Потрошитель

Девушка с лёгкостью катила Эштона по больнице. Парень бросал взгляды повсюду, рассматривая окрестности. У самого входа был ресепшн, но за ним никто не сидел. Эштон решил, что это отличное время вставить один из своих провокационных комментариев: — Где же регистратор? Персонал в этой больнице очень халатен по отношению к своей работе. Я должен позвонить кому-нибудь, чтобы это место закрыли. — Она пожилая женщина. Вероятно, отлучилась в туалет или ещё что-то. Кроме того, ничего не может остаться здесь незамеченным. У нас повсюду камеры, — спокойно ответила Элис. Она указала на четыре угла комнаты, показывая на камеры видеонаблюдения, которые поворачиваются на девяносто градусов. Элис испуганно повернулась, когда по комнате разнёсся пронзительный крик: — Элис! Мне нужна Элис! Позовите Элис! Элис! Элис! — Кто это? — спросил Эштон с весёлой ухмылкой, будто кто-то вдруг сделал его счастливым. Этот крик был как музыка для его ушей. — Люк, — он услышал голос блондинки. Девушка ахнула. Она начала толкать коляску быстрее, пытаясь запихнуть Эштона в его комнату, чтобы поскорее проверить голубоглазого подростка, который требовал её внимания. Когда они подошли к двери комнаты Эштона, команда высоких мужчин, одетых в белые мундиры, промчалась мимо них. Они направлялись в сторону последней комнаты в максимально защищённом зале психиатрической больницы Санфлауэр филдс. Это был зал для опасных психически больных. У них имелся отдельный зал, подальше от более спокойных людей, которые тоже были изолированы, но не так далеко. Элис считала, что лучшей комнатой для Эштона была самая последняя, в конце коридора, но её семья не позволит его туда поселить. Это была комната Люка. Она нервно возилась со связкой ключей, пытаясь ускорить процесс, пока не нашла нужный. Изо всех сил толкнув тяжёлую дверь, она вкатила туда Эштона. — Это ваша комната, господин Ирвин, — пояснила она, — каждый просыпается в семь утра на завтрак, потом у вас у вас групповые занятия с доктором Харт в восемь тридцать. — Я не хочу групповые занятия. Я не люблю людей, — заявил он. — Но они помогут помочь вам… — Я сказал, что не хочу групповые занятия. Если вы настаиваете на том, что я должен там присутствовать, то я убью всех в этой чёртовой больнице, начиная с вас, — его карие глаза были тёмными, челюсти сжались от злости. Элис была уверена, что это не просто угроза. Парню, с таким длинным списком убийств, будет легко убить ещё нескольких, при этом, даже не чувствуя каких-либо угрызений совести. — Хорошо… — она нервно сглотнула. Никогда в своей жизни она так не боялась, как сейчас, — мы аннулируем ваши групповые занятия. Вы просто будете возвращаться в свою комнату и жать индивидуальных занятий с доктором Ли в 10. Парень снова покачал головой: — Мне это не нравится. — Послушайте, вы не можете просто прийти сюда и решать, что вы хотите делать, а что нет, — сказала она ему. — Я хочу, чтобы вы были моим индивидуальным врачом. Я не буду разговаривать с кем-либо другим. — Вы не можете делать то, что... — начала она. — Я могу. Я требую, чтобы вы были моим врачом. — Я всего лишь медсестра-доброволец, — пояснила она, пытаясь сохранять спокойствие. Его нетерпение начинало расти, но сквозь стиснутые зубы он сказал: — Я хочу, чтобы вы были моим врачом или я не буду ничего говорить. — Я посмотрю, что я могу сделать, — вздохнула Элис. Её голубые глаза изучали распорядок дня, который она держала в руках, — обед в двенадцать и ужин в четыре тридцать. Между ними развлекательные игры, которые проводятся иногда. Вы также можете участвовать, хотя, судя по вашей очевидной неприязни к людям, я рекомендовала бы вам этого не делать, — она подошла к нему и начала развязывать смирительную рубашку и ослаблять ремни, чтобы помочь ему снять её, — извините меня, мистер Ирвин. Я действительно должна идти к Люку. Когда белый материал, который удерживал его верхнюю часть тела, был снят, он встал на ноги и посмотрел на свои руки, словно видел их в первый раз. Элис посмотрела на его личное дело ещё раз и была застигнута врасплох, когда почувствовала резкий толчок в грудь. Удар заставил упасть её на кровать, и папка рухнула на пол. Схватив её двумя руками за тонкие запястья и прижав к кровати, он наклонился и прошептал ей: — Вы боитесь? — его дыхание было тёплым. Удовлетворённая улыбка на его лице вызвала дрожь по её позвоночнику. — Мистер Ирвин, — пытаясь сохранять спокойствие, сказала она, — отпустите меня или я буду кричать о помощи. — Никто не может услышать вас в этой комнате, — сказал он с грозным оскалом, — что означает, что я могу убить вас прямо сейчас, и никто не будет знать об этом, пока не придёт время обеда. — В-вы не сделаете этого, — запнулась она. Он мрачно усмехнулся: — Поспорим? Я убил так много других людей, так что же заставляет вас думать, что вы будете исключением? — сильнее сжав её запястья, он добавил, — хотя вы правы, я не убью вас. В настоящее время, голоса в моей голове говорят мне, что я не должен этого делать. Но вы никогда не сможете избавиться от меня. Вы теперь принадлежите мне.

***

— Как ты себя чувствуешь? Я слышала, ты звал меня, — она говорила спокойным голосом, будто разговаривала с уязвимым ребёнком. Но она действительно считала его таким. Он покачал головой: — Я в порядке. Как дела с новым парнем? — спросил Люк у Элис, встретившись с ней своими голубыми глазами. Она беспокойно потёрла руки, прежде чем ответить: — Ох… — начала она, — это право каждого — бояться его. Этот парень действительно страшный, наиболее пугающий человек, с которым я когда-либо сталкивалась в этой больнице. Он… странный, но, в то же время, он… красивый. Они оба сидели на кровати, и он взял её руки в свои: — Если он доставит тебе какие-либо проблемы, не скрывай этого от меня. Я смогу справиться с ним. — Люк, — вздохнула она, — не стоит из-за меня набираться ещё больших проблем. Он поднёс её руку к своим губам и нежно поцеловал. Вдруг, почувствовав себя неловко от того, что он делает, она медленно отдёрнула руку. — Ты всегда будешь моим братом, Люк... Она могла буквально видеть, как его задели эти слова. Его глаза потемнели, когда он напомнил ей: — Мы на самом деле не родные. Ты же знаешь, я был принят твоей семьёй, когда мои родители были убиты. — Я просто не вижу тебя в другой роли, — сказала она.