Must Be Something In the Water

Когда была назначена дата судебного процесса над Китнисс, Плутарх, Эффи и Хеймитч начали тщательно продумывать план по ее защите. По их предположениям, суд будет не из простых, но уверенность в его выигрыше не покидала их. Предавшись воспоминаниям, Хеймитчу не стоило удивляться, когда вдруг на их пороге появилась мать Китнисс за день до суда, да так поздно, что он и Эффи уже собирались спать. Она пробормотала что-то о несусветной грубости некоторых личностей, которым стоило бы с улыбкой принимать гостей. — Миссис Эвердин! — воскликнула Эффи с поддельным восхищением. Хеймитч не совсем понимал, почему Эффи так холодна по отношению к этой женщине, ведь казалось, что они неплохо ладили в Тринадцатом, но у него возникли подозрения, что это из-за того, что она провела с Китнисс больше времени, чем ее собственная мать. Он и Плутарх попытались донести до целительницы всю основную суть и возможные варианты, но она заткнула их и просто попросила сделать все, что в их силах. — Входите же, — предложила Эффи. Хеймитч все ждал, сидя на диване в гостиной, но женщина по-прежнему стояла в дверном проеме. Любопытство пересилило его, и он присоединился к ним, по привычке приобняв Эффи. Она прижалась к нему чуть сильнее — верный знак, что ее что-то не устраивает. Миссис Эвердин, похоже, совесть совсем не мучила, и она с облегчением смотрела на них. — Нет, спасибо вам, — напоследок сказала она. — Я лишь хотела сообщить, что отбываю в Четвертый завтра утром. Им нужна моя помощь… Мне нужно убраться подальше от этого места на некоторое время. Даже Хеймитч не заметил, как это нахлынуло на нее. Он был уверен, что и он, и Эффи некультурно глазеют на женщину, широко разинув рты, готовые зевнуть, но Эффи первая исправила это. Она выпрямилась в плечах, приподняла подбородок, и на секунду ему показалось, что это была та самая Эффи, готовая оторвать голову любому, кто посмеет высмеять ее Дистрикт. — Прошу прощения? — прошипела Эффи. Он крепко сжал ее запястье. Если она и обратила внимание на это предупреждение, то умело скрыла. — Должно быть, я вас неправильно поняла или не расслышала. Мать Китнисс вздрогнула, но не сдвинулась с места. Она достала белый конверт из своего кармана и передала его Хеймитчу. — Передадите ей это? Эффи выхватила его из ее руки, прежде чем Хеймитч успел подойти. — Он этого не сделает, — отрезала она. — Этого не произойдет, потому что Вы никуда не едете. Вы хоть представляете, что скажет пресса, если родная мать Китнисс Эвердин не объявится на ее суде? Вы не посмеете уехать в Четвертый, вместо этого Вы будете сидеть на первом ряду и вести себя как преданная любящая мать, которой Вы должны быть. — Эффи… — начал он, разрываясь между желанием упрекнуть ее за осуждение и позлиться. — Если вспомнить, что при вашей первой реакции на беременность встал вопрос об аборте, не думаю, что вы имеете право читать мне здесь лекцию о том, какой должна быть хорошая мать, — возразила Миссис Эвердин. Этого Хеймитч не знал, но он не имел права осуждать ее за это. Даже узнав о беременности, он продолжал вести себя ужасно, не обращая внимания на упреки Эффи. То, как она вздрогнула и, почувствовав себя виновной, посмотрела в сторону комнаты сына через его плечо, явно не понравилось ему. Он успокаивающе погладил ее по бедру. — Эффи права, — холодно произнес он. — Если вы не объявитесь в суде, это может отрицательно сказаться на Китнисс. — Вы нужны ей, — более спокойно добавила Эффи. — Нет, не нужна, — Миссис Эвердин вздохнула. — Я не жду от вас понимания… — Вы ее мать, — тут же настояла Эффи, прежде чем Хеймитч успел что-либо произнести. — С тех пор, как умер ее отец, я не была ее матерью, — грустно улыбнулась женщина. — Видите ли, Китнисс считает, что она в ответе за меня так же, как и за Прим, — слезы подступили к глазам от одного лишь упоминания имени дочери. — Она не позволяет мне заботиться о ней, не доверяет мне, — она пожала плечами. — Зато она уверена в вас, так помогите же ей. Вы нужны ей. Я не могу находиться в том месте, где погибла моя дочь. Воспоминания… — она покачала головой. — Пожалуйста, передайте ей письмо. Она тут же развернулась и зашагала прочь, и они даже не успели остановить ее. — Иди за ней, — она подтолкнула его локтем, но он попросту захлопнул дверь. — Она не вернется, — он был уверен. Он научился понимать женщин за все то время после Семьдесят четвертых Голодных игр. Иногда он понимал Китнисс без слов. Миссис Эвердин решила убежать от своего горя, и этот способ решения проблем был Хеймитчу знаком не понаслышке. — Но суд… — продолжение этого предложения куда-то ускользнуло от Эффи, и она тяжело выдохнула. — Не понимаю, как мать может так бросить своего ребенка, — и она устремилась в детскую, крепко вцепилась в край кроватки, словно боясь, что кто-то украдет ее чадо. Хеймитч последовал за ней более расслабленной походкой, в то же время думая, как сделать так, чтобы неявка Миссис Эвердин сыграла им на руку. — Все, о чем она говорила — чистая права, если ты задумывался об этом. Моей первой мыслью действительно был аборт. Он обнял Эффи, сомкнув руки на ее спине, и положил подбородок ей на плечо, чтобы понаблюдать за тем, как сладко спит его сын. — Моей тоже. Она прижалась к нему сильнее, и он чмокнул ее в шею. — Это уже неважно… Все в прошлом. Некоторое время они вместе наблюдали за Хелиосом в тишине и пытались дышать в такт ему, сами того не осознавая. — Вся наша защита основана на том, что Китнисс психически неуравновешенная, — произнесла Эффи через несколько минут. Может ли так случиться, что она начнет утверждать, что убийство Койн было спланировано? Потому что если это возможно… — Она это не планировала, — он укрепил объятья, не желая вспоминать о том дне. — Но ты знал, — она продолжала настаивать. — Ты отправил меня куда подальше. Ты знал. Это был идеальный момент, чтобы поведать ей о том, что Койн собиралась организовать очередные игры, и он отдал за них голос. Он сказал «да» Китнисс, но никак не предложению Койн, но вряд ли другие это поняли. Рано или поздно кто-то расскажет ей об этом. Он мог бы объясниться, попробовать оправдаться, и она бы поверила ему. Но он слишком устал. — Я не был уверен, — он пожал плечами. — Но Койн была опасна. Ее нужно было как-то остановить. Больше она не задавала вопросов на эту тему. Она просто прислонилась лбом к его шее, а затем повернулась к нему другой стороной. — Ты когда-нибудь думал о том, какой длинный путь мы с тобой преодолели от ненависти друг к другу до ответственности за трех детей, при том, что один из них — родной? — Нет, — он усмехнулся. — Голова от этого болит. — Мудрое решение, — она накрыла его губы своими. — Донесешь меня в постель? Это была та самая просьба, которую он с радостью исполнил. — Все будет хорошо, — прошептал он ей на ухо, когда они засыпали. Но все было плохо. Суд не задался изначально, когда репортеры столпились напротив здания суда, и им пришлось воспользоваться помощью солдат, чтобы пробраться внутрь. Один из них был настолько настойчивым и невнимательным, что приставил объектив камеры прямо к коляске Хелиоса. Хеймитч сломал ему нос, что явно не обрадовало Плутарха. Другой же напрямую спросил Эффи о том, не боится ли она, что ее сын вырастет алкоголиком. Плутарха также не обрадовала сломанная нога очередного репортера. После этого происшествия Эффи предпочла наблюдать за ходом судебного процесса дома, рядом с сыном. Она пыталась помочь Хеймитчу и Плутарху ночью, когда они, изнуренные, вваливались в квартиру. Хеймитч с трудом себя сдерживал, но Хелиос на его руках словно отпугивал желание напиться. Он не хотел, чтобы его сын видел его пьяным. Он заслуживает большего. Сделка была идеей Плутарха, но Хеймитч и Эффи искренне поддержали ее. Как только было доказано, что Китнисс психически неуравновешенная, им осталось лишь подобрать подходящее ей наказание — убийство Президента не могло остаться безнаказанным, люди бы неправильно восприняли это — поэтому Плутарх предложил особый курс лечения, включающий в себя постоянный надзор, не сильно отличающийся от того, через который проходил Пит. Теперь нужно было, чтобы кто-то взял Китнисс под свою ответственность — и дело с концом. В идеале, это должна была быть ее мать, но, учитывая текущую ситуацию, этим человеком стал ее бывший ментор. — Квартира слишком мала для троих, — размышляла Эффи той ночью, после которой они выступили с этим в суде. — Нам нужно купить дом. — Арендовать, — поправил он ее. — Да, ты прав, — она кивнула. — Слишком много расходов за последнее время. Дети не обходятся дешево… — на самом деле он имел в виду не это. Он не намеревался остаться в Капитолии навсегда, но он и не думал, что это самый подходящий момент для таких перемен. Кроме того, по-моему, ей нравилось говорить с собой. — Значит, аренда. Я начну искать подходящий дом с завтрашнего дня. Ему следовало быть готовым к тому, что все может обернуться иначе и пойти не по плану. Суд дал согласие освободить Китнисс лишь под его ответственность и взамен на терапию, протекающую столько, сколько уйдет на это времени в Двенадцатом Дистрикте. Он столкнулся с проблемой, у которой было лишь одно верное решение. Он выбрал неподходящее время для звонка Эффи и раскрытия всей сути дела. Это все равно не имело смысла. В ином случае Китнисс бы осталась за решеткой. Он согласился покинуть Капитолий на следующий день вместе с девушкой. — Давай выпьем, — предложил он Плутарху, как только они покинули здание суда. Он не хотел возвращаться в Двенадцатый. Он не хотел снова встречаться с прошлым лицом к лицу. Он не хотел видеть лицо Эффи. — Этим ты ничего не добьешься, — вздохнул бывший Распорядитель Игр. — Рано или поздно она тебя поймет. Плутарх сопроводил его до дома. Хеймитч должен был быть зол, но на самом деле был лишь рад такой компании, ведь он не был уверен, что не остановился бы где-нибудь в баре на пути домой. И тогда, действительно, он бы лишь усугубил ситуацию. Когда он вошел в квартиру, было так тихо, и ему показалось, что Эффи тут не было. Но она была. Лежала на кровати, читала какой-то журнал — или притворялась, что читала, ведь она переворачивала страницы так быстро, что некоторые из них порвались — малыш лежал рядом с ней, окруженный подушками, чтобы предотвратить падение. — Поздравляю, — произнесла она безразличным голосом, когда он вошел, и даже не подняла на него взгляд, а продолжила «читать» журнал. — Не веди себя как сука, — вздохнул он. — У меня не было выбора. — Следи за языком, — отрезала Эффи. Она перевернула — порвала — очередную страницу. — И так. Ты готов посвятить меня в подробности? Ты будешь приезжать на выходные или же на одну неделю раз в месяц? Я предполагаю, что ты по-прежнему намерен присутствовать в жизни сына, хотя ты, видимо, не хочешь, чтобы я вмешивалась в твою. Переезд на другой конец страны — это уж слишком, Хеймитч. Ты мог просто-напросто предупредить, что между нами не будет ничего серьезного, и в скором времени ты собираешься порвать со мной. Речь была довольно длинной, и, несмотря на то, что он ужасно утомлен, ему удалось уловить главную мысль. — Что? О чем ты? Я не хочу тебя бросать. — Неужели? — хмыкнула она и бросила журнал на прикроватную тумбочку. — Мне не приходит в голову ни одна другая причина, по которой мужчина принимает решение переехать на границу Панема, не обсудив это с женой. Она вылезла из кровати, взяла ребенка на руки и пошла на кухню. Ей пришлось готовить бутылочку для кормления одной рукой. — Мы не женаты, — пробормотал он. — Я подарила тебе ребенка, — возразила она, — меня не волнуют какие-то бумаги. Мы больше, чем просто женаты. Она была права. — Солнышко, ты думаешь, я хочу туда возвращаться? — произнес он жалобным тоном. — Я не мог отказаться. А что ты хочешь, чтобы я сделал? — Понятия не имею, — призналась она, слегка покачивая малыша. Она оперлась на холодильник и просто смотрела на него. — Когда ты уезжаешь? — Мы отбываем завтра в полдень, — он нахмурился. — Вы в том числе, — как бы он ни старался, нотки неуверенности все равно были слышны в его голосе. Она злилась, когда он принимал за нее решения — снова —, но она ведь не на полном серьезе говорила о его постоянных поездках в Капитолий? — Как думаешь, младенцу будет хорошо жить в мусорном контейнере вместо дома? А могут ли в Дистрикте предоставить хорошее медицинское обслуживание полуторамесячному ребенку? — спросила она, как ни в чем не бывало. — Не мне выбирать, но своего сына я туда не повезу, по крайней мере, пока там не станет достаточно безопасно для него. — Я тоже это не выбирал, — прорычал он. — Я не оставлю тебя здесь. Вы едете. — Нет, — твердо ответила она. — Никуда я не поеду. Они просто смотрели друг друга, и оба понимали одну простую истину — они в тупике. Не было даже злости между ними, а просто… — Эффи, я не могу позволить себе оставить тебя здесь, — в очередной раз сказал это он и протянул руки к сыну. Ему все еще не нравилось держать своего сына, когда у него тряслись руки, но сейчас Хелиос был действительно ему необходим. Она передала его Хеймитчу, не задавая лишних вопросов, наблюдая за тем, как он прижимает его к груди с целью оберечь. — Ты просишь меня выбирать между Хелиосом и Китнисс. Не делай этого. Она опустила свой взгляд и глубоко вздохнула. — Ладно. Завтра ты отправишься в Двенадцатый вместе с Китнисс и убедишься, что дом более или менее пригоден для жизни, и в Дистрикте безопасно. Я же приеду через несколько недель вместе с Питом, примерно тогда же туда доставят нашу мебель. Надеюсь, к тому времени уже появится госпиталь… — Нет, — отрезал он. Он начал измерять шагами кухню, слишком взволнованный, чтобы стоять на месте. — Вы едете завтра. Ты и Хелиос. — Хеймитч, подумай головой… — ее аж передернуло, когда он вдруг закричал. — Я не оставлю вас здесь! — ребенок закричал в ужасе, и Хеймитч не позволил Эффи забрать у него ребенка, он лишь прижал его крепче и начал слегка покачивать. — Прости… прости, — прошептал он своему сыну. Его сердце колотилось как сумасшедшее, когда он вновь повернулся к Эффи. Она кусала свою нижнюю губу, а ее взгляд метался то в сторону младенца, то в его. Должно быть, он похож на безумца. — Я… я не могу. — Тогда несколько дней, — она все еще пыталась договориться, — тебе должно хватить этого времени, чтобы привести дом в порядок. — Вы поедете завтра, — он покачал головой. Я позвоню Сэй, попрошу ее сделать что-нибудь с домом… Плутарх найдет кого-нибудь, кто запакует наши вещи и отравит в Двенадцатый. Первые дни будет непросто, но затем все будет отлично, Принцесса. Можешь сделать с домом все, что пожелаешь. Его попытки были неубедительны, даже он сам понимал это, но что вообще могло убедить ее поехать в Двенадцатый? Там не было ничего как для нее, так и для него, кроме болезненных воспоминаний и ночных кошмаров. — Несколько дней ничего не изменят, — она продолжала стоять на своем. — Я не собираюсь отдалять твоего сына от тебя, Хеймитч, ты можешь верить мне, когда я говорю, что привезу его. Да, меня не привлекает идея переезда в этот Дистрикт, но еще больше я боюсь отдалиться от тебя. Мы приедем… — Я не смогу уехать без вас, — вновь зарычал он. — Неужели это так трудно понять, а, солнышко? В следующий раз купи себе мозги вместо пары туфель. Он выбежал из кухни, все еще с ребенком на руках. Разумеется, она последовала за ним. — Ты ведешь себя неразумно! — закричала она. — Не понимаю, как несколько дней могут что-то изменить. Нелепо, ты должен это понимать… — Потому что если оставить семью позади, она умрет, — выкрикнул он ей и развернулся, чтобы посмотреть на ее лицо. Оба застыли на месте и не могли оторвать друг от друга взгляда. Затем заревел Хелиос. Хеймитчу было тяжело дышать, его легкие были наполнены ужасом. Он позволил ей успокоить малыша, а сам сильно хотел выпить. Подошло бы все, даже пиво. Эффи что-то медленно напевала сыну, покачивая его из стороны в сторону, пока плач не превратился в милые звуки, издаваемые детьми во время сна. Так, когда Хелиос окончательно успокоился, она оставила его в детской и вернулась к Хеймитчу с пустыми руками. Он пытался бороться с паникой, нарастающей из-за того, что сын не был перед его глазами. Он знал, что его сын в полной безопасности в другой комнате, и ничего с ним не случится, и его опасения были нелогичны, но это уж точно было то, что нельзя было контролировать — не без ликера. — Я должен позаботиться о Китнисс и Пите, — произнес он, когда она присела к нему на диван. — Я не смогу спасти их, если ты мне не поможешь. Знаю, что все это несправедливо, и я слишком многое прошу, но, солнышко, если ты не поедешь со мной, я тебя не оставлю здесь. Ее это не устраивало. Он чувствовал, как раздражение волнами исходило от нее, поэтому он удивился, когда она накрыла его руку своей и крепко сжала. — Вперед, звони. Хотя бы дом пусть будет чистым. Будет неплохо, если кто-то найдет нам кроватку, пока не доставят нашу. Доктор Халтман вернулась в Тринадцатый… Это не так далеко. Посмотрим, смогу ли я уговорить ее приехать сюда осмотреть Хелиоса. Если нет, съездим к ней сами. Теперь он согласился с чем угодно. Ему стоило поблагодарить ее, но он не был так хорош в этом. Он чувствовал нечто такое, что нельзя было выразить словами, поэтому он просто поцеловал ее. — А вот и наш медовый месяц, — произнес он между поцелуями. В любом случае, у нее уже было кольцо его матери. — Не понимаю, о чем ты, — он очень быстро расстегнул пуговицы на ее блузке, но она не позволила ему зайти дальше, лишь чмокнула напоследок. — Пора собирать вещи. Он принял это за шутку, но она ушла и не вернулась. — Мучительница! — обвинил он ее. Ее легкий смех эхом послышался из ванной. — Будешь знать, как принимать за меня решения и отправляться на другой конец страны, не советуясь со мной второй раз за год. В этом она была права. Он почувствовал облегчение, когда Китнисс освободили. Девушка была очаровательна, как всегда — что означало обратное — и с ней по-прежнему было трудно общаться. Хеймитч считал, что это неплохо, ведь где-то глубоко за безразличием и задумчивостью спрятана искра, но все же он рад, когда они дошли до планолета и встретились с Эффи, ведь она-то уж точно лучше него ладила с задумчивыми подростками. Или, по крайней мере, она умело скрывала то, что они действуют ей на нервы. Появление Плутарха удивило его, хотя и не должно было, ведь бывший Распорядитель игр хотел увидеться с Китнисс не меньше, чем с ними. Китнисс пришлось постараться, чтобы убедительно изобразить «ох» и «ах» прямо напротив Хелиоса, все это заметили и поняли, что все это ради Эффи. Когда девушка приблизилась к его сыну, Хеймитч, не медля, вырвал его из рук матери и унес куда подальше от Китнисс. — Посмотри, но не трогай, — предупредил он. Хелиос был слаб. Это был его первый полет, и его уже вырвало трижды — дважды на отца и один раз на Плутарха: у Эффи на это уже развилось шестое чувство за все то время, что она заботилась о нем. — Не обращай на него внимания, дорогая, — Эффи закатила глаза. — Он неспособен себя нормально вести. Ничего личного. — Он сиделка, — добавил Плутарх, с трудом подавляя смех. Весь оставшийся путь Хеймитч показательно ворчал, что никто не имеет право брать его сына на руки, помимо него и Эффи, но никто не обращал на него внимания. Даже Хелиоса это не убедило, и он продолжал тянуть свою маленькую ручонку в направление косы Китнисс. Он не мог схватить ее, но ему все было интересно, что же это такое. Но сиделкой номер один определенно была Эффи, и никто не смог бы составить ей достойную конкуренцию. Хеймитч не хотел бы оказаться на месте Китнисс, ведь в обществе Сальной Сэй и бывшей сопроводительницы ей не стоило надеяться и на секунду отдыха. Забота о Китнисс стала новой целью Эффи, и это значительно облегчало ей жизнь, ведь раньше, все, чем она могла заниматься, это оценивающе рассматривать свой дом и изменять в нем абсолютно все, начиная пола и заканчивая потолком. Он никогда особо не рассматривал чеки, не рассчитывал затраченные деньги, потому что Эффи была настроена решительно, раз была готова ночевать у Китнисс, тем более, это не заняло много времени, как и реконструкция всего Дистрикта. Хелиосу подходило его имя. Он действительно был тем самым лучиком света. Жить в Двенадцатом было тяжелее, чем в Капитолии. Было много плохих дней — дней, когда Хеймитч с трудом переносил горе, когда ему казалось, что жизнь не имеет смысла, когда он боялся вставать с кровати, потому что понимал, что если это произойдет, то он в страхе отправится на поиски бутылки с ликером —, но хорошие дни превосходили численно. Эффи хорошо подходила ему. Она не позволяла ему раскиснуть, утонуть и заставляла бороться. Их сын — это лучшее, что когда-либо случалось с Хеймитчем. Каждый день с ним случалось что-то впервые. Иногда он получал невероятное удовольствие в эти непримечательные моменты, когда Хелиос делал что-нибудь в первый раз. Именно тогда все волнения куда-то улетучивались. Хелиосу стукнуло четыре месяца, когда позвонил Пит. Эффи добровольно вызвалась привезти его сюда, потому что хотела провести пару дней в Капитолии — как он считал, наладить отношения с семьей — и она не хотела брать с собой сына. Это и было проблемой для Хеймитча, по большей части из-за того, что он застрянет в доме наедине с малышом. Они с Хелиосом отлично справились, хотя и не без помощи Сальной Сэй, а постоянные раздражающие его визиты Китнисс, бесчисленные звонки Эффи — так она проверяла, живы ли они — напоминали о том, что ребенка нужно кормить. Он предполагал, что Эффи разозлится, когда увидит, в каком состоянии их дом, но он основательно приготовился винить в этом сына. Однако, когда Эффи вернулась, она не обратила внимания на этот бардак. Она в момент преодолела расстояние до детского манежа и взяла сына на руки. — Ох, мамочка по тебе сильно-сильно скучала, милый, — проворковала она малышу, который был больше заинтересован в поимке ее капризных светлых кудрей, чем в слушании ее неумолкаемой болтовни. — Ты ведешь себя как папочка? Или же… Это папочка ведет себя как ты? Она усмехнулась, и Хеймитч приподнял бровь. — Очень смешно, — невозмутимо произнес он. — А разве нет? — она вела себя так дерзко, что он с трудом себя сдерживал. Он осторожно забрал у нее малыша и посадил его в манеж. Хелиос тут же начал разбрасывать игрушки то направо, то налево — его новая любимая игра. — Хеймитч… — ее предупреждение было игривым, и она сделала шаг назад, но тут же уперлась в стену. Отступать было некуда, и у нее не осталось выбора, кроме как наслаждаться прикосновениями его блуждающих рук по ее талии и голодными поцелуями в шею. — Хеймитч… — на этот раз это был вздох, и он ухмыльнулся. — Скучала по мне? — дразнил он ее. — А может быть иначе? — она уткнулась носом в его шею. — Пит ушел к Китнисс. — А это безопасно? — он нахмурился. Он приостановился, чтобы нащупать молнию ее юбки и посмотреть на нее всю, но она обвела руку вокруг его шеи и притянула к себе в жадном поцелуе. — Сочту это за «да». Как насчет того, чтобы пойти поспать пораньше? — Сейчас три часа дня… — напомнила она ему, быстро расстегивая пуговицы на его рубашке. — Тогда почему бы нам не вздремнуть? — усмехнулся он. Ее юбка упала на пол. — Я не хочу спать, — она притворно надула губы. Он снова поцеловал ее. — Захочешь. После всего, что я с тобой сделаю. Ее смех — самый милый звук, который он когда-либо слышал. Ее не было всего лишь несколько дней, а он ужасно по ней соскучился. Он слишком привык к ней, чтобы жить без нее. Он не мог представить свою жизнь без нее и их сына. Ему не хотелось даже думать о том, что могло случиться, если бы он оставил ее в Капитолии, не привез бы в Тринадцатый. У них не было бы Хелиоса. Они не были бы так счастливы. Страшно даже представить.