Босиком по битому стеклу

Сначала в бездну свалился стул, потом - упала кровать, потом - мой стол. Я его столкнул сам. Не хочу скрывать. Потом - учебник "Родная речь", фото, где вся моя семья. Потом четыре стены и печь. Остались пальто и я... Иосиф Бродский

Я сделал несколько неуверенных шагов по направлению к лестнице, ведущей прямиком в мой, так называемый, "новый дом". Новый дом, новые друзья, новая жизнь. У меня все теперь новое. Имя только старое, но от этого не становится легче. Сзади недовольно зарычал автомобиль и унес на своих четырех колесах мой единственный шанс прекратить этот уже порядком надоевший спектакль. Тяжело вздохнув, я поднял свой легкий чемодан, - ведь так же принято начинать новую жизнь? С полупустым чемоданом в руке? - поднялся по немного развалившейся от старости каменной лестнице и, застыв на секунду у порога, как обычно застывает бегун на старте, несколько раз постучал в деревянную дверь. Ещё один рубеж жизни пройден. Назад пути уже нет. Или ты подбираешь сопли и идешь вперед, или топчешься на одном месте в ожидании жалости от окружающих. Ответ не заставил себя долго ждать. Уже через минуту дверь мне открыла женщина "немного-за-тридцать" с редкими пшеничного цвета кудряшками, обрамляющими лицо, и самой фальшивой улыбочкой, которую я когда-либо видел. Её физиономия была настолько искажена подобием счастья, будто вместо меня на пороге стояла некая смесь Роберта Патинсона и Джеймса Бонда. - Здравствуй. Ты Томас, верно? - Протянула она отвратительно писклявым голосом, от которого в голове ярким огоньком замаячила мысль о суициде. - Проходи, проходи, не стесняйся. Я отведу тебя к директору. Меня зовут мисс Адамс. На ватных ногах я прошагал прямиком внутрь. Назойливая головная боль, которая дала о себе знать ещё в машине с каждой секундой только усиливалась. И надо сказать, голос новоявленной мисс Адамс внес немалый вклад в развитие этого недуга. В голове у меня будто поселился рой мух, которые ни на секунду не замолкали и все продолжали жужжать, жужжать и... - Томас, не стой на пороге. Иди за мной, - нетерпеливый голос мисс Адамс вывел меня из размышлений. И на никчемную долю секунды я почувствовал, что головная боль прошла, и я испытал невероятное умиротворение, какого не испытывал с той минуты, как очнулся в ярко-белой палате, окруженный пикающими приборами. Я проследовал за женщиной в довольно просторный коридор, где толпилась целая куча моих новоиспеченных соседей. И каждая пара глаз, каждый человек без исключения тут же уставились на меня. И я почувствовал себя... Уродом. Мерзким выродком, не способным произнести даже собственного имени. Шизиком, который в одночасье потерял всех своих родных. И на мгновение я увидел на их лицах издевательские улыбки, хотя сейчас не могу поклясться, что это не было плодом моего воображения. Если вы никогда не ощущали чувства собственной никчемности, то вы, наверное, не сможете меня понять. Единственной моей целью в тот момент, единственным стремлением стало поскорее укрыться от этих вездесущих глаз, которые ловят каждое движение в ожидании какого-нибудь глупого поступка с моей стороны. Необходимость иметь своё собственное укрытие, свой личный маленький уголок в тот момент превысило потребности в дыхании или пище. Господи, почему я не умер тогда вместе с родителями?! Меня подвели к дорогой на вид двери, которая очень выделялась на фоне потемневших и обезображенных рисунками стенах. Я нахожусь в этом здании всего несколько минут, а меня уже тошнит от каждой живой и неживой вещи, находящейся в пределах дома. А в больнице, оказывается было не так плохо. Все познается в сравнении. Сколько я там пробыл? Всего пару дней? Неделю? Месяц? Время тогда перестало иметь для меня хоть какое-то значение. Это была просто череда печальных и безынтересных будней, перетекающих из одного дня в другой. Замкнутый круг серости. Мисс Адамс, уже порядком подрастерявшая свою напускную любезность распахнула дверь и бесцеремонно втолкнула меня внутрь. Сзади послышался хлопок закрывающейся двери. Я попал в просторный кабинет, обставленный всевозможным барахлом, который только можно найти, даже не обладая особыми сыскными навыками. Картины на стенах, на которых изображены то ли море, то ли горы; цветы в горшках, в хаотичном порядке расставленные по всей комнате; куклы, пугающие любого здравомыслящего человека одним своим видом, вазы, книги, игрушки. Посередине всего этого хаоса стоял широких лакированный стол за которым примостила не менее широкий человек в костюме. Из под густых бровей на меня взирали маленькие глазки. Толстые щёки плавно перерастали в тройной подбородок, который каскадом ниспадал на шею директора. Мне кажется, если собрать всю еду, которую когда-либо съел этот человек, в одну кучку, то этой самой кучей можно накормить половину голодающего населения Африки. Хотя, кажется, Африка только благодаря ему и голодает. - Хэй, привет! - Окликнул меня неожиданно весёлый голос. - Ты, должно быть, Томас, да? Проходи, не стесняйся! Садись на диван. Зови меня просто Саймон. Я неловко плюхнулся на коричневый диван, стоящий посередине кабинета и уставился на мужчину, не в силах поверить глазам. Тот человек, который секунду назад казался мне очередным надменным и зажравшимся уродом имел невероятно яркий, полный энтузиазма голос, безжалостно срывающий ярлык, что я уже успел повесить на директора. Мне даже стало немного стыдно за мои суждения. - Ну так вот, - продолжил Саймон, поглаживая макушку с редкими торчащими во все стороны коричневыми волосами. - Мне передали твоё дело. Там сказано, что у тебя недавно погибли родители в аварии. Соболезную. Моя мама тоже умерла, когда я был примерно твоего возраста. Как сейчас помню... - Директор на секунду замолк, сильно зажмурил глаза и провел широкой рукой по лицу, отгоняя от себя минутное наваждение. - Ну так вот. Не беспокойся, все твои документы у меня есть. О чём-то я хотел тебе сказать... Ах, да. В твоей больничной карточке написано про какое-то происшествие с бритвой... Надеюсь, что ты не повторишь это снова, да? Нет, парень, серьёзно! У меня кровь в жилах застыла, когда я это прочитал! Я недовольно завозился, пытаясь как можно ниже отдернуть рукав футболки, чтобы не было видно предплечья, на котором неясным уже шрамом горело моё имя. Директор ещё секунду смотрел на меня, ожидая какой-либо реакции, а я просто наслаждался моментом тишины, пытаясь не обращать внимания на накатывающуюся волнами головную боль. Всё то время, пока я находился в этом кабинете, лицо директора сохраняло выражение безграничной радости, которое обычно можно увидеть лишь у людей с задержкой в развитии. Обстановка вокруг уже не казался решительно отталкивающей, какой было в начале, и не производила впечатления богатства и роскоши. Наоборот, вещи в комнате и человек, сидящий передо мной, невероятно гармонировали, создавая впечатления, что одно не может существовать без другого. - Ну так вот. Паренёк ты неплохой. Поверь, я плохих людей за версту чую. Пойдем, я покажу тебе, где у нас что находится. Возьму, как говорится, на себя честь, - Саймон прыснул в кулак, явно довольный своим остроумием. Директор неловко выбрался из-за своего стола и подошёл ко мне, протягивая руку, которую я пожал даже с некоторым удовольствием. Она оказалось невероятно тёплой, с мягкой, но чуть шероховатой кожей. Я не без труда поднялся с дивана, который, как мне кажется, всё это время пытался меня сожрать, и проследовал за директором, по пути споткнувшись о фикус. У самой двери Саймон остановился и обернулся. Лицо его приняло серьезный и даже какой-то непривычный вид. Он низко наклонился ко мне и сказал, глядя прямо в глаза: - Слушай, если чего с тобой случится - обижать там будут или ещё что-то - сразу же иди ко мне, ясно? Не стоит разбираться самому. Себе же дороже будет. Хорошо? Я медленно кивнул, всё ещё не отводя взгляд от лица Саймона, которое через секунду опять стало весёлым и жизнерадостным. Слова директора немного взволновали меня. Это что же должно было такое произойти в этом детдоме, чтобы сам директор был готов разбираться с каждой дракой и потасовкой. Наверно, я необычайно везуч, раз в такой короткий срок сорвал целый куш разнообразных неудач и несчастий. Мы шли по длинным коридорам, перетекающим в широкие холлы с диванами, с ровными рядами дверей по бокам. Это сильно напоминало проходы, которые обычно бывают в больницах. Саймон постоянно заглядывал то в одну, то в другую дверь, попутно объясняя, где что находится. За всё время экскурсии я успел посетить столовую, где толстые поварихи разносили по столам тарелки с каким-то пахучим варевом, классы, где должны будут проходить мои занятия, познакомился с Миссис Райли, психологом, с которым мне придется заниматься каждый день ровно в три часа. Всё путешествие по самым злачным местам детдома сопровождалось нескончаемой болтовнёй Саймона. Как ни странно, я узнал довольно много из его рассказов. Например, то, что его отец занимался малым бизнесом и оставил директору довольно приличную сумму денег в дополнение к своему делу. А Саймон, не зная, куда спустить обретённое богатство, решил построить детский дом. Сначала приют, только что отстроенный и начищенный до блеска, считался одним из самых престижных заведений такого рода. Но чуть позже, когда фирма Саймона постепенно разорилась, а другие, более новые приюты, сместили его детище с пьедестала первенства, дом начал приобретать всё более и более пугающий вид. Конечно, позже, когда Саймон открыл какую-то очередную фирму по производству пластиковых окон, вложив в неё свои последние деньги, дела стали понемногу налаживаться, но свой первоначальный вид детдом себе не вернул. Да и, наверное, не вернёт никогда. - Мы направляемся в твою комнату, Томас, - радостно сообщил Саймон, поворачиваясь ко мне всем телом. - Осталось ещё немного пройти. Девочки живут в левом крыле, а мальчики в правом. По три человека в комнате, чтобы не было одиноко. Отлично. Просто прекрасно. Новость о том, что в комнате я буду жить не один, а с какими-нибудь типами, которые не найдут ничего умнее, кроме как посмеяться надо мной, стала замечательной вишенкой на торте моих сегодняшних разочарований. - Ну так вот. Осталось только повернуть... Постой, - Саймон только сейчас заметил чемодан, который я всё это время тащил в руках. - Что же ты мне ничего не сказал? А я то..! Спохватившись, Саймон отобрал у меня поклажу и, не рассчитав силу, с глухим стуком приложил мою многострадальную ношу о стену, с которой тут же посыпалась краска. Выдавив тихое "извини", директор развернулся и, смущенно опустив голову, продолжил вести меня из точки А в точку Б. Когда мы уже подходили к жилому корпусу, приют огласил протяжный звонок, оповещающий жителей дома о начале обеда. В коридоре сразу же начали образовываться толпы детей, постепенно выползающих из своих комнат. Меня то и дело относило назад потоком людей, спешащих поскорее отвоевать свою тарелку с пищей. Постоянно кто-то толкал меня локтем под рёбра, освобождая себе дорогу к столовой. Есть мне, как ни странно, не хотелось, хотя я не ел ничего со вчерашнего утра. Все мои мысли тогда занимал лишь предстоящий переезд в приют, и казалось, что меня стошнит даже от кусочка хлеба или глотка воды. Впереди путеводной звездой маячила спина директора, не давая мне сбиться с пути, продираясь сквозь толпу. Внезапно я запнулся о чью-то ногу и протаранил головой идущего мне навстречу парня. Ещё секунду я не понимал, что произошло, и растерянно смотрел в пол. Подняв голову, я увидел перед собой высокого тощего подростка, который смотрел на меня сверху вниз, как обычно смотрят на мерзкое на вид насекомое. Его неприятное лицо, украшенное огромным носом, ни на секунду не позволяло сомневаться в его блестящем уголовном будущем. - Слышь, болван! Смотри, куда прешь! - Подросток презрительно поднял верхнюю губу, из-за которой выглядывал нестройный ряд пожелтевших зубов. - Теперь мне придется принять душ с хлоркой. А то вдруг ты заразный. Не хватало ещё подцепить какую-нибудь инфекцию! Я сделал шаг назад, влетая в кого-то другого, но продолжая смотреть в лицо, искаженное презрением и насмешкой. Всё внутри сжалось от бессильной ярости и осознания своей беспомощности. Захотелось хорошенько врезать кулаком по этой отвратительной роже. Услышать, как ломаются его кости. Ощутить, как по руке стекает чужая кровь. Я с силой сжал ладони в кулаки, чувствуя, что ногти с силой впиваются в кожу. - Чё молчишь, придурок? Забыл, как надо разговаривать? - Не унимался субъект. - Закрой пасть, Галли! - Крикнул кто-то, стоящий позади меня. - Ты вообще давно в зеркало смотрел? Удивительно, что этот бедный малый не кинулся выковыривать себе глаза после такого зрелища. Я резко обернулся на голос, прозвучавший за моей спиной, и столкнулся нос к носу с ещё одним мальчишкой. Карие глаза тут же с любопытством уставились на меня. Подросток немного склонил голову, и несколько светлых прядей упали ему на лоб. Спустя несколько секунд он хмыкнул, развернулся и тут же затерялся в толпе. Какое-то время я ещё пытался разглядеть его удаляющуюся спину, но вскоре оставил эти попытки. Позади Галли осыпал парня самыми отборными проклятиями, которые мог выдумать его воспалённый мозг. По сути, он не придумывал ничего нового, а просто комбинировал все знакомые ему ругательства в самые ужасающие словосочетания, которые когда-либо слышали эти стены. - Не вмешивайся в мои дела, Ньют! - Проревел он, тем самым подводя элегантную черту своей гневной тираде. "Ньют", - мысленно повторил я, стараясь лучше запомнить это имя. Мне на плечо опустилась громадная рука, а над ухом сразу же зазвучал бодрый голос Саймона: - Так вот ты где! А я тебя везде ищу. Ишь, как затерялся! Пошли, я покажу тебе твою комнату. Галли в коридоре уже не было. Да и толпа постепенно начинала рассеиваться. Последний раз оглянувшись, я последовал за директором.