Лишь одно желание

На Поле Битвы Пяти Воинств опустилась душная ночь. Далёкие холодные небесные звёзды тускло освещали раскалённую после битвы, усеянную трупами землю. Для многих эта ночь была последней, но ещё больше обитателей Средиземья до неё не дотянули. Сражение закончилось вместе с тысячами жизней. Даже когда всё закончилось, тишина не наступала. Вместо этого поле наполнилось звенящими криками отчаяния, стонами умирающих и леденящими души исповедями. Спокойствие и удовлетворение такой желанной победой не приходило. Были лишь только ужас и цифры, цифры такие большие, коих в Средиземье не знали - количество погибших. Ужас оттого, что раненые в битве и люди, и гномы гибнут до сих пор. И эльфы… Владыка в очередной раз обернулся, чтобы взглянуть на сына. Лучше бы он этого не делал. Словно из неоткуда всплыли те страшные воспоминания, мучительные секунды, что были длинною как часы. Глаза его широко раскрылись и лишь в них, можно было увидеть отголоски немого крика. Алая струйка крови медленно текла изо рта, бок окрасился кровавыми узорами. Леголас упал на колени. Отчего-то он не сводил глаз с отца. Трандуил слышал свой крик, который словно бы нёсся к сыну, обгоняя Владыку. Но Леголас больше не может - он падает лицом в пыльную, иссушенную землю Поля Битвы Пяти Воинств, с губ его срывается болезненный стон и одно лишь слово: «Отец». Владыка уже рядом. Он трясёт сына и умоляет открыть глаза. Но Леголас уже не слышит, он бродит где-то там, далеко, между жизнью и вратами в вечность. Того, кто ранил принца Лихолесья, уже давно убили. Но Владыке этого мало, его люди гибли в этой битве, проливая алую кровь на бесплодную землю, а сын отныне в беспристрастных руках смерти. Он им этого не простит. Они заплатят цену. Ту, которую назначит им он. Владыка взял плату с многих. Ту, которую посчитал справедливой и честной - жизнь. Но это не принесло успокоения, ему казалось, что этого мало. Ничтожно мало. Неизвестно откуда поднялся ветер. Он весело играл с тканью королевского шатра. Леголас лежал неподвижно с шишкой на лбу, которую получил при падении, и перевязанным боком. «Останется шрам»,- подумал Трандуил. Он не хотел, чтобы у его сына были шрамы. Шрамы всегда напоминают о страшных минутах прошлого, которые так отчаянно хотелось забыть. Лишь несколько белых уродливых полос на теле могли возродить ощущения дикого страха, беспомощности и всепоглощающей боли. Владыка хорошо был знаком с этим, помогли ему в этом змеи с севера. Гендальф советовал Владыке лечь спать, мол, утро вечера мудренее, но наполнивший душу страх отгонял сон. Трандуил хотел помочь сыну, но лишь сильнее ощущал свою беспомощность - сейчас он ничего не мог сделать для своего сына. Страх, страх и ещё раз страх, которым были наполнены тягучие, словно мёд часы, изводили Владыку. Одно лишь желание из тысячи осталось у него сегодня: лишь бы сын был жив, лишь бы снова вдохнул полной грудью. Нет, это нечестно. Леголас слишком молод, слишком наивен, слишком добр и бескорыстен. Для мрачного и высокомерного Трандуила сын был проблеском света, единственным греющим душу в холодные, бесцветные осенние дни лучом. Леголас очнулся вместе с невероятной болью. Во рту было сухо. Каждый вздох был подобен подвигу - безжалостной борьбе со снедающей болью. Он медленно повёл глазами и увидел лицо отца. Отец стоял над койкой, не произнося ни слова. Тёмные круги под глазами, говорили, что он так и не нашёл сна этой ночью, уже почти высохшие дорожки слёз блестели в свете свечей, Леголас сделал вид, что всего этого не заметил. Владыка не мог поверить, он боялся дышать. Вдруг это сон? Вдох - и чарующие грёзы растворятся в жестокой реальности? -Отец,- хрипловатый голос сына развеял все сомнения. Голос был пока ещё тихий, неровный, надрывный, но всё же был. Значит, его сын жив. Владыка взял в свою ледяную руку горячую ладонь сына. Оба бледные как утренняя дымка они не нашлись, что сказать друг другу. Но те минуты молчания были намного искреннее и ценнее, говорили намного больше, чем многие попросту небрежно брошенные на ветер слова.