Я всегда буду рядом

      Генри никак не выходил у Сиэля из головы, тем более, что Себастьян так никого и не нашёл ни в близлежащем лесу, ни в деревне в полумиле отсюда. Кто он на самом деле? Судя по общению с бароном, его хороший знакомый, ради него Хэвишем даже пожертвовал своей добровольной изоляцией. Кажется, он упоминал о своём намерении зайти к Бауэру, но тогда зачем тот нагрянул в поместье, если встреча была уже оговорена? Старик не придал этому большого значения, возможно, зря. Так или иначе, убийца ещё на свободе и не исключены новые жертвы. Кроме слов Генри о сбежавшем преступнике у них ничего не было… Тучи всё сгущались в сплошное угольно-серое полотно. И скоро, он знал это, они должны разразиться. — Молодой господин, прикажете накрывать на стол? — Да, уже скоро восемь, — рассеянно отозвался Сиэль и огляделся по сторонам, как если бы только проснулся.       Дубовые панели на стенах поблёскивали маслянисто-жёлтым светом. Если бы не одинокая свеча, в комнате давно бы установился кромешный мрак.  — Зажги лампы и позови Эмилию ко мне, мне нужно поговорить с ней перед ужином.       Вышеуказанная особа прибыла уже через три минуты и, получив приглашение сесть, опустилась в кресло; подлокотники его были слишком узки, а потому руки, полускрытые шерстяной вишнёвой шалью, лежали на платье. Мальчик же не замечал холода, хотя угли в камине давно подёрнулись пеплом за время его раздумий. Он прочистил горло. — Сегодня днём вы говорили, что желаете оказать мне посильную помощь. Могу ли я считать, что наша с вами… в некотором роде сделка ещё в силе? — Конечно. — Рассказывайте, — он закинул ногу на ногу и приготовился слушать. — Когда я оправилась, Алоис передал мне поручение. По нему я должна давать ему всю информацию по расследованию, которое вы сейчас ведёте, и… — голос её осёкся, — сделать так, чтобы вы оступились, а он, следовательно, первым выполнил приказ Её Величества. — Вам известно что-нибудь об этом деле? — Совсем немного. Убивают потомственных аристократов, за которыми не числится никаких проступков. — Всё верно. Однако случай не самый обыкновенный.       Фантомхайв замолчал, раздумывая, стоит ли продолжать. — Граф, я понимаю, что ваше недоверие ко мне оправдано, но даю слово, вы можете не сомневаться во мне теперь. Я не стала бы идти против вас, — губы Эми неожиданно для неё самой растянулись в очаровательной улыбке. — Откуда мне знать, что после вы не используете то, что узнали, против меня? — вопрос прозвучал холодно. — Я сдерживаю обещания.       Граф колебался, но ничем это не выдал, только бросил небрежно: «Если вам это интересно». Он поведал ей практически всё: и про улыбки на трупах, и смутные обстоятельства смерти барона Хэвишема, когда Себастьян открыл дверь и объявил, что кушать подано. Ужинали втроём, за столом было тихо, не считая звона столовых приборов. Маленькой Кэтти на месте не сиделось, и она то и дело переводила нетерпеливый взгляд с брата на его гостью. Ей ужасно хотелось расспросить её обо всём, несмотря на запрет Сиэля, и, когда десерт подходил к концу, она всё-таки решилась: — Вам у нас нравится? — пискнула малышка, стараясь не пересечься глазами с Фантомхайвом. — Да, вы с братом очень добры, что согласились меня принять.       Получив её ободряющую улыбку, Кэтрин успокоилась. — Почему вы уехали? — Кэт! — осадил её Сиэль. — Всё в порядке. Я болела, только и всего. — А насколько вы останетесь? — никак не могла утихомириться девочка.       Ответить Эмили помешал звук резко выдвигаемого стула, Сиэль поднялся из-за стола и, извинившись, сказал, что ему пора. Проходя мимо сестрёнки, он что-то негромко прошептал ей на ухо, и та понуро поплелась за ним следом. Стало ещё тише, за окном едва-едва шуршали сухие листья. Себастьян осведомился, закончила ли мисс трапезу, а после, услышав короткое «да», стал бесшумно убирать тарелки. Эмилия задерживаться не стала, сразу направилась в свою комнатку, которую к этому времени уже подготовили: протёрли пыль, расстелили постель. Эмили глубоко вдохнула прохладный, влажный воздух, проникающий через открытое окно, присев на краешек кровати, рассматривала узоры, вышитые на сиреневых занавесках. Сколько раз ей пришлось уходить и возвращаться с места на место? Надолго ли она в этот раз? Бесцельно наслаждаться знакомыми ароматами не приходилось, всё же пора подумать и об обещании. Любопытное дело досталось графу…       В первую очередь необходимо узнать возможные мотивы убийств, обыкновенно это бывала корысть, месть, ревность или же личная неприязнь. Что же сейчас? Мистер Бауэр, конечно, вёл себя странно, с какой-то стороны даже цинично: «Хорошо хоть успел передохнуть в последнее время». Во время болезни. Сначала не сильно-то и сожалел о многочисленных смертях, а после почти разрыдался, как ребёнок. Нет, это не доказательство его вины, в конце концов, ему никем не приходились погибшие, а с бароном, кажется, отношения были вполне дружественные. Да и какой у него мотив? В деньгах не нуждается, со знатью, помимо работы, редко общается. Сиэль выяснил, что Генри — выходец из низов, а потому полноценный визит светских вечеров ему закрыт. Тем не менее, его поведение необычно, если не сказать подозрительно. Может, старые счёты? Надо бы проверить его прошлое. По поводу остальных случаев мало что известно, в архивах ничего пятнающего репутацию жертв не было, примерные королевские подданные.       Девочка прислонилась головой к одному из четырёх столбиков, поддерживающих бархатистый полог, лакированное дерево приятно охладило лоб. Какое-то непонятное чувство щекотало изнутри, когда она находилась в поместье Фантомхайв. Сдержанная роскошь, выражавшаяся в мельчайших деталях, изящество, с которым был обустроен весь дом, здесь не найдёшь вычурности или излишества. Дорогой, но не броский сервиз, потолки с лепкой ручной работы, великолепные картины. Во всём видна рука мастера. Но не только неоспоримая красота особняка будоражила сердце, было ещё что-то другое. Первое время она не замечала и не находила этому определения, да, было что-то волнительно-притягательное в том, что связывало её с Сиэлем, с ноткой горечи от его разочарования, но вскоре стало ясно, что этим дело не заканчивается. Осознание пришло в осенний звёздный вечер, плавно переходящий в ночь. Эмили нервно рассмеялась. «Ну ладно, пусть так… Теперь я знаю, почему здесь мне неспокойно. Мне стал слишком дорог Сиэль. Именно это слово всё время ускользало от меня».       В голове одна за другой вспыхнули разноцветные молнии-картинки. Его взгляд среди небесной синевы во время первой встречи, тихие чаепития в гостиной, тот самый лучистый вечер в библиотеке. Воображение нарисовало ещё одну, несуществующую сценку: что однажды и на лице мальчика засияет улыбка. Благодаря ей. Настоящая. Девочка перевела дыхание, мотнула головой. «Что за безумная мысль. Это же просто глупо — надеяться, что Сиэль, с его тяжёлой судьбой, он, который никогда не смеётся, мало во что верит, возьмёт и привяжется к девчонке, которая пыталась его отравить». Но тлеющая в глубине души лучинка надежды никак не хотела гаснуть.       На следующий день они встретились после завтрака в саду, погода радовала солнцем, и лисьи-рыжие деревья мирно покачивались под порывами ветра. — Когда вы собираетесь отправиться к Транси? — как бы между прочим поинтересовался Сиэль, расчищая себе дорожку кончиком трости. Сухие листья шуршали под ногами, кое-где собирались в невысокие разноцветные кучки: Финниан еще не приступил к этой части сада. — Ещё не знаю. Думаю, завтра или в субботу, — она неотрывно смотрела на колеблющиеся полуголые ветки. В просветах, где уже не осталось листьев, виднелось прозрачно-голубое небо. — Что мне ему передать? — Пусть расслабится и потеряет бдительность. Передайте, якобы это дело ввело в тупик даже меня. — А на самом деле? — На самом деле кое-какие мысли у меня имеются, но ещё слишком рано для выводов. Я собираюсь навестить мистера Бауэра сегодня. — Могу ли я пойти с вами?       Он ничего не ответил, только так же поднял взгляд ввысь, остановился; ветер трепал полы его плаща и чёрную ленту на шляпе. — Не стоит обманываться хорошей погодой, — прорезал тишину его голос. — В скором времени будет буря. — Вы правы, милорд.       Себастьян неожиданно навис за ним чёрной тенью, казавшейся неуместной среди всего этого света. Он всегда появлялся внезапно. — Подавать карету, как и приказывали, в час? — Да. Вы, мисс, надеюсь, успеете приготовиться? — Сиэль стоял вполоборота с лукавой улыбкой на губах.       Девочка тоже улыбнулась и, присобрав складки нежно-зелёного платья, двинулась обратно к дому, который высился против солнца тёмной громадой. Почему от одной его улыбки воздух не идёт в лёгкие? Она мигом преодолела лестницу, ведущую на второй этаж, и почти влетела в свою комнату, от быстрой ходьбы заалели щёки. Обыкновенная отрешённость куда-то испарилась. Нахлынувшие чувства были непривычны до сладости, тонкими ростками расцветающей внутри. Это, оказывается, приятно.       Эмили была готова за полчаса до отъезда и прохаживалась по светлым коридорам; стены, нежившиеся под яркими лучами, казались гладкими, как фарфор. Сюда её ввёл Себастьян в первый раз. А вот и портрет графа в детстве. Прелестный радостный ребёнок в бело-синем матросском костюмчике, какой часто шили мальчикам по примеру принца Альберта Эдуарда, миниатюрные туфли с пряжками. Рядом огромный ирландский сеттер, который ни за что бы не дал маленького господина в обиду. Картина навевала грусть от невозвратности прошлого. Этот малыш потерян навсегда. От созерцания полотна её отвлекло негромкое покашливание. — Вы едете?       Сиэль стоял здесь уже около минуты, удивлённый тем, что Эми так увлечённо рассматривала его портрет, лицо её было печально. Когда она повернулась и шагнула к окну, в волосах её мгновенно запутались солнечные зайчики, упали на бледную щёку. — Вы едете? — повторил он вопрос. — Да.       Когда они шли к карете, мальчик кивнул дворецкому, ждущему на улице: — Себастьян, сними картины в западном крыле. Обои за ними давно пора менять. — Слушаюсь, господин.       Фантомхайв забрался в экипаж, постучал тростью по крыше, и лошади тронулись. — Почему вы так сказали, граф? — тихо спросила Эми.       Тот долго молчал, а после, не сводя хмурого взгляда с окна, за которым пролетали осины, проговорил: «Есть вещи, которые нельзя вернуть, если их потеряешь».       Как и ожидалось, обитель мистера Бауэра не блистала роскошью. Это был добротный двухэтажный дом с очаровательным цветником позади, но внутри всё казалось намного, намного запущеннее: полка для обуви, покрытая пылью, как сахарной пудрой, одиноко стояла в углу коридора, дверцы буфета держались только на одной петле и являли за собой несколько жестяных банок и кусок сыра на клетчатом полотенце. — Я сюда почти не спускаюсь, — залепетал в своё оправдание юноша, — моя комната там, наверху.       Он был явно смущён и чем-то подавлен, хотя изо всех сил старался взбодриться. — Может, чаю, граф? — Нет, благодарю, — был вежливый ответ. — А ваша спутница? — не сдавался Генри. — У меня остались чудные французские булочки.       Эми так же любезно отказалась и последовала за Сиэлем, который уже поднимался по лестнице. Ступени были старые, скрипучие, в самом верху накрытые голубым ковром, как и весь пол на втором этаже. Здесь и вправду было чище, поухоженнее, только едкий запах карболового мыла раздражал ноздри, словно всё им было пропитано насквозь. «У него какая-то выборочная чистоплотность…» — подумалось вдруг. Генри пригласил их в свою комнату — опрятную, заставленную цветами и всяческими вещичками, выдававшими его профессию: несколько коробочек пудры разных оттенков, большие и маленькие щипцы. — Мистер Бауэр, к сожалению, в нашу прошлую встречу обстоятельства для разговора были не самые удачные, — начал Фантомхайв, прислонив трость к стулу, куда он опустился после короткого приглашения. Девочка сидела рядом, делая вид, что любуется видом за окном, на самом деле она намеревалась не пропустить ни слова. — Да, это так печально, — послышался тяжкий вздох. — Барон Хэвишем был одним из моих лучших клиентов и, скажу вам, друзей. — Давно ли вы были знакомы? — Что вы, не больше года. Но он успел полюбить меня, почти как сына. — Вы знаете этих людей? — мальчик вынул из конверта пачку бумаг с досье погибших и передал их собеседнику. — Я их помню, разумеется. Все они обращались ко мне, раза два-три, — он зарылся ладонью во взмокшие волосы. — Почему вы спрашиваете? — Когда вы последний раз посещали каждого из них? — Право, не уверен. Естественно, до холеры, может, в первые дни, когда мало кто заразился и ещё устраивались банкеты. Миссис Уимблдон, припоминаю, хотела блеснуть на фестивале в городе, семнадцатого августа, кажется. — Вы работали на дому? — Я чаще выезжаю к клиентам, чем они ко мне, — выдавил из себя улыбку молодой человек. — В то утро герцогиня пригласила меня в коттедж на Риверс-Роуд, можете спросить у её слуг, они меня видели. — Непременно. Официальной причиной смерти, наступившей шестнадцатого числа, была асфиксия вследствие поступления воды в дыхательные пути, — Сиэль в своей серьёзности сейчас мог перещеголять даже следователя из Скотланд-Ярда. — Скорчившуюся в смертных судорогах, женщину нашли в её ванной вечером, через несколько часов после вашего ухода, судя по всему… — Боюсь, что все эти прелести не для девичьих ушей, граф, — перебил Генри, косясь на застывшую, как изваяние, девочку. — Всё в порядке, это не грозит моей кузине ночными кошмарами. Она хотела попасть к вам на приём, и мне пришлось взять её с собой, поскольку в другой день может не представиться возможности. Если вас это, безусловно, не затруднит. — Что вы, я только рад! — Бауэр заметно повеселел и даже расслабленно улыбнулся.       Несмотря на всё своё презрение ко лжи, граф Фантомхайв нередко прибегал к этому средству, чтобы добиться той или иной цели; обман был коротко оговорен во время путешествия, и Эмили согласилась не раздумывая. Возможно, оттого, что была готова на всё, чтобы помочь делу, а возможно — чтобы «двоюродный брат» оценил её по достоинству. Как и всем людям, ей было присуще тщеславие. И хотя волны тревоги порой заливали щёки бледностью, она держалась стойко. Скоро настанет момент, который должен раскрыть истинную сущность парикмахера или заставить искать новые зацепки, новых подозреваемых. Когда хозяин дома ушёл на кухню, Сиэль, не поворачивая головы, спросил: — Вы уверены в своём решении? — Да. — Вам не стоит волноваться, — он твердо и одновременно ободряюще кивнул.       Утешение было сказано небрежно, вскользь, но всё же породило в душе какую-то уверенность и толику радости, смешанной со смущением. Даже ложная надежда казалась приятной.       Генри дрожащей рукой сыпал сухие листья в заварочный чайник, пока грелась вода. Её бульканье действовало на нервы, и так расстроенные до предела, виски были влажные. Сердце, слабое с рождения, колотилось так, будто сейчас остановится, как загнанная до смерти лошадь. И как только ему удалось сохранить нормальный вид перед графом? С некоторых пор он сам не свой. — Чёрт! — вырвалось шёпотом, когда ложка со звоном ударилась о пол, выскользнув из ладоней.       «Мне срочно нужно найти кого-то, чтоб не ударить в грязь лицом. Нельзя, чтоб они во мне разочаровались». Идея пришла как-то сама собой. «Не граф, конечно, но всё же…» То, что перед ним был, по сути говоря, ребёнок, мало волновало. Глубоко вдохнув и почти придя в себя, он сделал чай, поставил чашки на поднос вместе с пышными булочками, отправился обратно. — Думаю, вы и мисс… — Роусфорд, сэр. — Да, конечно. Вы, наверно, проголодались! — воскликнул он, потирая шею свободной рукой.       «Роусфорд… как же, иначе и быть не может. Тогда это замяли, но я не забыл, какой из себя был этот герцог Роусфорд, пока не исчез. Высокомерная шваль, отказывавшаяся подать и фартинга нищему. Значит, это его дочь или племянница. Странно, что они в родстве с Фантомхайвами».       Последующие пятнадцать минут прошли в тишине. Эми разглядывала цветы за окном, делая маленькие глотки обжигающего, ароматного напитка. Квадратная клумба вмещала в себя самые разнообразные растения: лиловые флоксы, виолы, корейские астры, пепельно-фиолетовые георгины и даже неприметный пастернак. Его бледные зонтики раскрывались под мягкими солнечными лучами. Обычно они, как помнилось со слов миссис Дуглас, ярко-жёлтые, а эти были странного белёсого оттенка, несколько голых стеблей торчало из земли. — Если вспомните что-нибудь ещё, мистер Бауэр, пишите в любое время, — Сиэль поднялся, оставил чашку на столике. — Вы уже уходите? — Да, у меня есть другие дела. Себастьян заберёт тебя в четыре, Эмили.       Он коснулся шляпы в знак прощания и покинул комнату, ещё несколько секунд скрипела лестница под его шагами, а потом всё стихло. Эмили невольно вздрогнула, когда осталась одна. — Что же, мисс, — приветливо улыбнулся Генри, — я сейчас кое-что сделаю, и можем начинать. Присядьте пока вон в то кресло. — Х-хорошо.       Он отнёс посуду на кухню и зачем-то вышел во двор с лейкой в руках, видимо, чтобы полить цветы. Отсюда было не очень хорошо видно, а потому Эмилия тихонько подошла к окну: юноша склонился над клумбой, заслонив её спиной. Когда он отошёл, она едва успела заметить, что почва намокла не везде, но сейчас же поспешила вернуться на своё место. — Видите ли, пришло время полива, — объяснил он. — Вы уж простите, что оставил вас ради этого. — Всё в порядке, нам некуда спешить. — Вы уже решили, какую причёску хотите? — Мне бы очень хотелось удивить своего брата. На ваше усмотрение. — Понимаю. Это его точно удивит, — пробормотал мистер Бауэр, раскладывая рядом необходимые принадлежности. Кем бы он ни был, его руки двигались умело, со сноровкой, отделяли густые локоны друг от друга, гладко расчёсывали их. — У вас хорошие волосы, мисс.       Кованые щипцы с деревянными ручками постепенно нагрелись до нужной для завивки температуры. Волосы были ловко подхвачены и заколоты большой заколкой, оставшиеся пряди по очереди зажимались в щипцах и закручивались наверх. От ощущения чего-то горячего рядом кожа покрывалась бегающими мурашками. — Пудра не вызывает у вас раздражение? — наклонился Генри над самым её ухом. — Нет. — В любом случае, лучше выпить это, чтобы избежать неприятных последствий.       Он протянул ей стакан с прозрачной холодной жидкостью, по виду ничем не отличающейся от воды, и Эмилия едва пригубила его, только намочив губы. Вкус был горьковатым, похожим на лекарство, напиток к тому же оставлял какой-то вяжущий осадок на языке. Ей пришлось выпить, чтобы не вызывать подозрений, но на второй глоток она не согласилась. Парикмахер занимался своим делом, и всё было спокойно, пока в горле не стало ощущаться лёгкое першение, однако на этом всё заканчивалось, и, очевидно, результат был не таким, на какой рассчитывал Бауэр, который с удивлением осведомился об её самочувствии. — Я в порядке, спасибо.       «Нужно было взять кипяченую воду…» Он нетерпеливо оставил щипцы и раскрыл свой чемоданчик. — Вы никогда не вызывали у меня приязни, — прошептал он так тихо, что можно было засомневаться, послышались ли эти слова или были сказаны на самом деле, если бы не последовало продолжение. — Чёртовы аристократы, богатые выскочки. Вы думаете о чём-нибудь, кроме своих туалетов и сплетен? Нет. Ни о чём. Ни о ком, вам плевать на всех. — Мне? — выдавила из себя Эмили, не смевшая двинуться с места. — Да, да, не удивляйтесь! Вы все одинаковые. Сливки общества давно испортились, мисс Роусфорд, и вы должны знать, что делают с испорченными продуктами. Их выбрасывают.       Ком страха всё рос и поднимался выше, парализуя конечности. — И ладно, они были бы полезны, так нет, только отравляют жизнь простых людей, — не унимался молодой человек, который уже вынул острую, тонкую бритву. Сталь лезвия опасно заблестела. — Действительно, кому есть дело до нищих? Кто подаст им хотя бы на хлеб? Никто из вашей породы. Бродяги умирают. А что становится с теми, кто выживает? Они МСТЯТ.