Адмирал

Кончик остро заточенного пера треснул от слишком сильного давления, и сеньор Рикардо Риварес коротко чертыхнулся сквозь зубы. Карлик-секретарь по прозвищу Соломон тут же, не дожидаясь приказа, подал ему новое перо и принялся заново чинить сломанное маленьким ножичком с серебряной рукояткой. Адмирал расходовал не меньше дюжины перьев каждый день и ненавидел отвлекаться на починку. Дописав последнюю строчку указа и оставшись довольным формулировкой, он встряхнул бумагу и, не глядя, передал Соломону. — Переписать к завтрашнему дню, — коротко приказал он и достал перевязанную черной лентой папку из корзины с непрочитанными бумагами. Черными лентами и черным сургучом выделялись отчеты из учрежденной адмиралом Тайной службы. — Вы помните дель Бертно? — риторически осведомился адмирал, прочитав донесение. Соломон, разумеется, прекрасно помнил все имена, даже единожды мелькавшие в корреспонденции адмирала, но обыкновенно хранил молчание. Кофешенк и по совместительству личный адъютант адмирала, дон Карлос, честно постарался сделать вид, будто что-то припоминает. — Дель Бертно? Ах, верно… это ведь тот сеньор, который… кажется, тот самый… — Тот, что пишет скверные памфлеты, — докончил за него адмирал. — Полгода назад я отправил его в ссылку в Новый свет. Конечно, я не рассчитывал, что он обретет там талант… Но хотя бы станет осмотрительнее. — Не стал? — Что там… — протянул адмирал с усмешкой, — новые памфлеты. На этот раз об угнетенных колониях. — И тоже скверные? — Еще бы. — Так значит, на Пласа Майор? — скучающе осведомился дон Карлос. Подлинного интереса к государственным делам он не питал совершенно. И именно поэтому адмирал ввел его в весьма узкий круг своих друзей. — Что? — сеньор Риварес картинно вздернул бровь. — Да за кого вы меня принимаете? Когда я последний раз казнил за стихи? Дон Карлос состроил такую же ироническую гримасу, а карлик захихикал тем противным фиглярским смешком, к которому привык за те тридцать лет, что пробыл придворным шутом. Адмирал давно не представлял никого другого в должности своего секретаря, но это хихиканье порою наводило на мысль вернуть Соломона к его прежнему занятию. — Ну хорошо, но те стихи были действительно ужасны… Нет, с дель Бертно мы поступим по-другому. — Ривареса, по всей видимости, посетила какая-то идея, так как он принялся тщательно пролистывать донесение, пока не выхватил то, что было ему нужно. — Вот здесь он, например, нападает на иезуитов… Достаточно для обвинения в ереси, как считаете? — Более чем, — поддакнул дон Карлос, а карлик энергично закивал непропорционально большой головой. Ирония ситуации заключалась в том, что вряд ли кто в Испании меньше адмирала Ривареса стеснялся в еретических и богохульных выражениях. Будучи человеком совершенно не религиозным и находясь в постоянной конфронтации с Ватиканом, Риварес тем не менее сумел выстроить с испанским отделением Священной инквизиции крепкие взаимовыгодные отношения, полностью освободив этот орган от папского надзора. — Соломон, скорее, подай мне ходатайство об освобождении Диего Рабано, — приказал адмирал, и секретарь ловко выудил требуемое прошение из корзины с уже прочитанными бумагами. Диего Рабано был крупным торговцем дорогими тканями, лучшими в Мадриде — видимо, именно это и навлекло на него беду: уже три месяца торговец находился в заключении в одной из секретных тюрем инквизиции, где именно — сам адмирал был не в курсе. К нему поступило уже третье прошение об освобождении от родственников Диего Рабано, и адмирал с самого начала был уверен, что все обвинения — клевета конкурентов по торговле, но решил не вмешиваться, только позаботился, чтобы инквизиторы оставили в покое семью и предприятие. Решение было не идеальным, но заставить Святую палату отпустить человека, в которого она уже запустила когти, было непросто даже для адмирала, который обладал в стране фактически королевской властью. — Отчего бы нам не объединить две проблемы одним решением? — снова риторически осведомился адмирал таким веселым тоном, будто задумал сыграть какую-то шутку. — Передать Святой палате нашего незадачливого поэта, а в обмен попросить освободить торговца, что скажете? От Рабано пользы явно больше, чем от стихов сеньора дель Бертно… Не знаю насчет ваших, господа, портных — но мои точно закупались раньше у Рабано. Будет обидно, если его сын продаст предприятие или еще хуже — перенесет его во Францию… А без стихов сеньора дель Бертно мы все как-нибудь проживем, я уверен. В послепраздничный день корзина с утренней корреспонденцией опустела быстрее обычного, и когда адмирал, закончив работу, бросил взгляд на украшенные позолотой и перламутром часы — шедевр, созданный известным мастером в прошлом веке — фигурные стрелки показывали десять утра. До торжественной и крайне утомительной обеденной церемонии оставалось еще два часа. Оставив Соломона выполнять поручения, Риварес покинул кабинет и проследовал в свои покои. Адмирал занимал в Эскориале пять комнат, две из которых — спальня и малый салон — были оформлены по его вкусу и кардинально отличались по стилю от всех остальных помещений дворца. Еще с юности Риварес питал некую романтическую слабость к восточной культуре, имел весьма интересную коллекцию турецкого холодного оружия и множество разных вещиц и безделушек в арабском стиле. Обе свои приватные комнаты он приказал обустроить исходя из собственных представлений о красоте и комфорте — декоративные игольчатые колонны, дорогие исфаханские ковры на полу, резные деревянные панели с характерными узорами, мебель из разных сортов дерева с инкрустацией, кованые светильники и прочие полюбившиеся мелочи. При дворе, всецело очарованном блистательной французской модой, это наверняка сочли бы довольно странным, но адмирал не имел привычки допускать в свои личные апартаменты посторонних, поэтому мало кто был в курсе его предпочтений в интерьере. Устало завалившись на обитую полосатым шелком софу, адмирал наблюдал, как дон Карлос готовит кофе на маленькой жаровне. — Я кое-кого встретил… вчера на маскараде, — с расстановкой проговорил Риварес, задумчиво покручивая на пальце серебряное кольцо с черным камнем. — Я тоже… кхм… кажется, это была птица-фламинго… потом отовсюду вытряхивал розовые перья… — рассеянно отозвался кофешенк, не отвлекаясь от своего занятия. Он снял джезву с огня, аккуратно перелил густой ароматный напиток в маленькую фарфоровую чашечку с росписью, посыпал сверху смесью пряностей и толченого ореха и подал адмиралу. — Это что? — скептически осведомился тот. — Толченый миндаль, сеньор. — А мне нравится кофе с миндалем? — Сейчас узнаем, сеньор. — Я бы попросил тебя реже экспериментировать с кофе, — проворчал Риварес, делая первый глоток. — Но помню, что обещал тебя в этом не ограничивать. — Вы один пьете больше кофе в год, чем весь двор за тридцать лет правления покойного короля Фернандо. С вами я напишу книгу «Тысяча и один способ приготовления кофе», издам ее и наконец-то разбогатею. — Можно подумать, я мало тебе плачу, — хмыкнул адмирал и сделал еще глоток, уже с явным удовольствием. Кофе сеньор Риварес пил действительно много, причем в любое время суток, и будучи человеком весьма зависимым от своих привычек, он не видел необходимости отказывать себе в этом удовольствии. — Ты помнишь Бригуэт? — спросил адмирал, разглядывая изображенный на чашечке фрегат с таким сосредоточенным видом, будто видел его впервые. — О, да… — с воодушевлением подхватил кофешенк. — Там был ад… Крики, грохот орудий, бой барабанов… и все в дыму… — Ты же не выходил из палатки! — усмехнулся адмирал. — Я все слышал. — В пяти милях от поля боя? — У меня богатое воображение, сеньор. — Может быть, ты помнишь генерала Диего де Васкеса? Он был ранен в бою, как мне тогда показалось, не так уж серьезно… Я лично наградил его орденом святого Клемента. Он умер спустя час после этого. — Печально, сеньор, — безразлично отозвался дон Карлос. — Я встретил его сына вчера на балу. Дон Алваро де Васкес… недавно прибыл ко двору. Ищет какую-нибудь должность. Приятный юноша, судя по первому впечатлению. А впрочем, я говорил с ним совсем недолго. Обещал ему аудиенцию на сегодня. — Сегодня в шестом часу, после встречи с сеньором Кастильехо, если вам угодно. — Нет, после Кастильехо у меня точно не будет настроения, — отмахнулся адмирал. — А с обеда все расписано буквально по минутам… — Тогда, возможно, все же завтра? — Нет, если я обещал сегодня. Вот что, у меня есть время прямо сейчас, до обеда. Распорядись, чтобы этого юношу проводили в мой большой кабинет через полчаса. Не думаю, что мне понадобится много времени, чтобы решить, куда его определить. У меня есть кое-какие соображения… «Восемь лет, — сдерживая улыбку, подумал дон Карлос. — Я на этой должности уже восемь лет. И он до сих пор не может прямо сказать, что ему понравился мальчик». — Как вам угодно, сеньор, — поклонился кофешенк.