Хижина дяди Тома

Драко смотрел на Гермиону из облюбованного им угла в бывшем кабинете отца. Она сидела рядом с Поттером и снова что-то читала. Одну ногу она подогнула под себя, другой тихонько качала в такт мыслям. Поттер тоже держал в руках книжку, но больше для отвода глаз. Он не сводил взгляда с Гермионы, и то, как он рассматривал ее, заставляло Малфоя недовольно ерзать по креслу. Но поделать ничего было нельзя. Он сам виноват во всем. После того случая в спальне Беллы, Гермиона старалась не оставаться наедине с Драко, всячески избегая сталкиваться с ним хотя бы взглядами. Поттер сначала хмурился и пытался выяснить, какая кошка между ними пробежала, но девушка молчала. Молчал и Драко. Ему нечем было гордиться. Она делала вид, что ничего не произошло, но при этом Драко чувствовал, что отныне и навсегда он умер для нее. Она разговаривала с ним, отвечала, когда он задавал вопрос, но никогда не делала попыток завести беседу первой. Он переступил черту, и она его не простит. Это было неожиданно больно. Гермиона с легкостью простила ему прежние нелестные прозвища, она была само понимание и внимание, когда они едва не перегрызли с Поттером друг другу глотки, она делала все, чтобы помирить их, чтобы не допустить междуусобицы. А теперь вздрагивала, если Драко оказывался рядом. И он решил не беспокоить ее больше. Для себя он решил, что ни за что не станет цеплять Поттера, что не станет надоедать им своим обществом больше, чем требуется, но не мог долго находиться вдалеке от нее. Даже Поттер со своими глупостями перестал так раздражать. Благодаря Гарри он мог быть рядом с ними и смотреть на нее... Чувство вины настолько завладело Драко, что он был готов тысячу раз извиниться, если бы была хоть малейшая надежда, что она его простит. Какого черта он тогда накинулся на нее? Из-за нелепой детской обиды, или потому что она сидела перед ним такая виноватая и понимающая? От этого у него просто сорвало крышу. Он был недостоин, чтобы его понимали и прощали. И он доказал себе и ей это самым подлым образом. Слава Мерлину, у него хватило ума вовремя остановиться, не усугубив все еще больше. Гермиона оторвалась от книги и задумчиво посмотрела в огонь, машинально накручивая короткую прядь на палец и не видя того, какими глазами на нее сморят два молодых человека. * * * Гарри смотрел на Гермиону и поражался тому, какой удивительной она была, когда читала. Ее глаза загорались каким-то особенным светом, отражающим те поразительные события, разворачивающиеся перед ее внутренним взором. Она так отчаянно сопереживала написанному, что казалось, будто герои книжек вот-вот сойдут со страниц книг и начнут жить своей собственной жизнью, которую она в них вдохнула. Она всегда была такой... вдохновляющей. Никогда не унывала, всегда видела в людях нечто большее, чем они из себя представляли. И была готова понять и простить многое. Она находила оправдание даже Снейпу, когда против него был так настроен Гарри. Если бы она захотела, то нашла бы смягчающие обстоятельства и для Тома Риддла и убедила бы всех вокруг, что самый злобный волшебник столетия — просто закомплексованный мальчишка, которого недолюбили, который был никому не нужен и от этого ожесточился. Поттер нахмурился, не понимая, куда может его завести такая мысль. Он не обладал великодушием Гермионы и не собирался оправдывать убийцу своих родителей. Еще дойдет до того, что начнет жалеть Волдеморта! Вот смеху-то будет! Тут Гарри перехватил виноватый взгляд Малфоя и задумался о том, что же произошло, из-за чего Малфой казался побитой собачонкой, а Гермиона выглядела неприступной королевой. Нельзя сказать, чтобы его это не устраивало, но что же такого натворил Драко, если даже Гермиона отвернулась от него? Он не однажды спрашивал девушку об этом, но она отводила глаза и молчала. Или придумывала какие-то отговорки, чтобы не отвечать. И одновременно Гарри чувствовал, что внутри нее затаилась какая-то боль, и это его бесило. Мало того, что этот слизеринский гад обидел ее, так она продолжала переживать по этому поводу, старательно надевая маску равнодушия. Но Гарри знал, что под это маской скрывается самая настоящая боль. Такая же, когда их бросил Рон в том лесу. Тогда она тоже улыбалась днем, а ночью тихо плакала в подушку, а Гарри был готов найти Уизли и надавать ему самых увесистых тумаков за эти ее слезы. Но при чем тут Малфой? Этот вопрос мучил Гарри и заставлял злиться на все и всех. Знакомое темное чудовище мрачно рычало и выпускало когти, пробуя на прочность его волю и то, что он раньше называл добротой. Теперь... теперь доброты в нем не осталось. Все было выжжено. Сначала войной, потом жизнью с Джинни и постоянными загулами. А вот теперь его просто разрывало от знания, что Гермиона снова страдает и, что значительно хуже, страдает по Малфою. Из-за этой неразберихи они уже две недели сидели каждый по своим углам и даже не пытались искать Мыслеслив Тома. * * * Гермиона стала за собой замечать, что когда она смотрит на огонь, ей становится спокойнее. Раньше пламя просто завораживало ее, отпуская на волю все фантазии или заставляя не думать ни о чем. Теперь она чувствовала в огне надежного заступника от темных сил. Ей было так спокойно и хорошо, когда неподалеку пылал камин. Она нашла в себе силы оторваться от языков пламени и вернуться к чтению. Вот уже две недели она строчка за строчкой вычитывала дневник Тома Риддла и пока не могла похвастаться успехами. Ничего, что указывало бы на тайник или лабораторию в доме. Он просто писал, что ставил опыты, превращая людей в дрожащих от ужаса существ, теряющих всякий здравый смысл, живущих только самым сильным инстинктом — инстинктом самосохранения. Они предавали все и всех, только бы не испытывать новых пыток, придуманных больным, но гениальным разумом Волдеморта. Том Риддл был гением, к сожалению не умеющим ничего, кроме как ненавидеть. Ей иногда было жалко этого человека, потерявшего даже подобие человечности. Каким чистым и мощным был бы этот разум, если бы его не затуманили самые низменные пороки! Интересно, что бы сказал Гарри, если бы смог подслушать ее мысли? Гермиона усмехнулась и случайной поймала взгляд Драко. Она отвела глаза и сочла за лучшее снова уткнуться в книгу, хотя не видела ни строчки. Во всем, что произошло, она винила себя. Конечно, Драко тоже был виноват, что не смог удержать себя в рамках, но когда Гермиона представила, что началось бы, узнай об этом Гарри... Она поняла, что не смогла бы сдержать друга и тот сделал бы какую-нибудь глупость. Они и так были в состоянии холодной войны, а тут, если она подольет масла в огонь... Гермиона всегда тяготилась тем, что в компании мальчиков была самой слабой. Она старалась недостаток физической силы заменить успехами в магии, чтобы мальчишки, однажды оглянувшись, не увидели, что на самом деле представляет из себя их подруга. Просто угловатая, занудная зубрилка. Поэтому она старалась быть нужной всем. Пусть ворчала и грозилась, но все равно давала списывать Гарри и Рону. Если они отвернутся от нее... она останется одна. Потом, когда их детская дружба прошла немало испытаний, Гермиона перестала бояться и наконец-то поверила в то, что она не только ходячий справочник, но и верный друг, которого ценят. Она вздохнула свободнее. А на четвертом курсе пришло осознание, что она не просто друг, но друг женского пола. Она видела, какими глазами смотрели на нее мальчишки, когда Виктор Крам пригласил ее, до этого просто серую мышку, на Рождественский бал. Она вдруг стала центром внимания. Предметом зависти девчонок и недоуменного прозрения мальчишек. И тогда она испугалась еще больше. Что будет, если Рон и Гарри начнут ссориться из-за нее? Она снова рискует потерять все, что у нее было — друзей. И Гермиона всеми силами старалась как можно дольше оставаться той же серой мышкой, чтобы не провоцировать Гарри и Рона. А потом поняла, что Рон влюбился в нее, а Гарри — в Джинни. И она смирилась, хотя в душе не понимала, что такого есть в Джинни, чего нет в ней? Не то чтобы она мечтала стать девушкой Гарри, но все равно было немного обидно. Это было глупо и нерационально, но Гермиона смирила в себе ту гордыню, что могла еще себе позволить, и осталась с Роном, ведь это означало, что они все равно будут все вместе, пусть и в другом качестве. Так что Гермиона прекрасно представляла, что могло бы начаться, расскажи она Гарри про происшествие в комнате Беллатрикс. Пусть лучше Драко держится подальше от нее, чем они станут каждый сам по себе.