That`s what people DO!

- Ах, поздняя весна – удивительный период, - думал Джон, спускаясь по трапу с самолета. – А уж тем более в Майами. Полет прошел почти идеально – красивый вид, милая стюардесса, неплохой завтрак. Правда, при перелете немного потрясло, - пара воздушных ям, - но не более. Зон турбулентности они, к счастью, избежали. Это был первый за много лет полет на самолете. В последний раз Джон летал на нем еще задолго до поступления в Хогвартс. Тогда они всей семьей побывали в Австралии. Сейчас парень едва мог вспомнить о том, что он там делал, он отчетливо помнил лишь одно: страусы – пренеприятнейшие создания. Один из них больно тюкнул Джона по голове, и теперь почти у самой макушки красовалась небольшая шишка. Уотсон невзначай провел по ней рукой и легко улыбнулся. Мама тогда полдня успокаивала его, а Гарри все время подкалывала. Боже, она уже тогда была невыносимой. Всего через год страшная лихорадка отнимет у него мать, но сейчас его воспоминания были в Австралии. Оставался еще целый год. Уотсон отнял руку от шишки, и ему немного взгрустнулось. Он совсем о ней забыл. Отец регулярно посещает ее могилу, а у них с Гарриет всегда находятся дела поважнее… Отчего-то Джон не хотел идти на кладбище. Не мог себя заставить. Надгробие – лишний повод вспомнить о смерти любимого, дорогого человека. Он никогда не понимал этого стремления прийти и выложить, как на духу, все, что с тобой произошло, будто бы камень мог тебя услышать. Чтобы вспомнить о матери, совершенно не обязательно идти на кладбище со всей его аурой скорби. С другой стороны, парень прекрасно понимал отца. Они с Гарри были слишком малы и потому ее уход пережили относительно легко, а вот Уотсон старший долго не мог ее отпустить. Каждый божий день он проводил у могилы, принося шикарные букеты ее любимых цветов, разговаривая с ней так, будто она просто спряталась за камнем, а не умерла. Каждый раз Джон с ужасом надеялся, что сам никогда не попадет в такую ситуацию, не будет питать иллюзий и ложных надежд, стоя под дождем и касаясь ледяного бездушного мрамора. Он и сейчас надеялся. Это детское воспоминание накрепко засело в его голову, наверное, отчасти и поэтому он ни с кем не сближался. В самом расцвете юности у него была девушка, с которой он мечтал провести всю жизнь. Конни Адамс. Когтевранка. На год младше него. Ему самому тогда было чуть меньше четырнадцати. Первая любовь напрочь вскружила им голову. Они буквально дышали друг другом. Но так же стремительно, как и вспыхнули их чувства, они угасли. Конни предложила расстаться, а Джон никак не воспрепятствовал этому, хоть и было до безумия больно. Всегда неприятно, когда твои мечты разбиваются, а их осколки вонзаются в твое сердце. Гриффиндорец тогда заперся в раздевалке команды и рыдал. Впервые на своей памяти он позволил себе так откровенно страдать. С ним был кто-то еще, кто-то, кто пытался его успокоить, но сейчас Джон вряд ли бы вспомнил его лицо. Словно в полудреме, Джон подошел к своей сумке. Эйприл советовала купить чемодан, но придя в магазин, парень понял, что это не его. С чемоданом в руке он выглядел более чем странно: старые потертые джинсы, далеко не новый растянутый свитер, связанный бабушкой еще на его пятнадцатилетие, кеды, прорванные по бокам и… чемодан, который по виду стоил дороже самого Уотсона в разы. Нет уж. Такой атрибутикой он обзаведется только в преклонном возрасте, а сейчас вполне хватит и спортивной сумки. Протянув руку, Джон ловко подцепил сумку и перекинул ее через плечо. Благослови господь тех, кто придумал регулируемые ручки. Уотсон неприятно поморщился, представив на секунду, как тяжко бы ему было тащить ее на одном плече. Его должны были встретить. По крайней мере обещали. Парень огляделся вокруг. В аэропорту было на удивление много встречающих. То тут, то там он мог увидеть людей с табличками, на которых черным маркером наскоро вывели фамилию, однако своей он там не наблюдал. «Картер», «Смитт», «Дженкинс», «Цимерманн», «Холмс»… Стоп, «Холмс»? Джон остановился, как вкопанный. Проходящие мимо люди обходили, иногда толкали его, но парень стоял на месте. Где он уже слышал эту фамилию? Обычно, если Уотсон слышал знакомое имя или фамилию, он не особо стараясь, перебирал воображаемую записную книгу и, не находя нужной, быстро сдавался, но сейчас это было не так. Он прокрутил все фамилии в голове уже пять раз и все равно не бросил эту затею. Шестой раз. Седьмой. Кто это? Наверняка кто-то очень важный, раз не покидает его голову. Черт возьми, Уотсон! Тут парень с фамилией Цимерманн, а ты к этой прицепился! Джон простоял так почти десять минут, твердо вознамерясь увидеть обладателя, но он, похоже, никуда не торопился. Да Уотсон уже и сам никуда не торопился! Любопытство взяло свое, и теперь сдвинуть его с места мог бы, пожалуй, только таран. Холмс…Холмс…Холмс… Эта фамилия крутилась в его голове, словно ее поставили на бесконечный повтор. Охранник уже начал недобро коситься на парня, но тот стоял и продолжал сверлить взглядом табличку. Еще пять минут, и он сорвется с места, подбежит к встречающему и, тряся за ворот, выпытает всю информацию, и пусть его потом скрутят и отвезут в участок в первый же час пребывания в Майами. Предполагаемое время операции «Перехват» неумолимо приближалось, но вдруг к мужчине подошел молодой человек и пожал ему руку. На вид ему было больше двадцати пяти, но гораздо меньше тридцати. «Наверное, двадцать шесть», - пришел к заключению Джон. Похоже, он был большой шишкой – уж слишком важно выглядит для своего возраста. Вроде как англичанин, хотя Уотсон не брался утверждать наверняка. Есть что-то такое особенное, что отличает земляка от всех остальных. // на этом моменте включите 澤野弘之 – Luster (не пужайтесь,обязательно найдется :3) // Джон смотрел и разочаровывался. Это… не то, чего он ожидал. А чего он вообще ожидал?! Стоит тут битый час и пялится на абсолютно незнакомых людей лишь потому, что фамилия ему показалась знакомой! Парень нахмурился и недовольно фыркнул, уже собираясь уходить, как вдруг к молодому человеку подошел еще один. Он нервно размахивал руками и пылко что-то говорил своему спутнику. Разобрать, что он говорил, Джон не мог – уж слишком громкий гул, но парень явно был не в восторге. Этот же юноша заинтересовал Уотсона куда больше, а когда тот повернулся к нему лицом, сердце Джона словно провалилось на самое дно желудка. Это был тот самый молодой человек, который так взбудоражил его в больнице. Парень жадно впился глазами в его лицо, желая рассмотреть все, до чего дотянется его взгляд. Вживую он выглядел еще более…захватывающе. Все вокруг были одним большим серым пятном: уныло бродили по аэропорту, уныло сидели за столиками в кафетерии, парочки, как и миллиарды до них, обменивались поцелуями, а этот был неповторим. Совершенно не обычный. Джон почти в беспамятстве выронил тонкую куртку из рук, и тут его заметили. Юноша повернул в его сторону голову, будто Уотсон своей ветровкой пол проломил. Никто не обернулся, а Он заметил. Брюнет сверлил парня своими светлыми глазами чуть ли не еще более алчно, чем сам Джон еще секунду назад разглядывал его. Они стояли вот так и смотрели друг на друга, словно не видели друг друга целую вечность. Мимо проносились люди, сливаясь в одно «неважно». С губ брюнета сорвалось одно единственное слово, которое Уотсон без труда смог различить. Беззвучно, одними губами его позвали. «Джон»… И Джона парализовало. Сердце билось так громко, что казалось, будто и другие могут его слышать, словно этот безудержный стук разносится по всему аэропорту. Он с трудом сделал шаг вперед, как вдруг на его плечо легла рука. - Привет, ты, наверное, Джон? Я узнала тебя по фото из твоего дела, - весело сообщила некая девушка. Уотсон, словно очнувшись после долгого сна, повернул голову в ее сторону. Перед ним стояла невысокая рыжеватая девушка, держа табличку с фамилией «Уотсон». - Я Сара Сойер, тоже приехала на стажировку только чуть раньше тебя. Она что-то лепетала, но Джон не мог разобрать и слова. В голове все еще гулко пульсировала кровь. Он бросил последний взгляд назад, но за таинственным брюнетом уже закрылись входные двери. Не было ни Его, ни его спутника, ни встретившего их человека. Никого. - Да, спасибо, что встретила, Сара… - на силу выдавил парень и поплелся за ней.