***
Лиам приехал в школу на своей машине. Мысль, что он был одним из немногих, кто ездил на своих машинах в школу, потому что большинству ещё не исполнилось семнадцати, грела его изнутри в том смысле, что он прекрасно знал, как выглядел за рулём дорогого автомобиля. Он выглядел сексуально, что ему говорили девицы в школе, окружающие его, словно пчёлы мёд. Сексуальности добавляла его строгая одежда, как сегодня, например. Нежно-голубого цвета рубашка, черные, подчёркивающие его стройные ноги, брюки, чёрный пиджак с эмблемой школы. И завершающий штрих — ленивое покачивание бёдрами, которое сводило с ума всех. Наверно, больше никто из большого количества учеников не выглядел так же эффектно в такой простой, но элегантной одежде. Разве что Гарри, у которого были свои фишки для завлечения потенциального объекта желаний. В этом смысле Лиам и Гарри были очень похожи. — Как дела, друг? — подошёл Гарри к Лиаму, когда тот вылезал из автомобиля. Это уже что-то вроде традиции — Гарри приезжал чуть раньше, спрашивал у Лиама «как дела?», на что Малик всегда отвечал неоднозначно, а затем они поднимались по лестнице в школу и неторопливой походкой шли в класс. Эта «традиция» их утра не менялась уже месяцами. Лиам, зайдя в холл школы, где собрались многие из старшеклассников, начал считать до десяти, зная, что в течение этих секунд к нему обязательно кто-нибудь подлетит, кто-нибудь, кто пах дорогим блеском для губ и резким парфюмом. — Доброе утро, Лиам, — послышался девичий голос возле его уха, а на затылке уже покоилась аккуратно наманикюренная ручка, перебирающая пшеничные волосы. — Ты сегодня так замечательно выглядишь, — лестные слова так и слетали с губ, хоть и были правдой. — Я в курсе, детка, — промурлыкал Лиам на ухо этой девчушке, на которую до сих пор даже не взглянул. Он отстранился и подмигнул приставучей особе, имя которой он даже не пытался вспомнить, приторно улыбаясь, со словами: — Увидимся позже. — Она казалась милой, разве нет? — спросил Гарри. — Нисколько. Готов поспорить, сейчас она пожирает мою задницу глазами и дрожит от того, как я с ней разговаривал, — ухмыльнулся Лиам, глянув на Гарри, который обернулся, смотря на ту девушку. — Ты чертовски прав. Она уже мысленно трахнула тебя. — Она очень расстроится, узнав, что я сегодня заинтересован больше в себе, чем в ней. — Он вскинул бровь, закусив губу, чтобы не так сильно улыбаться. — У кого-то сегодня приподнятое настроение, — хихикнул Гарри, затем не выдержав, засмеялся в голос, привлекая внимание всех проходящих мимо учеников. Сразу, как Лиам заметил на горизонте учителя истории, он посерьёзнел, пытаясь выглядеть по-взрослому, как он обычно выглядел рядом с учителями. И обычно, если он разговаривал с преподавателем, а рядом находился кто-то из учениц, то они начинали накручивать свои волосы на палец, будто собираясь вырвать прядь залаченных кудрей, а если парни, то Лиам всегда пытался не улыбаться, потому что строгий вид Малика буквально ломал напополам воздыхателя. Да, да, детки, он был в курсе своей неотразимости. И такое внимание ему всегда нравилось. На углу Гарри столкнулся с их почти-новеньким, так как тот был в их классе уже месяц, но так толком и не сдружился ни с кем, ходил всё время один и не пытался хоть с кем-нибудь начать общаться. Напоминал чопорного старика, который не реагировал ни на какие шутки в свою сторону. Он ходил всегда с важным видом, как уже выяснилось, учился на «отлично». Он был довольно привлекательным, что не ускользнуло от взгляда Гарри. И вот сейчас Стайлс словил на себе раздражённый взгляд. — Аккуратнее, — проговорил сквозь зубы он своим высоким голосом. — Что угодно для тебя, Луиджи, — сладко проговорил Гарри, улыбаясь так сильно, что, наверно, девушки в округе обомлели от его ямочек, но только не Луи Томлинсон. — Я Луи, — прошипел Луи, исподлобья смотря на Гарри. А затем, когда он уже отошёл, до ушей Гарри донеслось: — Засранец. Гарри ухмыльнулся, посмотрев ему вслед. — Ох, вот же сучка, — покачал он головой, — он, оказывается, умеет сквернословить. — Просто зажми его уже где-нибудь у стены, он не сможет бороться, ты крупнее его, я устал слушать твои воздыхания, — закатил глаза Лиам. — А я твои не устал? — возмутился Гарри. — Заткнись, — засмеялся Лиам.***
Первые два урока прошли довольно скучно, потому что не было ничего, кроме проверки домашнего задания. Гарри даже писал Лиаму записки, чтобы хоть как-то унять смертельную скуку. Предложил устроить на выходных вечеринку, чего они довольно давно не делали, да и вообще кто-либо давно не устраивал их. Лиам согласился, поставив условие, что это будет не у него дома, потому что отец на выходных должен был быть дома. Гарри сказал, что без проблем, вечеринка состоится у него. После второго урока к Лиаму и Гарри подбежала очередная девица с длинными прямыми волосами каштанового цвета, имя которой он знал, на этот раз, обращаясь больше к Лиаму, судя по томному взгляду, скользящему по всему телу. — Ребята, сегодня вечером я устраиваю вечеринку. Вы приглашены. В первую очередь. Друзья переглянулись, ухмыльнувшись. — Мы придём, Лорейн, — сказал Лиам, поправляя прядь волос, будто бы случайно касаясь её шеи, отчего она прикусила губу, предвкушая ещё не состоявшуюся вечеринку. Лорейн ушла, смерив Лиама каким-то своим завлекающим взглядом, который немного завёл Малика. Он пообещал себе, что она будет первой на этой вечеринке. Привилегии для хозяйки. — За нас всё сделали, Ли, — сказал Гарри. В ответ Лиам многообещающе улыбнулся.***
После пятого урока Виктор — парень из параллельного класса — не отрывал глаз от Лиама, пожирая его взглядом. Малик знал, что этот малыш давно мечтал о Лиаме, заглядываясь на безумно аппетитный зад, которым шатен крутил перед всеми, кому не лень полюбоваться. Виктор не был исключением и был не против полюбоваться на обтянутую строгими брюками круглую задницу. Лиам удивился, что парень продержался так долго, просто наблюдая за ним на переменах и не предпринимая никаких действий, чтобы, например, зажать Малика где-нибудь за углом. Ну и выдержка, думал Лиам, наблюдая за мечущимися по его телу глазами Виктора и его порозовевшими щеками. И зажал Лиама прямо у кабинета литературы, горячо прошептав Лиаму на ухо, что он сегодня был слишком возбуждающим, и не мог больше терпеть. Хорошо, Малик, победа за тобой, ты снова довёл кого-то. А затем он схватил Лиама за запястье, утаскивая в мужскую раздевалку, где как раз никого не было. Заперевшись там на замок изнутри, Виктор сел на лавочку с вешалками, похлопав по своим коленям, приглашая Лиама. Шатен развязной походкой подошёл к парню, встав перед ним, но не наклоняясь, устанавливая зрительный контакт, который, Лиам прекрасно знал, как действует на партнёра. Взгляд «мне всё равно, но я не против» из-под приопущенных ресниц, а затем язык, медленно проходящий по нижней губе. Готово. Виктор накинулся на красные губы Лиама, утягивая на себя и сажая на колени, а Малик улыбнулся сквозь поцелуй, гуляя руками по широкой спине парня. Потянув за его волосы, Лиам одновременно укусил губу Виктора, отчего тот застонал, а Лиам почувствовал, как возбуждение упирается ему в зад. Круговыми движениями он начал толкаться, создавая невыносимое трение, в эту же секунду чувствуя огромные руки на своей талии, сжимающие крепкие мышцы. Рубашка сильно измята. — Полегче, ковбой, ты меня раздавишь, — жарко прошептал Лиам в губы парня. — Кто из нас ещё ковбой… Чёрт! На этом выдохе Лиам сжал эрегированный член Виктора, медленно двигая рукой вверх-вниз, насколько это было возможно сделать через штаны. Чувствуя мокрые поцелуи на своей шее, Лиам отстранился, крупно вздрогнув — слишком эрогенная зона, чтобы позволять прикасаться кому-то так явно. Чтобы Виктор больше не смог прижиматься губами там, где не надо, Лиам впился поцелуем в губы, продолжая медленно двигаться на бёдрах парня, имитируя секс. В движениях Виктора главенствовало перевозбуждение и нетерпеливость, когда он начал судорожно расстёгивать брюки Лиама. Малик наблюдал за этим с мелкой ухмылкой на лице, а затем помог ему стянуть давящие штаны с себя. Приподняв Лиама с себя, Виктор стянул с него брюки, а затем посадил обратно, жадно наблюдая за каждым безупречно отточенным движением Лиама. Заворожённо смотря на раскрасневшееся лицо Малика, Виктор очертил указательным пальцем нижнюю губу парня, широко улыбаясь. Лиам резко втянул в себя палец, посасывая его, поглаживая языком подушечку. От таких действий Виктор застонал, наблюдая за Лиамом мутным взглядом. Выпустив влажный палец изо рта с громким чпоком, Виктор пролез рукой в боксёры Лиама, надавливая на копчик, и Лиам выпустил горячий выдох, а когда смоченный палец с лёгкостью проник в растянутую ещё утром дырочку, Виктор восхищённо застонал, но всё же нахмурился. — Тебя сегодня уже кто-то… — Я сам. Утром поиграл с собой… Боже, да… — Брови Лиама нахмурились, и он прикрыл глаза, утопая в удовольствии, тут же чувствуя второй палец, проникающий чуть менее легко, чем первый. — Как можно быть такой потаскухой, Лиам? — прорычал Виктор, укусив парня за подбородок. Лиам в ответ что-то невнятно промычал, насаживаясь на пальцы. Его член изнывал, всё ещё находясь в боксёрах, зажатый между ним и животом Виктора. — Господи, давай быстрее, — простонал Лиам. Виктор быстро приспустил штаны вместе с трусами, выпуская крупный, но недлинный член. Он сплюнул на руку, размазывая слюну по стволу и… — Это всё, прости? — возмущённо спросил Лиам. — Ох, если ты хотел сам этим заняться, я не… — Презерватив надеть не хочешь? — У меня нет, тем более мы уже почти… Лиам снова перебил: — Раз у тебя нет, то эту проблему решай сам, — прошипел Лиам. — Перед тем, как меня трахать, лучше бы удостоверился в наличии резинки. Пока Малик это говорил, лицо Виктора вытягивалось с каждым словом, а он успел одеться. Ничего, что он будет ходить со стояком оставшийся урок, важно то, что он никогда в жизни не занялся бы сексом без презерватива. Это было небольшим правилом, за нарушение которого у несмышлёных парней болела голова и не только. Виктор уже хотел было вернуть Лиама на место и трахнуть, как следовало бы, но Малик смерил его таким злым взглядом, что за последствия такой выходки он не ручался. Может быть, он бы сказал, что Виктор его изнасиловал, может быть, придумал бы менее болезненный для репутации, но болезненный для самолюбия и чести способ отомстить. И об этом Виктор догадывался, потому что Лиам всегда был «тихим омутом», от которого нельзя было ожидать чего-то наверняка. Как говорится, решай свою проблему сам.***
Злой и неудовлетворённый Лиам влетел в дом, возмущённый поступком Виктора, потому что из-за него теперь приходилось мучиться до вечера. И чем можно было заняться до вечеринки, Малик не знал, поэтому занимался всеми «делами», которые только могли у него быть. Это трудно было назвать делами, потому что он делал всё, что только убивало время: играл в видео-игры, убрал бардак на столе, даже начал собирать пазлы. Это всё было ради того, чтобы только лишний раз не увидеть себя в зеркале, когда он спускался за очередным стаканом сока или яблоком, потому что привычное и приятное ощущение жара внизу живота теперь не доставляло удовольствия, а только обременяло, заставляя Лиама недовольно ёрзать на полу, мучаясь от того, что не мог к себе прикоснуться. Нет, конечно, он мог, но разрядка сильно притупила бы желание, которое было так необходимо на вечеринке. Лиам обезумел и скулил, дуя губы, потому что знал, как великолепно он выглядел, когда был возбуждён. На эту удочку клевали не только ненасытные сверстники, но и сам Лиам. Ему лишний раз не хотелось видеть себя в зеркале, потому что его глаза были, словно дёготь, волосы, ещё утром уложенные в идеальную причёску, растрёпаны, щёки горели персиковым румянцем, а губы были грешно-розовыми. Это свело бы с ума любого. Ближе к восьми Лиам вскочил с пола, где были разбросаны пазлы, и начал собираться, не зная, во что бы одеться, чтобы произвести впечатление. Остановившись на джинсах, майке и кожаной косухе, он выскочил из дома, где уже сигналил нетерпеливый Гарри. Поправлять волосы Лиам не стал, это всё равно бесполезное дело, если считать, зачем они ехали на вечеринку. Гарри пошленько улыбнулся, смотря на немного неопрятный вид Лиама. — Прекрати ржать, Стайлс. — Я всего лишь улыбнулся, — пожал плечами Гарри, начиная хихикать, выворачивая руль на дорогу, в сторону дома Лорейн. Они немного помолчали, а после Лиам спросил: — Есть планы на сегодняшний вечер? — Завладеть малышом Луиджи? — Ну, наверно? Ты ещё не уверен? — Да, да, точно уверен. — Откуда ты знаешь, что он придёт? Мне кажется, что он заинтересован больше в политологии и основах юриспруденции, — хмыкнул Лиам. — Я просто знаю. Ему важна его репутация. Он же типа весь из себя примерный ученик, — Лиам хотел было вставить «я ведь тоже», — отличник, но при этом должен быть немного плохишом, чтобы не терпеть в будущем насмешек со стороны одноклассников и вообще кого-либо из школы по поводу того, что он невинная отличница. В таком случае, вечеринка Лорейн хорошо покажет, что наш недотрога не такая уж неприкосновенная отличница. Из этого следует, что он напьётся и, может быть, будет вытворять всякие сумасшедшие вещи со своей задн… — Хорошо-хорошо, я понял твою логическую цепочку, будущий мистер Психолог, — перебил, смеясь, Лиам. Гарри гордо вскинул голову, широко улыбнувшись.***
Дом Лорейн и правда был безумно огромным, и оттуда уже лилась очень громкая музыка какого-то очередного модного исполнителя, а в окнах можно было разглядеть толпящихся людей, везде сверкали разноцветные огни. Лиам облизал губы, предвкушая сегодняшний хороший — он уверен — вечер. Когда Гарри и Лиам припарковались рядом с переполненным людьми и алкоголем домом, кто-то уже успел разбить статуэтку рядом с входной дверью. Друзья вышли из машины, направляясь прямо ко входу. Стучаться они не стали — им бы всё равно никто не открыл, элементарно не услышав, поэтому сразу зашли за порог. В воздухе витал запах сигарет и косяков, также немного парфюма, как мужского, так и женского, ну и оставшегося свежего запаха ветра с улицы, который окончательно выветрится через пять минут. Гарри расталкивал толпу людей, среди которых были все его знакомые и одноклассники, надеясь дойти до треклятой кухни, где было сосредоточено всё веселье. Лиам шёл за ним, улыбаясь некоторым приглянувшимся девушкам и парням, даже если их уже кто-то прижимал к стене. Лиаму стоило только улыбнуться, чтобы заполучить того, кто ему нужен. — Лиам, тебе чего? — спросил Гарри, держа в руках пиво и виски. — Пока ничего. — Лиам спиной облокотился на барную стойку, оглядывая всех присутствующих на кухне и немного в коридоре. — Хей, только не смей мешать это дерьмо, меня рядом не будет, чтобы отвезти тебя домой. — Я в курсе, — кивнул Гарри, отпивая из стакана виски, — меня тоже не будет, чтобы тебя отвезти. — Меня отвезут, — подмигнул Лиам. После этих слов Гарри пробурчал что-то о том, что он пошёл искать «сладкую попку неприкосновенной отличницы», ленивой походкой выходя из кухни. Лиам остался стоять на месте, всё же решив, что для разогрева нужно что-нибудь выпить. Он всё же остановился на виски. Отпив совсем немного, для вида, он осмотрелся вокруг ещё раз, не находя нужную жертву для себя, и ушёл на террасу, которая находилась в конце коридора. Лиам точно знал, что его будет искать Лорейн, так что вероятность того, что она появится здесь в считанные минуты, довольно велика. Уж слишком многообещающе на неё смотрел Лиам. Лишь бы она не оказалась такой глупой, что не способна заглянуть на террасу. Её дом был поистине шикарен. Три этажа, бесконечное количество комнат, и в каждой горел свет — Лиам наблюдал это с каждого бока террасы. В темноте ночи этот огромный дом выглядел, как настоящий дворец, и Лиам даже начал немного недоумевать, зачем небольшой семье столько комнат, что здесь могли бы жить человек сорок, и каждый имел бы свою собственную комнату. Из каждой комнаты в доме можно было увидеть великолепный вид на ухоженный сад, в котором росло такое количество цветов, что летом можно было бы задохнуться от яркости смешанных ароматов. Ещё здесь было бессмысленно много подсветок, зато они красиво освещали огромный бассейн. Лазурная вода красиво переливалась в ослепляюще белом свете лампочек, и глубина казалась внушающей, хотя Лиаму так казалось. Если бы не было так холодно, а промозглый ветер не охлаждал пальцы, Лиам без единой эмоции на лице спрыгнул бы в воду, а потом, возможно, к нему бы кто-нибудь присоединился, ведь невозможно отказаться от такого сладкого подарочка, как Лиам, к которому прилипла бы майка… — Я уже испугалась, что ты не пришёл, — прозвучал голос за спиной. Ты быстро справилась, Лорейн. Добавь в уме бонус для себя. — А я уже испугался, что ты не найдёшь меня, — не поворачиваясь, сказал Лиам, делая небольшой глоток из гранёного стакана в руках. — О, ты любишь играть? — Лиам удивился, каким спокойным был голос девушки, когда она разговаривала наедине, и каким он был громким, почти визжащим, когда она находилась в окружении. И такой тихий, даже интимный тон нравился Лиаму намного больше. Лиам ухмыльнулся своей фирменной улыбочкой, повернув голову к хозяйке дома, которая теперь стояла рядом, облокотившись о бортик террасы, смотря на Малика. — Обожаю, — улыбнулся Лиам, сверкнув глазами, в которых отражались огоньки ламп, и придвинулся ближе к Лорейн, смотря на неё немного сверху. Даже на своих высоченных каблуках девушка была разительно ниже Лиама. Он подумал о том, что любил маленький рост, это добавляет уязвимости партнёру и превосходства ему самому. Лорейн закусила губу, а затем втянула Лиама в глубокий поцелуй, сильно вороша волосы на затылке. Лиам знал, что она будет в восторге не только от поцелуя, когда девушка оторвалась от его губ и, взяв за руку, повела на третий этаж, где не было абсолютно никого. Ещё один бонус в её пользу, на третьем этаже их точно никто не сможет побеспокоить.***
Оставив Лорейн на третьем этаже, заснувшую и обвитую в шёлковое покрывало, Лиам тихо вышел на первый этаж, где все запахи, что были до этого стали резче и тошнотворнее. Честно, он не знал, откуда прибывали люди, но за всё то время, пока Лиам отлучался с Лорейн наверху, их стало если не в два раза больше, то в полтора точно. Многих из них Лиам не знал, но среди них было много красавчиков, как он успел отметить про себя. Сейчас пока не до этого. Его тело всё ещё немного влажное после жаркого секса, и ему нужно слегка остыть и найти Гарри, который, казалось, пропал без вести в этом бесконечном лабиринте дома. И если Лиам его не найдёт, то скорее всего тот укротил Луи. Лиам нашёл Гарри на полу в гостиной, где людей было не так много, как в начале, что удивительно, хотя, скорее всего, большинство народа скопилось на кухне, допивая остатки алкоголя. Самое интересное то, что Гарри был не один, — на его коленях послушно сидел Луи, который, чёрт подери, будто нехотя покуривал косяк — один на двоих с Гарри. Лиаму очень хотелось узнать, что же случилось и что Гарри сделал с тем правильным пай-мальчиком, который сидел, сложив ручки на колени, внимательно слушая учителя. — На вечеринках люди раскрываются, не так ли? — спросил Лиам, садясь рядом с парочкой, выхватывая из пальцев Луи скрутку, на что парень недовольно фыркнул. За это Гарри похлопал его по бедру, будто говоря: «Не жадничай». — В каком смысле? — медленно и хрипло произнёс Луи, затуманенными глазами смотря на Лиама. — В прямом. Всё это время мы тебя знали, как хорошего мальчика, а ты, оказывается, можешь быть плохой отличницей, — хихикнул Лиам, затягиваясь, а затем отдавая косяк Гарри. — А тебя вот вечеринка никак не раскрыла. Мудак в школе, такой же мудак на гулянке, — простонал Луи, когда за произнесённое Гарри приблизился к нему и укусил кожу на шее. — Он мой друг, — предупреждающе промурлыкал Гарри, — не советую обзываться, Грязный Ротик. — А он меня раздражает, — захныкал Луи. — Не раздражайся. Боже мой, Гарри, чем ты его накачал? Такой милашка, — ухмыльнулся Лиам, снова затягиваясь косяком. — Он сам себя накачал. Нашёл его уже в горе пустых бутылок на втором этаже, так что чёрт знает, сколько и чего он выпил, но, что абсолютно точно, он мешал пиво с водкой. И после этого мы выкурили два косяка. На завтра ничего не вспомнит, но уже будет моим. — Гарри повернулся лицом к Луи, подмигивая и спрашивая: — Да, детка? Луи смущённо закивал, утыкаясь лицом в шею Гарри. Лиам в своих мыслях сравнил его с сонным котом. Именно такой дерзкой задницы заслуживает Гарри, да и он не против, раз столько времени бегал за этим непоколебимым мальчишкой. — Луиджи, ты просто солнышко, — заулыбался Гарри, чувствуя щекочущее дыхание Луи на своей шее. Луи отстранился. Его глаза потемнели и стали похожи на два крохотных грозовых облака, мечущих молнии. Вкупе с нахмуренными бровями это выглядело угрожающе. И мило, учитывая его расшатанное состояние. — Гарри, блять, Стайлс! — Он шлёпнул кудрявого по бицепсу. — Ты можешь выучить своей тупой кудрявой головой? Я Луи. Л-у-и. Ты меня уже бесишь, — ворчал Томлинсон, насупившись, как обиженный щенок. — Обожаю, когда он ругается, — обратился Гарри к Лиаму. Затем сказал непосредственно Луи, улыбаясь: — Я никогда не перестану так тебя называть. Это к тебе привязалось, детка, прости. Луи толкнулся бёдрами вперёд, задевая через штаны член Гарри, из-за чего тот простонал, и Томлинсон ударил зеленоглазого в грудь ладонью, а Гарри сжал своей огромной рукой с бесконечным количеством колец бедро парня. Это была какая-то своеобразная возня, которую Лиам не мог понять, являясь уже лишним в их окружении. Гарри сломал и покорил Луи, и Лиам рад за них. Теперь ему самому пора покорить кого-нибудь. Можно и наоборот.***
Время было за полночь, когда Лиам уже целовался с каким-то парнем. Ну, как с каким-то. Его звали Джеймс, на что Лиам театрально похлопал глазками, очень удивившись, потому что: «Боже мой! Это же моё среднее имя!» И, конечно, это сработало. Вскоре этот парень предложил уединиться где-нибудь, после того, как рассказал, что приглашение на эту вечеринку получил случайно, потому что его несовершеннолетние знакомые хотели купить алкоголь, а в благодарность взяли с собой в дом Лорейн. Теперь Джеймс понял, что не зря согласился, хотя колебался до последнего, ожидая увидеть здесь сопливых молокососов, которые пьют и снюхивают всё, что не приколочено. Лиам приятно удивил его, когда они столкнулись на лестнице, потому что Малик был совсем не пьян, да и не выглядел, как мальчик, только что отучившийся от памперсов. Джеймс был высоким, выше Лиама, что просто сносило Малику крышу. У него были немного вьющиеся шоколадные волосы, выгоревшие прядками у лица, серо-зелёные глаза, которые завораживали Лиама настолько, что он смотрел на Джеймса не отрываясь, пока тот что-то рассказывал о себе. Скулы были покрыты двухдневной щетиной, которая не отвлекала взгляд, но при этом и лицо делала интересным. Лиама безумно привлекли его губы необычной формы, так как верхняя губа была пухлее нижней, и когда Джеймс улыбался она облегала его зубы, что делало улыбку поистине очаровательной. Его широкая спина и руки были обтянуты вельветовой утеплённой курткой бежевого цвета со светлым овечьим мехом внутри, а джинсы несильно облегали стройные ноги. Парень выглядел сногсшибательно, дорого, но при этом довольно просто. Лиам отметил для себя, что со вкусом у парня всё было отлично, так как и одевался он хорошо, и парня выбрал под стать себе. На этих словах Лиам мысленно подмигнул самому себе, ведь любить себя никто не запрещал? Их уединение в шумном, но уже пустеющем доме было слишком невыносимым. Лиам хотел реального уединения, когда ни одна душа не сможет прервать сладкую идиллию. Лиам хотел, чтобы в доме единственным источником звука служили рычащие стоны о том, какой он хороший малыш, когда он будет особенно глубоко заглатывать — Малик готов поклясться — большой член своего нового знакомого. Джеймс был на машине, что несказанно обрадовало Лиама, когда он запрыгнул в белую ауди. Парень спросил у Лиама: — К тебе или ко мне? И Лиам ответил, игриво закусив губу: — Ко мне. Чёрт возьми, да, он совершенно забыл, что его отец должен был быть дома. Лиам был окутан шармом этого парня, который мог давать ему советы и приказы, потому что он был старше. Это то, что так сильно нравилось Лиаму. Он любил грязные диалоги со старшими. Лиам не заметил, как они доехали до его дома, хотя он всё же указывал дорогу. Всё это время его больше волновал сексуальный Джеймс за рулём, который управлял одной рукой машину, а второй гладил Лиама буквально везде. И Малик отзывался на каждое нежное движение проворных пальцев на его торсе, шее, волосах — везде, куда дотягивался Джеймс. Дрожащими пальцами Лиам наскоро открыл дверь, преодолевая желание накинуться на Джеймса, так и не зайдя в дом, потому что тот уже начал исследовать губами шейные позвонки, отгибая ворот косухи Лиама. Они всё-таки ввалились в дом, тут же начиная снимать куртки и бросая их на пол, когда… Включился свет в гостиной, являющейся так же и холлом, и в жёлтом свете показался развалившийся в кресле Зейн, положивший на руку голову, будто с интересом смотря на происходящее. Точнее ему не было интересно. Он был в ярости. Лиам медленно оторвался от губ Джеймса и посмотрел на отца, который до сих пор за минуту не произнёс ни слова, смотря на парочку с прищуром. Его карие глаза из-за длинных ресниц и злости казались тлеющими угольками. Обычно Лиам никогда не боялся своего отца, потому что они часто ругались из-за разных мелочей. И не боялся он потому, что забыл, каким бывал Зейн, если его довести. Сейчас Лиам отдал бы многое, чтобы не вспоминать эмоции на лице Зейна и его голос, когда он реально, по-настоящему разгневан. Джеймс одним взглядом спросил, кто это, и Лиам тем же взглядом ответил — в его глазах впервые за много лет читался страх. Он не знал, что могло случиться дальше. Может, у Зейна для особых случаев за комодом спрятан дробовик, кто знал. Зейн медленно встал и такой же медленной походкой, вложив руки в карманы домашних штанов, подошёл к парням. И чем ближе он подходил, тем чаще билось сердце Лиама. Отец подошёл почти в плотную, а затем остановился и произнёс голосом, который Лиам слышал очень отчётливо, но будто его голос находился под высоковольтным напряжением, звучал так, словно перед грозой: — У тебя есть три секунды, чтобы свалить отсюда, иначе я сейчас же вызову полицию. Лиам знал, что папа имел ввиду привлечение к ответственности за совращение малолетних. И он молился, чтобы Джеймс испарился тут же, не оставив после себя и следа. Ну, в общем, вылетел из владений Маликов он и правда очень быстро. Лиам не знал, за чем наблюдать: за тем, как молниеносно за дверью скрывается парень или за тем, как злобно ходят ходуном жевалки его отца. Когда звук отъехавшей от дома машины вовсе испарился, Зейн нарочито спокойной походкой пошёл на кухню. Лиам мог поклясться, что чувствовал, как наэлектризовался лакированный паркет под его ногами — настолько Зейн был в ярости. Мальчик боялся даже шевелиться без разрешения, а вместо слов извинений в его горле застрял комок страха перед отцом. Дыхание становилось совсем медленным, но никак не спокойным. Этим дыханием Лиам захлёбывался, задыхался, но не смел показать виду, что его что-то напрягало. А Зейну это не было нужно, он и так всё видел. — Куртку с пола я за тебя поднимать буду? — спросил Зейн, спокойно отпивая воду из стакана, опираясь на кухонный стол. Лиам медленно прикрыл глаза, успокаивая нервы, а затем поднял куртку, чувствуя, как дрожат одревеневшие пальцы. Отец прочистил горло и заговорил снова: — Ты видел сколько времени? Знаешь, можно было предупредить о том, что ты куда-то пойдёшь. Представляешь мои ощущения, когда я приезжаю домой в одиннадцать вечера, а тебя нет? Машина во дворе, а сам принц даже не соизволил записку оставить, что идёт удовлетворять свой член! — Зейн перешёл на крик, вены на его шее так вздулись, что казалось, что они вот-вот лопнут. — Я успел надумать себе кучу вещей, которые могли бы с тобой случиться. — Отец подошёл к Лиаму, который стоял посреди холла, понурив голову. — Когда ты, блять, перестанешь думать только о себе, эгоист несчастный! — В глазах Зейна скопились слёзы от злости, страха за сына и обиды, которые скрывались долгое время, и Лиам понял свою ошибку, потому что отец никогда не смел показывать свои эмоции Лиаму. Он всегда был непоколебим. До этого момента. — Прости, я… — Нет, Лиам, нет, — покачал головой старший Малик, — иди в свою комнату. Сегодня я не хочу тебя видеть больше. Лиам посмотрел на потускневшие татуировки на груди и руках, которые отец сделал ещё в молодости, и попытался снова: — Пап, пожалуйста… — Иди в свою комнату. Что из этого тебе непонятно? — снова повысил голос Зейн. — Мне стыдно. Мне стыдно, ясно? И я очень сильно извиняюсь за свой поступок, я понимаю, что ты волновался, но знаешь… из-за моих особенностей можно было догадаться, где я пропадаю и зачем. Тем более это вечер пятницы. Я же имею право на распоряжение собственным свободным временем, так? Ты мог успокоиться, если бы я не пришёл ночью, потому что в таком случае, я пришёл бы утром. — Волновался? Твои особенности? Пока у тебя не появится свой ребёнок, ты в жизни не узнаешь, что такое, как ты выразился «волноваться». Только это, на самом деле, по-другому называется. Я был в ужасе, потому что ты никогда так не делал! — Зейн снова срывался на крик. — Ты узнаешь, что это такое потом, когда твой сын не оставит записку, бросит машину во дворе, а сам смоется куда-нибудь на всю ночь, а ты будешь рвать на себе волосы в мыслях о том, что он уже на пути в морг, или над ним ещё грязно измываются и увечат! — Послушай… — Ты меня сейчас слушаешь, — прошипел охрипший от криков Зейн. — У тебя нет совести, Лиам. Особенно в последнее время. Я устал слушать непристойную грязь, которая вырывается из твоего рта постоянно! — Так вот в чём дело? Не слушай! И ты уже просто задолбал срываться на мне! Я, знаешь ли, тоже устал выслушивать твои крики по поводу того, какой я плохой! Заведи себе уже шлюху, которая будет полностью удовлетворять твоим потребностям! Раздался звук звонкой пощёчины, а после неё такая же звонкая тишина. И Лиам понял, что это было очень и очень лишним, но слова не вернёшь. Он понял, что его бескостный язык и эмоциональность сыграли свою роль. Зейн ушёл наверх, даже не посмотрев на сына. Лиам не услышал даже трещащего злостью хлопка двери, и это напугало даже больше, чем молчание. Впервые за очень долгое время в Лиаме проснулась совесть и стыд, потому что горящая пламенем щека кричала об обиде, которую его отец держал и продолжал держать в себе. Ему хотелось извиниться, по-настоящему извиниться, но он знал, что сейчас это только усугубит ситуацию.***
Лиам пролежал до шести утра, не смыкая глаз, думал обо всём, что он сказал, и о чём сказал его отец. В голове каждую секунду прокручивался момент пощёчины. Лиам осознал, что эта пощёчина была долгожданной для отца, потому что он, Лиам был уверен, мечтал это сделать каждый раз, как сын выводил его из себя своими выкрутасами. Кожа, словно получившая химический ожог, всё ещё ныла, напоминая Лиаму о том, что пора действительно извиниться. Обида отца превратилась в боль сына, и уж лучше бы Зейн кричал полночи, чем оставил свою ярость в молчании комнаты, освещённой искусственным светом. Это прогрызало в груди дыру вины, которая нещадно ныла. От долгого нахождения в одном положении конечности Лиама затекли, да и жажда давала о себе знать, скребя своими когтями в горле. Он решил немного размяться и прогулялся до кухни. Когда парень проходил к лестнице, он увидел слабую полоску света из комнаты отца, но подумал, что это, скорее всего, свет от фар, и решил, что проверит на обратном пути. Кола в жестяной баночке бодрила изнутри, раздражая нёбо и желудок газами, из-за чего в уголках глаз образовались слёзы, которые Лиам быстро сморгнул. Посмотрев на яркую красную баночку, которая уже была полупустой, Лиам приложил её к пострадавшей щеке, успокаивая. Он не знал, почему не приложил что-то холодное сразу. Может, был в шоке от произошедшего, может, из-за того, что голова была занята совсем не тем, как горела щека, а может, всё сразу. Лиам допил колу и ещё немного посидел на кухонном столе, не решаясь идти наверх. С глубоким вздохом он встал и медленным шагом пошёл в комнату отца, если свет всё-таки был от ночника. Он бесшумно подошёл к двери и несколько секунд колебался, прежде чем войти. Зейн сидел на кровати в позе лотоса и разбирал какие-то бумаги. Кучу бумаг. Они были по всей огромной кровати, на полу — везде, и аккуратно лежали лишь на столе, сложенные стопкой. Ради бумажек Зейн пожертвовал бесценным сном? Лиам подумал, что это довольно тупо, хотя это, наверно, из-за их разговора, из-за бессонницы, как у Лиама. — Пап?.. — аккуратно позвал Лиам. — Ты не видишь? Я занят, — огрызнулся Зейн, даже не посмотрев на сына. — Серьёзно? Занят в шесть утра в субботу? — Зарабатываю деньги на твои прихоти. Тебя что-то не устраивает? — На скулах Малика заиграли жевалки. Лиам зашёл в комнату, подошёл к кровати отца, аккуратно собирая листы бумаг и папки, освобождая для себя немного места, чтобы сесть. — Да, немного. То, что ты всю ночь не спал. И я пришёл извиниться за то… за то, что наговорил тебе сегодня. Я был очень не прав. Я прошу прощения. Такое впредь больше не повторится, — выдохнул Лиам, опустив голову. — Можешь наказать меня. — Лиам округлил глаза от двусмысленности своей же фразы, но виду не подал, что его это смутило. — В смысле, отбери машину, посади под домашний арест. Что там делают родители обычно? — Я подумаю. — Зейн смерил сына снисходительным взглядом. — Подумаешь прощать меня или подумаешь наказывать? — Лиам боялся первого варианта. — Наказывать. После этого Лиаму показалось, будто его сердце остановилось, а затем начало биться вспять. Он поднял глаза на Зейна, ожидая, что он добавит ещё что-нибудь, но он просто смотрел, прожигал дыру в сыне. Лиам заёрзал под этим взглядом, не зная, куда себя деть. Одно лишь слово доставляло столько неудобств. Наказывать. В голове уже появились образы, в которых участвовал его же отец. И для Лиама это не выглядело неправильно. Лишь пошло, грязно, но очень правильно. Господи, он очень хотел бы быть наказанным. Хотел, чтобы папочка заставил его мучиться от неудовлетворённости… — Да, — шепнул на выдохе Лиам. Зейн издал рык, похожий на нуждающийся или обессиленный, и в пару махов очистил кровать от всех бумаг, не несущих сейчас никакой ценности. Он подозвал рукой Лиама к себе, похлопав по колену. Лиам опасливо подполз, чувствуя, как в горле клокочет собственное сердце, а конечности будто тяжелеют или будто их набили паралоном, и остановился напротив Зейна, сев перед ним. — Ближе, — пробормотал отец, а Лиам придвинулся совсем на немного. — Ещё ближе. — Расстояние стало совсем небольшим, а Лиаму пришлось сесть на ногу Зейну, которая была вытянута, выше колена. — Почему же ты такой робкий, когда не нужно? — На этих словах Зейн согнул выпрямленную ногу в колене, подкидывая на ней Лиама, которому не оставалось ничего, кроме как вплотную прижаться к отцу. Их лица были в паре сантиметров друг от друга, и Зейн, не выдержав прерывистого дыхания мальчика, впился в его губы. Он только и мог думать о том, что они ещё мягче, чем на вид, упругие и сладкие от колы. Он кусал их, оттягивал нижнюю губу, царапая зубами внутреннюю сторону, будто не хотел отпускать их ни за что на свете. От того, что Лиама переполняли эмоции и мысли, он даже не смог ответить на поцелуй, лишь рвано выдыхая каждый раз, как Зейн втягивал в себя нижнюю губу, будто хотел насытиться. — Прости, — отстранился Зейн. Этого он и боялся — отторжения. Но Лиам взял себя в руки раньше, чем его отец смог бы продолжить оправдания по поводу того, как это неправильно. Он просто накинулся на отца, обнимая за шею и одной рукой сжимая и без того растрёпанные волосы на макушке. Лиам был поражён, какими мягкими и одновременно жёсткими они были. Он сидел уже на бёдрах отца, чувствуя, как его член немного набух, и улыбнулся в губы Зейну, порадовавшись за себя. Приятно было осознавать, что мужчина отзывался на движения юношеского тела. Лиам решил немного пробудить дремлющего зверя внутри старшего Малика и мягко крутанул бёдрами, потираясь своей задницей о член. — Чертёнок. Куда же делась вся твоя нерешительность? — простонал Зейн, когда Лиам начал медленно вращать бёдрами, массируя тем самым член отца под собой. — Испарилась… когда я представил, что смогу ласково стонать «папочка» под тобой, — выдохнул Лиам, нежно целуя шею отца, почувствовав, как собственный член заныл от пошлости его мыслей, а Зейн подавился воздухом от того, как возбуждающе это звучало. — Что ещё ты представлял, малыш? — Зейн завёл руку за Лиама, сжимая его аппетитную ягодицу в своей ладони. — Как я буду отсасывать твой член… — Лиам захныкал, когда Зейн втянул в себя мочку уха, посасывая. — Ещё… Как ты это представляешь? — Он сладкий, пульсирующий и, ох, — Лиам почувствовал, как отец толкнулся бёдрами вверх, и улыбнулся, — большой… Я бы начал очень медленно, обхватывая губами головку, а потом ускорился, помогая рукой, смотрел на тебя, когда взял бы в рот полностью… — Продолжай, — Зейн обхватил через домашние штаны член Лиама, массируя, и припал поцелуями к его шее. Лиам теперь не мог даже вздохнуть, чувствуя слишком интенсивную стимуляцию. Сразу же забыв о просьбе отца, растворяясь в ощущениях, Лиам начал толкаться вперёд, блуждая руками по спине Зейна. Незаметно для Лиама, старший Малик пробрался под резинку штанов сына и надавил на сжатую дырочку, отчего Лиам сладко простонал прямо возле уха отца. — Я сказал: продолжай. — Как ты вылижешь меня для того, чтобы я растянул себя для твоего члена. — Лиам еле дышал, чувствуя, словно его тело существовало отдельно от него, но он по-прежнему чувствовал каждое прикосновение. — Очень хорошо, малыш, — простонал Зейн, теряя связь со своим разумом, когда услышал слова своего сына. Наверно, он никого и никогда не желал так сильно, и, скорее всего, к этому привели месяцы и даже годы ссор с сыном, который с каждым днём становился невозможнее. Зейн не мог вспомнить, когда начались стоны из соседней комнаты, когда Лиам начал приходить домой пьяной походкой, когда его спина с острыми мальчишескими лопатками стала рельефнее и сильнее, когда он стал использовать плохие слова и когда он вообще успел так вырасти. Зейну не очень нравились такие мысли, появляющиеся в его голове за последнее время всё чаще, потому что спокойно смотреть, как со слегка округлых бёдер свисают тренировочные штаны, становилось всё труднее. И прямо сейчас Зейн был рад, что всё происходило в непривычном для отца и сына направлении. Зейн переложил их в горизонтальное положение, специально усаживая Лиама на свой живот, чтобы он лишний раз не доводил своего папочку до сумасшествия. Мальчик провёл кончиками пальцев по торсу старшего Малика, обводя все татуировки, которые он никогда прежде не рассматривал так близко и внимательно. Зейн тем временем массировал тазобедренные косточки сына, что сводило того с ума, потому что это было слишком близко к его стоящему члену, очертания которого штаны скрыть уже были не в состоянии, хотя это и не нужно было. Зейн ласкал Лиама взглядом, даже не задумываясь, чувствовал ли он это, потому что это было нужно лично ему самому, чтобы запомнить каждую малейшую морщинку, когда он улыбался, рассматривая отца, и очертания скул ломаной формы. Старший Малик притянул Лиама к себе, целуя более нежно, чем в первый раз, заставляя мальчика нетерпеливо ёрзать и тяжело дышать. Он запустил руку в его мягкие прямые волосы, чувствуя, что по ощущениям они были жёстче, чем на вид, и немного расстроился, что не знал об этом раньше. Лиам оторвался от губ отца, медленно спускаясь поцелуями по шее, ключицам, груди, животу, наслаждаясь контрастом их кожи — карамель против молока. Ему хотелось немного растянуть момент, покусывая кожу чуть выше бёдер, но увидев приказывающий взгляд отца, Лиам присмирел, стягивая домашние штаны. — Папочка… такой красивый, — прошептал Лиам напротив налившейся кровью головки. Он взял член за основание, слыша тихий вздох, и обхватил губами ствол сбоку, проведя по всей длине и смачивая слюной. Дойдя до кончика, он нежно поцеловал головку, вовлекая язык. Он медленно облизывал всё новые и новые участки, пробуя на вкус смазку, а затем полностью взял головку в рот, медленно обводя языком по кругу. Зейн мелко дрожал от того, как приятно разливалось тепло по всему телу, и Лиам чувствовал, как возбуждение передавалось к нему от отца, приятно покалывая и зудя внизу живота. Он всасывал головку в себя, создавая вакуум, а затем с влажным чпоком отпускал, наслаждаясь тем, как от этого подрагивали бёдра Зейна, словно он боролся с собой, пытаясь не толкнуться в горячий рот. Лиам помогал себе рукой, массирующими движениями надрачивая член, надавливая языком на уздечку. Его взгляд был таким невозможно пошлым, что Зейн терял контроль, дёргаясь бёдрами вверх и всхлипывая от удовольствия. Зейн начал гладить волосы сына, пока тот всё ещё посасывал головку, и ему так хотелось закричать, чтобы он взял глубже. — Попроси. Попроси, чтобы я насадился своим ротиком на твой член, — невинно сказал Лиам, между делом облизывая ствол по всей длине. Он знал, что это подействует не хуже спускового крючка, потому что с членом во рту он выглядел эффектно. Ему ли не знать. — Дай папочке оттрахать твой ротик, детка, — сказал Зейн огрубевшим голосом. Член Лиама дёрнулся от этих слов, и он попытался немного успокоиться, осознавая, что скоро не сможет вытерпеть и секунды без нужной стимуляции. Он судорожно вздохнул, а затем резко насадился ртом до самого основания, немного подавившись. Вскрик отца был для него подарком, и Лиам начал медленно подниматься вверх, пошло причмокивая, а затем снова резко вниз, простонав для лучшего эффекта, посылая разряды тока по всему телу Зейна. Он сделал несколько таких движений, сводя с ума отца, который уже сжимал пальцами пшеничные волосы, толкаясь в рот и не чувствуя сопротивления. Лиаму чертовски это нравилось, он не забывал работать языком при каждом толчке. Через четверть минуты он почувствовал, как вязкая сперма наполняет его рот, и он проглотил всё, всасывая в себя последние капельки с обмякшего члена. Лиам поцеловал внутреннюю сторону бедра и потянулся наверх так грациозно, будто на него смотрели пара тысяч глаз, хотя на самом деле лишь одна, и эти глаза были важнее, чем все остальные в мире. — Я прощён? — промурлыкал Лиам, опускаясь на грудь поцелуями. — Почти, — ухмыльнулся отец, а мальчик надул свои пурпурные и влажные губы. Одним рывком Зейн перевернул Лиама и подмял под себя, покрывая укусами шею. Обычно у Лиама было большое количество засосов, но никогда следов от зубов. Они будут невероятно хорошо смотреться на его молочно-белой коже, он был уверен. Зейн развязал шнурок на штанах сына, чтобы легко стянуть их без болезненных ощущений, которые были бы обеспечены Лиаму, судя по огромному стояку и влажному пятну на ткани от смазки. До конца сняв штаны, Зейн восхищённо выдохнул. Его сын, растрёпанный, с ярким румянцем на щеках, распухшими губами, прикрытыми глазами, которые помутились от перевозбуждения, извивался на раскалённой и влажной простыне. Каждая мышца в теле просила, нуждалась в подпитке диким жаром и сладким напряжением. Зейн хотел бы наблюдать за этим вечно, запечатлеть в памяти на всю оставшуюся жизнь. — Видел бы ты себя. Такой красивый, — хрипло прошептал отец, буквально облизывая взглядом каждую выпуклость на теле мальчика. — Я видел. Я не раз видел, когда дразнил себя, — простонал Лиам, закрыв глаза. — Папочкин ненасытный мальчик… — прорычал Зейн. — В доме невозможно было находиться, когда ты стонал в своей комнате. Нужно быть немного сдержаннее, не думаешь? — М-м-м, нет. Теперь я вообще не буду сдерживаться, — нахально улыбнулся Лиам. — Тогда встань на колени, детка. Ко мне спиной. — Зейн погладил бока, вызывая у мальчика крупные мурашки. Лиам сделал, как ему велели, и выпятил назад попку, широко расставив ноги. Зейн заворожённо выдохнул, проводя пальцами по ягодицам — кожа Лиама невероятно сияла всего лишь от освещения ночником. Его отец подумал, что это выглядело потрясающе, особенно когда Лиам нетерпеливо покрутил задницей перед его лицом в ожидании долгожданных ощущений. Погладив кончиками пальцев вдоль позвоночника, Зейн опустился к сжатому колечку мышц, раздвинув ягодицы. Он поразился, каким идеально гладким был Лиам, как хорошо это смотрелось. Нежно поглаживая одну ягодицу рукой, Зейн начал влажно целовать вторую, слыша в ответ прерывистое дыхание, которое было настолько тихим, что за дверью уже было бы не слышно, но в ушах отца это звучало на максимальной громкости, что заставляло его невольно закрывать глаза и наслаждаться. Лиам нетерпеливо пискнул, когда Зейн слегка подул на дырочку, и тот улыбнулся, радуясь реакции, а затем легонько поцеловал, слушая первый блаженный вздох. Зейну так нравилось дразнить, распалять желание сына, кончиком языка водя по кругу, что он, в конце концов, не выдержал, широко облизав вход, сразу же получив одобрительный судорожный стон. Он вылизывал тугую дырочку, царапая своей короткой щетиной бархатную кожу его мальчика, сжимая в руках покрасневшие от постоянных терзаний ягодицы, наслаждаясь мягкостью кожи, податливостью. Из-за всех, переполняющих тело Лиама, ощущений он отчаянно хныкал, выгибая спину в какой-то невозможной, для физиологии человека, форме. Лиам хотел просить, кричать, чтобы Зейн вошёл языком, но его губы не слушались, лишь растягиваясь в немых криках, когда он чувствовал, как губы отца посасывают чувствительную и нежную кожу вокруг ануса. В глазах скопились слёзы удовольствия, и он толкался назад, пытаясь быть более требовательным. — Папочка, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста… — всё, что смог произнести Лиам, шепча в подушку и сжимая в кулаках простыню. Зейн не стал больше издеваться над сыном, улыбнувшись его мольбам, он снова приник губами к отверстию и протолкнул кончик языка. Крик, который издал Лиам, заставил его отца дёрнуться, почувствовав, как возбуждение болезненной истомой снова наполняет его, и член вновь требовал внимания, но Зейн игнорировал это, концентрируясь на узкой дырочке. С каждой секундой, пока Зейн интенсивнее раскачивался языком внутри, кольцо мышц раскрывалось, а Лиам всхлипывал громче, извивался, насколько это было возможно в руках отца, пытался создать трение между его членом и простынёй, чтобы перестать, наконец, чувствовать эту невыносимую тяжесть внизу, чтобы стереть капли смазки с кончика, которые только дразнили, щекоча нежную кожу, медленно стекая вниз по головке. Лиам так нуждался во всём и сразу, что, не выдержав, стал посасывать пальцы, чувствуя себя немного лучше. Даже подушечки его пальцев наполнились нервами, и, соприкасаясь с мягким и влажным языком, его чувствительность увеличивалась в разы, заставляя дрожать от ощущений, которые дарил волшебный язык Зейна. Зейн даже боялся представить, каким сейчас выглядел его сын, прося больше каждым толчком навстречу, как дрожали его ресницы, прикрытые в удовольствии, как он зарывался лицом в подушку, крича в неё от переизбытка чувствительности. — Я хочу, чтобы это не кончалось… Господи, как хорошо, — на одном дыхании жарко выдохнул Лиам. — Ах, глубже. Зейн оторвался от дырочки, облизывая мокрые от слюны губы, и прохрипел: — Поверь, малыш, папочка доведёт тебя до такого состояния, что ты будешь умолять, чтобы это закончилось. Лиаму стало больно от слов отца. Он попытался услышать ещё что-нибудь, кроме собственного тяжёлого дыхания и Зейна, чтобы притупить ощущение сумасшедшего желания, но от этого стало только хуже — ощущение стало ярче, живее, больнее. От переполняющих его тело чувств Лиам протяжно застонал, мелко задрожав в пояснице, осознав, как она болела от перенапряжения. — Ты готов исполнить своё пожелание, маленький? — Зейн специально надавил большим пальцем на колечко мышц, не проталкивая внутрь, чтобы задать особенный тон вопросу. — Вспомнить бы… что я… Войди, прошу, мне нужно, так нужно… — рассыпался в просьбах Лиам, отчаянно шепча, чувствуя, как от неудовлетворённости болят мышцы, и в глазах собираются слёзы. — Ты хотел растянуть себя пальчиками после моего рта, помнишь? — Зейн подполз к лицу сына, оставив руку на месте, всё так же надавливая на отверстие, восхваляя Господа за то, что у него когда-то родилось такое чудо, как Лиам. Зейн назвал бы его падшим ангелом, если бы до конца верил во всю мистическую чепуху. Глаза мальчика были прикрыты, и зрачки никак не могли сфокусироваться на лице старшего, смотря туда, откуда доносился голос. От того, что он стал ближе, по телу Лиама прошли крупные мурашки. Таким способом на него действовал грубый, севший, охрипший голос. В этот момент Лиам понял, что отец был первым человеком в его жизни, который имел власть над ним, мог сделать послушным, потому что всегда и со всеми людьми у Лиама было наоборот, но, на самом деле, мальчик готов был сделать, что угодно. — Да, — улыбнулся Лиам, прикрыв глаза. — Хочу посмотреть на это, детка. Сможешь сделать себе приятно в такой позе? Для меня? — Зейн чмокнул между лопаток, любуясь нахмуренными бровями и розовыми, отливающими бронзой щеками. — Конечно, всё, что угодно для тебя, папочка, конечно, да… — выдыхал Лиам, будто на автомате, дыша желанием удовлетворить себя и своего папу. Лиам снова начал облизывать свои пальцы, проталкивая их глубже, смачивая лучше, зная, что он выглядел просто невероятно разбито, и это абсолютно точно понравилось бы отцу, который наблюдал за этим с упоением. Будто нехотя, Лиам вытащил пальцы изо рта с влажным звуком, выгнулся чуть больше, чем было, чтобы потом достичь лучшего скольжения внутри. У него была навязчивая идея измучить себя прямо на глазах своего отца. Он медленно покружил средним пальцем вокруг влажного от слюны Зейна входа, прошептав что-то чего даже сам не понял, а затем протолкнул палец на одну фалангу, шумно выдыхая. Лиам ощущал, каким узким был вокруг своего пальца, а потом простонал, потому что вспомнил, как ровно сутки назад растягивал себя пластмассовым членом, наслаждаясь размером, и он протолкнул палец дальше, кусая уголок подушки, чтобы не закричать слишком громко. Когда палец полностью погрузился внутрь, Зейн, глядя на это, восхищённо выдохнул. Мальчик выглядел ошеломительно. Чтобы подтолкнуть Лиама к большим действиям, Зейн начал мелко целовать ягодицы сына, наблюдая за пальцем, который всё быстрее двигался назад и вперёд. Выпуская из себя палец почти полностью с таким пошлым влажным звуком, что можно было бы постесняться, Лиам громко стонал, всё же немного переигрывая для лучшего эффекта. Для своего папы, чтобы он знал, каким громким мог быть его мальчик. На самом деле, это очень действовало, потому что Зейн всё чаще издавал голодное тихое рычание в кожу Лиама, пытаясь взять себя в руки и не сходить с ума, но, к сожалению, Лиам действовал так на всех, и отец, похоже, не был исключением. — Папочка на взводе? — тихо и невинно спросил Лиам. В ответ Зейн не стал объясняться, а подполз к сыну и жарко его поцеловал, с жадностью всасывая в себя нижнюю губу, чувствуя, как мальчик довольно улыбается. Старшему хотелось стереть эту улыбочку с лица, чтобы показать, как Лиам провинился на самом деле. Второй палец погружался с большим трудом, но это только сильнее заводило Лиама, и он пытался быть ещё более расслабленным, чем был до этого, но чуть расслабленные мышцы ещё не до конца привыкли. Зейн вернулся в прежнее положение, когда услышал через поцелуй нуждающийся стон и понял, что это точно не из-за поцелуя. Вид раскрывающейся дырочки сводил отца с ума, потому что она всё ещё плотно обхватывала пальцы, жадно принимая их в себя. Зейну казалось, что он находился в роли какого-то наблюдающего, а не участвующего во всём этом. Он не мог оторваться от наблюдения за раскрасневшимся отверстием, смотря, как пальцы пропадают внутри, а затем нехотя появляются. Заворожённый этим, он опустился ниже, лизнув кожу, натянутую вокруг тонких длинных пальцев, и нежную кожу яичек, постоянно опускаясь и поднимаясь, слыша задушенный вскрик удовольствия. Лиам терпел слишком долго, просто двигая пальцами внутри, и он согнул их, наконец, чувствуя то, из-за чего теперь закричал по-настоящему громко. Из его глаз покатились слёзы удовольствия, и он снова и снова нажимал на нужную точку, вскидывая задницу вверх, будто это могло бы сделать приятнее. Смотря на это, Зейн сгорал изнутри пламенем, которое пульсацией распространялось по всему телу, а потом улыбнулся, зная, что после этого малыш сорвёт голос от криков. Он смочил один палец, самым кончиком пощекотав раздражённую кожу вокруг ануса, на что Лиам сжался, застонав, и выглядело это для Зейна невероятно, подействовав, как спусковой крючок. Он начал проталкивать палец внутрь, встречая сопротивление внутри с пальцами Лиама, который совсем не ожидал этого, и судорожно выдохнул, но не успел сделать это полной грудью, потому что дыхание перехватило. И за этим последовал беспомощный и просящий вскрик. Зейн вошёл до конца с большим трудом, чувствуя, как сладко пульсирует дырочка вокруг их пальцев. Он успокаивающе погладил по пояснице, а потом тихо спросил: — Нравится? — Да, очень. Я так хорошо себя чувствую, папа. — На этих словах Зейн почувствовал, как Лиам начал медленно вытаскивать пальцы, затем снова погружаясь. Его стоны были такими болезненно красивыми, что старший стал двигаться внутри вместе с пальцами Лиама, которые каждый раз старались подольше задержаться на чувствительном комочке нервов. Зейн растягивал мягкие стенки, поглаживая подушечкой пальца, и из-за этого Лиам срывался на хрипы, понимая, что не смог бы больше этого выдержать. — Я скоро, папочка, очень скоро, можно мне кончить? — Лиам никогда не позволял кому-то управлять им настолько, чтобы спрашивать разрешения об оргазме, но папа так сильно на него влиял. — Вообще, я хотел, чтобы ты кончил на моём члене вместе со мной, но я вижу, что ты не выдержишь, детка, — спокойно проговорил Зейн, и Лиам принял это как «да», потянувшись к своему члену. Он провёл рукой по всей длине несколько раз, а потом услышал горячий шёпот в свою шею. — Хочешь, чтобы папочка помог тебе? — спросил Зейн, накрывая своей ладонью руку Лиама. Руки Лиама, на которые он опирался, сразу же подогнулись, когда он почувствовал горячую ладонь, двигающуюся так же размеренно, как и их пальцы внутри него. Он хотел кричать, как ему было хорошо, но сил не было даже на хриплые вскрики, когда он или его отец попадал по простате, проскальзывая между пальцев Лиама. И мальчику начинала нравиться неожиданность этих движений. Мальчик закрыл глаза, чтобы притупить ощущение сумасшедшего возбуждения, но от этого стало только хуже — ярче, живее, больнее. Бёдра Лиама дрожали, когда Зейн начал массировать головку члена, нажимая на все чувствительные места, и старший готов был провалиться сквозь землю, пока Лиам кричал «дадада», безумно сжимаясь вокруг их пальцев и кончая на одеяло. В ту секунду его губы дрожали, потому что ему было больно от оргазма, потому что он впервые был таким чувствительным, потому что папа заставил его так чувствовать. С грязным хлюпом Лиам выпустил из себя пальцы, выталкивая тем самым отца. Он свалился на бок, совершенно обессиленный и счастливый, чувствуя как его растянутый вход пульсировал, нуждаясь в наполненности. Лиам пытался это игнорировать, правда, но это было сложно, когда отец гладил влажную кожу груди заботливыми пальцами, оставляя одним мокрые узоры, которые стремительно высыхали, напоминая Лиаму о каждой последней секунде и минуте за последний час. Его ленивая широкая улыбка заставляла улыбнуться отца, восхищающегося красотой своего мальчика, который в свою очередь восхищался и собой, и отцом, удивляясь, почему раньше не замечал его точёные черты лица и угольно-чёрные волосы, уложенные всегда слишком идеально, татуировки по всему телу (Лиам почти пообещал себе, что заставит сходить отца в тату-салон, чтобы освежить их цвет), его хрипловатый голос от того, что за всю жизнь он так и не смог бросить курить. В один момент Лиам просто осознал, что у него невероятный отец. — Чего ты так улыбаешься, чертёнок? — не выдержал Зейн. — А нельзя? — Лиам улыбнулся ещё шире, потягиваясь на кровати, слово ленивый кот. — Я просто без ума. — От чего же? — Зейн сел рядом с Лиамом, облокачиваясь на подушки. — От тебя. — Лиам закусил губу. — И тебе, кажется, нужно с чем-то помочь? — Он вздёрнул бровь, многозначительно посмотрев на отца, взглядом спускаясь вниз. — Если мой мальчик будет доволен. — Всегда рад, — прыснул от смеха Лиам, подползая к Зейну. — Ты не думаешь, что это довольно бессмысленный разговор? — улыбался Зейн, поглаживая молочные бёдра сына, которые, как он успел заметить раньше, замечательно контрастировали с его смуглой кожей. Он немного расстроился, когда подумал о том, что мальчик совсем не был на него похож. Он всё взял от матери. Хотя от отца Лиам взял выразительные глубокие карие глаза и пухлые губы. — Думаю, — отрешённо ответил Лиам, целуя скулы отца, зализывая каждый поцелуй языком. Он знал, что это действовало очень хорошо. Лиам начал ёрзать на эрегированном члене Зейна своей влажной задницей, тот стонал, сильно сжимая ягодицы пальцами, где оставались красные пятна от них. Теперь Лиам будет любоваться своей задницей в два раза больше, потому что её будут украшать овальные синяки полукругом. В конце концов, Зейн не выдержал, спихнув не понимающего Лиама на кровать рядом с собой, а сам полез в тумбочку и достал оттуда презервативы и смазку, и последнее очень удивило Лиама. Он хотел было спросить, откуда у папы это, но понял, что сейчас это ни к чему. Его глаза уже слишком разгорелись для каких-то расспросов. Лиам сел обратно на бёдра Зейна, выхватывая из пальцев презерватив, аккуратно открывая его. Он опустился вниз, жадно смотря на член, лежавший на животе отца, а затем взял его у основания, крепко обхватывая. — Ну у тебя и хватка, зайчик, — на одном выдохе протараторил Зейн, сморщившись. Развязно улыбнувшись, Лиам опустил голову вниз, губами стискивая головку члена, слизывая выступившую смазку. Это не было сделано для разжигания огня, ему это просто нравилось. Он аккуратно надел презерватив на самый кончик головки, пальцами раскатав его на несколько сантиметров, а затем обхватил её губами, медленно опускаясь ртом на член, натягивая презерватив, кружа языком вокруг для лучшего скольжения, помогая двумя руками, которые нарочно сжимали ствол посильнее. Он использовал много слюны, чтобы не особо утруждаться со смазкой, а затем выпустил член изо рта с пошлым чпоком, который окончательно выбил из Зейна весь воздух. Он даже не смог ничего сказать на это, потому что Лиам сразу же грациозно переместился на его бёдра, седлая, а затем, воспользовавшись смазкой, хорошенько смочил вход. Зейн входил медленно и не чувствовал никаких препятствий, но всё равно решил перестраховаться, чтобы не причинить боль. — Лиам… Блять! — зашипел Зейн, чувствуя, как Лиам плотно обволакивает его. — Ну я бы не так сказал… — светски произнёс Лиам. — Я бы сказал: «Лиам… Господи!» — простонал он. Зейн закатил бы глаза на это, но жаль, что ситуация не позволяла. Лиам немного сморщился, чувствуя, как принимает в себя сантиметр за сантиметром, а затем решил прекратить эту пытку, качнувшись назад, чтобы сесть до конца. Растягивающая боль стоила громкого стона Зейна, который сразу же ухватился руками за бёдра, чтобы Лиам не смог больше подниматься, позволяя привыкнуть, но мальчик не позволил управлять им сейчас. Он начал раскачиваться потихоньку, прикрыв глаза от распирающего ощущения внутри. Движения становились быстрее, и Лиам начал тихо постанывать, выкручивая бёдрами круги и восьмёрки, ввинчиваясь на член. Зейн зарычал, сжав своего мальчика в руках, толкнувшись бёдрами вверх, что заставило Лиама застонать таким тоном, будто он не ожидал. А затем последовал толчок сильнее, и Лиам судорожно выдохнул, но не успел сделать это полной грудью, потому что дыхание окончательно перехватило, и после по комнате разносится беспомощный и просящий вскрик. Это то, чего Зейн добивался. Таким образом извести мальчика, чтобы он точно начал умолять об оргазме, каждый раз вбиваясь сильнее, чередуя резкие толчки с ленивыми, не меняя угол, чтобы держать в нём чувствительность такой степени, чтобы было сложно даже дышать. — Ты не был хорошим мальчиком, правда, Лиам? — хрипло прошептал Зейн, вскидывая бёдра, пока Лиам опускался навстречу. — Я хороший, твой хороший мальчик… — сладко простонал Лиам, теперь уже раскачиваясь на Зейне, крича каждый раз, когда головка члена мягко попадала по простате, заставляя дрожать от ощущений. — Разве хорошие мальчики шумят с собой наедине? Мне кажется, что нет, — спокойно, но задыхаясь, сказал Зейн. — Хорошие мальчики делают своих папочек счастливыми, делают им хорошо, так хо… Господи, глубже, — громко вскрикнул Лиам, шепча после этого так тихо, что даже если постараться, нельзя было услышать даже в метре от них: — Быстрее, быстрее, папа, пожалуйста… — Может, хочешь, чтобы я трахал тебя так медленно и долго, как это будет возможно? М? Мой малыш станет таким чувствительным, что не сможет думать о сексе ещё несколько дней, — прорычал Зейн на ухо сыну. В ответ на это Лиам вильнул задницей, насаживаясь глубже. Зейн не был уверен, понял ли его мальчик вообще, находясь в таком состоянии. Зейн не мог противиться желаниям своего ненасытного мальчика, сталкиваясь с его бёдрами жёстче. Он чувствовал свою жадность, когда задавал темп, двигаясь сначала размеренно, а затем ускоряясь, слушая тихое хныканье уставшего Лиама. Зейну было удобно в его теле.* Лиам перестал двигаться, держась за Зейна, ощущая, что его чувствительное тело больше не подчиняется мозгу, доверяясь чужим рукам. — Пожалуйста, папочка, пожалуйста… Я больше не могу, — скулил Лиам. Его бёдра обжигало болью от долгого напряжения, голова шла кругом, глаза потеряли фокус, руки стали ватными, беспорядочно водя по всему телу отца. Зейн остановился, слыша недовольный стон, и улыбнулся жадности своего мальчика, поднимая его с себя, чувствуя свои собственные ноющие мышцы. Он спихнул его рядом с собой, а затем ласково попросил: — Встань на колени, милый. Сможешь? Лиам пару раз активно кивнул и встал в коленно-локтевую позу, постанывая из-за прохлады, которая коснулась его разгорячённой кожи. Он широко расставил ноги, предоставляя лучший доступ к своей заднице, а затем начал извиваться, сминая свою и без того растрёпанную чёлку о влажную от пота наволочку, кусая губы, на которых уже были маленькие трещинки, щиплющие нежную кожу, когда он облизывал свежие ранки языком. Он почти рвал в руках одеяло от нетерпения, изгибаясь в пояснице до невозможного. Зейну так до ужаса нравилось это, особенно ямочки ниже поясницы, которые казались ему произведением искусства, располагаясь слишком правильно, забирая себе глубокую тень, играя с её насыщенностью каждый раз, как Лиам двигался. Зейн снова улыбнулся, легко поцеловав сына в одну из ямочек, а затем сразу мягко вошёл, и Лиам выругался, выдыхая слова в хлопковую ткань. И после сам крутанул тазом, насаживая, массируя себя и член внутри, сильно сжимаясь от удовольствия, когда головка случайно попадала по простате. — Не сжимайся так сильно, детка, — успокаивающе проговорил Зейн, мягко поглаживая руками истерзанные красные ягодицы, входя плавно, неторопливо доводя до пика. Лиам, почувствовав, что до края оставалось совсем немножко, потянул руку к своему члену, начиная поглаживать головку большим пальцем, а потом почувствовал, что её убрали, заводя за спину. — Без рук, малыш, — тяжело выдохнул Зейн, двигаясь быстрее, тоже находясь на грани, — папочка сделает всё сам… чёрт, такой хороший, детка. Зейн стал вбиваться быстрее, чувствуя, как выкручивается запястье в его руке. — Папочка, папочка… да, — тихо скулил Лиам. Зейн понимал, чего он просит, потому что его тон был таким нуждающимся, надломленным, слабым. От самоуверенного Лиама не осталось и следа, казалось, он мог бы сделать сейчас всё, что угодно, если его попросить, и в этом полностью была заслуга Зейна. Он наклонился к уху Лиама, трахая его совсем дико, жёстче, и прохрипел: — Ты больше не посмеешь удовлетворять себя с другими. Только я, да? Ты понимаешь меня? — Зейн нажал рукой, которой не держал запястье мальчика, на поясницу, ломая Лиама напополам, зная, что в следующие несколько секунд от этого у обоих появятся фейерверки перед глазами. Лиам ничего не ответил. Слова отца сделали своё дело. Он закричал, так громко, что, наверно, было слышно на улице, извиваясь в руках отца с такой силой, что ему пришлось отпустить его, почувствовав развязку. Зейну казалось, что он терял сознание, кончая глубоко в Лиама, когда тот с невероятной силой сжимался, сдавливая мёртвой хваткой член вокруг себя. Они оба готовы были поклясться, что злость и вина смешались вместе, создавая сумасшедший коктейль, сделав глоток которого можно было упасть в обморок от перенасыщения эмоциями. Они распробовали его вкус и окунулись в эмоции с головой, на выходе получая невероятную реакцию. Обессиленный, Лиам упал на кровать, всё ещё содрогаясь от сильнейшего оргазма, понимая, насколько он был чувствительным, потому что не смог бы даже вытереть с себя сперму. Его глаза слиплись почти сразу, и он задремал. Зейн, тем временем, вытер Лиама и себя (совсем капельку полюбовавшись на своего сына, выглядел он и правда хорошо), а затем пошёл в душ, чтобы смыть с себя грязь и освежить прохладной водой кожу и мысли. Зейн долго думал, много думал, пока принимал душ, потом, чтобы потянуть время, выпил кофе, задаваясь вопросом, правильно ли это всё было. И даже если неправильно, то он не смог бы оправдать себя тем, что был слишком зол, тут действительно присутствовало что-то большее, чем просто ярость или обида, или что-то ещё, похожее на это. Он вернулся примерно через полчаса, находя Лиама потягивающимся на кровати, и это заставило Зейна задохнуться от восхищения. — Не будет слишком нагло, если я попрошу отнести меня в душ? — хрипло произнёс Лиам. — Будет. Я уже старый, а ты стал слишком тяжёлым, знаешь ли, — улыбнулся Зейн. — А как же моя пострадавшая попка? — Лиам выпятил нижнюю губу, будто обиделся, закрывая глаза всё ещё тяжёлые после короткого дрёма. — Кыш, — шикнул Зейн, показав пальцем на дверь, принуждая Лиама пойти в душ. — Потом можешь придти обратно и спать хоть весь день здесь. Или ты хочешь спать грязным на таком же грязном белье? — Хорошо, хорошо, папочка, — улыбнулся Лиам, быстро соскочив с кровати. — Лиам, — прорычал Зейн, метнув недовольный взгляд в сына. — А, понял… Называть тебя папочкой только во время секса? — Лиам хитро прищурил глаза, пытаясь сдержать рвущийся смешок. — Не зли, — грознее предупредил Зейн. — М-м, — простонал мальчик. — Ты такой скучный. — И вышел из комнаты, сверкая голым задом, на что Зейн немножко закатил глаза.***
— Пап? — позвал Лиам, когда они с отцом к девяти утра уже начали дремать после того, как подурачились на кухне, позавтракали и убрали всё, чем насорили, лёжа под одеялом с переплетёнными ногами. — М? — Почему мама ушла? — Малыш, прошло столько времени… — Почему? — надавил Лиам. — Из-за меня. Я очень долго скрывал от неё, что трахаю своего бухгалтера, хотя чем больше времени я это скрывал, тем чаще она спрашивала про те или иные отметины на моём теле, — сонно сказал Зейн. — Бухгалтера… парня? — Лиам приподнял голову с груди отца, посмотрев на его лицо с нахмуренными бровями. Было видно, что ему неприятна эта тема. — Да. А потом она как-то решила заскочить в мой офис. Эти женщины такие странные, типа: «О, я совсем случайно проезжала мимо центра города и решила обрадовать тебя своим приходом аж на тридцатый этаж твоего здания, чего раньше никогда в жизни не делала!» И, в общем, твоя мама нашла меня в кабинете с тем парнем на коленях. Типичная история, знаешь ли. Лиам умолк, обдумывая всё, что рассказал отец, а затем снова услышал его голос. — И вот что я скажу: разводится она крайне быстро и очень злопамятная. Она до сих пор не может меня за это простить, хоть у самой уже есть своя семья. Видимо, до сих пор жалеет, что упустила такого красавчика. Да, как думаешь? — засмеялся Зейн. — Я думаю, что это объясняет всё. И мой вопрос о том, откуда у тебя смазка, испарился сам собой. И ещё… Только странно, что она даже со мной общаться не хочет. — Мне больше досталось. — Зейн подмигнул Лиаму. Лиам тихо засмеялся, пока отец поглаживал его слегка вьющиеся после душа локоны, нежно укусив Зейна за кожу на груди, а затем промурлыкал, всё же засыпая от сильного переутомления: — Теперь я знаю, откуда у меня такая самоуверенность и любовь к себе. ________________ *признаю свою зависимость от песен Beyonce. это отсылка на строчку из rocket