Альтернативная история большого заговора

Что делать, если фемма злится, Мираж, безусловно, знал — рецепт был обкатан задолго до его активации, и не раз успешно применялся им самим. Надо извиняться и просить прощения. Пусть обида и существует лишь в этом красивом шлеме, точнее — особенно если она только там и существует. Аналогично, если отношения испортились, их не надо выяснять — это только окончательно их уничтожит. Надо признаваться в любви и в зависимости от предпочтений данной феммы либо клясться в вечной преданности, либо рассказывать, как жестоко страдаешь от разлуки. На дурочек работает безотказно. На умных... тоже работает, просто подходить надо тоньше. Но видит Праймас, как же он не хотел применять стандартные схемы к любимой! — Позволь, я сейчас сделаю тебе завтрак, ты заправишься, а потом уже спокойно откусишь мне шлем. Что предпочитаешь в это время цикла, когда есть такой обширный выбор? В полях колёсного также не читалось ничего, кроме нейтрально-вежливой предупредительности, ибо всевозможные пламенные взоры и боль предчувствия близкого разрыва были бы при всей своей искренности нечестным ходом. Он занялся изучением энергария, держа фемму в поле зрения, всем видом показывая, что ждёт её распоряжений. — Прошу, не нужно пустых слов и суеты, — ответила на приветствие золотая фемма, на мгновение подняв тонкую ладошку, словно защищаясь от ослепляющего света палящей звезды, как будто этот жест смог бы защитить её от боли лживых изречений. — Я не за энергоном сюда пришла, Мираж, а за подтверждением того, что и так кажется мне очевидным. Впрочем, я достаточно глупа, чтобы питать зыбкие надежды на ошибку в собственных суждениях. Она прошла к самому большому дивану из мебельного гарнитура и села по центру. Точёный силуэт, идеально прямая спина, собранные вместе опоры, кисти манипуляторов элегантно сложены на коленях. Она дождалась пока её ментальный изверг сядет напротив, подняла на него взгляд лазурной оптики и тихо спросила: — Объяснишься? Тот послушно оставил в покое энергарий и сел, где она хотела. Хотя предпочел бы сесть у её ног. И голову на колени: захочет оторвать — далеко тянуться не придется. — Объяснюсь. Решишь, что мне нет прощения — про откусывание шлема было только наполовину шуткой. Задавай первую тему — о какой именно очевидности ты говоришь. Золотые манипуляторы едва заметно вздрогнули, роль карающего квинтессона давалась чуткой Руф тяжело, но разочарование сжимало её искру в тиски сильнее, чем напускная холодность и отчуждённость, вполне сходившие за силовой щит. — Ты разменял меня на своего командира. Действие крайне спорное, учитывая, что этот ход вряд ли изменит ситуацию в уже проигранной партии. Почему, Мираж? Если бы на месте Джаза был Оптимус Прайм, она бы приняла удел жертвы великой войны с гордостью, она бы смирилась с выбором своего избранника и оставалась на его стороне до последней пульсации искры. Но Джаз не был Праймом, и переломить ход истории был не в состоянии, а значит — её жизнь могла быть потрачена зря. Мираж понял, что ничего не понял. Размен жизнь на жизнь в его представлении был связан с жизнью одного и смертью другого, но здесь ведь оба живы? — Прости, — вопросительно наклонил голову он. — Не понял, поясни. Я разменял актив и свободу Джаза на... скажем, некоторые неприятности для меня. О тебе речи не шло. Или я чего-то не знаю? Процессор гениального ученого буксовал не меньше, Голди никак не могла взять в толк, о чём говорит её избранник. Его вопрос прозвучал издевательской шуткой, насмешкой над её чувствами, над их прошедшей инициацию связью. — Для тебя? — переспросила Руф, сдерживая порыв влепить обидчику пощёчину. — Если полагаешь, что происходящее с тобой меня не коснётся, то воистину не понимаешь! Мы части одного целого, Мираж, и если ты считаешь свой актив разменной фигурой, то я в большой опасности. Она сделала короткую паузу, тихо продула воздухозаборники, борясь с нервным напряжением. — Ты мог погибнуть, выполняя задуманное, и утащить меня с собой в Колодец. В наказание за содеянное твою искру могли извлечь и поместить в стазис-хранилище, что для меня ещё хуже, потому что исход — бездна безумия. Не слишком ли велика цена за свободу одного автобота? Она отвела взгляд, отвернулась от избранника и увидела огромную фиолетовую инсигнию, красовавшуюся во всю стену. Голди всей искрой ненавидела десептиконов, они лишили её создателей, они же пленили ее саму, но никогда не умаляли её значимости для будущего новой империи и не рисковали её активом. В свете последних событий она не могла рассчитывать на помощь своего великого клана, обосновавшегося на планете Нур в значительном отдалении от плавящегося в жерле войны Кибертрона. Да она бы не посмела вернуться туда. Лишившейся покровительства клана, преданной собственным бондмейтом Голди, потерявшей всякую надежду на положительный исход собственной судьбы, остался лишь один выход, пасть ещё ниже, замарав свои крылья фиолетовой печатью псевдосвободы, обещанной тираном, победившим в войне. Мираж наконец начал понемногу осознавать глубину пропасти между ними. Гражданская. Выросшая и всю жизнь провёдшая вдали от войны. Да к тому же вундеркинд — да она, поди, из библиотеки выходила не дальше лаборатории. Её опыт и представления о нормальной жизни не идут ни в какое сравнение даже с его собственными довоенными — охота, экстремальные виды спорта и изучение белых пятен на карте очень плохо влияют на розовые очки. Он заговорил медленно и спокойно, стараясь подбирать слова как можно более точные, но мягкие. — Я в курсе того, что происходящее с одним из бондмейтов эхом откликается в другом. И сделать так, чтобы тебе никогда ничего от меня не прилетало, не могу — это невозможно в принципе. А с учётом того, что я солдат воюющей армии, доставаться мне, а эхом и тебе, будет чаще и сильнее, чем рядовому гражданскому обывателю в мирное время. Зато и возможностей влиять на свою судьбу у военных больше, чем у гражданских. Поверь, о вероятности утащить тебя за собой в Колодец я помню постоянно. «Строго говоря, только этим Квает Спэйс и сумел меня купить в той допросной». — Поэтому, я спланировал операцию так, чтобы вероятность погибнуть была исчезающе мала и поддавалась моему влиянию. Как видишь, я преуспел. Бездна безумия в моей шкале ценностей тоже приравнивается к деактиву, поэтому прошу прощения, что не учёл перспективу извлечения искры таким образом. Подумать только. Он провёл идеальную операцию. Вытащить пленника даже при содействии кого-то из охраны было делом и так почти невозможным, а уж при тех граничных условиях... Силами одного безоружного меха задерживать охрану достаточно долго, чтобы Джаз (изувеченный, едва двигающийся!) успел скрыться в вентиляции, развлекать охрану достаточно шумно, чтобы заглушить скрежет его поломанных механизмов, атаковать Танца Ветра настолько активно, чтобы он счёл Миража более приоритетной целью, но при этом не настолько, чтобы вызвал подкрепление или перешёл от задержания к уничтожению, да ещё часть времени это надо было делать, находясь на одном месте. И он — справился! А ему это предъявляют как обвинение. Он уже и забыл, что за идеально проведённую операцию обычно ругает не только командование, но и гражданские журналисты, причем вдесятеро злобнее. Его-то это ни разу не касалось, ибо отдел спецопераций редко бывал на виду, но на примере других же видел, мог догадаться и сделать выводы. Ладно, лучше поздно чем никогда. Обратимся к их опыту, что там надо было делать в таких случаях? Писать опровержения и доказывать, что это был оптимальный вариант, никогда к успеху не приводило. А что приводило? Ничего? Лучшая тактика имеет целью минимизацию потерь? И какова она? А, ну да. Извиняться и клясться в вечной любви. Как обычно. Фразы опытного ритора складывались сами собой: «глубоко сожалею о своей ошибке», «могу тебя заверить», «никогда подобного не повторится», «приложу все силы»... Вместо этого он решил попытаться ещё раз. — Мне очень жаль, что мои слова и действия причинили тебе боль. Я не могу обеспечить, чтобы это не повторилось. Сожалею, что не оправдал твоих ожиданий. Это будет немного проще сделать, если ты расскажешь о них. Могло показаться, что он собирался сказать что-то ещё, но вместо этого он сделал приглашающий жест, когда пауза затянулась. Крылатая фемма ловила каждое слово колёсного избранника, вникая в смыслы, оценивая перспективы и анализируя различия в мировосприятии. Она старалась абстрагироваться от эмоций, но с каждой новой фразой злилась всё больше. Она понимала суть военной службы и принимала её, но была против неоправданного риска во имя пустой цели, к которому, судя по последним событиям, оказался склонен её бондмейт. Представители её вида, инициировавшие связь с феммой, связь, дающую жизнь, всегда возводят её для себя в высший приоритет значимости. Кибертронцы, зажжённые для небес, почитают свою вторую половину и живут ради неё. Эта связь важнее долга перед обществом, выше любых уставов, священнее любых клятв. Политические режимы меняются, кланы возникают и растворяются в небытии, войны начинаются и заканчиваются, и только искровая связь остается неизменным абсолютом жизни. Юная Руф надеялась, что разница традиций и менталитета настигнет их гораздо позже, или нивелируется благодаря искровой связи. Правда, для последнего нужно много, много раз ее подтверждать, но разве это проблема для двух любящих друг друга существ? Она сама выбрала меха из другого мира, с иными ценностями, другим мировоззрением. Но понимала ли избалованная благополучием аристократка, на что шла? Или, падая в любовный штопор, не смогла оценить последствия своего выбора? В любом случае требовать от Миража больше, чем он способен был ей дать, она не имела никакого права и больше смерти боялась стать ненавистной обузой для легендарного разведчика. Впрочем, заставить его быть более внимательным при выборе предстоящих приключений могла. Автобот, чью жизнь её избранник ценил выше всех прочих, включая её собственную, был зависим от её актива, и Миражу следовало об этом узнать раньше, чем он найдет способ швырнуть в Колодец всех троих. Однако время для использования этого довода ещё не пришло. Помимо прочего разъяснения колёсного аристократа подтвердили её прежнее умозаключение: ей предстоит заботиться о себе самой, не рассчитывая на помощь того, ради которого пала с небес. Голди улыбнулась бондмейту, но улыбка получилась безрадостной, так улыбается обречённый, смирившейся с уготованной ему участью. — Просто живи, Мираж, этого мне будет довольно. До сих пор Мираж знал только одного мастера лучше себя в умении отказаться от борьбы, чтобы победить. Он сознательно отказался от резких и хлёстких аргументов, но у него оставалось достаточно других, тоже вполне веских, плюс вариант компромисса (это когда все недовольны). И все они оказались бессмысленны после её слов. Золотистая оптика стремительно набирала теплоту, избавляясь от панциря «деловых переговоров». Вид его стал почти торжественным, с отзвуком шутки, а фокус был направлен прямо в её линзы. — Могу тебя заверить, я очень хочу жить. Потому что я трусливое ничтожество, всю жизнь учившееся выживать в любой ситуации. Потому что люблю тебя. Потому что у меня есть планы на будущее и наконец-то вполне внятные перспективы увидеть его близким к тому, что я хочу. Так что можешь быть спокойна: я не только не ищу деактива, я ещё избегаю его всеми силами, включая малопонятные даже мне таланты. Оскорбление, которым наградил себя Мираж, золотой сикер пропустила мимо аудио, расценив как изощренную риторическую форму и не стала углубляться в размышления по этому поводу. Её избранник был самым смелым, стойким, решительным и терпеливым мехом из тех, кого ей доводилось знать. Именно эти качества разведчика пробудили в её искре самое сильное и светлое чувство. Она кивнула в ответ, принимая доводы, но комментировать услышанное пока не спешила, решив дослушать до конца, не сбивая собеседника с мысли. Он странно дёрнул лицом, словно отбрасывая не то какую-то мысль, не то возражения внутреннего голоса. Продолжил уже несколько отстранённо. — А ещё у меня есть своя, персональная «бездна безумия», которая пугает меня настолько, что мне проще от неё в Колодец дезертировать. Ненадолго мне показалось, что именно в неё ты попросишь меня шагнуть — прости, я был резок от страха. Прощения он попросил, убрав щит отстранённости, и снова поднять его не спешил. — Но она всё ещё близко, я сейчас живу в долг, взяв его у себя же. И чтобы расплатиться с ним, не полезть в петлю самому и не быть казнённым десептиконами за очередной срыв, мне надо измениться. Очень сильно измениться, мне одному такое не под силу — и Квает Спэйс помогает мне, обеспечивает должное внешнее давление. Мягко и почти весело улыбнулся, на миг показалось, что сейчас подмигнет. — Или ты думала, меня тут пытают? — Конечно, пытают! — подтвердила его предположение Голди. — А как ещё назвать те издевательства, через которые проводит тебя маленькое чудовище? Посмотри, что он сделал с твоим кор... — она споткнулась о произносимую фразу, оптика её полыхнула негодованием — Нет, с моим шедевром! Этот корпус был лучшим из тех, что я когда-либо конструировала, но ему этого мало, он позволяет себе мучить искру, которую я вернула из Колодца! Для себя вернула, между прочим! — последняя фраза прозвучала шуткой. — Справедливости ради, твой шедевр поломал я, об охрану тюремной палубы, — скромно опустил оптику тот. — «Маленькое чудовище» как раз вполне аккуратно, даже когда сердится. Но я немного о другом. Когда пытают — по-настоящему, в полную силу — на исходе третьей ротации такого времяпрепровождения жертвы не ведут светских бесед. Вообще никаких бесед не ведут, даже если всё ещё живы. А мех с характеристиками вроде моих уже к концу первого цикла превращается в комочек мятого металла, не то что согласного предать всё и вся, а прямо умоляющего спросить его хоть о чем-нибудь. Мираж надеялся, что она достаточно шокирована самим сообщением, чтобы не думать об источнике данных. Крылатая фемма встала, плавно и изящно, словно красуясь перед наблюдающим за ней мехом, подошла, присела к нему на колени, самым откровенным образом прижимаясь своей грудной бронёй к его прикрытым лишь тонкой материей изолетика механизмам, поцеловала в губы нежно, соблазнительно. — Расскажи мне о своей бездне безумия, Мираж. Я хочу узнать, что так страшит моего героя. Колёсный не очень хорошо понимал, чем вызвана такая резкая перемена в поведении его избранницы, но решил, что это не повод сопротивляться. Принял форму, удобную для сиденья, обнял, прижал (проигнорировал сообщение о запуске разогрева ряда систем), с запаздыванием ответил на поцелуй, попытался отвести взгляд... — Что будет, если к трусости добавить эгоизм? Нежные золотые ладошки принудительно повернули его лицевую обратно, пришлось набраться смелости и всё же объяснить прямо. — Актив мой принадлежит моему сюзерену и его делу, и то сейчас Квает Спэйс перехватил контроль, теперь он волен казнить и миловать как пожелает. Моя искра отдана тебе, покуда Праймус не заберёт нас обоих. У меня осталась только моя честь. Я... — голос его внезапно забился помехами, но он быстро справился и продолжил. — Я испугался, что ты сейчас попросишь и ею пожертвовать ради тебя. Соглашусь — лишусь и откажу — лишусь. И тогда — что от меня останется? Пустая оболочка, довольно убедительно изображающая настоящего меха. Но долго я бы так не прожил — просто погас бы в ближайшее время, если бы сам не... — снова сбился и восстановился. — А если бы ты пыталась удержать — я знаю, ты изо всех сил пыталась бы! — времени ушло бы чуть больше, а итог тот же, но тебя бы утащил с гарантией. Когда камеру искры в когтях сжимают, проще говорить, чем под этим взглядом! — Мираааж.... Она снова поцеловала его, но на этот раз так пылко, так горячо, словно собралась обрушить в ребут прямо сейчас. Её ловкие манипуляторы легко справились с тогой, обнажая лишённую зашиты грудную, обещая яркую развязку их непростого разговора. — Значит, побег Джаза был долгом чести и антидотом от яда бездны безумия? Теперь понимаю. Левый манипулятор спустился на шею, огладив магистрали, и вдруг крепко перехватил нейроствол у самого основания шлема. Осторожные пальчики правого тут же пробрались к сплетённому в тугую сеть нейроволокну под камерой искры, едва коснулись его самыми кончиками, прошлись по сложной структуре. В отличие от неопытного Квает Спэйса, она точно знала, сколь острая может быть реакция на подобную стимуляцию и обезопасила свое прекрасное лицо. — Я никогда не попрошу тебя чем-то ради меня жертвовать, Мираж. Жертва в пользу другого кибертронца деяние сугубо добровольное, а подобные притязания лишь унижают просящего. Правый манипулятор медленно перемещался выше к камере искры, старательно обводя каждое новое звено. — Умеренный эгоизм неотъемлемая часть психически здоровой личности, мой Мир. Она наклонила голову, чтобы прикусить пульсирующий всё быстрее топливный шланг. Придержав его дентами в сжатом состоянии пару кликов, она отпустила и снова подняла шлем, чтобы заглянуть в оптику цвета солнца. — Что касается трусости, которую ты сам себе вменяешь, в твоем исполнении она выглядит настолько искажённо, что кажется добродетелью. Подвергаться столь откровенным ласкам и разговаривать было практически невозможно. — Искажён-но... Верное слово. Очертя голову, броса... бросаться в любое пекло, лишь бы... никто не узнал... — сбивался голос, сбивались мысли, закончить он так и не сумел. Учитывая, что нейросеть форсера разгонять было и не нужно, то последние действия Голди легли на благодатную почву. Если захват за нейроствол ощущался возбуждающе-опасно, то манипулятор под искрой, прямо внутри его корпуса оказался уже чем-то запредельным, вырвавшим тихий стон. Мираж сумел было перехватить контроль над вокалайзером, но его мучительница неумолимо продолжала — это было чистое наслаждение, без малейшей примеси боли, и было почти невозможно удержаться от того, чтобы сдавить эти золотые бока, подхватить лёгкий корпус и одним движением опустить на... Нельзя. Раз она пока не продвигается дальше, значит, ещё не готова, ей будет больно, надо держаться... И тогда он уронил свои щиты ради одного-единственного дела. Удержаться. Не насадить с размаху. Всё остальное можно. Он хаотично шарил манипуляторами по золотым плоскостям, кажется, тыкался вслепую куда-то проводами, непрерывно звучал на самых разных тональностях в зависимости от того, гладила его избранница под искрой, кусала магистраль или делала что-то иное... Еще немного помучив быстро стартовавшего и столь же стремительно набравшего максимальную скорость гонщика, она пустила его интерфейс-кабели в свои разъемы, сама инициировала начало импульсной передачи, после чего приглашающе потерлась паховой броней о горячий источник чистого вожделения и открыла доступ. Настроение крылатой феммы, едва познавшей прелести любви и изнывающей желанием нового опыта, не уступало в страстности её опытному партнеру, пожалуй даже превосходило его. Стоило ей отпустить поджатые прежде поля, как Миража окатило аурой жадного желания, такого откровенного и всепоглощающего, что юной аристократке впору было устыдиться такой похоти. — Хочу тебя, мой Мир, хочу тебя всего! Сбивчиво прошептав это, она снова закусила его шейную магистраль и предусмотрительно переместила манипулятор от камеры искры на его плечо. Она приподнялась, чтобы Мираж сформировал скрутку, а затем, ведомая жаждой усиления ощущений, сама опустилась на его коннектор. Пожалуй, слишком резко, вскрикнула, отправляя в общую сеть весьма противоречивый откат и вонзая острые лезвия рефлекторно выпущенных когтей в плотную черную резину наплечных колес. Повторное приглашение колесному не требовалось — его скрутка и так уже едва не проламывала единственную оставленную ему пластину брони. Из последних сил он удержался, чтобы не рвануться навстречу, но сикерфем пострадала от собственной необузданной жадности. Теперь Мираж мог ей помочь только одним — как можно крепче держать в таком положении, не позволяя дернуться наверх: хуже слишком резкого проникновения было только повторное. Зафиксировать маленькую крылатую фемму в правильном положении для меха с силовыми характеристиками Миража было просто. Впрочем, Голди сама понимала, что расплату за свою чрезмерную страстность нужно чуть-чуть перетерпеть, и не пыталась извлечь из себя тугой жёсткий стержень. Наконец сжавшая золотистый корпус судорога ослабла, и они сумели продолжить. Затягивать процесс никто не хотел, для «сладких пыток» время ещё не пришло, так что уже очень скоро оба получили столь необходимую им выгрузку. * * * (Чуть позже) Золотистая оптика зажглась первой, но стоило её обладателю пошевелиться, как крылатая фемма переливчато курлыкнула и закогтила его сильнее, снова протыкая едва восстановившиеся шины, исчерпывающе сообщая о своём нежелании куда-либо сползать с такой уютной, сладко урчащей мотором лежанки. * * * (Ещё джоор спустя) Несовершенная с точки зрения морали кибертронского общества пара начала проявлять признаки процессорной активности. Остро встал вопрос гигиены, о котором они конечно не задумывались в процессе бурного единения друг с другом. — Э-э... — замялся «не совсем хозяин отсека» на предсказуемый вопрос. — Вообще санотсек у Квает Спэйса там, — он указал на нужную дверь. — А в частности у него тут всё на голосовом управлении, и я не уверен, что оно меня послушается. Путём простых экспериментов было установлено, что пользователь «бибика» авторизован, но в правах ограничен примерно полностью. Зато можно хлопнуть в ладоши и получить программу мойки, что для него настроил Квает Спэйс в прошлый раз. Этого вполне хватило, чтобы обеспечить обоим приличный вид и приятное ощущение чистоты корпуса, ибо подсохшая смазка становится липкой, причиняя тактильный дискомфорт. Вернувшись в гостевую зону, они осознали, что следующим пунктом их программы будет попытка активации дрона уборки, ибо диван, который они выбрали в качестве опоры для акта своей искренней радости, пострадал от смазки не меньше их теперь уже чистых корпусов. — Мираж, — Голди смущенно улыбаясь посмотрела на избранника. — Хлопнешь в ладоши на бис, а? Выполняя просьбу избранницы, тот, конечно, хлопнул, но эффект вышел предсказуемым — дрон даже не шевельнулся. — Миледи, я знаю фокус надёжнее, — изящно поклонился аристократ и воспользовался замеченным ранее в шкафу полотенцем. Сто ворн жизни на военной базе без прислуги научили его многому... однако работать руками он умел и не гнушался и до того. Голди смотрела на производимые аяконским аристократом действия с удивлением и восторгом, как будто тот не мокрой тряпкой по дивану махал, а успешно доказывал ранее не поддавшуюся никому теорему. Активированная в клане с высоким статусом гениальная малышка Руф даже представить себе не могла, что грязь можно вот так просто убрать собственными манипуляторами. Она всю жизнь была окружена прислугой и техникой, и даже когда оказалась на базе Элиты её ни разу не привлекали к труду помимо её специальности. То же правило действовало и на «Немезисе». — Так просто? — она поаплодировала. — Браво! — а потом вдруг устыдилась своей инфантильности, отвела взгляд. — Я бы не додумалась. Увы, вне лаборатории я совершенно бесполезна. — Зато ты быстро учишься, — поцеловал избранницу тот. А заодно продемонстрировал собственную обучаемость: на этот раз он собрал на стол завтрак, не задавая фемме дурацких вопросов и тем самым лишив её возможности возразить. А потом было поздно: она была усажена на диван перед подносом с энергофорами, брусками металла и сосудами с маслом.