Sexual Education

С самого утра в доме Хаммелов-Хадсонов царила непривычная тишина. И ни радио, ни телевизор, ни шум проезжающих за окном машин не могли ее нарушить. Курт с трудом пережил завтрак. Трое направленных в его сторону взглядов не прибавляли аппетита. Желудок завязывался в узлы, отказываясь выполнять свою основную функцию, и Курт напряженно набивал его казавшимися безвкусными хлопьями, не сводя глаз со своей тарелки. Он готов был вспыхнуть в любую секунду, достаточно было малейшего повода, и родственники, словно понимая это, нарочито молчали. Курт предполагал, что они ждали от него извинений за вчерашнее. Надеялись, что он, виновато понурив голову, блеснет своим красноречием, убеждая всех, что не так все понял, что никто ни в чем не виноват, и вообще у него разыгрались гормоны. И все снова станет белым и пушистым, как раньше. Что-ж. У Курта было собственное мнение на этот счет, которым делиться он пока не считал нужным. Напряжение, тем временем, все росло, и у Курта от него едва не шевелились волосы. Наконец, не дождавшись от сына ни слова, Бёрт отложил вилку и довольно бодрым голосом поинтересовался: — У вас сегодня есть репетиции? Курт продолжил невозмутимо давиться хлопьями, всерьез опасаясь, что помрет от сердечного приступа раньше, чем они закончатся. Сейчас его собственная выдержка очень удивляла. И он немного жалел, что ее не хватило вчера вечером. Но на сегодня ее лимит еще не был исчерпан, и Курт самодовольно проигнорировал отца. Право слова он предоставил Финну. Уж на такой-то простой вопрос он был в состоянии ответить и без посторонней помощи. — Мммм. Нет. Курт мысленно похвалил Финна. Потом дал ему косточку и погладил по голове. А Финн в его воображении дружелюбно высунул язык и повилял хвостом. Картинка так ярко предстала перед глазами, что Курт невольно фыркнул, чем снова привлек внимание близких. — После школы тогда сразу домой. Сразу, — закончил свою мысль Бёрт. Финн пожал плечами и кивнул. Курт отпихнул от себя тарелку. Кажется, он только что возненавидел хлопья всей своей душой. Вытерев рот салфеткой, он даже задержался, чтобы за собой убрать, что показалось ему сегодня просто героическим поступком. Потому что каждая минута в этой чертовой кухне была похожа на медленную пытку. И все сильнее хотелось куда-нибудь смыться. — Курт, ты меня слышал? — Бёрт постучал пальцами по столу. — У меня замечательный слух, спасибо, — огрызнулся Курт и облегченно вздохнул, переступив порог и оказавшись за пределами кухни. Ему понадобилось две с половиной минуты, чтобы обуться, схватить сумку и вылететь из дома, не потрудившись даже попрощаться с родными. Всю дорогу до школы и первые несколько уроков Курт нервно жал на кнопки мобильного, дожидаясь хоть какой-то весточки от Блейна. Но телефон молчал с самого вечера и, похоже, нарушать этот порядок не собирался, приводя Курта в еще более шаткое нервное состояние. Как обычно бывало в таких случаях, паршивое настроение Курта оборачивалось не самыми веселыми последствиями для остальных. Наорав на Азимио и едва не доведя до слез учительницу по физике, Курт не забыл предупредить мистера Шустера, что в гробу и белых тапочках он видел сегодняшнее занятие хора, после чего был отловлен вездесущей Мерседес. Срываться на девушке Курт был не в состоянии. Потому что та, первым делом, поставила его на место, назвала идиотом и дала подзатыльник. В общем, повела себя, как строгая мамочка, но Курта это странным образом даже успокоило. Похоже, ему действительно не хватало ежовых руковиц, чтобы войти в норму. Поскольку Мерседес была единственным человеком, с кем Курт не стеснялся делиться проблемами личного характера, он вкратце пересказал ей события вчерашнего вечера и сегодняшнего утра, хотя и ледяным тоном и со сведенными на переносице бровями. — И он до сих пор не написал, — сердито окончил он, методично прицеливаясь телефоном в ближайшую стену. Мерседес задумчиво подперла лицо кулаком. — Ему тоже сейчас нелегко. С таким-то отцом. Брр. Ну и тиран. Врагу такого не пожелаешь. — Ну, а мне каково? — Курт, прекращай строить из себя жертву. Блейна унизил собственный отец. И сделал это на глазах у тебя, то есть, его парня, и твоих родителей. Ты бы вряд ли очень радовался этому, не так ли? — заметила Мерседес. Курт угрюмо прожигал ее взглядом пару мгновений, но быстро сдался и уронил голову на руки. — Это обычная жизненная ситуация, в которой нет ни правых, ни виноватых. Твои родители повели себя неправильно, но их можно понять. И тебя можно понять. — Какая ты вся прям понимающая, — пробурчал Хаммел, сердито прищуриваясь на проходящего мимо какого-то футболиста. Тот поспешил ретироваться. — Просто со стороны легче судить, — девушка лишь пожала плечами. Курт горестно вздохнул, с неохотой соглашаясь с подругой. Но это все равно не помогло избавиться от обиды на родственников. А теперь уже и на Блейна. Неужели сложно написать одну-единственную смску? Курт ткнул пальцем в телефон. Пустой дисплей. — Хватит бурчать, — улыбнулась Мерседес и похлопала друга по щеке. — Все образуется со временем. — Да? А у тебя образовалось, м? Сколько прошло с вашей ссоры с Сэмом? — хмыкнул Курт. Мерседес опустила глаза и поджала губы. — Это другое. — Тебе гордость не позволяет. — Уж кто бы говорил, — ехидно отозвалась Мерседес. — Ну, конечно. Я тебе говорил, прости его. А ты мне что отвечаешь всегда? «Это не так-то легко». Вот и мне не так-то легко, — откинувшись на спинку стула, Курт сложил руки на груди и оглянулся на висящие на стене кафетерия часы. До конца большой перемены оставалось чуть больше пяти минут. Но возвращаться на занятия просто до ужаса не хотелось, и Курт даже всерьез задумался над тем, чтобы уйти с последних уроков и наведаться в Далтон. Но быстро отбросил эти мысли, решив прислушаться к Мерседес и не паниковать раньше времени. Это было бы легко, честное слово, если бы не молчащий телефон. — Если он решит отправить Блейна в религиозный лагерь, или клинику, или еще какую-нибудь неведомую гомофобную фигню, я подам на него в суд. И напишу в сообщество ЛГБТ. И на него обрушится радужный гнев тысяч геев и лесбиянок, проникшихся трагической историей любви между двумя голубыми подростками, потому что… Мерседес, что с тобой? Мерс… Мерседес, ты что, плачешь? — ахнул Курт, оборвав на середине свой анти-гомофобный монолог. Мерседес замотала головой и хаотично принялась рыться в сумке, но Курт оказался проворнее. Протянув девушке упаковку салфеток, он склонился ниже и проницательно глянул на подругу, по щекам которой лились ручейки слез. — Я надеюсь, это из-за нашей с Блейном трагической истории любви, а не из-за одного крашенного блондина, — пробормотал он, чувствуя себя немного неуютно. Мерседес слабо улыбнулась. — Я бы и рада его простить. Но… Это ведь… Я ведь поверила ему. В то, что действительно могу понравиться кому-то, вроде Сэма. А он… — А он дурак, — сделал логичный вывод Курт и с жалостью поглядел на подругу, взяв ее за руки. В этот момент в его голове проскользнула какая-то пока еще легкая и нечеткая мысль, к которой он пообещал вернуться немного позже. — Я бы сходил сегодня с тобой в кино, чтобы немного развеяться, но отец потребовал, чтобы мы с Финном вернулись домой сразу после занятий. Так что мучиться, мне еще долго. — Зачем сразу домой? — не поняла Мерседес. — Без понятия. — Как узнаешь, позвони. Мне даже интересно. — Да что там интересного. Помощь в мастерской нужна, наверное. Или что-нибудь в этом роде, — вздохнул Курт. После звонка они, с неохотой попрощавшись, разошлись по урокам. Курт, немного успокоенный, запихнул телефон в сумку, твердо пообещав себе не проверять входящие, хотя бы, до конца учебного дня и, погруженный в собственные мысли, как-то подзабыл об отце и его указании. Домой он возвращался вместе с Финном. И хотя оба ни произнесли ни слова, молчание уже не было таким угнетающим, как с утра. Курт всерьез размышлял, стоит ли попросить прощения за свои слова в адрес Кэрол, но борьба разума и сердца продолжалась слишком долго. В итоге, он так и не пришел к какому-то конкретному решению, а потом отвлекся на домашние хлопоты. — Финн, можно тебя попросить покосить лужайку? А то выглядит уже неряшливо, — обратился Бёрт к старшему сыну. Тот, взъерошив волосы на затылке, с готовностью откликнулся на просьбу. Курт в это время разгребал школьные тетради и записывал в блокнот задания, которые нужно было сделать на завтра. Сидел он не в комнате, а в кухне, поскольку одновременно еще и умудрялся обедать, а привычки есть наверху у него никогда не было. Бёрт некоторое время ходил туда-сюда по дому, а когда Курт, наконец, помыл посуду и собрал школьные принадлежности, готовясь идти к себе, попросил его остаться. Курт недоуменно повел плечами и положил тетради обратно на стол. — Ты хотел поговорить? Мне надо делать домашнюю работу. — Это не займет много времени, — пообещал Бёрт, сцепляя ладони. Курт настороженно склонил голову в бок. — Ладно, — осторожно ответил он. — Я просто хотел сказать, что с сегодняшнего дня ты наказан и будешь находиться под домашним арестом. Лицо Курта моментально вытянулось. — Ч-что? — В последнее время ты очень огорчаешь меня своим поведением. И я не могу этого игнорировать. Потому что я не только твой друг, Крут, но еще и отец, — спокойно произнес Бёрт, сохраняя на лице добродушное выражение. Курт медленно выдохнул и так схватился рукой за край стола, что пальцы побледнели. В голову моментально ударила кровь, и ему понадобилась вся его выдержка, чтобы даже не повысить голоса. — Это из-за вчерашнего вечера? — сухо осведомился он. — Не только. Причин достаточно. — Но я имею право знать, не так ли? — Ладно, — Бёрт сложил руки на груди и прислонился к косяку. — Это из-за того, что ты, не спросив разрешения, позволил Блейну ночевать в твоей комнате. После той вечеринки ты мне обещал, что будешь вести подобающе в моем доме. И теперь я могу сказать, что ты нарушил это обещание. Кроме того, ты не посчитал нужным сказать мне, что Блейн наказан, и что ему нельзя с тобой видеться и бывать у нас в гостях. Этим ты меня поставил в крайне неприятное положение перед отцом Блейна. И, ко всему прочему, я наказываю тебя за твое вчерашнее поведение. Я не учил тебя оскорблять других людей и, тем более, Кэрол, которая старается изо всех сил, чтобы нам всем хорошо жилось. — Плохо, видно, старается, раз рассказала тебе о Блейне, — прорычал Курт. — Она сделала то, что должна была, — возразил Бёрт, но Курт был с ним категорически не согласен. — Она решила мне отомстить за вчерашнее. — Она сказала мне об этом в тот же день, когда мы приехали из неудавшейся поездки. И я позволил себе простить твое поведение. Я надеялся, случившееся заставит тебя одуматься. Но, к сожалению, нет. Меня тоже не очень радует все это, но это необходимо, — Бёрт тяжело вздохнул, а Курт, наконец, отлип от стола, хоть и с великим трудом. — А как же Финн? — А что Финн? — Бёрт нахмурился. — Мне нельзя приводить парней без твоего разрешения, а ему девушек — да? — Финна не было в этот день дома, — напомнил Бёрт. Курт ухмыльнулся. — Конечно. Он был в отеле с Рейчел. Без твоего разрешения. Я всего лишь прикрыл его задницу, как и полагается хорошему брату. Но меня ты наказываешь, а его нет? Бёрт задумчиво сунул руки в карманы и внимательно посмотрел на Курта. Взгляд у него был осуждающий. Мужчина был совсем не рад тому, что Курт так просто выдает Финна, но поделать с этим ничего не мог. Он вышел из кухни, и спустя пару мгновений Курт услышал, как тот просит Финна ненадолго вернуться в дом. Курту не хотелось признавать, но в чем-то свое наказание он заслужил. Но торчать дома одному было бы слишком нечестно. — Ну, вот. Я тут. Что такое? — Финн вытер руки о полотенце, непонимающе переводя взгляд с Курта на отца и обратно. Бёрт покачал головой, с укоризной смотря на Курта, который продолжал стоять с нечитаемым выражением лица. — Финн, вы с Куртом с сегодняшнего дня находитесь под домашним арестом. — Чтооо? — Это правда, что ты провел ночь в отеле с Рейчел, когда мы уехали? — Ч-что? — Финн пораженно выдохнул и неверяще уставился на Курта. Тот повел бровью, буквально согласившись с молчаливым подозрением брата. Финн сердито швырнул полотенце на стол. — Это правда? — повторил Бёрт. — Да, это правда. Курт ведь никогда не врет, не так ли? — зло прорычал он. — Но что в этом такого? Я же не приводил ее домой. — Я бы не стал тебя наказывать, если бы ты меня предупредил. Хочу напомнить, что ты все еще находишься под моей опекой, поскольку живешь у меня. Я за тебя отвечаю. И перед твоей матерью тоже. С тобой могло что-нибудь случиться, а мы, оказывается, даже не знали, где ты находился. Я надеюсь, ты это понимаешь? — Нет. Но тебя все равно не переубедишь. Ладно, валяй. Наказывай. Пусть Курту будет спокойнее. — Спасибо, Финн, — ехидно улыбнулся Курт. — Вы оба под домашним арестом. До следующего четверга, Финн. А ты, Курт, на две недели. И не спорь. Из дома выходите только в магазин или на репетиции. У Финна еще тренировки. Ну, и школа, соответственно. Если нарушаете это простое правило, домашний арест будет продлен. На этом, думаю, тема закрыта. Финн, не забудь про лужайку. Курт, приготовишь вечером ужин. Кэрол сегодня будет поздно, она на Дне Рождении у Марии. А мне надо ехать в мастерскую. Братья проводили Бёрта двумя крайне сердитыми взглядами. Когда тот вышел из дома, закрыв за собой дверь, Финн развернулся, перегородив Курту дорогу и не позволив тому уйти наверх. Курт поднял голову. Несмотря на то, что он очень вытянулся за последний год, обогнать Финна в росте было бы все равно нереально. — Какого черта, а? Тебе что, неймется? — Финн сжал плечо Курта, и тот поморщился от грубости сводного брата. — Я сделал так, как должен был, — Курт практически повторил слова Бёрта по поводу Кэрол и даже слегка обрадовался такой маленькой мести. — Должен был? Я бы мог за тебя заступиться и попросить Бёрта смягчить наказание. А вместо этого мы оба теперь будем черт знает сколько торчать дома, — громко возмутился Финн, махая руками. Курт снисходительно посмотрел на парня. — Вступиться за меня? Финн, ты, может, глупый, добрый и все такое, но это не мешает тебе быть жутким эгоистом. Ты бы спокойно бегал на свидания с Рейчел и гулял с друзьями, даже не думая о том, как там поживает маленький бедный Курт. — И ты меня еще называешь эгоистом? — горько усмехнулся Финн. — Ты можешь хоть раз в жизни поступить, как настоящий брат? Глаза Курта буквально остекленели после слов Финна, а уголки губ стремительно опустились вниз. Он оттолкнул брата в сторону, и тот, не ожидавший этого, ударился о косяк и тихонько айкнул. — А где был мой брат вчера, Финн, когда мне требовалась хоть какая-то поддержка? — ледяным тоном осведомился Курт. Он решил, что на этом разговор можно считать оконченным. И не посчитал нужным оставаться на кухне и дальше, поэтому собрал свои тетради и, даже не смотря на Финна, вышел в коридор. До самого вечера он не собирался покидать свою комнату. И на ужине, который приготовил собственными руками, так и не появился. Для Курта это, бесспорно, была самая паршивая неделя в жизни. Он переругался с половиной хора, умудрился побывать в кабинете директора и по-прежнему не разговаривал ни с кем из родных. Поэтому, стычка с Карофски уже не казалась чем-то странным, а новость о сошедшем с ума Хаммеле, набрасывавшемся на футболистов, облетела школу за один урок. Курт мог понять, почему решил, что именно с Карфоски подрался Блейн. В голове очень вовремя всплыли слова Андерсона. И про не ту весовую категорию, и про крупного парня. Курт помнил, как на репетиции Карофски обозвал Блейна педиком, а в пятницу футболист пришел с фингалом под глазом. Курт, уже находившийся на грани, припер парня к стенке и накинулся на него с обвинениями. Карофски, непривыкший к такому обращению, сжался и начал беспомощно хлопать глазами, совершенно не понимая, какого черта происходит, и лишь через минуту-другую сообразил испуганно сообщить, что виновником фингала был Азимио, крайне «удачно» сделавший пас на тренировке. Курт замолк, перевел дыхание, выругался и бросился искать Азимио. Тот покрутил пальцем у виска и послал Курта в психушку, но слова Карофски, тем не менее, подтвердил. Последний урок Курт провел в туалете. Он сидел на кафеле, уткнувшись спиной в холодную стену, и устало тер виски. Он совершенно не понимал, когда весь мир успел перевернуться с ног на голову, и как он, Курт, позволил этому случиться. Все, что он так старательно строил и держал в своих руках, рассыпалось на глазах. И, самое главное, когда все началось? Ответа не было. Но нужно было что-то делать. И на раздумья над этим «что-то» Курт потратил целый урок. Никаких разумных мыслей в голову не пришло, но он, хотя бы, немного собрался с мыслями, оставшись в одиночестве. Дома, проигнорировав приветствие отца, Курт взлетел вверх по лестнице, стараясь не думать о всех лестничных поцелуях с Блейном. За пару часов он успел сделать все домашнее задание, затем переоделся и собрал сумку. Для этого пришлось спуститься на кухню, где Бёрт в течение десяти минут внимательно следил за манипуляциями сына. В частности, за тем, как тот роется по ящикам, пытаясь там что-то отыскать. — Куда-то собрался? — как бы невзначай поинтересовался он. — Съезжу к Паку в больницу. Уж туда-то можно? — На сколько? Курт глянул на часы. — Прием до шести. Сейчас половина пятого. Бёрт выдержал паузу. — Чтобы в семь был дома. — Как скажешь, — отозвался Курт уже с порога. Бёрт вышел в коридор вслед за ним. — Я думал, ты с Финном. — Он сидит в комнате и убивается по поводу того, какой у него плохой брат. Не буду его отвлекать, — хмыкнул Курт и, схватив сумку, помахал отцу рукой. Курт ненавидел больницы. До умопомрачения. Со смерти мамы. Он помнил, как еще маленьким ребенком шел по этим идеально выдраенным коридорам, прижимаясь к отцу и отшатываясь от персонала. Особенно он не любил милых медсестер в их пронзительно белых халатах. Их пластилиновые улыбки не успокаивали и не утешали, казалось, они насмехаются над их с отцом горем. «Твоя мама поправится» и «не плачь, ведь ты уже большой мальчик». Курт никогда не верил этим сладко-приторным фразам. Мама умерла. Да и плакал он чаще, чем герои любого бразильского сериала и не считал это чем-то неподходящим для «большого мальчика». А еще Курт терпеть не мог заплаканные лица посетителей, тихие перешептывания больных и писк аппаратуры, невообразимо действующий на нервы. Все это было каким-то чужим и неправильным, будто бы из другого мира. В общем и целом, Курт всячески избегал любого контакта с медициной и честно старался не болеть. И не было для него угрозы хуже, чем попытка вызвать доктора. И эта нелюбовь лишь окрепла после того, как Бёрт несколько дней провел в коме. Наверное, поэтому он спросил о Финне. В другой ситуации Курт ни за что бы не пошел в больницу один. Но что-то ведь должно меняться этой жизни, не так ли? С трудом найдя нужную палату, Курт аккуратно приоткрыл дверь и украдкой заглянул внутрь. Пак лежал на кровати с перебинтованной головой, листая какой-то журнал и тихо напевая что-то себе под нос. Услышав сдержанный стук, он поднял глаза, озадаченно моргнул и тут же расплылся в улыбке. Курт даже немного опешил от такого теплого приема. — Хааааммел. — Я, — согласился Курт, уже без опасения заходя в палату и прикрывая за собой дверь. Пак вытянул шею, заглядывая Курта за спину, и удивленно вскинул бровь. — Стоп. Ты что, один пришел? — Ну, да. — Как-то это нехорошо. — В смысле? — В смысле, ты гей. А вдруг, ты меня насиловать пришел, — Пак испуганно округлил глаза и принялся устраиваться удобнее на кровати, будто уже готовясь к этому самому изнасилованию. — Успокойся, ты не в моем вкусе, — сухо ответил Курт, ставя пакет и сумку на небольшой столик. Палата, конечно, была самой обычной. Кровать, стул, дурацкий горшок с цветком в углу, небольшой столик. Рядом с Паком пищал тот самый аппарат, названия которого Курт не знал. Он мельком глянул на странные циферки и непонятные диаграммы, затем обратил свое внимание на парня. Пак выглядел бодрым и почти здоровым, если не считать залегших под глазами теней. — А причем тут во вкусе или не во вкусе. Если кто-то узнает, что ты тут был, меня засмеют. Кошмар. Гей пришел навестить Пака… — Ну, замечательно, — воскликнул сердито Курт, гневно блеснув глазами. — Если тебе так не нравится, что я пришел, я без проблем могу уйти, а ты тут лежи в гордом одиночес…. — Эй-эй, Хаммел, — Пак примирительно поднял руки. — Я же пошутил. — Следи за своими шутками, Пакерман, — прошипел Курт. Тем не менее, весь запал у него быстро исчез. Пак выглядел крайне удивленно. Он не ожидал такой резкости. Хаммел, конечно, не был ангелом, но уж агрессивность ему никогда не была свойственна. — Ладно-ладно, не тушуйся, — примирительно пробормотал Ноа. — Поскольку, ты все равно первый мой посетитель, прощаю тебе тот факт, что ты гей. Ух ты, вафли! Ууух ты, даже шоколадные. Ай, Хаммел, я тебя уже люблю. Честное слово. Тут не кормят вафлями, представляешь? Когда я попросил вафли, на меня посмотрели, как на обитателя сумасшедшего дома. А что тут? Лимонный кекс? Ого. А журналы у кого стащил? — Погоди. Погоди, что значит, первый? — не понял Курт. Пак, сунув в рот первую вафлю, развел руками. — Ну, кроме моей мамы. Серьезно, она меня уже замучила своими проповедями. Такое ощущение, будто я не в больнице, а в монастыре. — Пак, к тебе что, еще никто не приходил из хора? — тихо поинтересовался Курт, присаживаясь на край стула. Пак замотал головой. — Неа. — И… Тебе это не кажется странным? — Странным? Но у вас же скоро выступление. А без меня вам явно придется постараться. «Новые направления» без горячего Ноа Пакермана, — Пак мечтательно уставился в потолок. — Да. Вам определенно придется постараться.  — Тебя что, это не обижает? — не поверил Курт. Он на месте Пака уже сто раз бы почувствовал себя брошенным и преданным. Но Пака это, походу, совершенно не волновало. Он лишь пожал плечами. — А должно? — Пак, это же ужасно, — Курт снова начал злиться. Достаточно было того, что хор, вместо того, чтобы волноваться о друге, осуждал его отсутствие на предстоящем конкурсе. Так теперь они еще и будут игнорировать его? Они же твои друзья. Это же совершенно… Не знаю… А Финн? Я его убью. Он должен был здесь появиться первым. Этот паршивец совсем зазнался, и… — Странный ты какой-то, Хаммел, — меланхолично отозвался Пак, жуя свои вафли. Курт даже дар речи потерял на мгновение. — В смысле? — В смысле, ведешь себя странно. — Слушай, если я… беспокоюсь о тебе, это еще не значит, что… — Да я не о себе. Курт поджал губы. Пак окончательно его сбил с толку. — Объясни, Пакерман, — потребовал он от хориста. — Окей. Поднеси к тебе спичку, сожжешь нафиг всю больницу. Нервный какой-то, в общем. Тебя что, опять Карофски достает? — предположил Пак. Курт покачал головой. — Ладно. Нет так нет. А что тогда? Пропустил распродажу в магазине? — Очень смешно, — пробурчал Курт, но на этот раз он не чувствовал себя уязвленным и с изумлением понял, что едва не начал улыбаться. Пак невозмутимо сложил ручки на животе, принимая вид невинного мученика, и задумчиво уставился на Хаммела. — А что тогда? — Тебе-то какое дело, Пак? Ты мне не друг, и дружить я с тобой не собираюсь, так что давай, жуй свои вафли молча, — сказал, как отрезал Курт. Пак проигнорировал его резкий тон. Вообще, несмотря на свою славу первого хулигана школы, он был довольно покладистым и добродушным. Он никогда не лез в ссоры с хористами, что можно было считать особым проявлением к ним своей любви. Что касается отношений с Куртом, то здесь было все просто. Они жили в разных мирах. В школе они только здоровались, когда видели друг друга, в хоре их общение сводилось к вежливому обсуждению групповых номеров. Пак больше не пихал Курта в контейнер для мусора, а у Хаммела больше не было к парню никаких претензий. Зато чувство легкой симпатии присутствовало. Пак был куда сообразительнее и рассудительнее, чем могло показаться на первый взгляд. У него были амбиции и мечты, и он умел поддержать ничем не обязывающий разговор. Вот как сейчас. Кто бы мог подумать? Хаммел и Пакерман наедине не поливают друг друга грязью, а пытаются все свести к почти дружескому обмену колкостями. — Нет, ну раз уж ты пришел, так хоть поговори со мной, — возразил Ноа. — Или что, будешь сидеть и смотреть, как я жую вафли? Хочешь одну, кстати? — Не хочу. Ладно, Пак, раз уж нам все равно не о чем говорить, ввиду большой интеллектуальной разницы, скажи хоть, как ты себя чувствуешь. И, ради всего святого, как ты умудрился попасть под машину? Парень заметно скис, будто совершенно не имел желания говорить на эту тему. — Ну…. Просто задумался. Переходил дорогу, а машина из-за угла вылетела. И я нормально. Так что, скоро, наверное, выпишут. А как там ваша подготовка к конкурсу? — Отлично, — вяло отозвался Курт. — Нет, Хаммел, с тобой явно что-то не так. Где энтузиазм? Где щенячья радость от возможности покрасоваться на сцене? — Мне сейчас не до хора и не до выступлений, — признался парень. Пак удивленно округлил глаза. — Колись, что с тобой. — С какой кстати, Пакерман? — Окей. Смотри, — Пак принялся выразительно загибать пальцы. — Во-первых, я тебе не друг. А рассказывать о своих проблемах гораздо проще тому, кто в них не посвящен. Уж поверь мне, я так постоянно делаю в барах, особенно когда немного выпью. Или много… ладно, неважно. Во-вторых, у меня куча времени и терпения. И в-третьих, что ты теряешь? Пак многозначительно посмотрел на Курта и тот, вдохнув, откинулся на спинку стула. В самом деле, что он терял? Сам он разобраться со своими проблемами пока не мог. Мнение Мерседес по этому поводу он уже знал. Так почему бы не узнать еще одно? — Ладно, Пак. Только никому ни слова, понял? Чтобы ни одна душа об этом не знала. — Окей-окей. — Пообещай, — с нажимом потребовал Курт. — Обещаю. Вздохнув еще раз, Курт глянул на часы, и принялся вкратце пересказывать события этой недели. Пак внимательно его слушал, местами качая головой и возводя глаза к небу, но не перебивал. И лишь однажды громко фыркнул, когда Курт упомянул об инциденте с Карофски и Азимио. А еще он долго хмурился и покусывал губы, услышав о Финне и, особенно, о событиях среды и злополучного разговора с отцом Блейна. — Вот, собственно. — Ого. Даже не знаю, что сказать. Ну и неделька у тебя выдалась. Понятно теперь, почему ты такой… ууух. Страшно прям с тобой общаться. — Угу. — Но мне кажется, что ты не прав. — Ну, вот, конечно, как всегда, — мигом ощетинился Курт, но Пак примирительно замахал рукой. — Я не о том. Просто… Знаешь, жизнь, она как футбол. Никогда не выиграешь, если не научишься доверять своим товарищам по полю. А ты ведешь одиночную игру. Так никогда в жизни не выиграешь. Стопроцентно тебе говорю. — И когда ты стал таким умным, Пакерман? — Жизнь научила, — грустно отозвался тот. Курт слабо улыбнулся. Слова Пака, пожалуй, были наполнены смыслом. — Мне нравится сравнение. Хотя я и не люблю футбол, — хмыкнул Курт, вновь глянув на часы. Стрелка уже упорно показывала на шестерку. — Ладно, Пак. Спасибо, что выслушал, но мне надо ехать. Сам понимаешь, домашний арест… — Ага. Только, слушай. А почему ты сам своему хахалю не позвонишь? — Я не хочу быть слишком навязчивым. — Ага, — Пак ехидно ухмыльнулся.— Слабое оправдание. Серьезно. Если бы я оказался в такой ситуации, я бы хотел, чтобы мне позвонили. Вот так. Это не так уж и сложно, в конце концов. — Да, — растерянно откликнулся Курт, поднимаясь с места. — Наверное. Кстати. А Лорен… Она что, тоже тебя не навещала? — Не будем о Лорен, — неожиданно отвел глаза в сторону Пак. И Курт понял, что не у него одного имеются проблемы личного характера. — Ну, уж нет. Я тебе тут душу наизнанку вывернул. А что взамен? — Придешь еще, тогда расскажу. — Договорились, — улыбнулся Хаммел. — И не забудь позвонить этому… Блейну своему. — Да-да. Пока, Ноа, поправляйся. — Спасибо за вафли. ~ Домой Курт возвращался уже с опаской. Мало ли, вдруг судьба одарит его еще одним скандалом? Но, к счастью, все было спокойно. Бёрт листал какой-то журнал, изредка поглядывая на экран телевизора, Кэрол щебетала по телефону. Финна видно не было. Наверняка, сидел у себя в комнате и резался в очередную игрушку. — Ты пришел даже раньше. Как съездил? — Бёрт вскинул голову, услышав хлопанье двери. — Хорошо. Самым странным было то, что Курт действительно так считал. В последнее время ему не хватало чужой поддержки и трезвого взгляда на ситуацию со стороны. И Пак оказался тем самым человеком, который мог дать ему и то, и другое. Кто бы мог подумать. После короткого разговора с Ноа в голове Курта вертелось столько мыслей, что он боялся упустить хотя бы одну из них. Поэтому он отказался от ужина и заперся в комнате, где разлегся на кровати и, скрестив руки за головой, серьезно взялся за размышления не только о словах Паке, но и о словах Мерседес. Действительно ли он судил о возникшей ситуации слишком однобоко? Или, как выразился Пак, вел одиночную игру? Несомненно. Сколько бы он ни злился на отца, сложно было не признать, что тот был в чем-то прав. Если бы Курт рассказал ему о наказании Блейна, тот был бы предупрежден. И наверняка бы прикрыл их. Ведь это Бёрт, а Бёрт никогда не сделает плохого своему сыну. И он прекрасно знает, как Курт любит Блейна. Значит, он сам все испортил своим молчанием? Курт перевернулся на бок и обнял подушку. А что с Финном? Он мог быть в смятении из-за всего происходящего. Сложно обвинять человека в том, что тот недостаточно быстро соображает. Да и слова Курта о Кэрол явно не прибавили Хаммелу-младшему очков в споре. Как ему вообще взбрело в голову это сказать? Конечно, все прекрасно понимали, что Кэрол не сможет заменить настоящую мать. Но она была другом и любила Курта не меньше, чем своего родного Финна. Вряд ли она заслуживала таких грубых слов. Курт вздохнул. Как ни крути, а он сам раздул из мухи слона. А теперь еще и обижается, будто бы виноваты все, кроме него. Вот уж действительно, кто здесь эгоист? Курт покачал головой и стремительно принял вертикальное положение. Как все быстро встало на свои места. Еще с утра он думал, что это конец света, а теперь готов был совершать подвиги во имя любви и мира. И первым делом он взял в руки свой мобильный и решительно набрал номер Блейна. Ему нестерпимо хотелось услышать голос любимого, убедиться, что у того все в порядке, извиняться за то, что не звонил так долго… Но вся радость лопнула как мыльный пузырь. После четырнадцати длинных гудков связь оборвалась.