Мой номер 13

POV Максима       Насколько люди были бы безрассудны, не испытывая боли. Возможно, именно она останавливает нас на пути к ошибочным поступкам. Иногда заставляет задуматься о своих действиях, подавляет гнев и сдерживает нас. Но многие были бы намного счастливее, живя без боли, верно? Но все же это одно из тех незаменимых чувств, которые помогают ощущать себя живыми. До определённого момента…       То, что я почувствовал в ту минуту, сложно описать словами. Об этом обычно предпочитают не говорить, а все воспоминания стараются похоронить глубоко в сердце. Мне казалось, что я умираю — та единственная спонтанная мысль, проскользнувшая в моей голове. Тот раздирающий страх, возможно, превышал боль от ударов, которые я получал. Я не задумывался на тот момент, чем я заслужил это. Возможно, это была просто случайность, и я оказался не в то время и не в том месте. Размышлять было некогда, я просто изо всех сил старался оставаться в сознании. Мои глаза обжигала алая жидкость, которая неугомонно сочилась из макушки головы. Именно туда пришёлся первый удар, самый сильный удар. А после я просто захлебывался собственной кровью. Дальнейшие ощущения были такие же яркие, но с каждой секундой они меркли, пока вовсе не исчезли. Мне показалось, что я засыпаю, поэтому я не стал сопротивляться. Сон — глубокий, странный, непривычно долгий и единственный способ успокоения для моего тела. Я не видел свет в конце туннеля, к которому стремительно пытался добраться. И не нависал над своим бессознательным телом, видя со стороны все, что происходит вокруг. Я не успел повстречать усопших родственников, которые пытались сказать то, что не успели при жизни. Нет, ничего из этого. Лишь какое-то неопределённое мгновение, которое длилось немного больше и достаточно мало для одного лишь мгновения. Мне казалось, что я всем телом ощущаю темноту вокруг себя. Она приятно обволакивала моё тело, словно сродни его же температуре. Темнота, которая была не жёсткой, но и не мягкой. Не отвратительной и не приятной. Сумрак, который я смог почувствовать, но не смог понять, какой он на ощупь. В этой альтернативной реальности я мог двигаться, но притом меня все же что-то сковывало. Я мог идти вперёд, оставаясь на месте. Временами я отрывочно слышал приглушённый голос, как из динамика, плотно закрытый ладонью. Я мог слышать слова, но не мог расшифровать их, или же понимал, кто и что говорил, но при этом мгновенно забывал услышанное. В таком состоянии сложно что-либо понять или разобрать. Но несмотря на полное отсутствие чувствительности, я точно знал, в какой части тела находились мои раны. Я ощущал небольшое жжение в зоне живота, но не смог видеть, что вызывало его. Только с каждой секундой, которая могла поместиться в это мгновение полного забвения, я понимал, что боль становится все сильнее. И когда настал её пик, я просто вынырнул из темноты, которая пожирала меня и держала, словно в клетке. Я смутно помню, как стерлась эта самая грань между забвением и реальностью, сном и пробуждением. Словно я родился заново, но оно было настолько мучительно, что хотелось снова умереть и в этот раз окончательно. Когда я открыл глаза, то увидел белый туман. Такое непривычное зрелище после бесконечной черноты. Неприятно резало глаза, и от этого у меня текли слезы. Жутко хотелось пить, но не хватало сил сказать об этом. Я попытался сжать руку, но реакции никакой не было. Совершенно не чувствовал свое тело. С другой стороны мне казалось, что все оно состоит из одной большой открытой раны. Было больно даже дышать, словно я вдыхаю невероятно горячий воздух. От волос на голове до кончиков пальцев на ногах — саднило все. Первый человек, которого я увидел, был пожилой мужчина в белом халате и с маской на лице. Он пытался говорить со мной, спрашивал что-то, только ответов не следовало. Я лишь безуспешно шевелил сухими губами. Через какое-то время перед глазами замельтешили ещё люди, мне мгновенно поставили капельницу и убрали кислородную маску с моего лица, но позже вернули её на место. С ней было намного легче дышать. Точнее только с ней первое время я и мог поглощать необходимый кислород. Самостоятельно я смог сделать это лишь через несколько дней, так же как и сделать небольшие попытки пошевелить конечностями. Это единственное, что давалось мне с большим трудом вплоть до окончания реабилитации. Но врачи упорно ставили меня на ноги и обхаживали так, словно я какой-то влиятельный человек. Каждый мой шаг был словно первый. Мышцы на ногах могли выдержать нагрузку лишь в несколько минут в день, а после я просто лежал без малейшего движения.       Моя мама практически не отходила от меня, помогая мне во всем. Начиная с кормления и заканчивая ежедневными тренировками и упражнениями. Первое время в её глазах были видны слезы, хоть она и старалась отводить взгляд, но все же от меня это не смогло ускользнуть. Хоть я и стремительно шёл на поправку, ей было невыносимо смотреть на меня, такого беспомощного и больного. А я в это время чувствовал себя никчёмным. Эти угнетающие мысли всегда старалась подавить моя преданная подруга Вика. Она проводила возле меня все свое свободное время. Я не единожды запрещал ей посвящать мне всю ее жизнь. Она могла найти занятие и поинтересней, однако такие разговоры пресекались на корню самой девушкой, которая всегда заходила ко мне с лучезарной улыбкой и отдавала мне весь свой позитив. Только этого было недостаточно, хотя бы для того, чтобы вызвать мою улыбку. Я делал все возможное, чтобы поскорее встать на ноги и вернуться к учёбе с повседневной жизнью, обычной и ничем не обремененной. Я не хотел пропускать выпускной и решающие экзамены, которые повлияют на мою дальнейшую жизнь. Жизнь, которая совсем недавно висела на волоске, но в это уже верилось с трудом.       Я через силу пускал в голову мысли о том, что случилось до всего этого. О моих последних словах и о человеке, которого я упорно старался забыть. Но его назойливое лицо всегда пробивалось через мою прочую защиту и вставало перед глазами во всей своей красе. Такой отчетливый образ, который мне хотелось развидеть, но не всегда получалось. Мне казалось, что порвав с этими отношениями, я отрезал кусок важной части от своей жизни. Такой эффектной и неповторимой, которая останется в моей памяти навсегда. Но моя обида на него и злость, которая никогда не обходила стороной воспоминания об этом парне, стала основой. И я просто приучил себя думать о нем лишь с неприязнью, а иногда с лютой ненавистью. Я не хотел думать, что двигало им на протяжении всего времени, проведённого со мной, не хотел понимать его, но всегда думал. Я знал, что ежедневно в определённое время нас разделяла лишь стена, которая была тоньше, чем моё терпение. Он стоял там ради чего? Что он хотел этим показать? Свое сожаление или чувство вины — о другом я даже думать не жалел. Я так зациклился на неприязни к нему, что не успел заметить, как подавил в себе все хорошие воспоминания. Я испытывал лишь отвращение, когда вспоминал, что было между нами. А винил в этом я только себя. Я позволил ему слишком много недозволенного. Так не должно было произойти, моя вина, что я допустил это. Возможно, в определённый момент я потерялся в себе и перепутал дружбу с любовью. Так я предпочитал думать, заверять в этом себя каждый день. Именно с такими мыслями мне было легче всего переносить моё существование.       До последней секунды моя непоколебимость держала меня в здравомыслящем состоянии. Но в самый решающий момент она была с треском сломлена. Я изо всех сил старался не зацепить его глазами, боялся самого себя и своих возможных чувств. Только он настаивал до последнего, чтобы я взглянул на него, и я снова поддался его словам как и раньше. Его властный и проникновенный голос совсем не изменил, что нельзя сказать о его внешности. С первого осторожного взгляда были видны слегка заметные синяки под глазами и сдутые щеки. В карих глазах не было былого блеска, и они показались мне усталыми и безжизненными. Но это был по-прежнему все тот же человек, который совсем недавно был мне очень дорог. Хватило лишь одного взгляда в его сторону, как вся ненависть, которую я так бережно вынашивал в последнее время, мгновенно исчезла. На миг показалось, что ничего плохого между нами не произошло. Только подсознание назойливо шептало о том, какая вина лежит на этом человеке. Мне казалось, что не наблюдая его долгое время, было намного проще чувствовать злость и отвращение по отношению к нему. Но стоило увидеть его так близко, как моё сердце забилось в ином ритме. На секунду промелькнула мысль, что, возможно, я скучал по нему, и мне его не хватало. Только последний наш разговор был не из приятных и принёс мне много боли и разочарования. Я незаслуженно доверился ему, и мои ожидания рухнули с треском практически сразу же. В любом случае, всеми способами я хотел скрыть свое чрезмерное отчаяние, обиду и сомнение. Я смотрел на него чётко и непоколебимо. И так нерушимо выстроил между нами стену, чтобы он снова не смог добраться до самых глубин моей души. Лучше всего будет для нас обоих не возвращаться к прошлому. Я и решительно хотел поставить в этой истории жирную точку, ведь счастливого финала так и не произошло. Я был уверен, что все для себя решил, но его настойчивость ломала все мои преграды и непреклонную решимость. Его желание поговорить со мной и поднять с самых тёмных мест болезненную тему было неукротимое. Каждое его слово тяжело давило на меня. И такому давлению я никогда не сопротивлялся, поэтому не смог научиться бороться с ним. Всегда было легче уступить. И сейчас каждое его предложение безвозвратно отрезало мне путь к отступлению. Все, что мне оставалось, это убежать в буквальном смысле. То, что происходило далее, была сплошная импровизация. Возможно, от его прощения не зависело так много, чем я поставил на кон. И манипулируя именно этим, я осознанно решил втянуть его в неприятности. То, что у меня украли, было ценно для меня даже в такой ситуации, но не это двигало мной. Возможно, месть, глупая, ребяческая месть. Моя просьба, а точнее условие на автомате сорвалось с моего языка. Я не хотел играть снова с ним в игры. Но получилось так, что теперь я руководил процессом. Я даже не был уверен, станет ли он искать тех, кто чуть не лишил меня жизни ради дорогой безделушки. Если они смогли сделать такое со мной, то он, вряд ли, застрахован от такой же участи. Только это пришло мне в голову намного позже. Однако забирать свои слова назад мне почему-то не хотелось. Пустить все на самотёк — почему бы и нет.