Я всегда буду рядом

      Си-эль. Как две ноты. Как звонкая капля весеннего дождя с ясно-голубого неба. Кап.       На несколько секунд ей правда показалось, что идёт дождь, но потом Эмили вспомнила, что дождю неоткуда взяться в конце декабря, вспомнила — и очнулась. Весь ужин прошёл для неё в каком-то странном сонном оцепенении. Люди уже поднимались из-за стола, задвигали стулья. Птица под соусом давно остыла и так и осталась лежать на тарелке Эмили нетронутой, в отличие от практически пустых тарелок остальных. Эмили повернула голову — Алоиса не было. Взглянула перед собой — Сиэль тоже исчез.       Холодные мурашки прошлись от влажных колечек волос над шеей вниз, по спине. Что произошло? Она ведь не могла уснуть с открытыми глазами, правда же? Тем не менее, ощущение было именно такое. А ещё сердце стучало слишком быстро, как если бы её внезапно разбудили после кошмара. Но она знала, что на самом деле кошмар был только впереди, встала, с каким-то пустым лицом натянула обратно белые лайковые перчатки и поспешно вышла.       Зал снова наполнялся. Две-три леди совсем рядом шептались, прикрываясь веерами, кого пригласит на котильон Монтгомери, и по их лицам было видно, что каждая твердо настроена стать той самой счастливицей. Но Монтгомери никак не подходил, и улыбки их всё кисли и кисли, и даже другой кавалер, тоже вполне симпатичный и порядочный на вид, который позвал одну из девушек, не развеял их тоски. А уж когда две оставшиеся подруги заметили, как предмет их обожания направляется к другой, очевидно, с желанным приглашением, то и вовсе расстроились.       Потом занесли цветы. Два огромных плетёных короба, доверху засыпанных тепличными гиацинтами, ирисами и нарциссами. Те не были вялыми или мятыми, напротив, но было в них что-то… мёртвое, а может, так только казалось Эмили. Кавалеры подносили цветы своим избранницам, и тем самым грустившим девушкам неподалёку тоже достались очаровательные маленькие букетики.       Эмили понятия не имела, чего ждала. Но также и не знала, что делать дальше, куда идти, поэтому просто стояла, обхватив себя руками, как будто замёрзла (а ей и правда было теперь холодно), отвернувшись к окну. Бледно-желтый холодный свет люстр отражался в чёрных стеклах. Отражались и люди — но раздвоенные и смазанные, с искажёнными словно улыбками, выцветшие. Они вообще… живые? В стекле точно нет. Как и те цветы. У Эмили слипались глаза. Который час? Сколько она здесь уже и сколько осталось до…       Но договорить, а вернее, додумать ей помешали. Она уже несколько минут молча наблюдала за бродившим туда-сюда одиноким молодым человеком: шагал он нарочито вальяжно, но всё же глубокая неуверенность чувствовалась в его чуть более резких, чем надо бы, движениях. Он разглядывал остальных равнодушно, как казалось на первый взгляд, и только присмотревшись, можно было заметить, что глаза его дрожали. А потом стало совершенно ясно, что решил он направиться именно к ней. Эмили не знала, как это поняла, потому что он ещё петлял немного, прежде чем, наконец, подойти и слегка поклониться. — Прошу прощения, что беру на себя смелость разговаривать с вами, не будучи представленным, — начал он медленно, видно, чтобы не запутаться в этой длинной фразе, — но мне думается, вы единственная, кто смог бы меня выслушать. «Совсем как в книжках: у него есть какая-то тайна, а я — избранная?» Эмили улыбнулась своей мысли, и юноша (он был старше лет на пять-шесть) воспринял её слабую улыбку как согласие. — Сегодня очень красивый вечер, правда? Эмили удивилась, но ничем этого не показала, подумала, что он решил начать издалека. Если, конечно, ему есть что начинать и это не обычный разговор, который нередко заводится на приёмах и ни к чему в дальнейшем не обязывает. Кивнула. — Но для того, чтобы быть красивым, ему неплохо быть и счастливым, не так ли? Эмили всё не понимала, к чему клонит этот странный человек. — Простите? — Мне кажется, и надеюсь, вы извините меня, если я ошибусь, что вы не очень счастливы. — А вы? — ответила вопросом на вопрос Эмили. — А похоже? — Единственное, на что похоже, так это на то, что в нашем разговоре слишком много вопросов. — Я ни в коем случае не хотел вас обидеть. Если я вас беспокою и вы хотите остаться одни, только скажите. — Я и так сейчас одна, — Эмили легко пожала плечами. — Я тоже. Мы могли бы быть одни вместе, если пожелаете. — Скажите только, почему вы подошли именно ко мне?       Эмили и сама удивилась, что спросила напрямую. Видно, этот парень заразил её неожиданной страстью к вопросам. — Я имею в виду, посмотрите, я не единственная, кто стоит в одиночестве, — продолжила она. — Вы правы, — нетерпеливо согласился он, — но они одиноки временно. Посмотрите теперь: они отходят к своим или другие приходят к ним. Совсем скоро не останется ни одного человека, стоящего поодаль. Даже мы с вами теперь вдвоём. Вы не хотите танцевать? Эмили покачала головой. — И я не хочу. Поэтому побуду здесь гарантом того, что вы пока заняты. Вы не против? — Пожалуйста. — Хорошо. Мы могли бы отойти к окнам, сейчас начнётся музыка. Эмили последовала его совету и села на тот же самый стул, на котором сидела до ужина. Подняла голову — её временный спутник садиться не стал. — Вы так и не представились, — напомнила она. — Да, знаю. Можете звать меня Уильям, а если не привыкли только по имени, то Уильям Карр. А милая юная леди, которая показалась мне грустной, значит…? — Эмилия.       Впервые ей не хотелось полностью называть себя. Она давно не Роусфорд. Этой фамилии больше не существовало. Ни в одном списке дворянских родов, ни на одной из улиц. До его полного исчезновения осталось совсем, совсем мало. Да и Транси она не стала, вернее, уже не станет. Хорошо или плохо? Уильям тактично выдержал паузу, ожидая, последует ли продолжение. — А хотя, знаете, я действительно допустил ошибку, — сказал он после, сосредоточенно нахмурившись. — Вы ведь не могли оказаться здесь совершенно одной, вы слишком молоды. Мне жаль. — Чего? — Вы не временно одиноки. Вынужденно. — И.. — Эмили снова спросила, опустив глаза на этот раз, хотя уже догадывалась об ответе: — Почему вы так решили? — Потому что сейчас вы разговариваете со мной. Заныла скрипка. Заныло сердце.       С Уильямом больше не разговаривали, и он стоял, облокотившись о стену, о чём-то раздумывая. Эмили не отворачивалась от окна. Бесконечный, как всегда ей казалось, котильон должен был продлиться ещё почти два часа. Никто и не заметит, если сейчас… Эмили поднялась. — Куда вы, мисс Эмилия? — встрепенулся Карр. — Прошу прощения, мне нужно найти одного человека. — Вы не боитесь заблудиться? Я видел, дворецкий привёл вас и ещё одну девушку в прошлый раз. — Нет, всё в порядке, благодарю. Уильям понимающе кивнул. — Тогда желаю удачи в поисках, грустная юная леди, — мягко улыбнулся он.       Эмили кое-как улыбнулась в ответ. Когда она уже подошла к дверям, то почти пожалела, что отказалась от помощи, обернулась, чего-то ожидая. Но Уильяма там уже не было. Эмили вздохнула и тут же решительно подняла подбородок. Пора.       В коридорах зажгли свет, закрыли окна. На стенах, как теперь стало видно, висели широкие, как встарь, цветочные гобелены. И только абсолютная, поглощающая тишина напоминала, что что-то случится. Или уже случилось. От этого предположения тугой ком застрял в горле, насела ледяная тяжесть на плечи. «Если с Алоисом…»       И сразу же одёрнула себя. Почему, в конце концов, именно с Алоисом, если у обоих есть на привязи демоны и дело будет решаться, скорее всего, между ними? Но она знала, чувствовала, что это неправда. Ведь если брать Сиэля и Алоиса отдельно от своих дворецких, вероятность победы последнего слишком мала. Ну почему, почему она так в него не верит?       В который раз за этот вечер у неё заслезились глаза. Но больше ничего. Только немного слиплись ресницы. Она не плакала. За одной из дверей в метрах десяти от неё послышался глухой удар. Ей представилось, как она распахивает эту дверь, вбегает внутрь и… что она увидит дальше, представлять было слишком тяжело. Пожалуйста, хоть бы это были разборки ревнивого мужа и чересчур пылкого кавалера какой-то дамы! Что угодно. Кто угодно. Но она только едва-едва смогла сделать шаг внезапно одеревеневшими ногами. Судорожно выдохнула, забыла вдохнуть. Сердце всколыхнулось, с силой ударилось о рёбра и затихло. Ещё немного. Кто угодно. Круглая лакированная ручка скользила под пальцами и никак не хотела поддаваться. Что угодно.       Наконец, дверь стала приоткрываться — медленно, бесшумно, будто давая возможность повернуть обратно и избавить себя от необходимости смотреть. Но взгляд уже сам собой кинулся вперёд, выискивая знакомое лицо или хотя бы фигуру.       В комнате, огромной, чуть меньше бального зала, было темно. Единственная свеча на подоконнике, очертившая маленький полукруг света, трепетала. Сначала Эмили не понимала, что слышит. Ей казалось, ветер свистит в трубах. Но… это был не ветер. Кто-то дышал, тяжело и рвано, даже не вздохи были — сиплый свист входящего и выходящего воздуха. Эмили затошнило, когда к этому звуку примешалось булькающее хрипение. Она по-прежнему ничего не видела и не хотела видеть.       Уйти, не видеть, не слышать. Если бы её дальнейшая жизнь зависела от неё самой, а не кончалась в ту же ночь, она бы так и сделала. Во всяком случае, думала так. Но она осталась. Дрожащей замёрзшей рукой провела по лбу, нырнула в волосы. Уши и щёки у неё, она чувствовала, горели. Что делать? Что следует делать? Подойти? А если это…       К свисту чьего-то дыхания добавился дребезжащий звон в ушах. Тошнота не проходила.       Кто это? Как же темно. Только бы не увидеть знакомое лицо. Гладкие, чуть завивающиеся к низу светлые волосы. И… глаза, которые она знает лучше, чем свои. Темно-лазурные. Что бы читалось в них сейчас? Эмили мысленно благодарила бога (или дьявола) за непроглядный мрак. Она не опасалась увидеть на полу Сиэля, просто каким-то шестым чувством знала, что это никак не может быть он.       А потом эхом откололся от стен голос, как будто бы продолжил непрозвучавшую реплику. Как будто бы времени после предыдущей прошло совсем не много. Может, так и было. — Правда? А не стоило ли быть внимательнее к своим близким людям, когда спускаешь их с поводка? Господи. — Вместо того, чтобы рассчитывать на их слепую верность? Собачью преданность, — с явным отвращением практически выплюнул голос. — Это жалко. Этот голос она тоже знала хорошо. Слишком хорошо.       Чёрные стены вытянулись, поплыли куда-то. Эмили крепко сжала холодными пальцами виски, чтобы привести себя в чувство, но комната, вмиг окрасившаяся в бордовый, утекала куда-то и остался только голос. И последнее слово: «Себастьян».