Адмирал

Андалузский дворянин Хуан Лосано де Морена был фаворитом и любовником всесильного адмирала Ривареса на протяжении полутора лет, прежде чем впал в немилость и был казнен на Пласа Майор в Мадриде. Следствие в отношении него было тайным, судебное разбирательство — закрытым, а обвинения — тяжелыми. Адмирал в присутствии собственного канцлера разорвал оба прошения о помиловании — первое от родственников дона Хуана, второе от него самого — и лишь согласился после раздумий заменить способ казни с четвертования на отсечение головы. Старое дворянство Испании встретило приговор глухим ропотом, европейские монархи — громким возмущением. Ватикан болезненно отреагировал на изгнание кардинала Алонсо Лосано де Сильва, дяди Хуана, и сам Папа потребовал вернуть его ко двору, однако Риварес ответил, что «никогда испанский адмирал не будет слушать приказов француза, будь тот хоть трижды великим понтификом», за что ему в очередной раз погрозили отлучением от церкви. Только через полгода после означенных событий адмирал начал подыскивать себе нового фаворита. Желающих занять это место, несмотря на судьбу предшественника, было более чем достаточно. Именно в это время, а точнее в мае 1721 года, в Эскориал прибыл шестнадцатилетний Алваро де Васкес, единственный сын генерала Диего де Васкеса, погибшего восемь лет назад в генеральном сражении с войсками короля. Тогда, одержав победу в битве при Бригуэте, Риварес пообещал устроить судьбу всех своих соратников, а также позаботиться о наследниках тех, кто погиб, сражаясь на его стороне, и обеспечить их старших сыновей должностями и жалованием, а дочерей — выгодными браками с представителями старой аристократии. Дон Алваро де Васкес, воспитывавшийся бабушкой и тетей, не мог похвастаться блестящим образованием, не был подготовлен к военной службе, не знал иностранных языков и не проявлял способностей к точным наукам, но очень нуждался в деньгах. Именно это последнее обстоятельство побудило его заручиться рекомендательными письмами и попытать счастья при дворе. Будучи юношей скромным и неамбициозным, он рассчитывал на мелкую должность при небольшом, но постоянном жаловании, часть которого он мог бы отсылать домой. Эскориал в последнее десятилетие значительно поутратил былое великолепие. Первое, что сделал адмирал Риварес, придя к власти, это сократил расходы двора в несколько раз и уменьшил штат придворных. Пышные празднества, банкеты, балы, театральные представления и прочие дорогостоящие увеселения, при короле Филиппе проносящиеся ежедневной чередой, теперь проводились не чаще раза в месяц. Адмирал, раз уж на то пошло, куда больше любил парады и морские учения, на которые охотнее выделял деньги, но и полностью превратить Эскориал в монастырь не мог, ибо старая аристократия, спокойно отнесшаяся к казни своего короля, такого бы точно не простила. Первого такого мероприятия Алваро пришлось ждать почти две недели. В день памяти святого Исидора Землепашца[1], покровителя Мадрида, к целебному, по преданию, источнику пришло множество паломников, а после утренней мессы начались шумные и веселые народные гуляния. В Эскориале тем временем готовились к вечернему бал-маскараду, разумеется, никакого отношения к почитанию святого не имеющему. Теперь, когда праздники во дворе давались редко, знать с еще большим упоением предавалась своим дорогостоящим забавам. Череда парадных помещений Эскориала была украшена цветами и гирляндами, столы ломились под тяжестью каскадов наполненных шампанским бокалов, пирамид из фруктов, шоколадных фонтанов и серебряных блюд со сладостями и деликатесами. Дон Алваро первый раз присутствовал на таких торжествах. Дома стесненные в средствах родственницы не устраивали приемов, а если сами получали приглашения, то от таких же чопорных пожилых дам, которые предпочитали проводить время сплетничая и попивая вино в летнем садике. Еще больше ужасающих цен, которые запрашивали столичные мастера за свои услуги, поражала готовность знати расставаться с такими суммами лишь для того, чтобы не появляться в течение года в одном и том же платье. Естественно, сеньор де Васкес не мог себе позволить потратить тысячу песо на костюм лишь для одного праздника. К счастью, это не было обязательным, и единственным регламентированным условием для гостей было лишь наличие самой обычной маски, которую не составило труда приобрести. Тематикой праздничного маскарада было, кажется, что-то связанное с тропическими птицами, и все танцующие и веселящиеся аристократы были одеты особенно пышно и ярко. На головах дам возвышались фонтажные сооружения высотой по футу или больше, украшенные разноцветными перьями и лентами. На большинстве женщин были широчайшие платья с множеством оборок и слоев, модные во Франции, но некоторые отважились облачиться в камзолы на мужской манер, все с теми же кружевами, атласными лентами и сверкающими драгоценностями. Из-за разноцветных «птичьих» масок все с теми же перьями и позолоченными клювиками, иной раз было не понятно, мужчина перед тобой или женщина. Играла громкая пронзительная музыка скрипачей, душно и почти невыносимо сладко пахло духами. С непривычки у юноши быстро закружилась голова от всего этого мельтешения разряженных фигур. С удивлением он отметил, разглядывая кавалеров, что при испанском дворе, оказывается, снова, как при покойном короле, в моде пудра, пунцовые румяна и яркая помада. Танцевали не то контрданс, не то мореску[2]. Кто-то — девушка или юноша — в аквамариновом наряде с павлиньими перьями на голове ухватил Алваро за руки и покружил по зале, тут же после пары пируэтов перейдя к следующему партнеру. Дон Алваро быстро заскучал. Танцевать он особо не любил, хотя и умел; карточных игр вовсе не знал — озабоченные безденежьем родственницы с детства внушали ему мысль о греховности всех видов азартных игр. Перекинувшись с парой гостей заранее заученными учтивыми фразами и запомнив для себя несколько громких имен, он отошел к столу, взял у лакея бокал с розовым шампанским и задумался о целесообразности своего пребывания при дворе. Ему всего лишь нужна была какая-нибудь должность и возможность оставаться в стороне и от вычурных развлечений высшего света, и от интриг. При прежних королях подобные намерения и двор были понятиями несовместимыми, но адмирал Риварес пользовался славой человека во всем воздержанного и заботящегося о делах государства, поэтому охотнее оказывал протекцию людям небогатым и неамбициозным. Алваро был занят разглядыванием своего бокала, когда из яркого круговорота танцующих фигур вышел высокий мужчина, одетый во все черное и в черной полумаске. Прямо на ходу отстранив от себя какую-то даму, льнувшую к нему с излишней настойчивостью, неизвестный сеньор прошел к столу и остановился рядом с Васкесом. Роскошный, но мрачный наряд этого сеньора, больше приличествующий торжественным похоронам, нежели праздничному маскараду, резко выделял его на фоне остальных гостей — приталенный и укороченный жюстокор из черной тафты, плотно облегающий худощавую фигуру, черные кюлоты и чулки, даже выпущенные из-под расшитых бисером обшлагов кружевные манжеты были из тонкого черного кружева, наподобие того, что носят вдовы. Только расшитый золотом жилет и золотые кольца — впрочем, простые и совершенно безличные — на аристократически тонких пальцах немного разбавляли этот траурный образ. Мужчина был смугл и черноволос, на гладко выбритом лице не было и тени пудры или румян. Алваро, отвлеченный от своих размышлений, любопытственно рассматривал его. — Вы только поглядите — абсолютно самодостаточное общество… — негромко произнес мужчина в черном, не обращаясь ни к кому конкретному. — Лишь бы танцевать, дурачиться и веселиться… — Простите? — встрепенулся Алваро, стоявший от незнакомца в двух шагах. — О, неужели? — тот резко обернулся, будто только сейчас заметив юношу. — Вы, пожалуй, единственный здесь, кто не вырядился в какую-нибудь птицу. Начитались идей просветителей и теперь считаете себя выше всего этого ребячества или просто не в состоянии потратить две тысячи песо на костюм попугая? — Пожалуй, второе… — растерянно отозвался Алваро и, не подумав, прибавил: — А вы? — Пожалуй, и то, и другое, — усмехнулся собеседник. Он взял с подноса бокал с ягодным пуншем, скептически поболтал плавающую в нем ягоду малины, попробовал, поморщился. Оглядел стол перед собой и, не обнаружив ничего более пристойного, все-таки сделал еще один глоток и снова обратился к Алваро: — А вы, похоже, смелый юноша. Как ваше имя? — Это же бал-маскарад, смысл в том, чтобы сохранять инкогнито, — попробовал соскользнуть Васкес, поняв, что нарушил правила хорошего тона. Впрочем, его собеседник тоже не отличался придворной учтивостью. — Я повторяю вопрос, — тон сеньора в черном стал резким, как у человека, который привык отдавать приказания и не повторять их дважды. Алваро спорить не умел и легко поддавался даже меньшему давлению. — Дон Алваро де Васкес-и-Касильо, из Севильи, — представился он и слегка поклонился. — Я вас не знаю, — черные глаза собеседника в прорезях черной украшенной сверкающими алмазами маски сощурились подозрительно, заново окинули Алваро колким пристальным взглядом. — Я прибыл недавно и еще не был представлен сеньору адмиралу. — Тем более странно, что я вас еще не знаю. А впрочем, неважно… — незнакомец снова сменил тон, вернувшись к прежней насмешливой снисходительности. Оставив пустой бокал, он взял из серебряной вазочки покрытую шоколадной глазурью клубнику и небрежно отправил в рот. Алваро невольно следил взглядом за его пальцами, касающимися губ. — Что, собираетесь просить о месте в Королевской Гвардии? — продолжал мужчина. — Наверняка при вас письма с ходатайствами от вашего отца и всех прочих ваших родственников? — Мой отец погиб при Бригуэте. — Вот как… — всего на секунду могло показаться, что сеньор почти смущен этим откровением. — Но я вас все же разочарую, молодой человек, места в Гвардии для вас все равно не будет. — Почему вы так в этом уверены? — спросил Алваро с нехорошим предчувствием. По правде, он вовсе не собирался проситься в Гвардию, но отчего этот человек говорит подобное с такой уверенностью? — Потому что там ни для кого не будет места на ближайшие годы, увы. Представьте себе, все уже занято сыновьями всех этих достойнейших господ, — ответил тот и небрежно окинул жестом залу и мельтешение пестрых камзолов и высоких париков. — Прошу прощения, сеньор… С кем я имею честь говорить? — не выдержал Алваро. — Это же маскарад. Смысл в том, чтобы оставаться инкогнито, разве нет? — Но… — Хватит, — грубо оборвал его собеседник. — Пейте эту сладкую дрянь и развлекайтесь на здоровье. Адмирал примет вас завтра. Про Гвардию, разумеется, забудьте, но какое-то применение для вас должно ведь найтись, будьте уверены. Изобразив на прощание учтивый жест, незнакомец развернулся и направился к выходу из праздничной залы, оставив сеньора де Васкеса в полнейшем недоумении.