Напополам

- Алёшин? - Круглов и так знал ответ, но всё же решил переспросить. - Да, а откуда вы знаете? - Аллочка сделала то самое лицо, которое способны делать лишь особы, не слишком обременённые интеллектом - несколько восхищённое и блаженно непонимающее одновременно. - Служба такова. В допросную Алёшина, немедленно. Я сейчас приду. Аллочка кивнула и отправилась исполнять приказ. Точнее, передавать приказ тем, кто будет его исполнять. Да и со скоростью не так всё просто - на шпильках не так-то быстро и дойдёшь до приёмной. Но через сорок минут, когда Круглов собирался войти в допросную, Леонид Алёшин уже сидел там. Спокойный светловолосый мужчина. Уверенный, кажется, даже счастливый. Николай Петрович уже в общих чертах понял, что произошло, но необходимо было услышать это из уст самого преступника. - Доброе утро, Леонид Александрович. А вы ранняя пташка, я погляжу? - Я не скажу ни слова, пока вы не скажете, нашли ли тело Панкратовой, - мужчина упрямо сцепил ладони в кулаки. - Тело? Нет, о ней ещё рано так говорить. Вчера днём её обнаружили местные и доправили в больницу. Уже почти сутки лучшие врачи страны борются за её возможность ходить. Жизни же угроза миновала. Ярость Леонида была почти ощутимой. Он изо всех сил ударил кулаками по столу, вскакивая с места. Мужчина заметался по комнатке, как раненный медведь по клетке. - Но как?! Я заткнул ей рот, связал и хорошо спрятал! Достаточно хорошо, чтобы она могла видеть проходящих мимо людей, но не могла попросить о помощи! Как?! В чём я промахнулся?! Круглов спокойно смотрел на Алёшина. Как человек в чём-то он его понимал. Но, как следователь, не имел права на это понимание. А потому он должен был выбить признание во всех трёх убийствах. - Наверное, в том, что убили до этого двух невинных девочек. Люди, особенно в пустынных местах, видимо, начали оглядываться по сторонам. А разве не эту цель вы преследовали, убивая ни в чём не повинных случайных девочек? Алёшин взвыл, в очередной раз вызывая ассоциации со смертельно раненным зверем. Он вызывал даже больше жалость, чем страх, отвращение или ненависть. Мужчина рухнул на стул и горько заплакал. По-настоящему разрыдался, как плачут только отчаянно сильные люди - сотрясаясь всем телом, пряча лицо и почти не всхлипывая. - Он должен был вспомнить... вспомнить, что сделал с моей доченькой, - начал Леонид. - Он должен был начать оглядываться по сторонам, спрятать её... а он даже и не вспомнил, видимо, мою маленькую Сашеньку, которую бросил умирать и гнить в грязном сыром подвале. Потому что свою дочь он не обезопасил никак. Этот ублюдок, Панкратов... По столу снова оглушительно ударили. С такой силой, что по укреплённому пластику пошли трещины. Человек разгневанный не страшен - его можно отвлечь. Человек обречённый - вот кто по-настоящему страшен. Ему терять больше нечего. Ему больше ничего не нужно. У него есть одна цель и сотни доступных путей для её достижения. И больше нет принципов, страхов. Принципы и страхи свойственны тем, кому ещё потом в глаза своему отражению смотреть. А человек обречённый уже и не собирается этого делать. Панкратов выл, рычал, ревел, с трудом выдавливая из себя слова: - Он отправил свою дочь на гулянку с другими такими же богатенькими, испорченными детьми, которые живут на костях сотен таких же невинно убитых и покалеченных, как моя малышка. Я хотел, чтобы они боялись. Чтобы понимали, что их ждёт расплата. А больше всего на свете я хотел, чтобы Панкратов ощутил всю ту боль, которая обрушилась когда-то на меня. Мужчина немного успокоился, стёр позорные слёзы, уставился в одну точку и жутким, совершенно спокойным голосом, с изрядной долей самоиронии, продолжил. - Мы с ним в чём-то похожи. Оба делали карьеру на чужих секретах. Он их продавал, я - описывал в газете. У обоих в этом мире остался только один самый ценный человек. Наши жёны скончались при родах. Я был так счастлив, когда узнал, что и у него нет жены. Что ему так же больно. На тот момент у меня не было и дочери. А у него была. Кроха, всего пару месяцев. Моя малышка, когда родилась, была маленькой, розовенькой, пухленькой и очень много улыбалась. Она своей крохотной ладошкой могла взять только один мой палец. Она смеялась, радовалась мне. Тогда она не знала, что я сам навлеку на неё мучительную смерть. Мне было трудно воспитывать дочь. Рассказывать ей о мальчиках, об особенностях женского развития... было стыдно, конечно, но я знал, что делаю это ради счастья моей дочери. Пришлось узнать много нового. Я практически научился смотреть на мир глазами моего солнышка. А потом она... она покинула меня. Надеюсь, ей хорошо там, в Раю. Вместе с моей женой. Они ждут меня. Я жил только для того, чтобы отомстить, а, выходит, они зря ждали столько лет... - Алёшин Леонид Александрович, Вы арестованы по обвинению в тройном убийстве с особой жестокостью. - Тройном? - мужчина счастливо улыбнулся, но конвоиры уже вошли в допросную. - Уведите, - устало приказал Круглов. Когда вся эта история начиналась, Николай Петрович считал убийцу настоящей мразью. А сейчас... как бы ему того ни хотелось, мужчина не мог однозначно сказать, что эти убийства бесчеловечны и бессмысленно жестоки. Безусловно, они таковыми и были, но.. а что бы сделал он, Круглов, если бы знал, кто бросил Галину Рогозину много лет назад умирать лицом в песке? Он не знал. Или боялся сам себе признаться. Но был в экспертной службе один человек, который точно знал, что считает всё произошедшее исключительно бессмысленной жестокостью. - Я требую, чтобы этого ублюдка освободили, немедленно! Я готов внести залог! Панкратов был зол. Даже не так. Он был вне себя от ярости, он хотел убивать. Но Круглов был совершенно спокоен. Впрочем, у Рогозиной быть спокойной, несмотря ни на что, выходило куда лучше. А Николая подобная необходимость начинала уже изрядно утомлять. - Документы для освобождения под залог будут готовы к завтрашнему утру, не ранее. - Я сказал, что хочу, чтобы его освободили сейчас. А мне не отказывают. Это Круглов тоже пропустил мимо ушей: - Если вам больше нечего добавить по делу, до встречи завтра. И бизнесмена вывели. Николай выдохнул спокойно. Дело раскрыто. Осталось составить документы и можно идти домой... к Гале. Одна эта мысль размывала неприятные события этого дня, оставляя чёткими в голове только мысли о том, что можно сегодня приготовить на ужин. Дело раскрыто. Вале осталось только занести Круглову окончательные отчёты, спросить о том, как там Галя, и можно идти домой, к мужу и детям. Женщина была счастлива, что она не одинока, что её дома ждут и, что самое главное - в её дом ещё не ворвалась беда. Валентина была готова абсолютно на всё, чтобы беда не пришла в её дом никогда. Дело раскрыто. Майский может наконец-то напиться до зелёных чертей. Звал с собой Круглова, но тот, загадочно улыбаясь, поставил размашистую подписть на последнем листе документации, педантично сложил всё в папку, устроил папку на кучке таких же, взял пальто, кейс и, сообщив о том, что очень торопится домой, был таков. А что Май? Пойдёт в клуб, найдёт себе кого посимпатичнее, чтоб погрела кровать этой ночью. Если она ещё и умеет варить кофе, то можно будет продлить отношения с ней... предположим, на недельку. Проходя мимо морга, мужчина сгорбился и вздохнул. Но быстро взял себя в руки и нарочито весело отправился в любимый клуб. Дело раскрыто. Ванька юлой крутился вокруг Тани, которая пыталась выдерживать хоть какую-то интригу. Парень строил умоляющие рожицы и канючил на все лады. По итогу Таня не сдержала улыбки, взъерошила Ивану волосы и вздохнула: - Пойдём, чёрт с тобой. Продукты хоть в холодильнике есть? - Нету. - Тогда ещё и в магазин зайдём. - Ага. Дело раскрыто. Давненько не было такого, чтобы ещё до полудня основная бригада ФЭС в полном составе разошлась по домам. Но они заслужили. Да, они заслужили. И их счастье - оно их личное. Счастье у каждого своё и мало кому хочется, чтобы в него совали грязные руки и длинные носы все, кому ни попадя. Так что этот вечер пусть останется их собственной тайной. А на утро в камере предварительного заключения нашли остывший труп, подвешенный, а от того напоминающий приведение, и записку со всего двумя словами: "Спасибо, Круглов". Алёшину было совершенно не всё равно, с какими новостями отправляться к жене и дочери. Дело раскрыто, а сколько ещё их ожидает ФЭС? Это дело сплотило их, но кто сказал, что какое-нибудь другое не внесёт раздор? Не принесёт чью-то смерть? Мы смотрим лишь на одну сторону медали. Для хороших персонажей всё на этот раз закончилось хорошо. А ведь Панкратов тоже хороший. Для своей дочери. Всё субъективно. Когда нам хорошо, мы не задумываемся, что от этого непременно кому-то другому плохо... так почему тогда мы удивляемся, когда плохо нам? Мир расколот напополам. На "своих" и "чужих", на "хороших" и "плохих". Но всё настолько субъективно, что в один день "плохие" с "хорошими" вполне могут поменяться местами. А "чужие" выслушать и утешить после предательства "своих"... ....Но это была бы уже совсем другая история.