Я всегда буду рядом

      Первое лицо, которое появилось после, как казалось, долгого забытья, было лицо женщины с тонкими губами. Эмили не сразу узнала его. В приглушённом мягко-оранжевом свете свечи оно казалось намного старше, изборождённым морщинами и впадинами. Но потом женщина качнула головой, повернулась и облегчённо выдохнула: «Слава Христу».       За ней стояли другие, девушек пять помоложе, жалостливо прикрывающих рот рукой. Но их лица разобрать было сложнее.       Эмили слабо повела глазами. Не бальный зал уж точно, скорее какая-то примыкающая к нему дамская комнатка, насквозь пропахшая духами и цветами. От этого приторного запаха отступившая было тошнота началась опять.       Эмили хотела приподняться, но комната ещё плыла, и больше попыток встать она не предпринимала. Вот бы лежать здесь час, другой, вечность, даже с запахом, наверно, можно будет примириться. Но, к сожалению, вечности в её распоряжении не было. — Ох, милая, похоже, сегодня не ваш день, — прошептала женщина перед ней и ободряюще коснулась плеча. — Всё в порядке, не волнуйтесь. Огонь уже потушили, он перешёл только на шторы. Вас ждут.       Сочувственный тон совсем не вязался с её видом, точнее, с образом, который был у Эмили в голове. Эмили хотела спросить, кто её ждёт, но получилось только немного приоткрыть пересохшие губы и почти сразу закашляться: какой-то горький, едкий привкус стоял в горле. И глухо стукнуло сердце — огонь. Где-то был пожар? Значит, бордовая комната в её последнем воспоминании это… Нет-нет-нет. Что угодно.       Она вспомнила. Вспомнила густую темноту и отвратительный хлюпающий звук. Вспомнила, какие тяжёлые и одновременно невесомые были её ноги, когда она приближалась к этому звуку. Как звенело в ушах и тошнота была почти такая, как сейчас, только сильнее.       Но это всё. Всё ведь? Конечно, её же ждут, Алоис уже должен быть в зале. Он разозлится. Совершенно точно. Эмили не знает — на что, но практически видит его реакцию. Как он незаметно для других закатывает глаза, улыбается гостям, а после властно берёт её за руку и одним взглядом обещает неприятный разговор дома. Так он делал когда-то. Давно?       Но Эмили это не пугало. Она не знала, почему с таким приятным ожиданием и даже нетерпением ей хочется выйти теперь, хотя ещё пару секунд назад она была готова лежать на низенькой тахте до скончания веков.       Она опять поднялась, на этот раз качнувшиеся стены её не напугали. — Вы уверены, что сможете ходить? Дворецкий говорит, там было много дыма, вы могли…       Эмили только дважды или трижды кивнула, спустила на холодный паркет ноги. Её туфли сняли и оставили сбоку, Эмили нашла их и наощупь надела. Виски у неё болезненно пульсировали. Сейчас же нужно встать. Алоис, может, сделает ей замечание или что-то ещё, но потом всё будет в порядке, они вернутся домой. Она вымоется и сразу же ляжет спать, а завтра, завтра наступит новый день. Только нужно встать. И увидеть его.       Пальцы на ногах немели, Эмили немного пошевелила ими, как можно крепче уперлась стопами в пол и, держась за протянутую ей руку, наконец встала. Резной карниз под потолком расплывался, но это ничего. Вялыми, ватными ногами дошла до двери. Открыла. Вдох. Сейчас всё кончится. Обвела глазами зал, один раз, второй. Где же он? Людей осталось совсем мало, кто-то оборачивался.       Какой-то парень с обеспокоенным видом направлялся ей навстречу. Но это не Алоис. Кто? — Вы меня напугали, Эмилия, и не только меня. Кажется, сегодня не самый удачный день для вас. Что с вами?       Он говорил что-то ещё и ещё, но Эмили не слушала. Она почти отмахнулась от него, порываясь к выходу, но едва не споткнулась. Парень осторожно взял её под руку. — Я проведу её вниз, — обратился он к дамам, которые вышли вслед за Эмили. Те неуверенно переглянулись и после недолгого раздумья кивнули. — Послушайте, всё в порядке, — шептал он Эмили. — Вы упали в обморок, такое бывает. Тем более, при таких обстоятельствах… Я пойду с вами. Вас заберут домой.       Эмили подняла на него глаза. Уильям (она вспомнила его имя) только удивился этому странному взгляду и крепче сжал её руку. — Всё в порядке, — тихо повторил он. — Пойдёмте. — Да, — так же тихо ответила Эмили.       Сейчас ей не терпелось выйти на улицу и вдохнуть свежего воздуха. Они спустятся, в холле её встретит Алоис. Уильям передаст ему её, и они попрощаются. Уильям хороший человек.       Эмили шла быстро. На удивление удачно преодолела лестницы, не запнувшись ни на одной ступеньке. На стенах снова стали попадаться картины, но она не разглядывала их, только жадно смотрела перед собой. Вот, последний поворот, за ним — холл с колоннами. Уже видна огромная парадная дверь. Тут прохладнее, и эта прохлада немного бодрит. Но почему никого нет? Почему? Почему? Совсем пусто.       Эмили остановилась. Её туфли будто вросли в пол. Нет. Не пусто.       От чёрной мраморной колонны отделилась фигура в чёрном плаще. Шаг — стук, шаг — стук. Это не каблуки, это трость с серебряным набалдашником стучит по полу. — Благодарю вас, что сопроводили леди Эмилию вниз, — прозвенел сталью голос. — Не стоит, — ответил Уильям без привычной грустной улыбки.       Эмили подняла на него голову. Если бы Уильям не был уверен, что ему всего лишь кажется, он бы признался, что прочёл в этом взгляде явственное: «Заберите меня». Но он не успел об этом подумать, Эмили уже опустила глаза, осторожно высвободила свою руку и отошла. — Спасибо вам. До свидания, Уильям. — До свидания.       Эмили не оборачивалась, пока тяжёлая входная дверь не закрылась за ними. Но и тогда ещё ощущала на себе взгляд Уильяма. Или, может, ей опять только казалось. — Уже поздно, — резко сказал Сиэль.       Она и забыла, как звучит его голос, пока не услышала его снова, во второй раз за этот вечер. — Я знаю. — Садитесь.       Он указал на свою карету, стоявшую в отдалении от остальных и в особенности от той, в которой она приехала. Эмили всё смотрела на неё, смотрела и когда они отъезжали, как совсем мелкий снег сыпет на позолоченную крышу. Смотрела, пока у неё не заболели глаза и пока карета не растворилась в темноте. Сиэль молчал, молчала Эмили, молчала ночь.       Когда Эмили взглянула на него, наконец, устало и сонно, Сиэль не отрываясь смотрел в окно. Он изменился, а может, они просто давно не виделись, а может, лицо его только казалось жестким и почти восковым из-за полумрака. Слишком много «казалось» в последнее время и немыслимо сколько раз — только за сегодня. Почему нельзя ни в чём быть уверенной? Хоть в чём-то. Сейчас это и вправду нужно.       Эмили снова хотелось спать. Голова больше не болела, но была необычайно лёгкой, и Эмили думала, что как только она положит её, тотчас уснёт, поэтому держалась из-за всех сил. — Куда мы едем? — вдруг спросила она. Что угодно, ей нужно сделать что-то, чтобы не спать. — В поместье, — коротко ответил Сиэль. — Почему? Он молчал сначала, раздумывая, потом поднял голову: — Я уверен, сейчас это необходимо. Он смотрит странно. Будто ждёт её реакции. — Если это действительно необходимо, мы можем встретиться завтра. Алоис ждёт меня. — Нет. Это было сказано резко, тем же тоном, каким встретил её Сиэль. — Нет, — повторил он уже мягче и снова взглянул на Эмили. Эмили моргнула. — Прошу прощения, но… Остановилась на полуслове. Что здесь делает Сиэль? Он не должен был быть на этом вечере. Почему он просто так её увозит? Почему её не встретил Алоис, как должен был? Где он, чёрт его возьми? Где хотя бы Клод?       Эмили снова затошнило. Она вспомнила противный, пробирающий до костей хрип. Коснулась холодными пальцами шеи, будто это вернёт ей дыхание. — Нет, — просипела она, потом более окрепшим голосом сказала снова: — Нет. Сиэль молчал. — Где Алоис? Сиэль молчал.       Пальто, в котором Эмили так мёрзла по дороге сюда, теперь было слишком жарким. Она сняла его, скомкала дрожащими руками, отвернулась к окну. За стеклом непроглядная холодная чернота, но всё лучше, чем его глаза сейчас. Это вовсе не смешно. Даже дерзко — забирать с собой помолвленную девицу. Что скажет Алоис, когда она всё-таки вернётся?       «Не скажет, не скажет, не скажет», — стучало набатом в голове.       Эмили накрыла пылающие щёки руками. — К несчастью… — прочистил голос Сиэль, но Эмили не слушала его.       Больше он не заговаривал. Эмили поняла, к чему он вёл. Только почему она должна ему верить? Она ведь не видела тело. «Тело…» Эмили содрогнулась и тут же мысленно исправилась. Она ведь не видела Алоиса. Тогда другой вопрос: почему Сиэль всё же увозит её? Он бы не стал этого делать, нет. Он же не задержал её, когда Клод пришёл за ней в тот день. Почему не приходит хотя бы Клод? Она была бы счастлива увидеть сейчас это ненавистное, всегда равнодушное лицо. Но Клод тоже исчез. Исчезло все, что связывало её с привычной жизнью. Взамен появился Сиэль, но все это было не то, она не так представляла их встречу, его и вообще этот вечер.       Эмили скоро вспомнила, что писала ему однажды о приёме, но и подумать не могла, что он в самом деле явится. Но он явился, и было уже все равно, почему. Ответы на остальные мучившие её вопросы она не пыталась больше искать. Замерла, прислонившись головой к обитой бархатом стенке кареты, и ей не было дела, что голову ее трясло ужасно, она просто смотрела стекленеющими глазами куда-то мимо Сиэля. Потом она поняла, что похожее ощущение было и во время ужина.       Ужин, танцы. Сколько времени прошло с тех пор? Эмили казалось, что много, бесконечно много. А уж утро и неудачная прогулка по лесу, слишком яркому и холодному, по ощущениям отдалились, по меньшей мере, на месяц назад. Но всё это было, и никак не кончался длинный, последний день.       Жар вскоре прошёл, вместо него охватил озноб. Но Эмили всё упрямо смотрела в никуда, придерживая пальто на коленях, хотя чувствовала, как вся покрывается гусиной кожей от холода. Сиэль только раз велел: «Оденьтесь», но Эмили не желала его слушать.       Карету на ухабах потряхивало. Снег скрипел под колёсами. Ни одной звезды на тёмном, как ночное море в шторм, небе.       Эмили чувствовала, что начинает засыпать, тяжелее становились веки, а тело — легче, почти невесомое. Всё ещё было холодно, но ощущения отошли на второй план, и ничего: ни этот холод, ни тряска, ни шум — не мешало ей. Вот бы уснуть и проснуться в своей кровати, в привычной изумрудно-зелёной комнате. Или не просыпаться вообще. Об остальных, куда более вероятных вариантах она старалась не думать. И вот лошади побежали мягче, сбитое дыхание почти выровнялось и даже пальцы, скованные от мороза, расслабились и уже не были такими ледяными. Заснуть и спать, спать, спать.       Во сне снега было намного больше. Он сыпал огромными, почти с кулак, хлопьями, и совсем скоро чёрная ночь превратилась в белый, туманный, пасмурный зимний день. Эмили вышла из кареты. Голые ступни её — туфли куда-то исчезли — сразу же увязли в сугробе. Она подобрала платье, с огромным трудом подняла ногу над затягивающим, как болото, снегом, опустила. Каждый шаг обходился значительными усилиями. Когда Эмили, быстро устав, остановилась и обернулась, на месте кареты была только старая, обветшалая изгородь. Впереди — белое пустынное поле на мили вокруг, без деревьев, без кустов. Хотя какое-то подобие куста всё-таки виднелось недалеко, а вернее, это просто голые длинные ветки, торчавшие из-под снега. И что-то, тоже белое, но совсем другого, грязного оттенка, под ними. Какой-то огромный свёрток или… завёрнутое в простыню тело. Эмили ещё не дошла до него и не видела, но эта неожиданная мысль прочно засела в голове.       Эмили не собиралась туда. Знала, что то, что там, совершенно ей не понравится. Повернула назад, стараясь даже не смотреть в ту сторону, а уставившись вниз, на свои посиневшие ноги. И снова плотный, вязкий, желающий засосать любого, кто сюда попадет, снег. Он тоже был странный. Твёрдый на вид, но удивительно тягучий по ощущениям.       Скоро Эмили заметила, что не оставляет следов. Совсем. Снег будто зарастал сразу же, едва она уберёт ногу. И как только она об этом подумала, в лицо сразу же ударил ветер, взметнул колючую снежную пыль, и несколько острых, как стекло, снежных крошек впились в левый глаз. Боли не было, Эмили просто перестала видеть им, а глаз словно затянула мутная серая пелена. Эмили моргала, тёрла руками, но это ни к чему не привело. Когда она снова опустила взгляд, тело, которое она так боялась увидеть, оказалось прямо под её ногами. Страх исчез. Это был Алоис.       Он лежал в одной рубашке, правда, намного больше по размеру, скорее похожей на балахон или… саван. Не двигался, не дышал, но смотрел. Безразлично.       У Эмили заслезились глаза. Она присела рывком, почти упала рядом. Представляла, как возьмёт его за руку и будет просить прощения, хотя и не знала, за что именно, но не могла и пошевелиться под тяжёлым взглядом, только прошептала одними губами: «По-жа-луй-ста». Алоис всё смотрел. Эмили чувствовала, как снег под ней стал оседать, проваливаться куда-то. Хотела отодвинуться, но как будто приросла к месту. Алоис смотрел. — Алоис, пожалуйста. Пожалуйста.       Протянула к нему ладонь и с ужасом увидела, что пальцы исчезли, остался просто розовато-синий кусок плоти. Отвратительно. Снег к тому времени накрыл колени, поднимался выше.       Алоис смотрел не отрываясь прямо на неё, и глаза его были живые, как совсем недавно, блестящие, но от равнодушия, разлившегося в них, скручивало желудок. Снег в одно мгновение добрался до ребер, сдавил грудную клетку. Эмили кашлянула, но не знала, что это был последний воздух, который она могла бы вдохнуть, после её словно затянули в тугой корсет, но он всё сжимался, сжимался, пока не остался только позвоночник.       Снег уже холодил горло. Эмили падала куда-то, медленно, будто поверхность под ней плавилась, пока белый мутный сугроб не оказался прямо над головой. Алоис все смотрел.       Эмили проснулась от резкого толчка. Карета стояла. Снег прекратился. Сиэль пропустил её вперёд, Себастьян подал руку и помог ей выбраться, но Эмили чувствовала, что здесь она чужая. Мрачная сдержанность, что так нравилась ей, теперь давила. Строгость и холодность. Верно говорят, что дом отражает облик хозяина. Эмили вспомнила Кэтрин. Как только малышке удалось сохранить свою жизнерадостность в этих тёмных стенах? Сейчас они казались худшим кругом ада. Она вспоминала.       Вспоминала первое знакомство лунным вечером на балконе и свое волнение. Вспоминала внимательные взгляды украдкой, обеды и прогулки по влажному от росы саду, цветы в хрустальных вазах за ужином. Вспоминала, как вежливые улыбки теплели. Как зелёное лето медленно скатилось в пеструю осень, золотые (во всех смыслах) дни, когда только поймали Бауэра, и она была так счастлива. Застенчивые улыбки Кэтти и книги в просторной библиотеке.       Воздух куда-то делся. Всего этого больше не было. Сейчас только черные глухие переходы и трепещущие тени на стенах от свеч. И сквозняк, прокрадывающийся за ворот платья.        Прошли в гостиную. Себастьян зажег свет, опустился на пол перед камином. — Сожалею, что заставляю вас ждать. Никакой возможности прогреть комнату заранее не было, и это моя оплошность как дворецкого. Я прошу прощения.       Сиэль безразлично вскинул руку, давая понять, что сейчас это его не волнует. Он не сводил внимательного, пожалуй, даже встревоженного взгляда с Эмили, стоявшей, как изваяние. — Садитесь.       Эмили посмотрела на него удивленно, как будто забыв, что он здесь, но послушно опустилась в кресло. — Я думаю, нам стоит поговорить. — О чем? — Что вы намерены делать? — Сиэль уже отвёл глаза и привычным жестом сцепил руки в замок, возможно, даже крепче обычного, потому что пальцы его буквально впечатались в кожу. — Я не знаю. — Если вам нужна какая-то помощь… любая, — он остановился, задумавшись, уместно ли говорить подобное, но решил закончить: — Я вам её предоставлю. Что бы это ни было. — Нет, не нужна. Вы помогли достаточно, благодарю вас. Сиэль замолк. Видно было, что продолжать стоит ему больших усилий. — Я понимаю ваше положение. Я бы не стал мучить вас разговором, если бы этого можно было избежать, — с расстановкой произнёс он. — Но лучше сделать это сейчас. — Сделать сейчас что — узнать мои дальнейшие планы на жизнь? — Эмили чувствовала, что ее слова задевают Сиэля, но всё равно продолжала. — Вас это интересует? — Да, меня это интересует, если вы удивлены, — с нажимом сказал Сиэль. Потом продолжил в прежнем тоне: — Я не стану искать себе оправданий и лгать не буду тоже. Да, я нанес ему рану первым, но она не была смертельной. — Прекратите. — Всё остальное — воля случая. Ни я, ни ваш жених не знали, что- — Я не хочу слышать. Меня не интересует, как это было, если это — было. Прекратите винить случай. Вы могли… — Но Эмили не договорила. Взгляд Сиэля будто окатил её ледяной водой, но что в нем — сожаление? — Я не мог. Моя вина в том, что я оставил его, признаю, и приказал Себастьяну вынести вас. Где был в это время его дворецкий?       Эмили выдохнула. Клода не было? Он ведь обязан всегда находиться рядом, он бы почувствовал, что Алоису грозит опасность, он бы… спас его. — Вижу, вас это удивляет? Эмили отвернулась. — Впрочем, я отправил Себастьяна за ним после, и тогда его не было на месте. Секунда ослепляющей, почти по-животному отчаянной надежды. — Однако по возвращении Себастьян подтвердил, что… что не чувствует его среди живых, — закончил Сиэль. — Мне жаль. Как бы глупо для вас это ни звучало.        Снова стало холодно, хотя огонь в камине разгорелся как следует, только лоб Эмили взмок.        Нет. Алоис не мог умереть так просто. Он бы никогда её не отпустил. Не оставил бы, тем более человеку, которого ненавидел. Он обещал (как угроза) всегда быть рядом. Обещал. — Повторюсь, можете рассчитывать на мою помощь в любое время. Но кажется, вы нездоровы, вам следует прийти в себя. Я позволю себе надеяться, что вам это удастся.        Он говорил что-то ещё, Эмили не слушала. Обещал. Он был рядом, когда она его боялась. Ненавидела. Презирала. Почему теперь — нет? — Вы слышите? Вам нужно поспать. Себастьян отвезет вас. — Себастьян? — Эмили вспомнила.        И правда. Как можно было забыть? Сегодня ведь последний… Эмили поднялась. Сиэль тоже. — Я не буду просить прощения, это бессмысленно и глупо — надеяться на него. Я лишь хочу, — он остановился, — чтобы ваша жизнь сложилась лучше, чем была до сих пор. До свидания, а возможно, и прощайте: для вас так действительно лучше.        Сиэль вышел. Эмили почувствовала, как огнём загорелось её плечо, но всего лишь на секунду. Взглянула на Себастьяна. Тот только вздохнул с притворно-скорбным видом. Метки больше не было.        Эмили коснулась другого плеча, нащупала старый шершавый шрамик. Вот и все. Все, что осталось. А Алоис был мёртв. И пустая, запорошенная снегом карета одиноко стояла в белом дворе.