Эдолас: Король и Воительница

      Он думал, что Север сверху. Эрзу это злило. Беспредельно. И один факт, что она закипала из-за пустяка, как пятилетка, раздражал её только сильнее. Злоба, искренняя и нескончаемая, жгла то самое, что другие, верующие, звали душой. Найтуолкер не верила в душу, и потому чувствовала, как невидимый огонь сжирал стенки органов. Они кровоточили, сочились, разжигая пламя — до запаха гари и палёного мяса, забивавшего ноздри, врывавшегося в лёгкие, заставлявшего давиться.       Но шутка в том, что никто в комнате, кроме Эрзы, не задыхался и не терпел. Найтуолкер хотела рычать, чтобы выгнать этот чёртов дым из легких, хотела кричать от жжения, но Охотница на Фей стояла в тени, гордая как никогда, сжимала кулаки за спиной и смотрела точно перед собой.       Она рыцарь. Она воин. У неё нет чувств, как их нет у сжатого кулака и у брони на теле. Она принадлежит королю Эдоласа, она вся — преданная слуга короны. Короны — не человека, что её носит.       Тогда какого Дрома-Анима она настолько зла на него, на этого человека? Почему у неё, великой и неподражаемой, лучшей из лучших, нет сил укротить столь мелочную детскую эмоцию?       Это была не боевая ярость, ласкающая тело и органы, а сжигающая злость, не приносящая ничего, кроме боли. Вчера, почти ночью, Эрза добиралась до каморки, опиравшись о стену, валилась с ног, но так и не смогла отдохнуть, потому что эта агония мучила даже во сне, удушьем вырывала из забвения.       Но пика своего она достигала, когда самозванец смотрел на неё. Эти глаза цвета болота, казалось, видели всё, что с ней происходит. Выскочка понимал, насколько её спектакль ничтожен, насколько он бесит её, и понимал, насколько ей больно. Возможно, он знал и причину.       Нет, не так: разумеется, он знал причину. Он видел себя в зеркале. Он в здравом уме и светлой памяти прогнал Фауста.       Этот выскочка, насквозь пропахший кострищем и дорожной пылью — чужеземными кострищем и пылью — смел сидеть там, где сидел Фауст. Изображать из себя будущего короля.       Ёбаный чужак, путавший Юг с Севером. Не знавший истории пятидесятилетней давности. Не помнивший имён своих прародителей.       Королёк горбился над столом, заваленным кучей книг: учебниками, хрониками, летописями и тетрадями. Рядом сидел Яджима, то и дело едко напоминая корольку про осанку. Онерам ещё не потерял прыть, но возраст давал о себе знать: старикан закипал всё легче и чаще с каждым разом, когда «ученик» в очередной раз путал расположение сторон света и норовил перевернуть карту вверх тормашками. Онерам устало, треморно вздыхал. Его одышка становилась всё громче, и Эрза даже со своего места чувствовала старческое дыхание, отдающее ментолом и спиртом.       — Минуту, — выскочка откинулся на спинку отцовского кресла и потёр переносицу. — Значит, есть города как бы «официальные», со своей промышленностью и особыми укреплениями…       — А также с достаточной военной и гражданской единицей. Для того, стать городом, населённому пункту нужно отвечать всем четырём требованиям.       — М, — юноша совсем не по-королевски тряхнул головой и почесал затылок. — То есть в различных провинциях есть разное количество городов, что указывает на их… так называемую… «значимость»?       — Да, — Яджиа многострадально выдохнул. — Больше всего городов в Ярвире — их тридцать шесть.       — А что с остальными… — он пару раз щёлкнул пальцами, подбирая слова, — населёнными пунктами?       — В официальных документах они попадают в одну из трёх категорий. Чем дальше от нуля, тем меньше соблюдено условий для попадания в категорию «Город». Однако в простонародье их всё равно зовут «городами». — Эрза не видела лица юноши, но готова была поспорить — его бровь задёргалась.       — Кажется, до меня дошло. — Или не задёргалась. Найтуолкер подавила шипение и крепче сжала в кулаки больные, синие пальцы. После многочасовых работ на стройке их сводило судорогой.       — Хорошо, — старик сморщенными маленькими ладонями потёр своё лицо. — Пока достаточно. Продолжим позже, — когда Онерам встал, то его колени и спина издали симфонию хруста. — Практикуйтесь, Ваше Высочество. И если я ещё хоть раз увижу, как Вы переворачиваете карту!.. — зарычал Яджима, пока шея, лицо, уши и лысина багровели, и пригрозил юноше трясущимся хилым кулачком.       Выскочка со смешком выдохнул:       — Да-да, господин Онерам. Разумеется.       Он встал из-за стола, проводив Яджиму до двери. Когда старик вышел, принц вздохнул, размял спину, громко хрустнув костями, и повернулся к Эрзе. Найтуолкер не знала, успел ли он заметить, как она отвела взгляд, посмотрев чётко перед собой. Выскочка бесшумно, словно туман, подошёл к ней и остановился на расстоянии вытянутой руки. Тёмно-зелёные глаза вглядывались в каждый мускул лица, ловили каждый вздох и выдох. Эрза была уверена, что её маска прочна, но какой в ней толк, если он и так всё прекрасно видит? Видит холодный, дурной, безобразный огонь, сжигающий чёрно-красное мясо, чувствует отвратительный запах гари?       — Знаешь, откуда эта боль? — Охотница смотрела принцу в район кадыка, представив, как холодная сталь ножа вгрызается в него, орошая серый камзол кровью.       «Знаю, — она шевельнула больными, синими пальцами. — Ты заставил меня горбатиться на разваленных улицах бок о бок с двуличными крестьянами и треклятыми феями».       Сын Фауста, прогнавший отца, пригнулся, чтобы Найтуолкер заглянула ему в глаза. Болотные — мутные, тёмные и такие же страшные. «Не попадайся ему на глаза. Не отдавай свой взгляд».       — Это из-за отчаяния, — его лицо с этой мерзкой витиеватой татуировкой, похожей на прозрачную плёнку поверх мяса, было абсолютно расслабленным и… каким-то уставшим.       Оно не изменилось, когда перебинтованный кулак Найтуолкер почти соприкоснулся с кожей. Сын Фауста поймал его с лёгкостью, словно комара. Он устало выдохнул и выпрямился, продолжая смотреть в ей глаза, вглядываться в то, что верующие называли душой.       — А ещё из-за страха. Ты отчаялась, Эрза Найтуолкер, и тебе страшно. Это нормально.       Найтуолкер сорвала бесполезную маску: оскалилась, посмотрела исподлобья. Тело одолела дрожь: то ли от боевой ярости, то ли от сводившей пальцы боли.       — Ещё раз Вы позволите себе такой тон, будто знаете меня, принц, я разобью Ваше лицо и вдавлю один глаз, — тот, что сжимала эта безобразная татуировка.       Выскочка прикрыл глаза и вздохнул. Эрзе показалось, что ему понадобилось усилие, чтобы вновь открыть их.       — Справедливо. Снисхождение — не то, что я хотел выразить, — он отвёл её напряжённый кулак от своего лица и отошёл к столу. — Хьюз и Шугабой ждут тебя на сто двадцать четвёртом «Б» пункте. Вскоре я к вам присоединюсь, — он сел за стол и перевернул карту вверх тормашками.       Найтуолкер фыркнула и направилась к выходу слишком быстро, оглушающие хлопнув тяжёлой деревянной дверью, окованной железом.       Сын Фауста, наверное, жутко собой гордился. Чуть больше двух недель миновало, а ему уже присягнула почти половина вассалов отца и остальная половина посетит Горичку со дня на день. Эдоласовский устрой пусть и вызывал у него ступор, но юноша постепенно приспосабливался после каждого урока с кем-нибудь из Малого Совета. А ещё он попал в самую точку, сделав себя Хранителем Эрзы Найтуолкер. Добывшая свой титул кровью, потом и растоптанным прошлым, Охотница на Фей переживала худший кошмар: из устрашающей богини войны она превратилась в игрушку фаустовского выблядка.       «Укротив» её, выскочка покорил сердца улюлюкающих крестьян, а сохранив ей жизнь, успокоил верную сэру Фаусту знать. На стройке из вредности ей помыкали пьяницы и лицемеры, ещё три недели назад кидавшие ей в ноги цветы и певшие хореи, а теперь прославлявшие Фейри Тейл.       Охотница на Фей зарычала и со всей ярости ударила о ближайшее стекло. Осколки крошились под её ногами, как некогда крошилась вражеские обгоревшие кости. У Эрзы Найтуолкер отняли вещи, доспехи, трофейное оружие и трёхэтажный дом в богатейшем районе Горички.       Но гордыню и гнев отнять не могли.

***

      В Горичке — столице Сенсо и резиденции короля-вседержителя Эдоласа было множество заведений. Жители и приезжие любого происхождения и достатка могли удовлетворить любые потребности, ведь Горичка изобиловала как дорогими ресторанами, так и прокажёнными питейными.       Таверна «Спящий дракон» была едальней среднего человека. Слишком дорогая и хорошо охраняемая для пьяниц и дебоширов, но недостаточно престижная для элиты столицы, она была уютным и людным местом. Здесь работали мужчины и женщины с приятными голосами и отточенными манерами, не робкого десятка и никогда не позволяли другим гостям воспользоваться тобой.       Но больше всего «Спящий дракон» привлекал напитками по уникальной рецептуре и хозяином заведения.       Локи Тариталь имел крепкое телосложение, объёмную грудную клетку, высокий рост и огненные, глаза выедавшие рыжие волосы, которые закалывал длинной заколкой-зажимом. Он сам (иногда на людях) готовил, никогда никого не домогался, всегда улыбался и в целом производил впечатление «хорошего парня», которое так и располагало к расслаблению и успокоению. Более того, он вполне мог стать мужем Эрзы Найтуолкер, сложись их жизнь иначе. В общем, пронесло парня.       Локи поставил перед ней стакан и бутылку бренди и налил.       Эрза посмотрела на это. Пожала плечами. Взяла бутылку и выпила из горла.       Локи выдохнул и устало закрыл глаза, кивнул.       Повязка на её лбу промокла насквозь, кровь запеклась чёрным. Кожу нарывало. Найтуолкер получала побои куда серьёзнее, но те наносились кулаками, ногами и оружием.       Менее часа назад её закидали камнями. Хьюз и Шугабой, постукивая молотками, переговаривались друг с другом в привычной манере, когда в голову Найтуолкер, рядом с виском, свистнул первый камень.       Отвлечённая работой и резкой болью, Найтуолкер не сразу заметила рыжую копну Джета и блондинистую голову Эшли в толпе. Уроды из народа кричали что-то наподобие «Охотница! Фаустовская блядь!», и в неё полетело ещё несколько камней. Хьюз и Шугабой выскочили перед ней, телом словили несколько снарядов, крикнули что-то в ответ, но безмозглая толпа не слышала. Эрза сжала молоток, заслонила лицо свободной рукой и понеслась в гущу, подсрекаемая болью и занеся орудие.       Прежде чем она проломила череп ближайшей харе, на сцене появился Локи, встав между ней и людьми.       Она не помнила, как он всех успокоил. Она помнила, что кто-то швырнул камень ей в спину, рядом с позвоночником. Найтуолкер сорвалась и метнула бы молоток, но Локи схватил ей за руку, дёрнул её за свою широкую спину и ударил кого-то, кто нёсся к ней.       Она помнила, что ничего не видела, потому что кружилась голова и кровь со лба склеила глаз.       Они, камни, маленькие, твёрдые и быстрые: имеют куда большую пробивную мощь, чем кулаки. Тело болело. Рёбра и позвоночник звенели.       Охотница фыркнула. Голова кружилась и сейчас, но Эрза не знала, из-за коньяка или ушиба рядом с виском.       Тело ныло, зудело, выворачивало. Места, куда попали камни, горели очагом, и Найтуолкер могла точечно сказать, где появятся синяки.       — Это не очень-то полезно, знаешь ли, — произнёс под нос Локи, расставляя бутылки по полкам. Наверняка ему было непривычно находиться в пустой таверне в такой час. Кроме Эрзы и него в зале никого не было. — Ну, пить, когда синяк свежий. Он расползётся и воспалится и всё такое.       — Я хочу выпить, — ответила Эрза и отпила из горла.       На самом деле было больно и погано и Найтуолкер не знала, как справиться с этим. Потому что погано было не столько телу, сколько…       — Ебучие лицемеры, — фыркнула Охотница ненамеренно вслух. Не заметила жалеющего взгляда Локи.       Найтуолкер злилась — на хозяина таверны отчасти тоже. Она бы с удовольствием проломила головы каждому, кто стоял на улице, и не чувствовала себя так дерьмово. Не потому, что толпой напали, да ещё издалека, нет. Это тактически мудро, поощряемо. Потому что ещё месяц назад пели ей дифирамбы, встречали овациями и криками любви. Ещё месяц назад они рукоплескали господину Фаусту и клялись ему в той любви, что возникает между ребёнком и отцом. Теперь они вели себя так, словно всегда ненавидели, презирали Его Величество.       Хвостатые вели себя так, будто, будучи с народом, они победили. Будто любовь толпы что-то значила.       «Нихуя она не значит».       Лицемерие и предательство — этого Эрза Найтуолкер простить не могла. Ни другим, ни себе.       Локи натирал стакан. До скрипа. Руки у него тряслись, как увидела Эрза, и костяшки до сих пор не остыли.       Руки у хозяина таверны были мясистыми, большими, а плечи широкими. Неудивительно, что такая сила, скрываемая за аурой безобидности, ошеломила толпу. Его работница, как только закипела толпа, позвала Хранителей: Хьюза и Шугабоя забрали почти сразу. Эрзу же… ну, она пила в тишине, без назойливых лицемерных мух, называемых феями и людьми, что устраивало её куда меньше дырок от молотка в их черепах, но всё же устраивало.       — Скоро он за тобой придёт, как думаешь? — спросил Локи и осмотрел повязку на её голове.       Этот говнюк ставил её в тот же самый пункт, что и Фей. Эрза давилась желчью сразу же, как приходила, но погружалась в работу, растворяла слух в разговорах Хьюза и Шугабоя. А сегодня Джет, этот высокомерный, страх потерявший амбал, кинул первый камень.       — Для его же блага — после того, как я допью, — Найтуолкер тряхнула полуопустевшей бутылкой. — Иначе со всей этой жидкостью внутри удар по его еблету будет куда тяжелее. К тому же, меня разбесоёбит только сильнее от надобности переводить такой добротный коньяк.       Локи вымученно, грустно улыбнулся.       — Приготовить тебе что-нибудь?       Эрза покачала головой. Отпила. Локи помял тряпку в руках, посмотрел в угол. Пламя в светильнике подрагивало, отражалось в его жёлтых глазах. Наконец юноша сказал:       — Папа постоянно о тебе спрашивает, когда пишет.       Отец Локи, Громвилль Тариталь, дружил с главой семейства Найтуолкеров и знал Эрзу в детстве. Именно он — никто не знал, в шутку ли, — сватал сына и будущую Охотницу на Фей.       Эрза попыталась вспомнить его, но память словно принадлежала другой жизни.       — И что ты ему отвечаешь?       — Что ты жива и не заходишь.       Эрза фыркнула:       — Справедливо, — и вновь отпила. Говоря по чести, до недавнего времени она даже не знала, что этот Локи, хозяин «Спящего дракона», был тем самым Локи Тариталем. Говоря ещё честнее, знай она об этом, не приблизилась бы к зданию ни под каким предлогом. — Про себя не рассказывает? — Найтуолкер понятия не имела, зачем спросила.       — Ну… он нанял Бикслоу… года три назад…       Ещё одно чужое вспоминание, это «Бикслоу».       — Получил его письмо буквально вчера. Его гостиница не пострадала от обвалов. Он сильно понизил цены, когда хлынули беженцы, странники и прочие, но даже так не бедствует. Помогал новичкам в городишке с расселением, уладил пару споров, и его тут же опять позвали стать старейшиной, но он отказался. Ну, ты его знаешь, моего папу. Если Эрза и знала, то забыла.       — А-э… — Локи запнулся. Взял стакан, который натирал две минуты назад. В воздухе заскрипело, отдаваясь в зубах. — Пишет, что вроде как видел твоего отца и остальных.       — М, — Эрза пожала плечами и отпила.       — Видел их издалека, когда возвращался в город — ну, он рыбу и прочее сам ловить любит, сама знаешь. Говорят, искали того, кто поедет в Горичку, письмо передавали. Папа пишет, что они не зашли, зато живы. — Найтуолкер фыркнула. — Дже… ну, принц то есть амнистирует Легион или что?       — Понятия не имею.       — Хорошо, если так, да? — Локи улыбнулся. Эрза пила. Он выдохнул и заскрипел стаканом. — Как думаешь, он разрешит встретиться с Коко?       Когда Коко забрали на воспитание во дворец, под крыло Байро, она была куда младше Эрзы и имела ещё меньше семейных моментов с братом и отцом, с Локи и Громвиллем. Если Локи и жил в Горичке несколько лет, то только ради того, чтобы быть ближе к сестре. Найтуолкер не интересовалась, имели ли они право писать Коко и знала ли девочка, что Локи в городе.       — Ещё и на выходные к тебе ночевать отпустит, если разжалобишь, — фыркнула Эрза и размяла избитые, синие руки. Алкоголь совсем не притуплял боль, только путал мозг. — Сходи во дворец, тебя примут. Её надзирателем ты вряд ли станешь, но вашей связи препятствовать не станут.       — Ты правда так думаешь? — возбуждённо воскликнул Локи и вздёрнул брови, простодушно улыбнувшись.       — Пф, Локи, он младше тебя на семь лет и половину своей сознательной жизни не был при дворе, — «А ещё он не умел читать эдоласовских карт». — Пройдут годы, прежде чем он научится, — «читать драные карты», — принимать людей через секретарей.       — Так это же чудесно! — он отставил стакан и взял её за руку, всё такой же улыбчивый и добрый, что сейчас замурлычет. Ладони у него были широкие, тёплые и мозолистые, но всё равно мягкие.       — Для тебя — да, — хмуро произнесла Эрза, подавив шипение, и осунулась. Её будто кто-то ударил со спины: позвоночник трещал. Найтуолкер вытащила свою руку из тёплой хватки Локи.       Сзади открылась дверь. Посетитель остановился на пороге, чтобы привыкнуть к полумраку, но, по взволнованному лицу Локи, Эрза поняла, что пришёл принц.       Тариталь уже было вышел из-за стойки, чтобы поклониться, но Мистган махнул рукой:       — Незачем, — ступая широко и быстро, он в несколько шагов пересёк зал. — Это я должен кланяться Вам, — и он поклонился. Локи смял полотенце, расправил его и вновь смял. Сердце у Мистгана стучало оглушительно, но никто этого не слышал. — Ваше имя?       — Локи, государь, — он всё же поклонился. — Локи Тариталь.       — Как Коко? — удивился Мистган и нахмурился. Оттянул воротник: клятая рубашка душила.       — Так точно, Ваше Высочество. Она моя младшая сестра, — он сминал и расправлял полотенце в широких ладонях. — Позвольте… если дозволено, с ней увидеться. Я слышал, её ноги…       — Они заживают, не беспокойтесь, — кивнул Мистган. — Мы настаивали на постельном режиме, но она целеустремлённо отказывается с самым грозным и одновременно молящим взглядом в моей жизни.       Локи засмеялся и закивал: «Да, похоже на неё». Бывший маг выдохнул. Он сразу признал в человеке Локи, но по лицу. Телосложением Эдо-Локи отличался от звёздного духа: имел куда более объёмную грудную клетку, толстую шею, широкие плечи и мясистые, мускулистые руки. Впрочем, не настолько, чтобы видеть чёткие, жёсткие очертания. Эдо-Локи скорее напоминал сильного, тренированного, но всё-таки домашнего кота.       — Подойдите завтра к Лахару Уигру, — сказал ему Мистган. — Он точно скажет, когда у неё будет свободное время. — Юноша выдохнул и расстегнул верхнюю пуговицу, когда вернулось удушье. В животе холодело. — Как ты? — Мистган посмотрел на Найтуолкер, которая даже голову к нему не повернула.       Эрза приподняла бутылку, тряхнула её. Увидела, что осталось меньше трети.       — Нет, всё-таки допью, — пожалела она хороший алкоголь и схватилась ноющей рукой за стойку. Её штормило. Кости тряслись, в горле клокотал рык, и Найтуолкер хрустнула шеей. Попыталась запить желчь. Не помогло.       «“Как ты», блять. Поставил на одной улице с хвостатыми и ещё чему-то удивляется?»       Принц был либо беспросветно тупым, либо злорадствовал. Последние две с половиной недели доказали, что он не тупой.       Эрза подавила рычание.       — Как в сказке, — она улыбнулась, но её улыбка больше напоминала оскал. Кровь, стёкши со лба, запеклась на скуле. — Чудесно.       Мистган оглядел её. Затуманенный из-за алкоголя взгляд как-то странно, почти по-бесовски сиял в полумраке. Тряпка, повязанная вокруг лба, была ржавой, почти чёрной, и сочившаяся кровь бледно блестела из-за светильников. На щеке темнел синяк. На открытой коже рук зияли ссадины и гематомы. Синие, тёмные пальцы сводило судорогой. Живот выглядел здоровым, но к спине, между лопаток, под топом, был приклеен широкий пластырь.       Найтуолкер изменила своей гордой, ровной осанке и высоко поднятому подбородку: облокотившись о стойку, горбилась и смотрела на принца исподлобья.       — Прости, — сказал Мистган, смотря в её тёмные глаза. Он сжал кулаки, чтобы унять дрожь в пальцах. Чем дольше бывший маг смотрел на окровавленную повязку на её голове, тем сильнее ему сжимало горло.       Эрза увидела сожаление во взгляде принца и возненавидела его всем тем, что звали душой.       Она выпила. Глубоко вздохнула и улыбнулась оскалом:       — Ну что Вы, Ваше Высочество. Не стоит так сокрушаться. — Хватка на бутылке усилилась. Её пальцы дрожали, но не от опьянения, боли или холода. — В конце концов, Вы прекрасно знали, на что шли, поставив меня и фей в один квартал. — Она отпрянула от стойки, выпрямилась и посмотрела на него, не скрывая оскала и презрения. Голос окреп, будто гнев выжег весь алкоголь.       В висках и груди стучало, клокотало в горле. У обоих.       Принц молчал, поджав губы и жалея её. Локи предотвратил цареубийство, отобрав у неё молоток.       Мистган молчал. Слишком много мыслей рождалось и умирало в его голове, слишком много эмоций грызло сердце. Он злился на Яджиму, задержавшего его в кабинете, злился на Джонатана и Гаррета, не присутствовавших рядом со своими Подопечными и не доложивших ему о случившемся, злился на обязательство носить непригодные для бега, душившие рубашки, но больше всего он злился на себя. Не уследил, не успел, стал всему причиной. Мистган молчал, потому что не знал, что ответить и помогут ли Эрзе Найтуолкер слова человека, лишившего её социального положения, имущества и короля.       — Делюсь советом, Ваше Высочество, — продолжила Охотница, сжираемая дрожью. — Кем бы я ни была, я не лицемер. Потому соберите свои яйца в кулак и скажите то, что хотите сказать, мне в лицо и прямо или вынесите мне приговор. Я терпеть не могу недомолвки, слабохарактерность и столь неумелое лицемерие.       — Мой приговор был сформулирован чётко и без заиканий, Найтуолкер, — спокойно ответил Мистган, нахмурившись. Несмотря на чёткую дикцию, девушка была пьяна: её пропитанное перегаром дыхание неприятно хлестнуло по лицу. — Твои вещи изъяты, да. Твои награды аннулированы, да. Ты должна работать среди простых людей, да. Фауста больше нет — тоже, сюрприз, да. Ты должна искупить свои грехи и заработать честное имя. Это твой приговор — к жизни, а не к смерти.       — Пф-ф-ф, — фыркнула Найтуолкер и приложилась к горлу, откинув голову. Мистган отвернулся, ощутив, как желчь собирается в горле.       Эрза разбила бы бутылку о стойку и пырнула принца розочкой, не будь в ней одного из самых дорогих бренди в столице. Она стукнула бутылкой о стол.       — Кого вы дурите?! — с надрывом воскликнула Эрза Найтуолкер, оскалившись и вытаращив полные злобы глаза. — Думали, поставили меня истуканом за своим плечиком и сразу же спаслись от всех проблем? Ведь это так удобно: держать на поводке эту суку Найтуолкер! — она ударила по стойке. — Драные крестьяне в восторге, прямо кипятком ссут от храбрости того ангела, посланца небес, что укротил ужасающую Охотницу на Фей, а плешивые аристократы спокойны, ведь — «Хэй, это же та фаустовская блядь, которая об стенку за него разбивалась, гляди! А теперь она с его сынишкой, авось он не так и отличается от отца, давай приедем на поклон, оближем ему жопу и подстелем под него своих шестилетних дочерей!» — стакан, наполненный бренди, с дребезгом разбился о стену в углу таверны. — В конце концов, разве не в этом была задумка? — Найтуолкер перешла на громкий шёпот, задыхаясь. — Поставить меня вместе с Феями, и пусть они меня грохнут. «Несчастный случай», «потасовка». И от проблемы под именем Охотница на Фей — в рот их драть! — избавились и устоявшийся образ сохранили.       «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке, да?» — вспомнил Мистган, и ему стало страшно. Найтуолкер должна была выговориться, и хорошо, что она сделала это сейчас, ибо ещё месяц, и эта история завершилась бы чьей-то смертью.       «Прости. Я не хотел ничего из этого. В том числе становиться королём», — чуть было не сказал он, но понял, что это не уймёт её боль.       — Эрз… — Мистган осёкся. По какой-то причине он не мог называть её по имени без ощущения неправильности. — Найтуолкер, это не так, уверяю тебя. Мы не ладим, да, но я не хочу, чтобы ты умирала. Я не думал, что выйдет… так! Я хотел, чтобы вы работали бок-о-бок, чтобы этот город был хоть чем-то, что вы сделали сообща. Я… я не хотел, чтобы…       Мистган задыхался. Он дышал ртом и откинул волосы назад, запустил в них пальцы, сжал, оттянул до боли, не зная, как выдавить перегородку у лёгких.       Локи начал искать нашатырь.       — Всё должно было… не так, нет, всё должно было быть иначе, — продолжал Мистган. В ушах стучало, лёгкие высыхали. Он слишком сильно полагался на надежду. Не такие приказы помогут Эдоласу и его жителям.       — Хоть в чём-то мы согласны. — Эрза пожала плечами и вновь выпила. Локи неодобрительно посмотрел на неё и подал принцу нашатырь. Тот сначала отбил его руку, но потом принял вату. — Всё и впрямь должно было быть иначе.       — Эрза… — хмуро протянул Локи.       — Пускай, — Мистган поднял ладонь. — И спасибо, — резкий запах выдернул его из потока жалящих мыслей. Дышалось свободнее. «Надо думать о том, что будет». — Найтуолкер, послушай, — он выпрямился, его мужественный голос звучал не угрожающе, но твёрдо. — Я не могу сделать так, чтобы этого инцидента не произошло, но, надеюсь, в моих силах сделать так, чтобы он не повторился. Идём, — он выдохнул. — Это был долгий день, и тебя следует предоставить Ки-су.       Эрза фыркнула:       — Что вы сделаете с Джетом? — Найтуолкер приложилась к горлу.       — Что ты имеешь в виду? — Мистган нахмурился.       — И с Эшли тоже, — она хрустнула шеей. — И с остальными феями, которые там были? — Охотница покосилась на принца. — Вы сказали, что не допустите повторения ситуации, нет? Я не настолько пьяна, чтобы забыть события минутной давности, — она пожала плечами и сплюнула на пол. — Как вы их накажите, этих «славных героев»? — Эрза произнесла последнее словосочетание так, будто оно ядом осело на её губах.       — Полагаю, разведу вас по разным кварталам либо буду присутствовать во время работ.       — Что? — Найтуолкер стукнула дном бутылки по стойке. Мистган не дрогнул ни мускулом, хотя понял, что она имела в виду.       — Я не стану публично их унижать, Найтуолкер.       — Зато Вы публично унизили меня, — цыкнула она.       — Найтуолкер, — вдохнул Мистган и устало потёр переносицу, — повторяю ещё раз: ты должна искупить свои…       — В очко свои грехи себе засуньте! — взревела Найтуолкер и вскочила с места. — Уж извините, что я верно служила господину Фаусту во имя блага Эдоласа!       Мистгана покоробило. Он сжал кулаки и оскалился, вкрадчиво и страшно произнёс:       — Массовый геноцид был чем угодно, но не «благом» и точно не для Эдоласа. Ты не имеешь права перекладывать ответственность за свои поступки на Фауста. Ты, — угрожающе выделил он, и кости задрожали от его баса, — держала копьё, ты отдавала приказы и это ты убивала сотни и тысячи людей.       — А они убивали моих солдат!       — Они не кичатся об этом на каждом углу!       — Да — потому что они лицемерные животные, у которых кишка тонка взять эту вашу облюбленную во все дыры ответственность, которую я принимаю! — она ударила себя в грудь, а потом схватила табурет за ножку и метнула его в принца, но намерено мимо. Табуретка с треском разбилась об стену.       — Сейчас же успокойся, Найтуолкер! — Мистган стукнул ладонью по стойке, и бутылка на ней подскочила.       Охотница на Фей замолчала. Выпрямилась. Посмотрела прямо на принца. Кровь стучала в ушах, тело горело, и кости словно плавились, обрамлённые горячими мышцами.       Сопротивляясь укачиванию и усталости, Найтуолкер пинком подвинула к себе соседний стул. Села. Взяла бутылку, хрустнув синими пальцами.       — Поделюсь ещё одним советом, принц, — прошипела Эрза Найтуолкер, вцепившись в него взглядом. Так змея следит за рычащим на неё волком. — Не просите меня успокоиться.       Огонёк свечи застыл в её тёмных глазах, сузил зрачки до двух тонких вертикальных щелей. Мистгану казалось, что она вот-вот оскалится и окропит его ядом, но тихая Эрза Найтуолкер медленно развернулась к барной стойке, перехватила бутылку и приложилась к горлу. Морщина между бровей не покидала её окровавленного, вспотевшего лица, напряжённость не отпускала желваки. Едва заметный у женщин кадык не прекращая ходил вверх-вниз, пока Найтуолкер напивалась.       Мистгана покоробило. Он впервые захотел так сильно и так беспощадно разбить чьё-то лицо об стол.       — Прекрати, — сказал он вкрадчиво и негромко. — Ведёшь себя, как блядь. Прекрати.       Эрза крепче сжала бутылку, и бренди показался ей жгучим и горьким. Похоже, у неё впрямь был свой яд. Найтуолкер отставила бутылку только допив. Поставила её без стука. Посмотрела на Мистгана и оскалилась, фыркнув. От запаха перегара он сжал кулаки, но Эрза этого не заметила.       — Как замечательно, что мне похуй на ваше мнение, ваше самозванство.       «Она пьяна, — Мистган вдохнул, в кулаках сцепил желание приложить Найтуолкер лицом о стойку. — Она пьяна. Она злится, — пальцы свело, юноша едва сопротивлялся тремору, что поразил руки, но не поддался гневу. — Она избита. Неважно, что она не говорит о боли, её избили, и ей обидно, неприятно и очень-очень больно. Всё дело в этом», — Мистган выдохнул, разжал обессилившие пальцы и осознал, что хмурился.       Он посмотрел на Локи — тот был в ужасе. Белый и немой, он пялился на Эрзу с открытым ртом и дрожавшими руками мял полотенце. Мистган разглядел испарину на его лице и содрогание губ, и понял, что его испугало: он впервые видел Эрзу Найтуолкер такой. Эрза Найтуолкер никогда не вела себя так. Это был первый раз, когда она смотрела Мистгану в глаза по собственной инициативе, когда она позволила себе мат и прямые оскорбления в его присутствии. Она больше не видела в нём ни человека, выполнявшие свои обязанности, ни принца, ни короля.       А видел ли в нём что-то похожее на короля хоть кто-нибудь, кроме неё? Не выросшего мальчика с ободранными коленками, не покорителя демонов, не спасителя мира, а просто человека, принявшего должность, сидевшего за учебниками и писавшего приказы?       «Фауст наверняка никогда не называл её блядью», — Мистган хмыкнул про себя и едва не потянулся протереть глаза. Ему хотелось спать.       — Я не должен был называть тебя так. Прости, — сказал он мягко и тихо. Эрзу Найтуолкер это взбесило.       — На хуй своё «прости» себе натяни! — прикрикнула Охотница на Фей и задышала чаще. Душила новый приступ истинного рёва и порыв врезать ему по лицу, не иначе. — И сами туда идите, — прошипела она уже тише, со злобой, вернувшись к обращению на «вы». — Или хотя бы к себе в покои, задолбали.       — Не засиживайся, — Мистган вздохнул, потерев шею. Его уставшие плечи осунулись. Он услышал, как Эрза Найтуолкер фыркнула, резко развернулась к барной стойке и схватилась за край.       Когда она, задыхаясь сухими слезами, разбила бутылку о край и сжала осколки в руке, он был уже далеко.

***

      Начинался дождь: воздух, распахнувший окна и развевавший тяжёлые шторы, словно разбух от запаха прибитой пыли, который чувствуешь перед ливнем. Ветер гудел и баюкал, гладил кожу, располагал ко сну.       Почти три недели прошло с тех пор, как Мистган начал пить травяной сбор Ки-су, и минувший день был одним из самых изнурительных и нервотерзающих за последнее время. Он должен заснуть.       Это ведь приятно: чистым и измученным лечь в мягкую кровать?       «Ты справишься, — Мистган глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул. — Ты заснёшь».       Он хотел и не мог закрыть глаза.       Мистган лежал на гигантской кровати, принадлежавшей Фаусту, и смотрел вверх, в балдахин. Нельзя сказать, что эта бессмысленная деталь роскоши нависала над ним тучей, ибо туча напоминала о природе, о жизни. Балдахин напоминал крышку гроба. Мраморный навес стоял на четырёх опорах, держал серебряное украшение и занавески из голубого бархата, но всё равно был крышкой, которая вот-вот должна начать опускаться.       Мистган ощутил приступ удушья и фыркнул, резко повернувшись набок. Шёлковые простыни скользили под его кожей и неприятно липли. Как паутина — вроде мягко, а всё равно противно. Мистган выдохнул, с силой сжал челюсти и зажмурил глаза.       Веки отяжелели ещё до того, как Мистган закончил работу с учебниками и прочими бумагами, глаза сохли, как от песка, но он всё равно не мог продержать их закрытыми дольше пары секунд.       «Ты издеваешься? — спросил себя бывший маг и сжал одеяло в кулаки, уставился на раздувавшиеся занавески, скрывавшие балкон. — Ты хоть представляешь, сколько людей мечтают о той роскоши, которой ты окружён? По какой причине ты не спишь?» — он выдохнул и сильнее, до боли и дрожи сжал одеяло.       Мистган куда легче засыпал не в кровати, а за столом во время работы, однако его всегда будили учителя, отправляя в опочивальню. Там он не мог выдержать и нескольких минут в кровати и ложился на пол.       Там, на ковре, было прохладно, ничего не липло, и хоть что-то отдалённо напоминало о живом, природном грунте.       Яджима как-то ворвался к нему в опочивальню с докладом («Завели вы старого чёрта, мой принц», — как-то со смехом заявил Ки-су), но так и не приступил к нему. Онерам замер, наверное, впервые посмотрев на кого-то сверху вниз, нахмурился пуще обычного и сказал: «Вставайте, Ваше Высочество. Это неприемлемо».       «Интересно, Фауста он так же отчитывал?» — подумал тогда Мистган и засмеялся. Сейчас было не до смеха. Найтуолкер так и не пришла — а ведь Мистган попросил оповестить его, когда она покажется во дворце. Впрочем, поскольку Эдо-Локи назвал её по имени и остался с головой и с целыми костями, Мистган предполагал, что отношения между ними существовали вполне доверительные. Значит, девушка могла заночевать у него. Зная Локи, возможно, не только заночевать.       Бывший маг стукнул себя по лбу.       «Ты думаешь о Локи из Земного Края, когда надо думать о Локи… Таритале. Почему в личном деле Коко ничего не сказано о брате? Каким образом звездные духи существуют в Эдоласе? Почему Локи и Коко здесь родственники?»       Ответ на первый вопрос мог знать Лахар или Яджима — да и сам Мистган уже догадывался о списке причин, по которым досье Коко могли недописать. Второй вопрос лучше никому не задавать. Ответ на третий наверняка звучал как-то так: «Да потому же, почему Эдо-Венди старше моей Венди».       Снаружи начался дождь и разыгрался до такой степени, что шелест воды перекрыл шелест занавесок.       «Я столько ей наговорил…», — подумал Мистган о Марвелл, когда вспомнил их последнюю встречу.       Ливень стучал по крышам и головам, заливал глаза и насквозь пропитывал одежду. Анима нависала такой огромной воронкой, что её не было видно, и Мистган не мог контролировать портал. Всё, что он мог, — спасти хотя бы Венди, пусть его слова и её ответ буквально значили:       — Бросай остальных и спасайся сама.       — Я не поступлю с ними так же, как ты поступил со мной.       Всегда она была столь отверженной или подверглась влиянию волшебников из Фейри Тейл? Возможно, это всё из-за самого Мистгана, который, впрочем, тоже относился к «волшебникам Фейри Тейл».       «Слышать такие слова от девушки с лицом Эрзы…» — мелькнула мысль на периферии сознания, но тут же померкла под проливным дождём за окном. Не могла померкнуть вспыхнувшая мысль о Нацу.       Его вмешательство застало врасплох, и Мистган не мог ответить, благодарен ли согильдийцу. «Бывшему согильдийцу», — юноша выдохнул, тихо зарычав, как раненный зверь, и накрылся с головой, сжал волосы.       Мистган только потому сохранил невозмутимое лицо, разговаривая с Пантерлили, что убеждал себя в необходимости смерти почти семь лет. С того самого момента, когда он оставил Венди, Мистган думал, что делать с Анимой, с Эдоласом, с Фаустом; знал, что несёт ответственность за этот мир и понимал, что лучшие, надёжнейшие, заботливейшие руки принадлежали Пантерлили. Знал, что на толпу воздействовать легче, чем на личность, знал, что нужно убедительное шоу.       Мистган не планировал выживать. Он планировал сыграть злодея и умереть, передав трон Пантерлили. Мудрейшему и добрейшему из всех, кого он знал. Лидеру и наставнику. Теперь же Мистган понимал, что вмешательство Нацу спасло не только его, но и Эдолас. Анима засосала бы Лили, оставив этот мир без героя и наследника престола.       Да и сам Мистган соврал бы, сказав, что не хотел жить. Прежде всего соврал бы себе — хотел бы он умереть, не понёсся бы в драку с Нацу, не разозлился бы так сильно из-за его действий.       Злость не входила в планы. Выходка Нацу не входила в планы. Подверженность иксидов Аниме не входила в планы. Выживание не входило в планы.       Нападение на Найтуолкер не входило в планы.       Под одеялом стало душно. Мистган натянул волосы до боли, сцепил зубы и рывком скинул одеяло. Попытался скинуть — оно было толстое и настолько большое, что могло покрыть человек семь. Шёлковые простыни липли и скользили. Всё сдавило ноги, как капканом, простыня закрутилась, одеяло прилипло, сжало, скрутило, и Мистган забился, как прикованный и клеймённый железом.       Он сел на край, глубоко дыша. По вискам стекал пот, спина и грудь взмокли. Мистган уткнул локти в колени и сжал волосы. Ветер холодил кожу, дождь шелестел. Было тихо, и только его сбитое, загнанное дыхание нарушало гармонию.       «Она не станет меня слушать. Не в ближайшее время. Надо дать ей прийти в себя», — рассуждал он о Найтуолкер и о том, почему не собирался радикально наказывать нападавших.       Это был тот день, когда Мистган ненавидел, что он прав. А он был прав, когда сказал Найтуолкер и её коллегам, что память народа об их свершениях ещё свежа. И память эта была плохая.       Наказать нападавших за то, что они разозлились на человека, убившего их отца, мать, брата, сестру, любовь или друга, значит усугубить дела для самой Найтуолкер. Если Мистган сейчас надавит на них за это, то, помня вкус триумфа и перемен, люди ответят с бóльшей силой и бить будут именно по Найтуолкер.       «Перестань отрицать, — сказал он себе каким-то строгим, властным голосом, и в горле пересохло, — прежде всего ты просто не хочешь наказывать Фейри Тейл».       — Да, не хочу, — ответил Мистган сдавленным шёпотом. — Это не значит, что мои размышления лишены смысла. Боги, чтобы Фейри Тейл напал на Эрзу…       Неважно, на Скарлет или Найтуолкер. Важно, что напал. Впрочем, Найтуолкер определённо не умеет смиряться людям без важного звания. А раз уж сегодня она огрызнулась на принца, чью жизнь в своё время так легко пощадила из-за титула, то «крестьян» она была способна распечь одним своим видом.       «Но и без реакции нападение оставить нельзя, — Мистган это понимал. — Кто новый мастер гильдии? — он потёр переносицу, вспоминая отчёт о новой регистрации Фейри Тейл. — Люси… Эшли, да?»       Стоило посетить гильдию с тематической беседой, но не сразу. Во-первых, он был чужим для этих людей. Во-вторых, они имели право злиться. В-третьих, Найтуолкер действительно кичиться своим прозвищем и порой ведёт себя откровенно стервозно. Да, она могла молчать, но этих недель Мистгану хватило, чтобы понять: Найтуолкер и молча способна выразить многое. Возможно, то была манера полководца, привыкшего говорить лишь по делу и воздействовавшего не вербально. Всё её «найтуолкеровское» выражалось не прямыми символами, как язык жестов, а скорее… как у художника — своеобразными световыми пятнами, когда за знаком нет чёткого значения, но есть провокация, то, что раздражает органы чувств и душу. Её поза, её взгляд, то, как она держала инструменты, то, как она фыркала или дёргала плечом, даже её походка и одежда — всё выражало её отношение.       И своим существованием Найтуолкер выражала безграничную гордыню своим угрожающим титулом — «Охотница на Фей». То, с каким презрением она могла пройти мимо или посмотреть на бывших волшебников, действительно сдавливало мозг и душу — Мистган знал.       И… о боги, тот несуразный момент, когда Яджима понял, что Мистган косился на Найтуолкер, но не понял, зачем. Тогда язык статичного тела Найтуолкер был наиболее красноречив. Причём недовольство («Слабо сказано») направлялось в сторону Яджимы. Бывший маг прыснул. Воспоминания не самые яркие, но забавные.       — Что ж, придётся свалить часть обязанностей на господина Онерама. Опять, — выдохнул юноша и потёр глаза.       Мистгану необходимо сопровождать Найтуолкер на улице. Именно так: не она его телохранитель, а он — её. Его присутствие воодушевит народ и, да прибудет с ним удача, успокоит Фейри Тейл. Точно так же Мистган выполнит роль надзирателя, сдерживая нрав девушки. Не позволит ей никого провоцировать.       Первые полторы недели он работал с гражданскими в полную смену и всё проходило гладко, без споров и драк. Уже в последствие вассалы всё чаще приезжали на поклон и всё более явным становился пробел в образовании принца, из-за чего пришлось сократить часы на стройке.       «Вспомним былые времена», — без смеха посмеялся Мистган и спрятал лицо в ладонях. Физический труд давался ему приятнее, чем бумажная волокита. Думать приходилось практичнее и куда меньше стыдиться.       — На что я надеялся?..       «На хороший финал, — ответил кто-то с мудрой и грустной улыбкой. — Как в сказке». Мистган взял подушку и скинул её на пол, на ковёр. Надел штаны и рубаху — старую, из Земного Края, которую прятал от Яджимы. Лёг на пол, положил гудящую голову на подушку и закрыл глаза.       Не было и пяти утра, когда в опочивальню вбежала заплаканная, испуганная Коко и сказала:       — Ваше Высочество, Эрза сбежала!

***

      Яджима предложил назначить за Эрзу Найтуолкер награду. Мистган моментально и без сомнений отклонил предложение. Во-первых, столице дорог каждый грош, а эта излишне людная «экспедиция» и без того если не ударила по бюджету, то дала ему увесистую оплеуху. Во-вторых, Мистган не хотел, чтобы за девушкой «охотились» люди не из дворца. Он уже затравил её настолько, что вынудил сбежать на импульсе, на эмоциях. От отчаяния. Лишнее давление только навредит.       Мистган предпочёл бы отправиться в одиночку, однако рассудок победил гордость и неловкость. Юноша не знал географию Эдоласа, не привык читать карту, где сверху изображали Юг, и физически не смог бы в краткий срок объять огромную территорию. Потому и позвал Визарда и братьев Джигоку, попросил собрать только тех солдат и рыцарей, которые действительно желали бы найти Найтуолкер. Отряды были сформированы, пусть и не в таком уж внушающем количестве.       С того беспокойного утра прошло три напряжённых дня. Мужчины успели попасть в ловушку Найтуолкер и отстать от неё на ещё несколько часов, зато Люмус, Нуб и Сайбот, сопровождавшие его, более не питали к бывшему магу неприязни.       Не то чтобы Мистган говорил с ними об этом (или вообще о чём-либо), но чувствовал, как неловкость и отчуждённость между ними мельчали. Солдаты всё чаще и откровеннее заговаривали в его присутствии, не стеснялись спрашивать о подробностях плана и отвечали на его вопросы без пассивной агрессии или отчуждённости.       Мистган многое узнал из разговоров. Во-первых, троица неиронично уважала и, возможно, даже платонически любила Найтуолкер. Во-вторых, некогда во Втором отряде служил некий Симон Курикара — первоклассный таран, амбициозный воин, кузнец-любитель и верный друг. Когда-то он ослушался приказа Байро, нагрубил ему, отрёкся от Фауста и избежал казни только благодаря покровительству Найтуолкер. В-третьих, у этого-то Симона, ежели он выжил в ссылке, вероятнее всего и стоило искать Охотницу на Фей, но…       Слишком много было этих клятых «но»!       У Эрзы Найтуолкер было два варианта поведения.       Первый: логичный. Сбежав из столицы, не зная нового облика Эдоласа, не продумав план, Найтуолкер действовала спешно и суетливо. Она бежала несколько часов, скоро, но размеренно, чтобы к утру оказаться как можно дальше от дворца. Нигде не ночевала, не останавливалась в одном месте дольше суток, ни с кем не говорила и держалась главных дорог, на которых её следы легко терялись среди других.       Второй: алогичный. Доводом к нему служило желание сбить преследователей с толку. От спонтанности её побега ожидали паники? А она даже от Горички толком не ушла. Думали, что она не посмеет остаться в городе дольше часа? Пф, да она все три дня торчит в одной и той же дыре, затерявшись среди постояльцев. Логично с её стороны обратиться к доверенному контакту, Симону? Да этот контакт даже не знал, что она сбежала.       Мистган выдохнул и прикрыл глаза. Хотел головой побиться и заорать, правда, но обошёлся только вздохом. Какой путь избрала Найтуолкер, не знал никто. Чего от неё ожидать, не знал никто. В какую сторону она пошла, не знал никто.       Почему Мистган отправился на восток, тоже никто не знал. Даже он сам, — когда Сайбот поинтересовался, почему именно восток, бывший маг промолчал.       Это был первый и последний вопрос касаемо направления, но солдаты (в основном, Люмус) то и дело обсуждали это. Сей день не был исключением:       — Ерунда какая-то, — буркнул Визард сзади. Мистган шёл быстро и широко, потому всегда оказывался впереди. — Где вообще гарантия, что она не взяла другую обувь и мы не гонимся за подставным болванчиком?       — Тебе в рифму или по факту? — огрызнулся Сайбот, и Нуб вздохнул. — Иди и не тявкай.       — Я тебе не сука, чтоб тяв!..       Люмус прервался — влетел в короля и прикусил язык. Джигоку, и без того бледные, приобрели призрачный оттенок, оторопев. Уже было ринулись к сыну Фауста, чтобы просить о милости, но Мистган обернулся и сказал:       — О, виноват. Ты в порядке?       Люмус, держась за рот, закивал:       — Простите, Ваше Величество, — и поклонился в пояс.       — Это ты прости, — Мистган стянул шарф с лица. — Я сам некстати остановился.       В последний раз он путешествовал с Мэстом, и парнишка не то чтобы разговорчивостью не отличался, просто доверял Мистгану и понимал его с полуслова. Бывший маг мог кивнуть, промычать, рукой махнуть, и Грайдер понял бы его. Сейчас Мистган обязан озвучивать свои намерения. Сейчас его намерения из наставлений, рекомендаций или обычной констатации факта становились… приказами. Беспрекословными.       Он не привык к такому. Потому, заметив интересный след, остановился. Молча.       «Сверюсь», — отсеяв ненужные мысли, он присел на колено. Судя по вещам, оставленным в комнате Найтуолкер, девушка ушла в военных берцах. Пока что это была единственная зацепка.       След действительно был оставлен берцами, и отпечаток был меньше и не такой глубокий, как от мужской стопы. Женский. Наверняка здесь проходила Найтуолкер — или, как правильно заметил Люмус, та, с кем она в теории могла обменяться обувью. Судя по следам, девушка шла не по дороге, а среди дикой травы. Жёсткие стебли сизой ковыли были сломаны, тонкая полынь придавлена, иные, неведомые Мистгану эдоласовские травы тоже клонились к земле. Ближе к дороге, где трава растёт ниже и безобиднее, почва была влажной и мягкой, потому и сохранила отпечатки женских ног. Следы вели в сторону частично мощённой дороги, слева прикрытой каменной изгородью. Она заросла зелёным, фиолетовым и красным мхом настолько густо, что едва виднелись камни, и доставала Мистгану до середины бедра.       Это был не первый раз, когда бывший маг и солдаты нашли столь же чудесно читаемый след. Обычно отпечаток исчезал на пыльных, ветреных, протоптанных дорогах, если вообще на них оставался, пропадал среди быстро выпрямлявшейся травы, петлял… а тот, предыдущий, заманчиво и красиво вёл в сторону упавшего острова.       Тот заманчивый и чёткий след два километра вёл мужчин на север, пока не оказался на влажной лесной почве. Тогда Мистган сел на колено, наклонился к следу и увидел, что носок уходил в землю глубже пятки. Вдобавок ко всему, след был суше первого. Тогда Мистган подумал о двух вещах. Во-первых, ближайший дуб выглядел идеально для биения об его поверхность головой, и, во-вторых: «Роковая женщина, воистину». Ибо «женщина» оставила обратные следы. Женщина три (как потом выяснилось) километра шла спиной вперёд.       Солдаты не поверили его доводам, но не ослушались немого приказа: бегом четверо вернулись и в самом деле отыскали новые следы. Вскоре цепочка оборвалась на каменном мостике.       Это случилось полтора дня назад и оторвало их от Найтуолкер ещё сильнее. Новые следы выглядели заманчиво — как сочащаяся жиром котлета для голодного путника. Обратные следы тоже выглядели заманчиво.       Мистгану свело рот.       Он встал и посмотрел на небо. Впереди оно приглушённо светилось зеленовато-голубым, хотя за спиной уже ржавело рыжиной из-за закатного солнца. Из-за горизонта шёл дым. «Там поселение. Надо спросить, видел ли её кто». Мистган натянул платок на нос и пошёл вперёд.       — Думаете, в город пошла, Ваше Величество? — Люмус обогнал Нуба и Сайбота, но не выбежал вперёд. «Нокс его брат. Потому он и говорит со мной чаще Джигоку».       — Спрошу у людей, — но он тут же покачал головой. — Сайбот, — Мистган обернулся через плечо. Солдат подошёл. — Спрашивать будешь ты. Расскажи о приказе и о том, что ищешь Найтуолкер, но не упоминай, что я принц.       — Как прикажите, Ваше Высочество.       Мистган хрустнул шеей. Неправильно звучало это «Ваше Высочество». Давило.       Населёнными пунктом оказалось небольшое село, почти что хутор — по замечанию Люмуса, «чудом уцелевший после обвала островов». Он располагался в своеобразной лощине, что тянулась с юго-востока на северо-запад, между двумя высокими пологими холмами. Дорога, что была вымощена лишь частично и прикрыта слева полуразвалившимся, рассыпавшимся забором, крюком вела с левого холма и заворачивала прямиком к хуторку.       Когда Мистган достиг схода с холма, то увидел поселение во всей красе.       Между левым холмом и дорогой виднелись ровно засеянные пашни. Земля зияла чёрным ковром посреди цвета ранних диких трав, камня дороги и протоптанных улочек в самом хуторке: он располагался справа от дороги. Домики, редко выше трёх этажей, ютились рядом друг с другом без порядка, словно собиравшись в острова, которые реками обтекали улочки.       Вернее, так хутор выглядел ещё три с небольшим недели назад. Сегодня вместо пашен зияло чёрствое, мёртвое месиво из разъятой земли и дроблённых глыб. На пашни упал остров, задавив посевы, завалив дорогу и разрушив ближайшие дома. Упав, остров раскололся, и эти осколки превышали размерами дома. Корни его деревьев торчали из ошмётков, как опарыши, что копошатся в гнилом мясе.       Мистган вздохнул и потёр шею. Жители решали эту проблему: дорога между загубленными пашнями и домами была расчищена. Проблема была во времени. Наверняка на помощь к этому хутору пришли соседние, но даже так освободить пашни от глыб и куч земли размером с дом было непросто. Вряд ли они успеют к новому посеву.       — «Уцелела», говоришь? — фыркнул Сайбот, отославшись к реплике Люмуса. Мистгану стало горько.       — Мельница-то цела, видишь? Справятся.       Визард говорил с Сайботом, но у Мистгана появилось стойкое ощущение, что фраза адресовалась именно ему. Впереди, за хуторком, текла река. Пересекалась с помощью моста и приводила в движение водяную мельницу, действительно целую. Мистган не мог разглядеть из-за холмов, куда текла река, но с его точки она выглядела слегка выгнутой в сторону хуторка.       Мистган и солдаты спустились в лощину и дошли до поселения. Оно носило название: Вертелки. Как сказали местные жители, встретившиеся у одного из домов, из-за мельниц. Сначала стояла ветряная, на левом холме, но она загорелась во время грозы год назад и с тех пор стояла заброшенная. Хуторок сместили к востоку, ближе к реке, и поставили уже водяную мельницу, которой пользовались ещё и несколько соседних хуторов. Смещение объяснило чахлый вид грунта выше по дороге.       — Мэм, мы из дворца, но не бойтесь, не воевать, — после приветствий и знакомства сказал Сайбот. — Мы исполняем королевский приказ: беглянку ищем. Она высокая, мне по подбородок будет. Худая, но телом крепкая, плечи у неё шире, чем у других девушек. Волосы короткие и красные, на лице шрам, под глазами через нос.       — Неужто Охотницу ищете? — удивилась женщина. — Не понравился, видать, молодой король?       — Можно и так сказать. Важно другое: нам надо её найти. Не проходила ли она здесь?       — Увидь я эту фаустовскую курву, то запомнила бы! И нечего на меня так морщиться, псина солдатская, я тебе не подружка! Как дам счас по лбу мотыгой, не пуще морщиться станешь!       — Благодарю вас за помощь, госпожа, — вмешался Мистган, встав между Сайботом и крестьянкой. Его тихий, размеренный голос почему-то остановил её, охладил. Она махнула рукой и сплюнула.       «А женщина не робкого десятка», — Мистган без смеха хохотнул и посмотрел в сторону левого холма. Старая мельница чудом сохранила кости обгоревших крыльев, лишилась крыши и части стены. Из вымазанной копотью коры штукатурки гнилыми зубами торчали брёвна.       В свете заходившего, рыжего солнца мельница напоминала чёрного раскрывшего пасть дракона, готового вот-вот сорваться и испепелить хутор. Напоминала Дрома-Аниму.       — Ежели и проходила, — продолжила успокоившаяся, возможно, даже пристыженная женщина, — то я не видала, солдат, уж извини, своих забот полон рот, али ты в глаза долбишься и не видишь? Спроси вон в кабаке, там как раз скоро все наши с хуторов соберутся после работ, авось кто знает. Но я тебе прямо говорю: Охотницу вам искать не помогут.       — Благодарю, — Сайбот и остальные поклонились. Солдатам хватило ума бурно не реагировать ни на «курву», ни на «долбление в глаза», ни на «солдатскую псину».       — Останемся здесь на ночь, — сказал Мистган, когда отряд отошёл от женщины. «Искать следы в темноте всё равно бессмысленно».       Что-то не давало ему покоя. Что-то кроме мелькнувшего на периферии сознания кривого лица Фауста.       Мистган зашёл в кабак последним, задержавшись у входа: посмотрел на заброшенную мельницу. В ней наверняка свистит ветер и очень холодно по ночам. Но именно туда Мистган пошёл бы с куда большей охотой, чем в шумный, тесный и дымный кабак. Пока Сайботу удалось разговорить полных предубеждений селян, прошло достаточно времени, чтобы в кабаке стало негде яблоку упасть, душно и жарко. Здесь впрямь отдыхал не один хутор. Мистган не смел снять шапку и стянуть шарф, пусть чувствовал, как футболка прилипла к спине, а во рту ощущался вкус соли с губ. Он стоял у барной стойки, не отходя от солдат.       — Так это правда Охотница была? — гаркнул мужчина за столом в углу. — Да вроде проходила мимо, было дело. Башка красная была.       «Грохнуть надо было суку», — услышал Мистган едкий шёпот слева, но не отреагировал. Прокашлялся от крепкого табака, вонь которого пропитала платок. Вновь захотел очутиться в мельнице, на свежем воздухе, где из звуков — лишь свист ветра.       — Хм, а на вид смирная была, вежливая и всё такое, — бармен, хозяин кабака, закусил длинный ус.       — Молодой король, видать, обкатал! — заорал кто-то не самым трезвым голосом и свистнул. Люмус под нос выругался матом, Нуб зарычал. Хозяин не отреагировал и продолжил рассказ:       — Зашла сюда, с картой свериться просила. Ещё водку взяла. Куда ушла, не знаю.       — Через реку пошла, — крикнул паренёк лет двенадцати, — мост переходила. Я рыбачил тогда, чтобы работничков накормить, видел девушку с приметами вашими.       — А приметы-то иго-го-го! — со второго этажа пошло присвистнули и пьяно загоготали.       Девушка, проходившая мимо Нуба, в страхе отшатнулась, увидев его лицо. Мистган стиснул его плечо и шепнул: «Оставь. Пусть пьют».       В конце концов, в заваленных посевах радости было мало.       Нуб зашипел и скинул его руку Отвернулся от мужиков. Мистган не обратил внимания, с каким восторгом и благодарностью на него взглянула та девушка.       — Позвольте взглянуть на карту, — Мистган положил руку на стойку и посмотрел хозяину кабака в глаза. Тот пожал плечами и кивнул девушке, разносившей питьё. Та подала бывшему магу карту и улыбнулась.       «И зачем я её попросил? — юноша фыркнул сам на себя: не умел ведь читать Эдоласовских карт! — Видимо, придётся учиться на ходу».       Он понимал многоуровневость карты: она отображала не только «фундамент», то есть основное плато, но и парившие над ним острова. Необходимо абстрагироваться от островов, при этом представляя примерное место их падения. Это не так сложно. Сориентироваться в «обратном» положении сторон света — тяжелее. От одного факта, что Юг изображался сверху, а Восток — слева, голова шла кругом.       Хотя, вполне возможно, что это было от табака и бессонницы.       Мистган на миг прикрыл глаза, а когда открыл, сосредоточился на мельнице и реке — его главных ориентирах. Нашёл дорогу, по которой пришёл. Внизу карты, то есть к… северу, северо-востоку, в двух километрах от хутора эта дорога ветвилась у перекрёстка, который должен был раздавить очередной остров. Развилки вели… на северо-запад, север и восток. Одна из дорог пересекалась с рекой, в девяти километрах от перекрёстка, другие вели к другим хуторам и сёлам.       Мистган благодарно кивнул и вернул карту. От движения пронзило виски, и он закрыл глаза, тихо задышал.       — Есть ли у вас свободная комната? — спросил Сайбот. Либо понял состояние Мистгана, либо уже не знал, о чём спрашивать.       — Нет, — отрезал кабатчик тихо и прищурился, посмотрев солдату в глаза. — Не для вас.       — Мы ляжем в конюшне, — вмешался Мистган и положил руку на стойку, чтобы не упасть. Он открыл глаза, но ничего не увидел, кроме теней и маслянистых, будто искусственных огней. В носу чесалось, горло, как ржавчина, покрыл вкус металла. — Скажите, сколько возьмёте.       — Два серебром.       Мистган сжал стойку и, покуда было место в лёгких, вдохнул дым, перегар, пот и отчаяние. Выдохнул кровью, окропив платок, и опустил плечи: голова перестала болеть так же внезапно, как начала.       Мистган расплатился и вышел из кабака. Солдаты спешно его догоняли.

***

      Когда они расположились в конюшне, стало совсем темно. Нуб жестами сказал, что будет буря. Кони, по всей видимости, с разных хуторов, обеспокоенно всхрапывали то ли из-за чужого запаха, то ли из-за правоты Джигоку, то ли от всего вместе. За стенами яслей впрямь крепчал ветер и воздух пах прибитой пылью, электричеством.       Мистган поймал себя на мысли, что будет рад буре: после кабака в лёгких словно коптило.       Люмус и братья Джигоку легли сразу, хотя засыпали постепенно. Говорили о своём, о Найтуолкер и перспективах. Мистган сидел на ящике у столба, писал и не слушал их. Во-первых, не в его это интересах — в чужие дела лезть. Во-вторых, говорили мужчины на настолько интимные темы, что даже когда Мистган отвлекался от работы, то не понимал, о чём шла речь.       Юноша не знал, сколько прошло времени, но голоса стихли. Он вздохнул и потёр переносицу. В глазах рябило: закоптившийся светильник горел весьма тускло и писать было тяжело. Мистган сглотнул, поморщившись от осевшего в горле запаха табака, и перечитал черновое письмо. Сверился со шпаргалкой, написанной кружевным почерком Яджимы. Тихо цокнул.       Мистган не знал, сколько писал письмо и приказ, но это был уже третий черновик. То ли глаза у парня устали, то ли и эта версия в сути своей была непригодным бредом, да вот начинать новую он не спешил. Хотел отдышаться. Благо, помещение позволяло. В яслях не было тихо: кони, посапывая, всхрапывали, солдаты сопели, ветер гудел и бил в стены. Успел начаться дождь, и по крыше застучало. Задуло из углов — Мистган едва поймал шпаргалку.       Это был блаженный шум. Так звучала гармония: за стенами разгоралась буря, но внутри царствовал покой, чувство безопасности. Так звучал идеал: что бы ни происходило «за», «внутри» должно быть спокойно, безопасно.       Именно в этом блаженном шуме легче всего услышать собственную ущербность. Мистган только сейчас понял, как у него болела голова. Возможно, это была та боль, что так и не утихла после приступа в кабаке. Виски кололо в такт пульсу, кожа горела, а по лбу будто ударили — изнутри. Юноша сглотнул, не глядя отложил бумаги и медленно, ибо быстро — больно, потянул шею. Она звонко прохрустела.       Не помогло. Мистган сцепил зубы и откинулся на столб, на котором висел светильник. Пришло время подумать.       Куда направилась Найтолкер, и зачем она прошла через хутор?       Ради карты? Если девушка захотела свериться с картой, то это значит, что она потеряла инициативу в этой гонке. Если нужна карта, то Найтуолкер больше не знает, куда идти, и теперь ищет направление.       «Она знает, что у неё кто-то на хвосте. Иначе не стала бы так изгаляться».       Но как Найтуолкер скинула бы след, одновременно выбирая дорогу? Как поступила бы Охотница на Фей, загнанная в угол? Что бы сделала матёрая, жестокая воительница, вызывающая ненависть и страх?       Мистган не знал Охотницы на Фей, потому не знал ответа на эти вопросы.       «В вопросе уже есть ответ, нет? — Макаров как-то сказал что-то подобное, правда, спьяну. Мистган устало выдохнул. Лицо горело. — Давай так: что бы сделала испуганная и уставшая девушка?»       Эта ситуация была понятнее. Ближе.       «Что-то глупое и опрометчивое, — что Найтуолкер и сделала. Убежала в никуда. — Потому что страх делает с нами ужасные вещи. Голову дурит».       Мистган вздохнул и удавил скулёж в глотке. Загудело громче, застучало чаще. Похолодало, и бывший маг вдохнул глубоко и размеренно. Платок ещё пах табаком, но уже слабее.       В голове будто полегчало. Кололо не так резко.       Что бы сделала уставшая, измученная злостью, страхом и отчаянием одинокая девушка?       «Искала бы помощи. Вопрос в другом: настолько ли она горда, чтобы принять её или хотя бы признаться в слабости? Хотя бы себе?»       Мистган вспомнил Найтуолкер и цокнул языком. Нет, она точно не признается. Из принципа.       Как хорошо, что душе не нужно чьё бы то ни было одобрение, чтобы желать помощи. Тем более израненной. А у Найтуолкер Эрзы душа кровоточила. По его вине — тоже. Мистган сжал челюсти и задохнулся от тисков, сдавивших грудь, от ожога, опалившего лёгкие.       Найтуолкер нуждается в помощи, пусть и не признается в этом даже себе. Её необходимо найти как можно скорее и собрать всё терпение, всё понимание, которые у него остались, чтобы поговорить.       — Господин? — услышал он женский голос сверху и порадовался, что не снял маску. Мистгану не понравилось, что он не услышал, как гостья подошла, но не вздрогнул. Открыл глаза. Перед ним стояла та девушка из таверны, что подала ему карту. Она держала глиняный горшочек.       — Чем могу быть полезен? — прохрипел Мистган и в смущении прочистил горло. Не ожидал он, что голос от молчания сядет так сильно.       Девушка замялась, пожевала губу и перекатилась с пятки на носок. Мистган нахмурился и потёр шею. «Надо было встать, не так ли? Неприлично ведь сидя говорить?» Он встал, шагнув в сторону, и ладонью показал на ящик, на котором сидел. Девушка замялась ещё сильней, Мистган тоже. Он не был уверен, что правильно понимает эдоласовский этикет: после стольких лет, проведённых в Земном Крае, Мистган не знал, что правильное для него подходило эдоласовцам. Любой его безобидный жест мог прочитаться как неуважение, угроза или, не приведи боги, неприличный намёк.       — Я Вас чем-то обидел? — произнёс Мистган вслух прежде, чем очередная волна сомнений закрыла ему рот и растянула и без того затянувшуюся неловкую паузу.       — Нет-нет, что вы! — она покачала головой, зажмурилась и сглотнула. Когда открыла глаза, то выдохнула и выпрямилась.       «В конюшне всё-таки парит несмотря на сквозняк, — осознал Мистган, увидев, как краснота заливает девичьи выпиравшие ключицы и тонкую шею. Она дёрнулась, отвернулась и подняла воротник. — А. Понятно».       Вот теперь обидел. Мистган закрыл глаза, поджал губы, устало вздохнув, и сжал кулаки, едва удержавшись, чтобы не треснуть себя по лбу.       — Я… — начал он, без понятия, как продолжить, — не из здешних мест. Во время общения могут возникнуть недоразумения. Чем могу быть Вам полезен, мисс?       — На самом деле, — она прочистила горло, — я хотела извиниться за поведение отца. — Она взглянула ему в глаза и тут же отвела взгляд, зардевшись. Мистган изогнул бровь.       «Дочка кабатчика, значит. Я что-то сделал в кабаке, так ведь? Что-то, что она восприняла не так».       — Он сейчас на взводе. Все на взводе. Потому солдат не жалуют, пусть не все они одинаковые. В прошлый раз, когда пришли военные, в хуторе не осталось зерна. Мистган вновь нахмурился. Всмотрелся в лицо собеседницы. С него сошло смущение, осталась лишь горечь.       — Потому не сердитесь, пожалуйста, что он не дал вам комнаты.       — Он не сделал ничего дурного, — спокойно ответил Мистган. — Думаю, наоборот: в конюшнях тепло. И он помог с картой. Здесь не на что злиться.       Девушка с облегчение выдохнула. Мистган задержал на ней взгляд на секунду дольше: множество мыслей рождалось и умирало в его голове слишком стремительно, чересчур параллельно, чтобы успеть за ними, отследить их.       Должно быть, она храбрая: одна пришла в конюшню к четырём мужчинам, трое из которых солдаты. В лицо попросила о понимании. Это стоило поощрить.       Она протянула ему глиняный горшочек, склонив голову.       — Что это? — спросил Мистган, взяв посуду. Она была тёплой.       — Каша, — выдавила девушка смущённо, не выпрямившись из полупоклона. — Я не дворцовый повар, но готовлю сносно. Отец не дал вам обеда, а я хотела Вас поблагодарить за… ну… за то, что остановили драку.       Мистган покосился на спящего Нуба. Наверняка она говорила о нём.       — Не сердись на него, — сказал он тихо, как привык говорить в Земной Крае. — Найтуолкер им дорога, а я потерял её след, — девушка задумчиво посмотрела на юношу. — Она была не в лучшем состоянии, когда её в последний раз видели в столице. Они переживают.       — Не думаю, что стоит переживать за труса, — девушка фыркнула и сжала тонкие кулаки. — Будь она правдивой воительницей, настоящим рыцарем, то осталась бы в столице и приняла свою участь. Собаке собачья смерть.       «Любите же вы тут собак», — Мистган посмотрел в темноту и вздохнул. После молчания произнёс:       — Это её отряд оставил деревню без зерна, да?       Девушка вздрогнула. Мистган посмотрел на неё и тоскливо улыбнулся под маской.       — Ты говоришь очень храбро, отдам должное, но жестоко. Не лучше, чем она.       — Простите меня, мессер… — прошептала девушка, сцепив пальцы.       Она не знала, куда смотреть — потупилась, взглянула юноше в глаза, вновь отвернулась, сглотнула и, посмотрев на него вновь, не посмела отвернуться, ибо Мистган спросил:       — Что ты имела в виду, когда сказала, что не все из солдат одинаковые?       Она вцепилась в подол старого, наверняка отцовского плаща:       — Ну… как «что»? То и имела. Не все солдаты чинят беспредел. Это… сложно. Потому что люди сложные.       — Именно, — Мистган кивнул. — Найтуолкер тоже человек. Очень умный. Сильный. Могу судить, что верный, когда знает, во что и кому верить. И лично я хочу думать, что, на самом-то деле, неплохой. Надо лишь найти способ показать ей это, — он пожал плечами. — Потому, если ты что-то знаешь, пожалуйста, расскажи.       — Не могу. Простите, мессер, вам уже всё рассказали. Я припоминаю, что видала девушку — она волосы тканью покрывала, как некоторые олирки, но подумать не могла, что то была Охотница. Вроде, у неё был ржавый лоб.       — Ржавый?       — Да. Знаете, как цвет у старого бинта, с засохшей кровью? Думаю, у неё был старый пластырь.       «Значит, водка нужна была ради спирта, — понял Мистган, и кишки обдало холодом. — Если её рана на лбу загнила…»       Он дёрнул головой, скинул худший из сценариев. Сейчас надо думать не о том, что может случиться, а о том, как этого избежать. Как и где искать Эрзу Найтуолкер: уставшую, раненую и одинокую в этом ставшем чужим мире?       — Скажи, — Мистган обратился к девушке. Его тихий голос казался спокойным, но где-то внизу, на уровне охладевших лёгких, уже надрывался. — Ты часто бываешь за пределами хутора?       — Да, господин, — она кивнула. — Когда торговали и на покос к соседям ходили. Что Вам рассказать?       — Та река, на… северо-востоке…       — Ракрэур?       — Да, — он кивнул. — Какие у неё берега? Пологие, песчаные? Можно ли идти по берегу, но в воде?       — Да, — задумавшись, произнесла девушка. — Да, вполне. Не сказать, что пологий, но не глубокий. Но это было до того, как острова попадали.       — Спасибо, — Мистган положил горшок на ящик. Найтуолкер не помешает поесть после побега. — Сколько возьмёшь за спирт и чистые тряпки?       — Что?..       — Если всё выйдет удачно, я приду с человеком, кому придётся обработать раны. Сколько стоят бутылка водки и чистые тряпки?       — Да я просто так Ва… — она осеклась когда Мистган с укором выдохнул и скрестил руки на груди. — Ладно-ладно! Сорок медью.       Мистган отдал деньги.       — Как твоё имя? — спросил он, схватив посох.       — Ари, господин.       — Спасибо, Ари, что помогла найти Эрзу Найтуолкер.

***

      Размокшая, взбухшая земля расходилась под ногами, выскальзывала из-под подошв и липла к ним. Трава, пусть и сытая, прибитая к земле, колола и резала икры даже сквозь бинты.       Мистган выдохнул, опираясь на посох, и сделал ещё шаг. Спустил промокший платок с лица. Улыбнулся. Дождь был холодным и чистым.       Плащ промок и гирей висел на спине и плечах, липнул к телу, тянул назад, но Мистган, задорный и забывший усталость, головную боль, крепче, отжимая перчатку, сжимал посох и шёл вперёд. Ступал твёрдо, резво, уверенно. «Величественно», — подумала бы Эрза Найтуолкер, если бы увидела его.       Ибо не имел он сомнений. Мистган знал, что девушка на заброшенной мельнице. Что она дошла до перекрёстка, спустилась к реке, шла по берегу и поднялась на холм с мельницей с другой стороны. Знал не разумом, не мозгом, а чем-то иным, чем-то древним, архаичным.       Мистган взошёл на холм. Ноги — по колено в грязи, руки — окоченели, болью горели, вещи — не теле будто мокрым трупом, а на лице — улыбка. Счастливая, триумфальная. Мистган вздохнул, пришёл в себя. Стянул шапку на затылок и дёрнулся — за ворот скатилась вода. Он хрустнул шеей и вошёл внутрь полуразвалившейся мельницы. Истлевший пол, провалившийся в землю, в мельнице был не суше, чем снаружи. Дождь лил в дырявую крышу и будто стремился повалить оставшиеся руины. Пахло мхом, свежестью и сыростью.       Мистган встал в центре, во мраке, привыкнув к нему, и вычленил очертания полуразвалившихся стен. Перебрал пальцами по посоху. «Найтуолкер!» — властное и уверенное слово застряло в горле. Тогда юноша выдохнул и опустил плечи.       Не Охотницу на Фей он искал, а оскорблённую и униженную девушку.       — Эрза, — имя прозвенело в гнилых стенах, оглушило звук дождя. — Я знаю, что ты здесь. Пожалуйста, выходи. Я здесь не для драки. Просто хочу спокойно поговорить с тобой.       Справа мельничное колесо, слева амбар, сверху дыра, и дождевая вода стучит. Тихо. Мистган стянул тяжёлую шапку и произнёс про себя считалку: сымпровизированную, которую не вспомнил бы в следующую же секунду.       Пошёл к амбару. Поморщился, наступив на гнилую доску, утонувшую в земле.       «Нет, не упущу. Место гнилое и шумное. Услышу, если она куда-то уйдёт».       Впереди затрещало, заплескалось.       Мистган увидел лишь тень, и его тело отшатнулось само.       Он вжал голову, поднял руку, и бутылка расшиблась об неё. Рот и нос обдало спиртом, по животу свистнул холод — едва уклонился.       Когда финт с полупустой бутылкой не прошёл, Эрза Найтуолкер не фыркнула. Она проворно, на лету, перехватила оружие и ударила — с размаху, от левого плеча. Мистган рванул посох к себе, ушёл в сторону, блокировал вертикально.       «Лопата?! — понял он, учуяв ржавчину лотка. — Видно, правда прибить меня хочет».       Он увёл лопату от лица посохом: дёрнул вниз, ушёл, развернувшись боком, увёл влево и зацепил лоток, дёрнул Эрзу вперёд. Посох под лопатой — «Плохо!» Перехватил, прокрутив, ударил в «окно» — намеренно мимо: показать, что он сильнее.       Склизкий, мокрый пол! Эрза запнулась, замешкалась, разжала правый кулак, развернулась спиной к нему — «Вот ублюдок!»       Посох поверх её локтя. Шаг — и Мистган у девушки, оружие прижал к её грудине, поставил подножку и толкнул посохом, импульсом корпуса.       Упала — выдохни, подбородок — к груди, а руки в стороны. Работали ещё рефлексы. Левый кулак на древке лопаты словно мёртвый, крепкий. Выдох — перекат вправо, кувырок через плечо. Лопату вперёд, ноги назад, взгляд исподлобья — встала, нападай! Сжали древко, встали напротив, скреститься готовы.       — Эрза, давай поговорим!       Мистган заметил лишь очертания оскала. Эрза — направленный на неё посох.       — Сдохни!       Локоть в работу: лопату вперёд, ему в лицо, прямо под глаза!       Корпус в работу: шаг в сторону, удар отвести от себя.       Эрза оскалилась: купился! Лопату на себя, чтоб посох обогнуть, и удар стремительный, железом вперёд.       «Чёрт!» — ушёл, но пол треснул, нога увязла. Правое плечо горит — задето. Посох к себе, стук древка о древко, и Мистган прижал лопату посохом к своему локтю. Задняя нога в сторону, импульс корпусом — вырвал лопату.       Эрза зарычала: дёрнуло плечо, лишили лопаты, пухлые занозы в ладонь вгрызлись. Лопата короче посоха: у Мистгана перед Найтуолкер преимущество в контроле дистанции. И сейчас Эрза оказалась ещё ближе, да и спиной к нему, не успевала развернуться. Он сжал её шиворот левой рукой и дёрнул вниз, подбив ногу. Гнилая половая доска мерзко треснула под её лопатками, но Эрза успела выдохнуть и перекатиться через левое — да́льнее от королька — плечо. Живот обдало холодом: вдруг проиграет? Ему? Лицемерному ублюдку?       — Эрза, пожа!..       Она оскалилась, вскочила, ударила левой рукой. А если достала передней, то достанешь и задней, потому правый кулак хлёстко впечатался в мужской подбородок. Мистган ощутил густой вкус крови: удары Эрзы Найтуолкер были быстрыми и отточенными. Было больно, но не только из-за её мастерства. От неожиданности — посреди фразы оборвала, и зубы разорвали губы изнутри. От негодования — даже слушать не стала, и воздух сгорел прямо в горле. В тот миг что-то вцепилось Мистгану чуть ниже глотки, изнутри. Что-то царапало, душило, рвало ткани и вены.       Почему она упрямится? Почему даже шанса не даёт? В угол загнана, ведь не выберется сама, но всё равно, как бешеная псина, кусает, терзает протянутую руку? И при этом хочет к себе понимания?       «Ладно, — Мистган сплюнул кровь. — Поговорим по-твоему».       Новый удар он пропустил, но сгладил: закрыл подбородок плечом, выставил куда более крепкий лоб, чем нежный глаз. Взял посох в одну руку, шагнул вправо — к Эрзе за спину, раскрутил и ударил — хлёстко, больно, с отдачей.       Владение копьём, высокие ожидания и строгие учителя дали Эрзе Найтуолкер преимущество: она была амбидекстром и не имела предпочтений в стойках. Потому, увидев шаг, замах самозванца, сделала разножку — выставила вперёд правую ногу, защитила спину, затылок. Отклонила корпус назад.       И всё же просвистевший у самого носа посох отбил правую руку, оторвал её от лица. Эрза крикнула — настолько было больно — и накинулась на мужскую вооружённую руку. Такую же в этот миг уязвимую, как и её.       Рывок впечатал гнилые доски под её ногами в землю. Мистган сцепил зубы и выдохнул, когда Найтуолкер плечом врезалась в его грудь; фыркнул, когда она ударила в лицо лбом; вскрикнул, когда она вывернула запястье. Найтуолкер вцепилась в посох прямо под ладонью, вывернула вверх — куда упрямая мужская ладонь не могла повернуться.       Она отскочила с трофеем. Вдохнула. Ударила сверху, с шагом, на выдохе. Мистган ушёл влево — к спине, закрытой стороне. Посох проломил доски, воткнулся в грязь, и Найтуолкер выдернула его медленнее, чем ожидала. Но всё равно успела перехватить его и ударить юношу по боку.       Мистган сцепил зубы, приняв удар. Хладнокровно сжал посох, вцепился в него так, будто древко было женской шеей. Эрза растерялась — не смогла выдернуть. Фыркнула и ударила ногой.       Молча, непоколебимо, он поймал её ногу у лица так же непринуждённо, как её же кулак в кабинете несколько дней назад.       Много интересных мыслей могло бы пронестись в голове Эрзы Найтуолкер, но их все заглушила звериная агрессия. То же, наверное, чувствует змея, когда сокол замедляет свой полёт, чтобы наброситься, когда та уже кинулась на него, расслабила мышцы. Схватка в самом разгаре, в ней полно яда, полно сил, полно желчи, злости, гнева — желания прикончить эту блядскую птицу, что испортила ей жизнь!       Но именно в этот момент, сбив темп, сокол наносит решающий удар. Возможно, слишком поздно змея это всё-таки понимает.       Именно в этот момент, вцепившись в её ногу, словно когтями, мёртво держа посох, Мистган по-настоящему перешёл в контратаку.       Бывший маг усмехнулся бы, будь он злораден. Но, к сожалению для Найтуолкер, он был просто зол. Мистган на выдохе откинул женскую ногу, метнул её в пол, от себя — жёстко, стремительно, разбив ей очередную доску. Выкинул посох. Сжал левый кулак и треснул Эрзу Найтуолкер по лицу — ребром ладони, по носу.       Девушка не успела оправиться от потери ноги, отвела взгляд — непростительная ошибка. Не защитилась.       Упав на спину, она перекатилась назад и вскочила. Собралась. Нырнула под правый хук. Локтем отбила колено. Ушла от захвата.       И не заметила, как сын Фауста подошёл вплотную.       Ведёшь себя подобно псине — получай подобно псине. Никаких высоких техник, никакой зашиты и сбивок, ничего умного, тактически нового. Потому что, дабы помять бока скотине, ум напрягать незачем.       Мистган знал, что Найтуолкер сильная — не просто так стала капитаном отряда. Тем не менее, в тесном контакте, в клинче, в борьбе — преимущество у него. От тяжелее, он крупнее. Он может лишить её скорости, не дать возможности вывернуться, разогнаться, замахнуться, использовать окружение.       Если он сократит дистанцию до минимума, Найтуолкер станет слабой. Тогда он сможет повалить её, подмять под себя и выбить из суки всю дурь.       Эрза Найтуолкер не заметила, как сын Фауста подошёл вплотную. Мистган ударил псевдоапперкотом — попал в живот, прямиком между рёбер, в солнечное сплетение. Не чтобы отключить, но чтобы выбить воздух, сказать: «Попалась». Чтобы, когда она закряхтит от боли и неожиданности, от удушья, этой же рукой обхватить под подбородком, поднять и обрушить на пол, пробить обломки, вмазать в липкую, мокрую грязь, выгнав оставшийся воздух из лёгких.       Он придавил её коленом, схватил за горло.       «Мужчины, не носящие в бой паховых щитков, глупцы. Глупость надо наказывать», — вспомнила Найтуолкер и ударила юношу в промежность, столкнула с себя колено и решила выбить агрессию агрессией.       Измазанная в грязи, исцарапанная гнилыми занозами, с кровью из носа, залившей рот, она кинулась к парню, забралась на него, сдавила коленями рёбра до боли. Мистган не защитился от первого удара локтем, но смог его сгладить — подставил скулу. Второй локоть пришёлся на челюсть. Выдохнув последний воздух из сжимаемых рёбер, он дёрнул корпусом, схватил девушку за шею.       С его весом, Мистган вновь оказался сверху, приложив Найтуолкер затылком об пол:       — ДОВОЛЬНО! — заорал он, удерживая девушку за горло.       Эрза Найтуолкер зарычала, впилась в его вывернутое запястье и плюнула в лицо. Зашипев от боли и закрыв глаза, Мистган не заметил, как расслабил хватку. Найтуолкер укусила его за ладонь.       — Чёрт!       «Она не понимает?! Она правда не понимает?!» — пощёчина была громче рыков, сбитого дыхания, хлюпанья грязи и стука дождя. Мистган ударил опять — кулаком. Когда Найтуолкер ногами сдавила его бока, надавил локтями выше колен.       Найтуолкер, не видя из-за крови, залившей глаза, кувыркнулась назад, закричала и бросилась, как змея, вперёд, на парня. Тот упал на спину, но тут же перевернулся на бок, подмяв девушку под себя.       Она ударила его лбом. Он ответил локтем. Она попала по боку. Он отвесил пощёчину.       Она пнула коленом по спине. Он придавил её к земле, схватил за волосы и обрушил о землю. Ударил локтем. Возвысился над ней — высокий, широкий, сильный.       Эрза давила на болевые точки, но Мистган не отпускал. Она пинала его, извивалась под ним, пыталась пошатнуть — но он стоял на коленях, камнем давил её к земле.       На любой её удар он отвечал двумя. На матерное слово — хладнокровно крепчавшей хваткой на горле.       Потому что из псины надо выбить дурь.       Он не видел её лица. Он видел очертания. Слышал мат, рык, рёв, крик — речь не человека, а животного.       Он схватил её за горло, под челюсть, и занёс кулак для удара.       Дикую тварь надо тренировать. В конце концов, из избалованной девчонки надо выбить спесь. Любой ребёнок подвергается воспитанию.       Мистган вспомнил, как плакала Венди, и замер. Эрза зиждилась, брыкалась, дрожала под ним, и он вспомнил, как Венди вцепилась в него крошечными кулачками, уткнулась ему в живот и плакала, содрогаясь. Их тряска была разной природы… или не совсем?       Мистган дрогнул.       Кнутом дрессируют только имбецилы. В основе любой агрессии всегда лежал страх. «Не кричи на него, Фауст. Он просто хочет что-то сказать, но не знает, как».       Мистган держал Эрзу Найтуолкер под челюстью и разжал занесённый для удара кулак. Когда девушка ударила его под локоть, он припал к ней и обнял. Обнял крепко. Запустил руки под лопатки, прижался щекой к щеке, притянул к груди, пока она брыкалась, шипела, рычала, не помня человеческую речь.       — Прости… — дрожащим голосом прошептал Мистган. — Прости меня, Эрза. Прости… — Найтуолкер дёрнулась, зарычала и впилась зубами в его плечо. Юноша закричал, но насильно закрыл рот, тяжело задышал. Не будь на нём плаща, девушка прокусила бы кожу. — Чш-ш-ш-ш… тихо… всё хорошо… чш-ш-ш-ш… — сдавленно зашептал Мистган едва громче дождя. — Теперь я понимаю. Я сам разозлился. Прости меня.       Эрза дёргалась, пыталась укусить за ухо, за щёку — лишь бы вырваться. Но не могла. Он был слишком тяжёлым, она была слишком уставшей, ей было слишком больно, слишком обидно, слишком сильно душили слёзы и не хотелось плакать перед ним — нет, это слишком ужасно. Слишком, слишком, слишком.       — Я был неправ, — продолжал Мистган, шепча то на ухо, то в шею, то куда-то под затылок, в грязь. — Прости меня.       Ослабевший дождь бил его по спине. Эрза сопротивлялась всё слабее. Она не могла выбраться, и Мистган понял, что её рёв превращался в скулёж. В детский такой. Когда ничего не получается.       Кто бы мог подумать, что ужасающая Эрза Найтуолкер такая девочка?       «Уж не Фауст ли?»       — Пойдём домой, Эрза.       Найтуолкер замерла. Что-то заклокотало в её горле: кровь, слёзы, всё вместе? Не знал ни он, ни даже она.       — Я не должен был на тебя кричать. Не должен был тебя ругать. Не должен был бить. Прости меня. Пойдём домой, Эрза, пожалуйста.       Она замолчала, стихла. Ни на что не осталось сил — только на то, чтобы смотреть вверх, на небо. Дождь, ослабший к концу их схватки, прекратился. Три луны холодно, но ласково, свежо смотрели вниз. Звёзды блестели особенно ярко, уютно. Как фонари родного города, в который спешишь, усталый.       Юноша дрожал. У него в горле тоже клокотало. Тело болело, болело что-то ещё, но Эрза Найтуолкер не верила в душу, потому не знала названия этого «чего-то ещё». В объятиях, которые она приняла за захват, было по-извращённому, странно тепло. Возможно, из-за дрожащего дыхания куда-то в шею или в плечо. Наверное, из-за этого странного тепла ей и так сильно хотелось плакать.       Эрза сглотнула. Подавила ком. Осипшим голосом произнесла:       — Слезьте. Вы весом с кабана.

***

      Когда Мистган впервые увидел карту Эдоласа, то принял Сенсо, королевство, где располагалась королевская столица, за северную страну. Только потом он обратил внимание на нарисованный в углу компас: на эдоласовских картах Север изображали снизу. Полностью же осознать южное (вернее сказать, «ниже экваторское», хотя Мистган не выяснил, существует ли в Эдоласе понятие экватора) расположение Сенсо ему помогло сегодняшнее утро.       Солнце ещё до полудня жгло кожу и слепило глаза. Дождевая вода, напитавшая почву ночью, испарялась, потому плотный воздух шёл рябью. Пот жёг Мистгану глаза, потому ему пришлось надеть повязку: собрать мешавшие волосы и впитать пот. От тепла тело болело сильнее. Ссадины разъедал пот, синяки больно нарывало в такт пульсу, вывернутое запястье, даже зафиксированное бандажом, всё равно дёргало, ныло при каждом повороте.       И всё же Мистган улыбался разбитыми губами. Утро было замечательное, красивое и яркое. Спокойное. Он впервые за последние три недели смог выспаться: наверное, потому, что ничто его не беспокоило и не страшило. Хотя бы в грядущем дне.       Местные просыпались медленно. То ли покутили от отчаяния сверх меры, то ли от шока отходили: о том, что Мистган был Джераром Франсером, а Эрза Найтуолкер — в хуторе, ведали немногие. Первыми узнали хозяин кабака и его дочь, когда Мистган и Найтуолкер, побитые, хромые, вымазанные в грязи, пришли в кабак, чтобы справиться о возможности принять ванну: юноша недооценил степень заражения раны девушки и перестарался во время избиения. Ппрочем, она тоже особо его не щадила, потому им обоим требовался тщательный осмотр.       В любом случае, пока народ приходил в себя, Мистган собрал своих людей, через кабатчика нашёл для каждого что потяжелее, от мотыги до кувалды, и вывел на заваленную пашню.       — Что, ещё раз, мне надо делать?.. — тихо прошипела Эрза Найтуолкер, плохо скрыв недовольство и угрозу.       В свете утреннего солнца, перебинтованных, его с кувалдой в руках, а её — с мотыгой, Короля в лохмотьях и Воительницу без доспехов застало позднее утро.       — Расчищать пашню, — спокойно ответил Мистган. Без платка на лице стоять было непривычно, но ему нравилось, как влажный воздух гладил кожу. — Её завалило островом. Я и Нуб разобьём крупные глыбы, а вы потом расчистите путь. Можешь, конечно, заняться земляными навалами, выворачиванием корней или подменить Люмуса или Сайбота на выносе вчерашних ошмётков. Тут тебя не ограничиваю, суди по состоянию здоровья.       — Хах, — выдохнула Эрза и оскалилась. Сжала мотыгу левой рукой. Посмотрела ему в глаза. — По всей видимости, Вы меня обманули, принц, — Мистган не ответил: нахмурился. Найтуолкер поняла его. — Я сказала, что не собираюсь всю жизнь унижаться, и, честно сказать, мне по горло хватило Горички с кишащими там хвостатыми. Я воин, и перед кучкой пьяных крестьян расстилаться не собираюсь.       Мистган вздохнул, на миг прикрыв глаза. Будь утро хоть на долю паршивее, хоть на деталь уродливее, он бы вспылил и накричал на неё. Но оно было прекрасным и чистым, потому ему хватило сил понять её.       — Ты и не расстилаешься. Я бы никогда от тебя такого не потребовал, — он провёл по древку кувалды, уставленной билом в землю. — Уже молчу, что у тебя внушительная команда поддержки, которая намылила бы мне шею за одну только мысль о подобном, — он усмехнулся и кивнул в сторону солдат.       Те явно подслушивали их разговор, но при столь прямой отсылке засуетились. Люмус развернулся на пятках, Сайбот уткнулся в землю, совершенно не подозрительно засвистев, а Нуб, дёрнув шеей, ударил по одной из глыб так сильно и неаккуратно, что вибрация прошла по его костям, и мужчина задрожал, зашипев.       «Внушительность зашкаливает, о да», — Эрза потёрла переносицу, хотя зашипела. Сын Фауста слишком сильно ударил её по носу.       Мистган устало выдохнул и потёр заднюю часть шеи. Мышцы были каменными, натягивались струной.       — Послушай, Эрза, я уверен, что у тебя были причины, чтобы делать то, что ты делала. Но сейчас другое время. Нравится тебе или нет, но король теперь я, а не Фауст, — на миг он забыл, к кому обращался. — И подобным поведением ты унижаешь не себя, а меня, как твоего короля. Утверждаешь, что ты воин? Так я не верю! Потому что настоящего воина определяет стремление не разрушать, а оберегать. Помогать, защищать, восстанавливать — вот твой долг как воина. А тебя боятся, Эрза.       — Чудесно, — она фыркнула и сжала губы.       — Нет, Эрза, совсем не чудесно, — он махнул рукой, словно отрезал. — Страх порождает агрессию. Агрессивные люди вместе не работают и государство не восстанавливают. Не важен твой нынешний статус, память людей ни один указ не перепишет: тебя помнят, как важную фигуру при Фаусте, при короле. На тебя смотрят. Я хочу, чтобы ты показала пример. Показала пример им, своим бывшим людям, коллегам, мне самому. Потому что это важно: земля и урожай. Еда, которая прокормит не только этот хуторок, но и столицу, — это важно. Блюсти покой и созидать — вот долг воина, потому что это правильно. Потому что о твоём короле будут судить по тебе. А я хочу помочь миру, который ты зовёшь домом и любишь.       «Ты ведь не за Фауста о стенку разбивалась. За свой дом. За Эдолас», — он знал, что любит. Исключительно страх подобную верность не напитает.       Эрза молчала. Её комментарий касательно страха был случайным, как понял Мистган. Она смотрела куда-то ему в шею, явно обдумывала его слова, сжимала челюсти и древко мотыги. Мистган был уверен, что Эрза с ним согласна, но, на всякий случай, решил использовать козырь.       Мистган прислонил кувалду к глыбе и положил ладонь Эрзе на плечо. Слегка стиснул. Улыбнулся, когда она посмотрела на него. Найтуолкер изогнула бровь, отставила ногу и слегка оттянула шею — сделала всё, чтобы отдалиться.       — Впрочем, если тебе нехорошо, то не надо себя напрягать, — он сказал это сладенько, приторно, с клишированным, едва заметным придыханием. Джигоку и Люмус думать забыли о маскировке и в наглую уставились на них. — В конце-то концов я сильно тебя побил вчера. Больно было, да? Бедняжка, — Мистган похлопал её по плечу. У Эрзы задёргался глаз. Солдаты побледнели. — Прости, хочешь, я поддамся в другой раз? Обязательно поддамся, — вновь похлопал, дважды. Люмусу отказали ноги, и он упал на едва державшегося Сайбота. — Ты уверена, что тебе не стоит прилечь? Знаешь, всё-таки не стоит девушкам так надрываться, не так ли?       Мистган улыбнулся шире, и с его губ сорвался смешок: единственный признак того, что он прилагал все усилия, чтобы не начать истерично хохотать. От Эрзы послышался треск: она заскрипела зубами. Сайбот начал задыхаться, и уже Люмус держал его, пока Нуб, прислонив к губам ладанку, молился.       — Иди отдохни, Эрза-чан, позволь нам — крепким и здоровым мужчинам самим решить эту проблему, — на «Эрзе-чан» Мистган лихо подмигнул и всё время хлопал её по плечу, кратко усмехаясь. — Если тебе больно или ты устала, то это нормально, просто ска…       Эрза Найтуолкер не сказала. Ничего. Она молча отпустила мотыгу, взяла оставленную им кувалду, крепко встала в стойку и, замахнувшись, сплеча вмазала по глыбе справа от него. Пыль встала плотным столбом, камни разлетелись по сторонам, Сайбот и Люмус упали в конвульсиях, а Нуб с уважением посмотрела на Мистгана, рядом с лицом которого просвистело било кувалды. Принц улыбался, прикрыв глаза, и не побледнел лишь благодаря выдержке и чуду, хотя внутри старательно засовывал вылетавшую душу обратно в тело.       — Умни… — выдавил он, открыв глаза, но увидел перед собой палец Найтуолкер. Вена вздулась на той части её лба, что не закрывал пластырь, лицо стало краснее волос. Мистган укусил щёки изнутри, чтобы не засмеяться.       — Ещё одно слово, и я размозжу Вашу голову, принц.       — Тогда я буду уворачиваться в сторону глыб. К слову, я не шутил насчёт твоего здоровья. Тебе ведь ни к чему травма, не так ли?       — Разумеется, — выдохнула Эрза, и краснота сползла с её лица и шеи, хотя вена так и осталась пульсировать. Найтуолкер направилась к другой стороне глыбы.       — Эрза, а кувалда? — оправился Мистган. — У тебя же предплечье отбито, положи её, мышцы надорвёшь! — он метнулся за ней.       — Ну а у Вас вывих запястья и плеча, что дальше?! — Эрза Найтуолкер побежала.       — Последнего не было бы, не надуйся ты, как ребёнок, и не столкни меня с холма, с которого сама же вслед за мной и навернулась!       — Вы меня спровоцировали!       — Сказав, что тебе нужна помощь медика?! Да и вообще, не переводи тему: ЭРЗА НАЙТУОЛКЕР, ВЕРНИ ЧЁРТОВУ КУВАЛДУ!       — ТОЛЬКО БИЛОМ В ВАШУ БЛАГОРОДНУЮ РОЖУ!       Нуб смотрел на короля и одобрительно кивал. В его бледном, тусклом, впервые за долгое время вспыхнувшем взгляде читалось уважение, если не восхищение. Он сказал что-то на языке жестов. Что-то, что поняли только Люмус и Сайбот.       — НУБ, ИЗВРАЩЕНЕЦ, ЭТО ОМЕРЗИТЕЛЬНО! — завопили его соратники и накинулись на Джигоку с кулаками. — Да даже в хорошем смысле, это омерзительно! Нельзя так говорить, ни про мужика, ни про кого-либо ещё!       — ЧТО ВЫ ТУТ УСТРОИЛИ, ИНВАЛИДЫ?! — по-командирски рявкнула на них Найтуолкер, метеором ринувшись в их сторону. — Отставить пустую драку! Кидайте его в комья, дебилы, чтобы давил, потом расчистим!       — Так точно, госпожа! — заорали раскрасневшиеся от смущения Люмус и Сайбот и кинули ржавшего от абсурда Нуба в ближайшую кучу земли.       Поскольку инстинкт командира пересилил в Найтуолкер инстинкт самосохранения, Мистган догнал её, сбил наземь и с победным коварным воскликом вырвал кувалду. Это свежее, жаркое, яркое спокойное утро с кристально чистым лазурным небом опьянило Мистгана слишком сильно, но он был не против. Поднявшись, он подал Найтуолкер руку, всё ещё добродушно посмеиваясь. Эрза, смотря в небо, на миг вспомнила безмятежность той ночи и фыркнула.       — Ладно, пойду возьму лопату.       — Нет!

***

      Несмотря на дворцовый переворот, изменение хода и неестественное разлитие рек, обвал островов, гибель нескольких городов, как крупных, так и не очень, массовую уверенность в свершении конца света и угрозы расправы над принцем, весна стояла довольно мягкая. Солнечная, яркая, тёплая, в меру орошаемая дождями — в иное время весьма благоприятная для земледелия. Один из последних указов сына Фауста пусть скромно, но приблизил то самое «иное» время.       Эрза, шедшая по коридору, потянулась и хрустнула шеей. Даже спустя две недели она помнила свой культурный шок от вида двух гигантских легионов, на которых прилетели люди из дворца. «Старикашка взбесился», — подумала она на Яджиму, но, оказалось, легионов вызвал король. Всадники направили зверей, и те убрали с пашен два центральных и самых крупных осколка острова и разбили их. У жителей на подобное ушло бы около месяца, если не больше.       Разъяснения не заставили себя ждать: согласно указу принца, все послушные легионы в стойлах столицы разлетелись по всем направлениям с целью оказать помощь в подобных ситуациях.       — В Горичке легионы уже убрали крупный мусор, и теперь в подобных местах, как ваш хутор, они же сэкономят месяцы восстановительных работ. Нам осталось только зарыть кратеры и выровнять почву, — обратился тогда сын Фауста к народу, и все ликовали.       Эрза фыркнула на его слова. Почему именно, сказать не могла ни тогда, ни сейчас. От наивности, наверно. И оттого, что сама вцепилась в инструмент и с каким-то девичьим восторгом, забыв о боли, принялась за работу.       С главной проблемой хутора Вертелки и его соседей было покончено. Капля в море под названием Эдолас, но хоть у кого-то будет хлеб, потому что пахари успеют вновь возделать поля.       Эрза остановилась. Вдохнула тёплый воздух, пока солнце грело кожу. Секундная передышка, лишь намёк на способность наслаждаться моментом. Найтуолкер отправилась дальше: в конце концов сам принц — завтра король — потребовал её к себе с самого утра, ещё до начала работ.       За две недели мало что изменилось. Эрза всё так же работала на уличной стройке, но в первые полторы недели больше занималась проектированием, проверкой чертежей и распределением кадров, пока восстановилось тело, и к непосредственному участию в процессе вернулась только несколько дней назад.       С наследником она так и не говорила: у Яджимы пар валил из ушей и носа, и он налитых кровью глаз не спускал с «несносного мальчишки», практически заперев его в кабинете за документами, учебниками, накопившимися письмами, планированием советов, встреч, приёмов и прочим. Несмотря на потуги Онерама, сын Фауста умудрялся сбегать из кабинета, потому Найтуолкер редко оставалась без его сопровождения. Как видела сама Эрза, синяки сходили, ссадины затягивались, да и запястье беспокоило юношу всё меньше. Или же он напросто пристрастился к обезболивающим.       Так или иначе, завтра сына Фауста официально короновали, значит, лицо зажило достаточно, чтобы Яджима счёл его приемлемым. А ещё наследник, со слов Коко, назначил встречу не в кабинете, а в уцелевшем тренировочном зале.       Его высокие двери открылись с привычным скрипом, разбудившим скулящую ностальгию. В просторном зале с высокими потолками и арочными окнами, выходившими на восток, привычно сквозило. Наследник стоял спиной ко входу, смотрел на столицу и, когда повернулся, взглянул на Эрзу прямо, уверенно и спокойно.       — Король, — признав его будущий титул, но не более, Найтуолкер поклонилась.       — С добрым утром, Эрза, — он кивнул и слегка, на миг, уголком губ улыбнулся. — Спасибо, что согласилась прийти.       — Вы приказали, — Найтуолкер изогнула бровь. Его добродушные и фамильярные интонации она объяснить так и не могла, как бы ни старалась. Он давно доказал, что не был дураком, так почему иногда вёл себя подобающе?       — А Коко тебе точно слово-в-слово мои слова передала? — с тихим смешком, скрывающим нервозность, спросил Мистган и потёр шею. — Впрочем, неважно, — он дёрнул плечами.       «Найтуолкеровская интерпретация, как я мог забыть», — отшутился юноша про себя, хотя не посмеялся, потому что смешного было мало. Неважна формулировка. Он король (вернее, принц, и королём станет только завтра), и этого достаточно, чтобы любое его слово стало приказом. Беспрекословным. Стиравшим само понятие формы общения «человек — человек» и оставлявшим от Мистгана лишь безликий архетип, идею, Короля.       — В любом случае, я позвал тебя не просто так.       — Разумеется.       Эрза смотрела куда-то вдаль, за мужское плечо, но когда наследник указал на оружейную стойку посреди зала, то взглянула на неё. Её накрывала тёмная, плотная ткань. Найтуолкер хрустнула кулаками и подошла. Мистган нервно перебрал пальцами. Найтуолкер с вопросом посмотрела на юношу. Он кивнул. Ткань была тяжёлой, и Эрзе пришлось немного вздёрнуть её, чтобы откинуть в одно движение. Ткань взметнулась чересчур громко, заглушив тихий свист ветра, и тяжело осела на пол.       Эрза Найтуолкер замерла. Опустила напряжённые, как у всех солдат, плечи, руки, расслабила лицо — ни в чём не осталось сил, кроме ног и кулака, сжимавшего ткань.       На стойке лежало копьё. Её копьё. Иссиня-чёрное, с четырьмя лезвиями-наконечниками, окружавшими древко.       «Дура, — одёрнула она себя. — Все твои копья уничтожены, и ты никогда их больше не увидишь. Как и шарф».       Нет, это не её копьё. Не было ни цепей, что растягивали лезвия, подобно пасти, и сами лезвия располагались немного иначе — образуя не квадрат, а скорее прямоугольник, были ýже. Древко не отливало металлом, то есть было сделано, как ни парадоксально, из дерева.       «Это подражание? Он заказал кому-то сделать подражание?» — Эрза возненавидела себя в тот миг, потому что задрожала. На миг, всего на миг, её ноги, кисти и губы дрогнули от того количества эмоций, которое не могло объять её тлевшее сердце, не умела выражать не существовавшая душа. И всё же — на миг сердце смогло, а называемое душою сумело.       На миг.       — Смелее, — прохрипел наследник и смущённо прокашлялся. Видимо, не ожидал, что голос так сильно осядет от молчания. — Уж если оно меня не прикончило, то тебя заведомо не укусит.       Эрза открыла рот, смогла выдавить лишь хрип, прокашлялась, выронила ткань и вновь выдохнула. Мистган подошёл ближе, положил руку на стойку. Найтуолкер перевела на него взгляд, но случайно, потому сразу же отвернулась. Мистган потёр шею и вздохнул.       — Да, оно для тебя. Нет, оно не отравлено. Нет, в этом нет подвоха: я не собираюсь тебя бить или прыскать в лицо из пульверизатора — хотя как-нибудь попробую, думаю, будет забавно, — он на выдохе усмехнулся. Кишки замерзали, паника нарастала.       «Что с ней? Я вновь сделал что-то не так?» — не то чтобы Мистган точно разбирался, когда девушки хотели плакать, но чувствовал, что этот случай был таким. Потому попытался улыбнуться приятнее.       — Да, оно точно для тебя. Да, критика в сторону кузнеца или внесение пожеланий приветствуются. Н-на все вопросы ответил?       Эрза покачала головой. Потянулась к шее, чтобы натянуть шарф на нос, но шарфа не было. Сжала кулак, выдохнула. Вдохнула. Выдохнула. Сглотнула — громко и с болью.       — Почему?       Мистган выпал — плечи рухнули, лицо вытянулось. Выдохнул. Мог бы пошутить: «Потому что серьёзным девочкам серьёзные игрушки», — но не знал, поможет ли это. Ему стянуло горло: подсознательно он понимал, что Эрзе сейчас очень больно, но не знал, почему и как это исправить.       — Что «почему», Эрза?       — Я не понимаю, почему вы даёте мне копьё. Я обматерила Вас, сбежала из города, напала на Вас… руку вон вывернула… а Вы… Вы… Я-я не понимаю.       Впервые за много лет Эрза Найтуолкер запиналась. Впервые за два года говорила по-настоящему неуверенно, ­бессильная объяснить своё состояние. Пусть Мистган не знал столь интимных подробностей её биографии, но всё равно понял это. Ему стянуло горло: вспомнилась плачущая Венди.       Он выдохнул, посмотрев куда-то вниз. Заглянул в себя, чтобы отыскать и вынуть нечто необъяснимое разумом, но такое естественное для души.       — Знаешь, ты имеешь право злиться на меня и тот мир, который водворился по моей вине, — Мистган потёр шею, изрядно болевшую в последние дни. — И я сам очень злюсь, если честно, — он остановился, чтобы раздавить ком в горле. — На себя злюсь. Ты ведь лучше других знаешь, почему магия исчезла. Дело в том, что… — юноша выдохнул и хрустнул шеей, — я планировал всё иначе — что королём станет Лили. Но всё пошло не по плану, и обстоятельства мешают мне мыслить здраво, справедливо и милосердно. Думаю, что будь я сильнее, то смог бы перенести изменения и напряжение куда легче. Тогда мне хватило бы сил просто спокойно поговорить с тобой тогда, не реагируя на твою желчь.       Он остановился. Выдохнул. Посмотрел на Эрзу.       — Потому что… потому что ты не… «плохая». Ты уставшая. Напуганная. Чужая. Будь я устойчивее или аккуратнее, будь у меня время, то не забывал бы об этом или успел бы что-то сделать, чтобы сгладить изменение статуса. Смог бы быть королём, «победителем демонов», — он фыркнул, хрустнув пальцами, — которого во мне внезапно все увидели. А сейчас… завтра… завтра коронация, а я определённо не готов и вряд ли буду готов в ближайшие годы, как бы сильно ни старался нагнать упущенное. Мне физически необходима помощь людей, имеющих опыт. Таких людей, как ты и твои коллеги. И, знаешь… эта вылазка была необходима, — Мистган закивал, посмотрел Эрзе в глаза. Голос крепчал, набирал уверенность. — Сомневаюсь, что с учётом бюрократического завала вести о загубленных пашнях дошли бы до меня столь быстро. А теперь? Стол завален отчётами об успешном изъятии осколков с дорог, рек, пашен и не только!.. — он издал смешок. — И мне нужна была наша схватка. Потому что из меня действительно надо было выбить накопившуюся дурь.       — Обращайтесь, — Эрза дёрнула плечом, фыркнув. Почему она не сдержалась от комментария, Найтуолкер знать не хотела.       Мистган засмеялся — очень кратко, но с облегчением.       — Возьми копьё, пожалуйста.       И Эрза взяла. Оценила, что оно было легче прошлого. Во-первых, древко было сделано, по всей видимости, из чёрного дерева. Либо эбеновое, либо иное, но подверженное специальной обработке. В некоторых местах, для баланса и крепости, его огибали металлические браслеты. Во-вторых, большие изменения перетерпел наконечник. Четыре лезвия всё ещё имитировали крылья легиона, но заметно убавили в ширине. Располагались они не квадратом, а больше прямоугольником, то есть одно лезвие было ближе к другому, чем к третьему. Цепей, что разверзали их, как пасть, не было. Цепь управлялась магией, потому новой модели потребовался бы рычаг, который мог нарушить баланс или быть ненадёжным, ломким. Собственно, вставок для лакрим с зарядами тоже не было.       Рассматривая основу наконечника, Эрза заметила различимые среди рельефа символы: «С.К.»       Её пальцы обдало холодом.       — У кого Вы заказали копьё?       — У Симона Курикары, — кивнул Мистган. Он нахмурился, оглядел стойку и пол. Видимо, искал что-то. — Он жив и охотно согласился сделать для тебя копьё. Так же с него и его деда сняты все обвинения в политической измене. Теперь он имеет право получать зарплату деньгами, а не едой, менять место работы, а также покидать город. Его история не то чтобы была неожиданной, тем не менее заставила меня, помимо всего прочего, скорее заняться пересмотром репрессий, осуждений и обвинений, выдвинутых Фаустом, но… — он многострадально вздохнул, оставил поиски чего-то на полу и побледнел. — Их просто слишком много. То есть… действительно слишком много. Такое чувство, что у Фауста было два хобби: красть магию из Земного Края и подписывать указы о репрессиях… В общем, — продолжал Мистган, — освободить одним указом абсолютно всех я не могу: некоторые осуждённые, на мой взгляд, получили ссылку абсолютно заслуженно. Но и оставить всё без рассмотрения, невзирая на угрозы аристократии, просто неприемлемо. Поэтому после коронации, думаю, поручу часть дел Яджиме-сану. Я просто физически не успею самолично просмотреть дела в кратчайшие сроки.       Эрза вновь возненавидела себя: она слышала чужие слова, но понимала их с опозданием. «Симон жив», — мысль обдала то ли холодом, то ли трепетом что-то в животе, больно, с оттяжкой, уколола в грудь и обожгла глаза. В ушах зазвенело, и слова сына Фауста звучали глухо.       Чем-то это напоминало обращение вышестоящих чинов на паршивом параде, где не работают громкоговорители. Стоя в строю, ты скорее интуитивно, чем по факту, понимаешь, что тебе говорят. От паршивого парада эта ситуация отличалась тем, что Эрзе вообще-то было дело до слов высшего чина.       Во рту пересохло, у Найтолкер закружилась голова. Истлевшее сердце не могло кровоточить, но всё равно умудрялось это делать.       — Ты в порядке? — встревоженно спросил принц и схватил её за плечо. Мистган, отвлёкшийся на поиски, краем глаза заметил её бледность и одышку. От его касания Найтуолкер встрепенулась, отстранилась. — Ты побледнела. Что-то не так?       — Всё… — она, недовольная на себя, прочистила горло, выпрямилась по стойке и сказала твёрдо, уверенно, по-солдатски: — Всё в порядке, король. Я навсего не ожидала. Копьё великолепно, примите мою признательность, — она выдохнула, прикрыв глаза, и поклонилась. — И за амнистию Курикары тоже.       Мистган улыбнулся. Не для ободрения, не для расположения, а потому что захотел. Но тут же встрепенулся: «Вот он где!» — подумал он о шарфе, что запутался в тёмной ткани, накрывавшей стойку. Неудачной идеей было класть его рядом с копьём, при этом не зафиксировав.       Он поднял шарф, сложил его, протянул девушке:       — Нуб заметил его в грязи, когда мы ушли по твою душу. Отдал мне на обратном пути. Сказал… ну, написал, что он твой. Я его выстирал, заштопал в центре, но не успел обработать края, да и не знаю, нужно ли. Потому смотри сама.       «Мы с тобой что птица Феникс, Эрза, — вспомнила она слова из прошлой, чужой жизни. — Тоже постоянно умираем, чтобы потом возродиться из праха».       Вспомнила, поскольку только что умерла. Или воскресла. Она не была уверена. Знала только, что было до агонии больно и сладко. Эрза потупила взгляд, жалея о короткой несуразной чёлке, что не могла скрыть глаз, и взяла шарф, сжала губы.       Мистган, сопоставив факты с серьёзным взглядом Нуба, всё понял и не стал отвлекать. Он не знал, что связывало Найтуолкер с шарфом, но и не нуждался в этом знании.       Прошло некоторое время, прежде чем Найтуолкер надела шарф и гордо вздёрнула подбородок. Мистган не стал акцентировать внимание на её покрасневших, раздражённых глазах и мокрых ресницах.       — Помимо всего прочего, я хочу попросить тебя об услуге.       — При всём уважении, король, но Вы прекрасно знаете, что я не в том положении, чтобы Вам отказывать.       — Ой ли? — воскликнув, прыснул Мистган. — Кто мне в лицо бутылку метнул при просьбе о разговоре? Спорим, не было бы дождя, ты бы её подожгла? — Эрза закрыла глаза, вроде даже сконфуженно, и юноша выдохнул. — В любом случае, по окончании работ ты станешь моим телохранителем на постоянной основе. Моя просьба заключается в том, чтобы, помимо охраны, ты занялась тренировками со мной.       — Прошу прощения?       — Из-за сидения я теряю сноровку. Будь я в той же форме, что и в Земном Крае, наша схватка закончилась бы минут на двадцать раньше.       Эрза возмущённо фыркнула, стукнув копьём об пол.       — Полагаю, тебе самой будет приятнее сражаться, чем истуканом стоять за моим плечом. К тому же, у тебя зуб на меня, то есть ты не станешь меня жалеть, что особенно важно. — Мистган поднял кулаки к подбородку, отвёл левую ногу назад, взглянул исподлобья. — Никто меня жалеть не станет. Как и ждать, когда мне будет удобно принять бой. Потому бей прямо сейчас.       — Абсолютно нет! — Найтуолкер как-то возмущённо фыркнула и махнула свободной рукой. — Если действительно хотите, чтобы я стала Ваши тренером, Вы обязаны соблюдать правила безопасности — Вашей безопасности прежде всего. Покуда мы в зале, Вы, во-первых, обязаны носить бандаж, во-вторых, приступать к боям только после разогрева и, в-третьих, выполнять упражнения на спокойную голову — для безумств есть настоящая драка. К тому же, раз Вы так сильно хотите «внезапных», — она почти сплюнула, ядом и желчью, но Мистгану почему-то стало смешно, — схваток, то предлагаю вверить их организацию мне. Я буду атаковать Вас действительно внезапно в течение рабочего дня, и Вы не будете знать, когда именно и как я нападу. Вот это будет внезапная атака, а не та, о которой Вы со мной договорились.       — М, — Мистган кивнул, Эрза дёрнулась — до скрипа зубов.       Мистган понял, почему ему было смешно. Возмущённая Эрза как-то по-детски смешно супилась и тараторила. Тараторила чётко и хорошо поставлено, это факт, но гораздо быстрее обычного. Ещё и венка на лбу вздулась… Мистган начал понимать… обожание Шугабоя и Хьюза в сторону Найтуолкер. Он молчал о том, что эта злось была совершенно безобидной. Так, детсткой игрой. Куда лучше её бледного, тихого гнева в таверне.       «Тренировочная этика тоже входит в категорию «требующих особой дисциплины, не соблюдение которой выводит госпожу Найтуолкер из себя», понял», — отметил про себя Мистган, пусть не был уверен в существовании термина «тренировочная этика». Наверняка сам только что выдумал.       — Знаешь, твоё предложение звучит замечательно. Так и сделаем! — Мистган улыбнулся и хлопнул её по плечу, сжав его. Эрза скрипнула зубами ещё раз. У неё задёргалась бровь. Юноша едва подавил смешок. — А пока ты думаешь, как именно меня задушить и в скольких местах сломать эту самую руку, пойду, пожалуй, перебинтуюсь. И был таков. То есть направился к комнате с инвентарём. Эрза Найтуолкер выдохнула. Интересно, как громко заорёт Яджима, если она сегодня всё-таки поцарапает наследнику лицо?       Впрочем, когда его суставы оказались в безопасности и Найтуолкер объявила о пробежке вокруг зала, она забыла о намерении. Всё-таки, сын Фауста заслуживает выглядеть презентабельно в день коронации.       — Не забывайте о дыхании и не сбавляйте темп, Ваше Величество. — Подобающего обращения он тоже заслуживает.       Мистган улыбнулся. Подумал, что быть Королём или даже Джераром Франсером не так уж смертельно.