в разных частях Эдолса вера была и остаётся разной. Во избежание или хотя бы умаление споров на этот счёт, ещё четыре века назад, по инициативе Рэйна Франсера был принят указ о формировании Церкви Единой Религии. Она признавала все религии (уж точно большую их часть) равными и объединяла их под Оберегом — гарантией, что никто не смеет навязывать веру, закреплённую в списке ЦЕР, насильственным путём.       Этот указ пресёк ряд религиозных кровопролитий, переведя их в религиозные споры за столом. Долгие и громкие религиозные споры за столом. Которые в итоге всё равно приводили к кровопролитию, но теперь у правителей хотя бы появлялось время подготовить солдат и спрятать крестьян.       Патриарх ЦЕР должен не только знать манускрипты, обычаи, молитвы и обряды множества религий, что признаются институтом, но и иметь идеально подвешенный язык и отточенное понимание человеческого характера, дабы пресекать недомолвки, рискующие перейти в конфликты.       Согласно содержанию личных дел советников, прочитанных Мистганом ночью, Брэйн идеально справлялся со своими обязанностями: со времён его пострига Эдолас терзало всё что только могло, но не религиозные разногласия.       Преяр выглядел спокойно, даже умиротворённо. Кротко тупил взгляд в пол, но спину держал ровно, из-за чего возвышался над остальными советниками на несколько голов. Мужчина был самым молодым из них и настолько широким в плечах, что казался уместнее в полку, чем в храме (как оказалось, до пострига Брэйн действительно служил). Смуглая, морщинистая на луб и у глаз, обветренная кожа казалась особенно темнее из-за белых чистых волос, собранных в слабую длинную косу за спиной, и бороды. Широкое прямоугольное лицо с плоским носом покрывали чёрные линии. Мистган полагал, что эти татуировки имели сакральное значение и маркировали чин внутри Церкви. Чёрно-белая ряса патриарха была опрятной, чистой, но не богатой: ни единого намёка на благородные металлы или редкие ткани.       В Малом Совете фигурировали ещё двое: осуждённый Байро и Зеро Преяр — брат Брэйна, князь Котсе и вассал одного из ранее самостоятельных королевств — Ярвира. Он действительно не успевал приехать, потому Мистган отправил ему письмо буквально перед собранием. Когда придёт ответ, он не знал.       Тем не менее бывший маг недостатка в людях не видел. Не привыкший обращаться более чем к двум людям разом, Мистган чувствовал приближение головной боли просто при взгляде на девятерых незнакомцев (не считая Советников). Или, возможно, дело было в более тридцати бессонных часах.       Мистган вздохнул, прогоняя тяжесть, сзади сдавившую глазные яблоки, и звучно и чётко продолжил:       — Я оглашу список Хранителей и Подопечных, а также повторно объявлю права, запреты и обязанности сторон, — он повернулся к четырём мужчинам, стоявшим несколько в стороне. — Нокс Визард, — обратился Мистган к парню-альбиносу, что был ненамного старше него. — Я объявляю Вас хранителем Байро Рахкоку и надеюсь, что Вы справитесь со своими обязанностями.       — А… — очевидно, Нокс не знал, что ответить, и уставился на принца, разинув безвольный рот.       Он с раннего возраста учился у Байро механике и алхимии и демонстрировал ошеломляющий прогресс, но старик то ли из-за войны, то ли из-за своего природного садизма отклонял его проекты и отказывался добиваться для них финансирования.       С явным усердием Визард всё же сомкнул свои челюсти, стёр пот со лба и онемевшими губами прошептал, надрывая ослабевший голос:       — Я… я не подведу Вас, Ваше Вели… Высо… Вели... — мой повелитель, ни за что не подведу, Вы положитесь на меня! — он задрожал и поклонился в пол, поспешив спрятать побледневшее от волнений лицо.       — Так же, если в ближайшее время Вы проявите себя с достойной стороны, я буду рассматривать Вашу кандидатуру на пост придворного изобретателя.       Парень вновь широко раскрыл светло-красные, как у крысы, глаза и второй раз за день потерял дар речи. Его бледные губы задрожали, и Нокс ощутил близость слёз благодарности, поэтому пал на оба колена и поклонился, уткнувшись горячим лбом в пол. Он вжимал пальцы в камень, кусал губы и щёки изнутри и пытался сдержать дрожь — наполовину от страха и шока, наполовину от восторга и благодарности. Всё казалось сном, дразнящей мечтой, которая истлеет, когда откроешь глаза.       Звание придворного изобретателя давало не только место в Большом Совете, но и гораздо более лёгкий способ получить ресурсы для исследований и финансирование для проектов. Придворному изобретателю нужно было позволение лишь одного человека в Эдоласе — короля-вседержителя, что, помимо прочего, давало девяностопроцентную гарантию на патент.       Когда король-вседержитель не просто даёт возможность занять пост, а практически обиняком отдаёт его в первый же день правления, появляется повод для радости, испуга и трепета.       Позади нового, будущего короля стояли «Подопечные». Преступники, обречённые выполнять общественные работы и бесплатно служить государству в течение последующих семи лет. Среди них была Эрза Найтуолкер, и она нахмурилась, искоса взглянув на «выскочку», как окрестила про себя сына Фауста. По её соображениям, было безопаснее отдать под опеку Нокса Коко. Они оба провели значимую часть жизни под покровительством Байро и хорошо общались. Отдавать Визарду своего же наставника рискованно, особенно с учётом опытности, хитрости, опасности и давящего авторитета генерала-алхимика. Только боги знали, во что это выльется, а их боги — искиды — покинули Эдолас вместе с магией. Однако Эрза не могла отрицать, что Нокс славился идеальным сочетанием спокойствия и амбиций. В переводе это значило: Нокс являлся упёртым, готовым анализировать и храбро действовать мужчиной. У него с братом это общее.       Как «новоиспечённый», ещё не коронованный принц понял, что парня стоило мотивировать столь драгоценными ресурсами для исследований, Найтуолкер не знала. Охотница в беспокойстве сжала кулаки. Уж больно много этот выскочка мог понять с первого взгляда на совершенно незнакомых людей.       Тем рискованней было попадать ему на глаза.       — Лахар Уигр, — обратился Мистган к придворному библиотекарю и начальнику архивов. Через руки этого человека проходили все письма, попадавшие в замок, важные государственные документы, древние исторические рукописи, военные протоколы, солдатские паспорта и личные дела. — В Ваши руки я вверяю безопасность Коко Таритáль, — юноша ладонью указал на девочку.       — Почту за честь, — поправив очки, мужчина выставил вперёд несгибавшуюся, искусственную ногу и поклонился, достав ладонью пол.       «Интересно», — Эрза разжала и сжала кулаки. Выполняя указания Лахара, Коко будет заниматься тем же, чем занималась ранее (после того, как заживут её ноги, разумеется). Быстрая, бойкая и резвая девочка будет разносить письма по дворцу и станет незаменимым, потому что проворным, помощником в архиве и библиотеке, когда ту заново отстроят. Протез Уигра работала на магии и уже не мог сгибаться, как раньше. Лахар едва мог беспроблемно ходить. Выскочка вновь попал в точку.       — Гаррет Уилф, объявляю Вас хранителем Хьюза Тэ’Коффского, — коренастый, но сутулый рабочий с бритой головой поклонился.       Гаррет следил за легионами Третьего военно-магического отрада Королевской Армии Эдоласа, и Хьюз, пусть не имел собственного легиона, доверял Уилфу и, по суждениям Найтуолкер, относился к тому с симпатией. Хьюз лишь с виду был мягкосердечным: убивал не хуже остальных из четвёрки. Рискованное решение предпринял выскочка, но Охотница знала, что Гаррет имел секунд двадцать — двадцать пять форы в случае, если Хьюз ему не подчинится. Её сослуживец был слишком спесив, чтобы молча убирать «легионье дерьмо», но Уилф действительно был не самым худшим вариантом. Эрзе стало интересно, под чьё подчинение отдадут её.       — Джонатан Риг, Вы станете Хранителем Шугабоя Варда, — дородный мужчина, имевший впадину вместо носа, бессловесно преклонил колено.       «А выскочка с чувством юмора», — Эрза хмыкнула. Джонатан был тюремщиком. Немым тюремщиком.       По навыкам Хьюз превосходил Шугабоя, но последний производил на Охотницу больше впечатлений в основном благодаря тому, что являлся воплощением абсурда. Его броня казалась вульгарнее её «бронелифчика» и по-настоящему сбивала соперников с толку, сам сослуживец мог часами разводить пустой трёп, чем как путал и отвлекал противника, так и соблазнял девушек попроще, но Шугабой никогда не отвлекался сам. Он был собран, невозмутим, смотрел прямо и не то, что ходил — дышал с таким видом, будто королём был он, а не Ф… не этот выскочка в рваных и пыльных тряпках. Дать такому человеку в надзиратели двухметрового немного тюремщика, до холода пугавшего самых стойких одним своим видом, было умной мыслью.       Шугабой либо устанет его провоцировать, либо воспримет это как вызов, испытание, и задумчиво хмыкнет, схватится за подбородок и ощутит прилив энергии, который ощущает каждый человек, любящий соперничать и донимать людей. Энергия понадобится для выполнения обязанностей, а чувство энтузиазма удвоит эту самую энергию и заставит мозг воспринимать Джонатана, как союзника.       Найтуолкер посмотрела на Шугабоя. Он, этот дебил, тёр свой щетинистый раздвоенный подбородок и задумчиво хмыкал.       «Треклятье». Этот выскочка знал слишком много для сбежавшего принца, отшельника.       Её любопытство перешло в напряжение — моральное и физическое. Свежий шрам на переносице и раны неприятно заныли, в паре мест отозвались резью. В зале не осталось свободных людей, помимо Советников. Означало ли это, что выскочка всё-таки решил её казнить?       Эрза усмехнулась, но не могла понять, чем вызвана эта усмешка. Ещё день назад ответом точно были бы гнев и гордыня: неужели кто-то посмел подумать, что от Охотницы на Фей так легко избавиться? Сама эта мысль показалась бы нелепой. Однако Найтуолкер стояла в зале, а её тело покрывали синяки: какие-то из них прятал доспех, другие — умелый макияж.       Скарлет легко от неё избавилась. Дважды. Раздев в перерыве. Не собственное голое тело заставило Эрзу Найтуолкер почти рыдать от злости, а факт, что другой человек с такой лёгкость воспользовался её лицом, её личностью.       Если всё это было так легко скопировать, можно ли утверждать, что Найтуолкер была индивидуальностью?       Кем она была, эта Эрза Найтуолкер? Она стояла на одеревеневших и больных ногах и не знала, как ответить.       «Я Охотница на Фей», — подумала девушка и нахмурилась, потупив взгляд в пол. Она вспомнила последние слова Скарлет и поняла, что проиграла в третий раз.       У Эрзы Найтуолкер не было будущего. Если она была охотницей, то без добычи. Если она была рыцарем, то без сюзерена. Если она была Эрзой, то… она была Найтуолкер или Эдо-Эрзой?       Всматриваясь в едва заметную трещину в каменном полу, Эрза поняла, что потеряла больше, чем жизненную цель. Она потеряла себя — или то, что считала собой. Осталась желчь, накопившаяся после вчерашней «поимки».       Что ей делать? Зачем ей что-то делать? Она могла убивать — быстро, чисто, искусно, как никто другой, но разве этого теперь достаточно? Разве этого достаточно по сравнению со Скарлет? Проще было прекратить всё это, просто сдохнуть в какой-нибудь подворотне, как шавке. В сущности ей ведь будет плевать.       «Он меня не убьёт, — поняла Охотница на Фей, вспомнила вчерашнего «ловца», и горло её разболелось так, будто в глотку затолкнули било от булавы. — Он оставит мне жизнь. Заставит унижаться перед ублюдками, душащими собриров. И мои мысли меня разъедят».       — Что касается Вас, Эрза Найтуолкер, — он наполовину развернулся к ней, посмотрел прямо и холодно. Эрза не подняла взгляд, но знала, что даже в лохмотьях, всё ещё пыльных, грязных, пропитанных кровью и потом, он выглядел по иронии величественнее, чем Фауст в его лучшем одеянии. — С этого дня Вы переходите под мою опеку.       Мистган наблюдал за её реакцией. Найтуолкер слегка наклонила голову в бок, плотно сомкнула обветренные губы, сжала кулаки, глубоко вздохнула и наконец перевела взгляд с пола на него. Это был странный взгляд: выразительные глаза, но сложная эмоция. То ли страх, то ли гнев, то ли обида…       Когда Мистган подумал, что это было отчаяние воина, который не мог больше держать меч, эти карие глаза, будто в подтверждение, блеснули. Бывший маг опешил и, как он боялся, слишком заметно: дрогнул, чуть приподняв брови, но поспешил нахмуриться, изобразив недовольство.       «Это игра света, не больше, ведь так?» Если эта девушка и впрямь собиралась заплакать, то только от жгучей, болезненной злости. Что ж, это было ожидаемо.       — Как и обещал, — уверенно и величественно сказал Мистган, отвернувшись от Найтуолкер, — кратко повторю содержание закона «О Хранительском соглашении». Этот закон является новым сводом правил, которые должны помочь преступникам, имеющим полезный для блага государства жизненный опыт и великий потенциал, успешно пройти реабилитацию и заслужить амнистию. Каждый преступник, попавший под сей закон, именуется Подопечным и приставляется к своему Хранителю — лицу, ответственному за его успешную реабилитацию. В обязанности Хранителя входит надзор за поведением и действиями Подопечного, обеспечение его полезной для государства работой, поддержка его физического, морального и социального здоровья. Хранитель имеет право контролировать график работы Подопечного без согласования с ним, если это не вредит здоровью Подопечного, и менять сам вид работ. Прибегать к телесным наказаниям следует строго в случае нарушения Подопечным установленного порядка. Дополнительно ограничивать свободу Подопечного в случае проступка или же из соображений безопасности и пользы, сопровождать Подопечного вне территории реабилитации — в нашем случаем таковой является дворец — разрешается только с позволения короля или иного власть имущего лица. Хранителю строго запрещено злоупотреблять своими правами и причинять здоровью Подопечного умышленный и беспричинный физический или психологический вред, нарушать его человеческие права в пище, досуге и личном пространстве. — Он выдохнул, прикрыл сухие от бессонных часов глаза и потёр разболевшуюся шею. — Проще говоря, в вашем подчинении находится человек, не монстр, не отброс. Заботьтесь о нём, обеспечивайте работой, следите за её выполнением. Срок реабилитационной службы для присутствующих провинившихся составляет семь лет, по истечению которых личные дела Подчинённых будут пересмотрены. При удовлетворительном результате амнистия будет выдана первого апреля семьсот девяносто первого года, в противном же случае срок реабилитации продлится ещё на три года, до семьсот девяносто четвёртого.       Он всё говорил, а Найтуолкер не знала, куда себя деть. Рядом послышался тихий смешок Хьюза, — нервный, как поняла Эрза. Воительница задыхалась в отчаянии и злости, пыталась если не выдавить, то растворить уплотнение в горле, но знала, что для этого придётся заплакать. От гнева, разумеется, от гнева. От того самого, который заставлял прерывисто, загнанно дышать и представлять, грезить, как Найтуолкер вспарывает выскочке живот, как его горячая кровь стекает по копью и рукам, окропляет лицо, согреет бледную кожу… Хотя нет!       Лучше задушить паскуду голыми руками, чувствуя, как жизнь медленно и мучительно покидает его оболочку, а кровь стучит всё быстрее и быстрее под подушечками пальцев. Лучше видеть, как краснота ползёт к лицу, тёмно-зелёные — грязные, мутные, болотные — глаза медленно закатываются, и сын Фауста падает остывать. Уже не человек — так, кусок мяса и костей, обёрнутый в кожу.       Эрза желала воплотить тот момент, когда она вырезает его сердце и сжимает в кулаке, словно гнилой помидор, вдавливает в него окоченевшие пальцы, чтобы они застряли там любой ценой. Кровь, вязкая и алая, просочится сквозь пальцы, и её больные руки наконец-то согреются.       «Ну нет, ублюдок, просто так я тебе не сдамся. Я не стану унижаться», — поклялась Эрза, смотря выскочке в сильную спину, между выпиравших лопаток. Он коротко обернулся на неё, задержался на её глазах, но в этот раз не смутился, а тихо хмыкнул. Уголок его губ едва заметно дрогнул.       Он. Над ней. Посмеялся.       Найтуолкер зарычала. Так и метнулась бы к нему, толкнула бы плечом в живот, опрокинув на спину, и забралась бы сверху, сжав горло, но её взяли за руку. Эрза рыкнула и обернулась. Коко улыбалась и крепко сжимала её ледяную ладонь, обёрнутую в бинты. Эрза не смогла отвести взгляд. Не посмела. Вспомнила зарычавшего от боли Пантерлили, как Коко своей кровью окропила полы замка обожжёнными Фаустом и Байро ступнями.       Красный лицом Хьюз зажимал рот трясущимися руками, Шугабой, тихо кашляя, отводил взгляд. Оба сдерживали смех, пока второй не шепнул:       — У тебя венка… — и тихо захихикал, показав на свой лоб, — вздулась…       — Эрза, ты потрясающая, — Хьюз задыхался. — Хана мужику, раз ты так разозлилась, — выдавил он. Пытался сделать это тихо, но из-за эха его услышали все.       Где-то впереди фыркнул Яджима и засмеялся Ки-су.       Эрза закатила глаза и сама фыркнула. Она никогда не признает, что таким образом скрыла смешок.       У Эрзы Найтуолкер, может, и отобрали личность, но сослуживцев и гнев отнять не могли.