***
Саске отжимался. Сколько подходов он уже сделал, он не помнил, да и не считал. Он отжимался всегда до тех пор, пока мышцы позволяли это делать. Ощутив, что локоть уже ходит ходуном и отказывается сгибаться, с рыком последний раз подняв тело, устало рухнул на живот. Восстанавливая дыхание, перекатился на спину и уставился в потолок. Перед глазами разбегались фиолетовые круги. Глубоко вздохнув, он закрыл глаза. До сих пор, с их последней встречи, они с Наруто не разговаривали. Вечером того же дня, когда была его первая «миссия» в отряде S, если это вообще можно было так назвать, Наруто практически вышиб дверь в его квартиру. Кинувшись к нему и схватив его за форму, он тряс его, наверное, секунд десять, пока самому Саске это не надоело, и, сделав подсечку, он не освободился, небрежно оттолкнув друга от себя. Потом он минуты две слушал обличающие речи Наруто, нахмурившись. А после всех обвинений в свой адрес хмыкнул, сказав, что не он выбирал себе работу, а это было решение Какаши. Вот пусть идет и хватает Какаши за грудки, обвиняет его в отсутствии совести, а также указывает ему на ошибки, которые он делает, подбирая кадры для той или иной задачи. Наруто с каменным лицом выслушал его и буркнул, что не ожидал от него такой бездушности по отношению к девушке, которая всегда была для них обоих больше, чем просто другом и напарницей. Саске передернуло от его слов. То ли из-за того, что Наруто лез в его душу, причем в нужном направлении, сам того не ведая; то ли потому, что он сказал «для нас», ставя свои чувства в один ряд с чувствами Саске, о которых он вообще не имел никакого представления и не имел права говорить. В общем, их встреча закончилась плохо. Наруто напоследок шарахнул и без того покалеченной дверью так, что посыпалась штукатурка. Саске после этого почему-то чувствовал вину. Нет, конечно, он злился, что его, по сути, сделали крайним ни за что, но вкус вины он чувствовал буквально на губах. И вкус был горьким. Сказать, что его не удивили события того дня, это нагло соврать, причем бездарно. Он даже не верил собственным глазам и ощущениям, потому что происходящее казалось каким-то бредом. То, что Сакура откровенно неуклюжа, было понятно — после таких трансформаций тела, как у нее, явно приходилось учиться заново простейшим движениям, не говоря уже о восстановлении ловкости, присущей ниндзя. Но когда его затопило чакрой ужасающей мощи, пусть всего на мгновение… Он не мог сказать, что испугался, но чувство было явно родственное. Просто не может быть человека с такой силой чакры, если он не Кагуя и не Мудрец Шести Путей. Но Саске тоже не был глупцом. Он умел сопоставлять факты. Он начал уже давно собирать этот паззл, еще когда только вернулся. Только тогда он вообще не владел никакой информацией, а сейчас он знал в разы больше. Как минимум был понятен и ошейник, и особое внимание к персоне Харуно, и неосведомленность жителей деревни, и странное поведение Хинаты, и… Да долго можно перечислять. Но выводы для себя он сделал, и теперь догадка все больше обрастала подтверждающими фактами. Сформировавшаяся мысль еще не нашла выхода, но упорно билась где-то на подсознании, время от времени заставляя возвращаться к ней. Собравшись с силами и отдышавшись, он поднялся с пола и с наслаждением потянулся. Разгоряченные мышцы приятно ныли. Размяв спину и ноги, перешел к растяжке. Не то чтобы он занимался все время, но сейчас он старался оттянуть тот момент, когда придется покинуть уже почти ставшее родным жилье и… снова направиться в ненавистный госпиталь. Цунаде должна была приехать из Песка уже через три дня, и сегодня он должен был встретиться с Фуки и ассистенткой Цунаде, Шизуне, чтобы девушки могли провести необходимую подготовку для восстановления его левой руки. Шизуне специально приехала раньше, чтобы у Цунаде была возможность как можно быстрее закончить и снова вернуться к какой-то важной работе, которая шла в Суне. Волнения не было, даже после того как ему объяснили, что процесс не из приятных. Больше его беспокоило то, что больница — «территория» Сакуры, а встречаться с ней не было никакого желания. Единственное, с чем он пока не мог бороться, да и не хотел — его упрямство и осознание собственной правоты. К тому же, зачем навязываться? Да, Сакура вызывала у него некоторые теплые чувства. В детстве они пережили немало захватывающих моментов вместе — он, она и Наруто. Но на этом все. Даже интерес, возникший в нем к ней, еще до того как она поцеловала его, пока он странствовал, сильно притупился после последних событий. На единственной руке до сих пор были видны красноватые полоски заживавших царапин от ее когтей. Почему-то снова обуяла беспочвенная злость. Он не знал, что повседневная жизнь и мерное течение времени в деревне будут так угнетать его. Другое дело, когда ты не знаешь, что будешь есть завтра, где удастся приткнуться на ночлег, проснешься ли вообще. А тут он будто увидел изнанку жизни ниндзя. Парни, с которыми учился в Академии, уже подготавливают почву для будущих семей. Даже у Чоджи, несмотря на габариты, есть пара. Только Киба еще мечется от юбки к юбке, наслаждаясь своей юностью и юностью прелестных созданий, которые от него в восторге. Наруто вообще женат. А он, последний представитель своего клана, единственной глобальной целью для которого осталось возродить клан, даже не представлял, как можно жить с кем-то. Девушки не вызывали интереса. Все казались слишком поверхностными и легкомысленными и явно не подходили для роли жены и матери. Не заметив, как дошел до госпиталя, он остановился у дверей и попытался вспомнить, замкнул ли он квартиру. Но вспомнив, что дверь и так перекорежена и закрыть ее на замок невозможно, откинул волосы со лба и зашел в холл. На сестринском посту Фуки разговаривала с белобрысым парнем, кокетливо хлопая ресницами. Но, увидев Саске, тут же покраснела и, наскоро попрощавшись с молодым человеком, вышла из-за стойки и шагнула ему навстречу. — Саске-кун, привет. Я уже думала, ты не придешь. — Она оглянулась на часы, висевшие на стене над постом. — Шизуне освободится через минут двадцать, может, меньше. Хочешь кофе? — голос неуверенно дрогнул, она потупила взгляд и начала очень внимательно разглядывать свои балетки. — Нет, спасибо, я кофе не пью. — Саске огляделся в поисках места, куда можно сесть и подождать. — Не пьешь? — Казалось, Фуки расстроилась. — Нет. — Ну, тогда, может, чай? Мне привезли недавно потрясающий чай из Тумана. Листья настаивались на молоке, и аромат из-за этого великолепный. Может, попробуешь? Что-то в ее тоне заставило его внимательно посмотреть на девушку. — Вкусно рассказываешь. После такого описания не могу отказаться. — Он улыбнулся ей, от чего Фуки расцвела и скрылась в сестринской. Пока ее не было, Саске почти не отрываясь смотрел в тот коридор, который вел к отделениям. Конечно, Сакура не может появиться прямо в холле, так как тут часто были гражданские, которым не нужно было ее видеть. Но все равно, ощущение «незваного гостя» его не покидало. Когда Фуки вручила ему чашку с горячим, ароматным напитком, он с удовольствием вдохнул пар и сделал небольшой глоток. Фуки что-то неловко рассказывала, пытаясь отвлечь его беседой. Он почти не вслушивался в ее скомканный щебет, пока она не выпалила: — Может быть, вечером сходим куда-нибудь? Саске поперхнулся чаем, вылив на себя остатки из чашки. Фуки тут же кинулась к нему, схватив влажные салфетки с поста, и вместе они только растерли зеленоватое пятно от чая по белой рубашке. Она почти все время извинялась и ни капли не походила на ту деловитую медсестру Сакуры, которую он в ней видел. Пока она терла пятно, он смог разглядеть ее вблизи. Ее темные волосы имели очень интересный оттенок, нечто среднее между бордовым и фиолетовым. Светло-карие глаза. Он никак не мог вспомнить ее, хотя знал, что в начальных классах Академии они учились вместе. Лицо было очень миловидным, с четкими скулами и по форме напоминало сердечко. Смущение ее, конечно, не красило. Но ведь и это пройдет однажды. — Во сколько у тебя заканчивается смена? Казалось, что она даже икнула от неожиданности. Тут же открыто улыбнувшись — у нее очень ровные, белые зубы, — она сказала, что освободится часов в семь, потому что все равно отпрашивалась уйти сегодня пораньше. Они договорились встретиться в половине восьмого.***
Сакура тяжело дышала. Мышцы ныли, пресс дико болел, ноги ходили ходуном, даже не смотря на то что стояла она на четвереньках. Каждый мускул груди словно был набит осколками стекол, которые двигались при каждом движении. Плечи в очередной раз свело судорогой. — Последний раз, Сакура. Соберись. — Какаши не знал жалости. Посмотрев на него исподлобья взглядом, далеким от восхищения, она напряглась. Крылья с усилием направились к полу, и каждый сантиметр давался ей болью. Она зарычала. — Давай! НУ ЖЕ! Рычание переродилось в вопль, и, почти коснувшись сгибом пола, крылья резко взмыли вверх. Грохот упавших грузов эхом отдался в пустом зале. Она с воем сгруппировалась, подтянув ноги под себя и вперившись пустым взглядом перед собой, спина резко расслабилась, и крылья бесформенными тряпками опали на пол. Она покачивалась взад-вперед, чтобы хоть как-то статическими движениями расслабить судорогу в плечах и пояснице. — Молодец! Умничка, Сакура! Почти получилось! — Какаши успокаивающе положил руку ей на затылок, чуть поглаживая. — Вы чудовище. — Из-за сбитого дыхания казалось, что она говорит с кашей во рту. — Хоть день передышки… — Поздно думать о передышках. Ты потеряла свою форму. Из тебя сейчас боец, как из меня балерина. — Она была готова поклясться, что сейчас эта мерзкая рожа улыбается под темной маской. — У вас очень длинные ноги, Какаши-сенсей, — выплюнула она, так же не поднимая головы. Легкие разрывались, второе, побочное, сердце стучало в ушах, а в глотке было сухо, как будто последнюю неделю она ела песок. Какаши захихикал, своей непосредственностью убив часть ненависти к нему. Сакура почувствовала холод у щеки и, повернув голову, увидела бутылку холодной воды. Уже за одно это она была готова его простить за все издевательства. — Не пить, только полоскать горло. — Какаши сел прямо перед ней, скрестив ноги. Она с трудом оперлась на колени, приподняв бедра и сильно выгнув спину, чувствуя, что сейчас сдохнет от боли. Но после растяжечки стало легче, и она села, чуть потряхивая головой. — Обещаю, что сплюну прямо на вас. — Пожалуйста. — Какаши был невозмутим. Пожалуй, он был единственным, кто никогда не поддавался на ее провокации. Она могла беситься, оскорблять его как угодно, даже пытаться его ударить — бесполезно. Его невозможно было обидеть. Либо он настолько сильно ее жалел, что ее бесило, либо настолько хорошо понимал ее состояние, что бесило еще больше. Но иногда она понимала, что он ей настолько близок, что даже их близость с Хинатой меркла и отходила на второй план. Отпив мелкими глотками столь желанной воды, она отставила бутылку и подползла к нему. С трудом перекатившись на спину — крылья вообще отказывались слушаться, — прислонила затылок к его коленям, снизу вверх смотря ему в глаза. Он обнял ее лицо ладонями, нежно поглаживая щеки. Потом спустился ниже и начал растирать ей зону между ключицами и грудью. Она блаженно прикрыла глаза. — Завтра ты сможешь сделать больше подходов. — Если смогу завтра вообще встать. — Она посмотрела на конструкцию, на которой сейчас занималась. Это был металлический каркас, с двух сторон от которого помещались грузы по три килограмма каждый. Таких грузов с каждой стороны было по двадцать штук. В специальные разъемы она вставляла когти на сгибах крыльев и, опираясь на руки и ноги, делала взмахи. От разъемов шли металлические тросы, на противоположных концах которых и закреплялись грузы. Поэтому каждый раз, когда она опускала крылья вниз, мышцы испытывали ту нагрузку, которая бы была, если бы она летала. Но она не могла. Крылья росли, но были слабыми и все еще не достаточно большими. К тому же, учитывая, сколько лет она отказывалась воспринимать свои новые конечности… Перетяжки ремнями, постоянные фиксации их в неудобных позах, так, чтобы она не могла ими шевелить. В общем, все было очень запущенно. И вот теперь Какаши, после ее последней «тренировки» в лесу, крепко взялся за нее. Каждый день она проводила по восемь часов в зале — она приседала, отжималась, качала пресс, в общем, делала все, чтобы вернуть мышцам прежний тонус. А Хокаге был ее тренером, который зорко следил, чтобы она не филонила. — Сможешь. Сегодня у нас получилось сделать три подхода по десять раз, с весом двенадцать килограмм с каждой стороны. А сколько ты сделала в первый день? — Два подхода по семь, с весом шесть килограмм. — Она снова закрыла глаза, наслаждаясь разминающими движениями по бокам и под грудью. Он был прав. Она возвращалась в форму, креп мышечный каркас, опоясывающий всю ее грудную клетку и отвечавший за движения крыльями. — Я не успеваю восстанавливаться. Может, завтра сделаем перерыв? Пожалуйста? Какаши пожал плечами. — Если хочешь. Но что ты сделаешь взамен? Сакура поднялась, с необычной легкостью встав на ноги и игнорируя ноющее тело. Вытянулась, подняла руки вверх, потянулась, до легкого хруста в позвоночнике. Шорты и топ были мокрыми почти насквозь, тело было влажным и липким от пота. Она посмотрела на продолжавшего сидеть Какаши и улыбнулась. — То же, что и сегодня. — И только? — Да. С весом по пятнадцать. — Ее улыбка стала шире. — Тебя никто за язык не тянул. — Какаши тоже встал, ласково прижав ее к себе и поцеловав ее в макушку. Даже сквозь маску на его лице ощущалась исходящая от него нежность. — Вот это моя девочка. Значит, на завтра сделаем перерыв, а послезавтра со свежими силами выполнишь свое обещание. Она кивнула, обняв его напоследок, и направилась в душ. Смывая с себя пот и усталость, пыталась понять саму себя. Почему у нее такое двоякое отношение к Какаши-сенсею? В его лице она видела и самого злейшего своего врага, и друга, почти отца. При мысли об отце чуть защипало глаза, но она крепко зажмурилась и постаралась выкинуть все из головы. Слишком редко они общаются, слишком больно папе ее видеть. Мама же… Накинув широкий плащ, чтобы скрыть хвост и крылья, пошла к госпиталю по тому коридору, который вел от резиденции Хокаге, через Академию и в больницу. Поскольку деревня в этой части восстанавливалась как раз в тот момент, когда с ней произошло то, что произошло, эти коридоры были предусмотрены заранее. Два в одном — и хорошие эвакуационные пути, и ее способ передвигаться, не выходя на улицу. Вспомнив, что сегодня Фуки уйдет раньше, решила дать ей последние распоряжения перед приходом Моэги и, уже почти дойдя до своего отделения, повернула к посту. Но вдруг застыла, услышав голоса из терапевтического отделения. Ее прошиб холодный пот, стоило ей только понять, о чем идет разговор. — Сегодня все в силе на вечер? Не передумал, встретишь меня? — спросила Фуки. — Да, как договорились, — ответил Саске. И в этот момент ей показалось, что она научилась летать — настолько быстро она кинулась к спасительной тишине своего отделения.***
Он не знал, что им двигало, когда в три часа ночи он миновал медицинский пост, поздоровавшись с Моэги. Девушка удивленно проводила его взглядом. Отделение встретило его привычной тишиной и сумраком. Только слабая полоска света в конце коридора говорила, что Сакура у себя. Мыслей не было никаких, он ни к чему не готовился, его не терзало то, что она снова погонит его в шею. Он тихо постучался к ней, но никто не ответил. Бесшумно повернув ручку двери, он вошел. Сакура сидела на подоконнике. Медленно повернувшись и встретившись с ним взглядом, она снова стала смотреть в непроглядную черноту за окном. На ней была белая шелковая рубашка для сна. Волосы распущены, крылья сложены за спиной, а хвост обнимал ее ноги, закручиваясь у колен и щиколоток. В руках — потухшая сигарета и маленькая чашечка. На столе стояли несколько бутылок саке, две валялись у окна, уже пустые. Подойдя к окну, молча запрыгнул на подоконник с другой стороны и сел, зеркально повторив ее позу. Она выпила саке. Ее голос разбил тишину. — У меня нет второй. Он молча протянул руку, забрав у нее чашку, и, поставив ее себе на колено, неловко потянулся за бутылкой, стоящей на столе возле него. Будь у него левая рука, было бы просто. Она заметила его неудобство, забрала балансирующую на колене чашку и налила в нее саке из бутылки, которая стояла рядом с ней, но которую он не увидел сразу из-за шелковых складок ее ночной рубашки. Протянула ему чашку. Он выпил, чувствуя, как напиток обжег горло. Она закурила новую сигарету, не заморачиваясь с пепельницей, стряхивая пепел прямо в открытое окно. Он не смотрел на нее, прокручивая в голове все, что было сегодня вечером. Фуки была очаровательна, очень мила, со вкусом одета. Она умела выгодно себя подать. После чая они перешли на пиво, захмелели, разговор стал клеиться сам собой. Они оставались в кафе до самого закрытия, а потом она пригласила его к себе. Отвечая на ее уверенные поцелуи, он не чувствовал ничего, кроме привкуса пива на ее губах. — Как прошло? — Сейчас он понимал, что она не спокойна, а просто так же опустошена, как и он. — Нормально. — Он говорил так же, как она, почти шепотом. Они соприкасались ногами, согнутыми под одинаковым углом, но ее была длиннее за счет формы стопы. Она снова налила саке и залпом выпила полную до краев чашку. У него даже не было удивления, откуда она знает. Отсюда, из ее окна, днем хорошо видно выход из больницы, где он встретил Фуки. Тишина снова окутала их. Какое-то время они молчали, смотря в черноту за окном. Сакура докуривала сигарету. — И почему ты здесь? — Тусклый свет в кабинете создавал ощущение, что внешний мир где-то очень далеко. Они одни, здесь безопасно. Именно поэтому Сакура так любила свой кабинет. Здесь легко спрятаться от всех. — Не сложилось. Возможно, произошло бы то, к чему все шло — они были обнажены по пояс, он видел стройную фигуру Фуки, маленькую, но очень красивую грудь с темными сосками… Но его словно обухом ударило понимание, что ему не нужно это. Ему не хотелось ее обидеть. Когда он отодвинулся, прервав поцелуй, который она углубила, сделав более страстным и волнующим, на ее лице было недоумение. Она не понимала, почему он остановился, когда все так далеко зашло. Она была красива в своем возбуждении, но он не чувствовал в себе ответа на ее ласки. Тело реагировало, как положено, но ощущение ошибочности происходящего его не покидало. Саске предложил не торопиться, и было видно, что ей больно слышать это, но она нашла в себе силы улыбнуться и сказать, что все понимает и готова ждать, пока он не будет готов двинуться дальше. Хотя о каком дальше она говорила, если сейчас они были друг другу чужими людьми? Оба понимали, что их первое «свидание» будет и последним, но каждый не показывал этого. Сакура не стала задавать больше вопросов. Молча наполнила чашку саке и, не смотря в его сторону, протянула ему. Он взял и снова выпил. Чувствовал, как хмелеет, и не понимал, почему Сакура еще не пьяна после всего выпитого. Литр саке. Он бы уже умер, наверное. Она поняла его взгляд на пустые бутылки на полу. — Я не могу опьянеть. Слишком быстрый метаболизм. Легкий туман в голове — максимум, что я могу испытать. Сакура говорила как будто не с ним, а также обращаясь к темноте за окном. Они избегали встречаться глазами. Но тут что-то произошло. Они синхронно посмотрели друг на друга, встретившись взглядом. Больше были не нужны слова. Она протянула ему бутылку. Он отхлебнул прямо из горла, рот обожгло, и передал бутылку ей. Она повторила за ним, не церемонясь больше с чашкой. Между ними невозможны здоровые отношения. Они не смогут даже сходить в кафе, прогуляться по парку, он не встретит ее с работы. Она никогда не сможет завоевать его любовь, потому что не имеет на это права. И, исходя из этого, у них никогда не будет семьи. Она не сможет родить ему детей. Они не смогут быть вместе как мужчина и женщина. Молодые, сильные люди, лишенные совместного будущего, лишенные даже шанса на него. И оба, сидя сейчас друг перед другом на подоконнике в полутемном кабинете, где пахло спиртом и стерильностью, наблюдая, как постепенно начинает светлеть горизонт, это понимали. И, когда рассветет, ощущение полного единства исчезнет. Снова она будет его любить и ненавидеть за это, а он будет злиться на ее жалость к себе, хамство и упрямство. Но сейчас это было неважно. Они были просто двумя людьми, которых роднило прошлое, которых тянуло друг к другу, два одиночества, которых не мог понять никто и которые не могли понять друг друга. Два выросших подростка, которым не хватало того, что было сейчас. Они просто пили саке из одной бутылки, и каждый представлял, что это своего рода отсроченный поцелуй.