Е2-Е4 или совсем другая история. Часть 1. Начало

Солнышко, совсем недавно удачно одолевшее зенит и плавно скользящее с небосклона, плескалось лучами в небольшом озере, рассыпая вокруг радужные искры. Легкий ветерок поддерживал его игру, собирая водную гладь мелкими складочками ряби. Парк, раскинувшийся вокруг водоема, чуть слышно шелестел листьями деревьев. Он дарил ветерку смолистый запах нагревшейся на солнце хвои сосен, которые темно-зелеными пятнами выделялись на фоне ясеней и дубов. Вокруг все дышало спокойствием и дружным согласием. Недалеко от озера установлена незамысловатая белая беседка, увитая диким виноградом и плющом. Несколько столбов, с невысоким решетчатым заборчиком между ними, поддерживали слегка коническую крышу, прикрывавшую от яркого летнего солнца стол с небрежно стоявшими вокруг него стульями из ротанга. На сиденья стульев для удобства бросили яркие плоские подушки. Сегодня беседка не пустовала. Двое мужчин расположились на свежем воздухе, чтобы сыграть партию в шахматы и немного развлечься разговорами обо всем и ни о чем, как это часто бывает у добрых друзей. — Том, снова е2-е4? Абсолютно никакого разнообразия. Ты с таким упорством начинаешь каждую партию с этого хода, что стал стопроцентно предсказуем, — молодой мужчина с достаточно длинными прямыми черными волосами дернул головой, отбрасывая упавшую на глаза челку, и насмешливо посмотрел на соперника по игре. — А зачем что-то менять? Ты ведь не можешь сказать, что игра всегда идет по одному и тому же пути? Не можешь, потому что это не так. К тому же мне нравится такое начало партии. Это как в моей жизни, — обронив загадочную фразу, Том улыбнулся партнеру. Глаза цвета майского неба с хитринкой следили за реакцией на прозвучавшие слова. Любопытство и жажда новых историй из жизни друга светились во взгляде его молодого товарища. То, что мужчины были друзьями, становилось очевидным для каждого, кто мог понаблюдать за ними хотя бы пять минут. Раскрепощенные позы, расслабленность и доверчивые взгляды, легкое подшучивание и поддразнивание в разговоре, отсутствие неловкости при касании рук. Все говорило о том, что они давно знакомы и находят общество друг друга приятным. — Расскажешь? — поднимая черную фигурку из оникса, молодой мужчина сделал ответный ход. — Тебе интересно? — вопросом на вопрос ответил Том, рассматривая положение фигур на доске. Казалось, он прекрасно знал, что его другу это интересно, но тянул время, выигрывая себе несколько секунд для обдумывания следующего хода. — Шутишь? — черные глаза распахнулись в притворном недоумении. — Нет, Северус. Не шучу. Тебе действительно интересно узнать, что со мной происходило, когда я был сопливым мальчишкой? Тебя всегда интересовали более серьезные вещи, — пожал плечами Том, определившись со следующим ходом. — Рассказывай. Слишком много отговорок. Ты явно набиваешь цену своей истории, — почти без раздумий была передвинута следующая шахматная фигура на доске. — Это не просто история, Сев. Это — история моей жизни. И рассказывая ее, я буду чувствовать себя еще старше, — возразил Том, поясняя свою нерешительность. — Снова хочешь услышать дифирамбы твоей молодости и красоте в моем исполнении? — хмыкнул Северус и беззлобно добавил: — Позер. — Ничего подобного. Я не позер. Но мне нравится, когда ты говоришь мне, какой я еще не старый, — довольная улыбка на лице, обладателю которого никак не дашь больше тридцати пяти - сорока лет, подчеркнула правдивость слов. — Хватит предисловий. Так что же в своей жизни ты сравнил с привычным началом шахматной партии? Какие «е2-е4» сопровождают твою жизнь, Том? — только очень внимательный человек мог бы заметить в тоне Северуса легкое нетерпение. — Ты сам попросил, потом не жалуйся, что было скучно и неинтересно, — Том сделал очередной ход и откинулся на спинку стула. Взгляд его слегка затуманился, словно он вглядывался в свое прошлое. — Ты уже знаешь, Северус, что я рос и воспитывался в приюте. Отца я никогда не знал, а мать умерла, произведя меня на свет. Я всегда задавался вопросом, почему она, будучи ведьмой из сильного древнего рода, не смогла пережить рождения ребенка? Возможно, просто не хотела жить? Или она была не так сильна магически, как мне бы того хотелось, и это я своим появлением на свет виновен в ее гибели, вытянув из матери последние силы при рождении? Теперь я никогда этого не узнаю. Но такие вот обстоятельства моего рождения повлияли на всю мою жизнь. Позже я много времени провел в поисках своих родственников и лет в двадцать узнал, что мою мать Меропу Гонт проиграл в карточной игре хозяину поместья Литтл-Хэнглтон Томасу Риддлу ее родной отец Марволо. Там, в поместье, убираясь в господском доме, моя мать и познакомилась с сыном хозяина, который стал моим отцом. Я ношу его имя — Том. Том Риддл. В местной церквушке неподалеку от того поместья я нашел запись о браке Меропы Гонт и Тома Риддла. Так развеялись мои детские страхи, что я ублюдок, нагулянный неразборчивой в связях матерью, — Том печально усмехнулся, признаваясь в детских переживаниях. — Но, по-видимому, счастливые новобрачные, — тут в его голосе прозвучали нотки разочарования и сарказма, — не жили одной семьей. Никто из тех, кто хоть раз побывал в поместье, не мог вспомнить жену хозяйского сына. Отец и его родители умерли в своем доме в Литтл-Хэнглтоне, когда я был уже практически взрослым. Что странно — умерли все они в один день при неизвестных обстоятельствах. Я видел их могилу года через три после их смерти. Так что ни отца, ни деда с бабкой я не застал в живых. Да и старый Марволо Гонт, имя которого также досталось мне, к тому времени давно умер в Азкабане, как и брат моей матери. Их осудили за какие-то неправомерные действия в отношении магглов и злостное раскрытие тайны магического мира. Приблизительно такую формулировку мне удалось отыскать в старых министерских документах. Так вот… Том перевел взгляд на Северуса, сделавшего свой ход, безмолвно спрашивая, не ошибся ли он, подставляя так явно свою фигуру под удар. Тот покачал головой, подтверждая свой выбор. — Да.… Это все я тебе рассказал, — Риддл внимательно разглядывал положение фигур на шахматной доске, пытаясь вычислить, зачем противник сделал такой рискованный ход, — чтобы ты понял, что в один прекрасный для мира день, когда заканчивался один год и начинался другой, в сиротском приюте появился новый воспитанник, которому был час от роду. В документах, заведенных на ребенка тридцать первого декабря 1926 года, было указано, что мать умерла родами, отец неизвестен, по желанию умирающей матери ребенка назвали Том Марволо Риддл. Это все, что я знал о своей семье до тех пор, пока сам не занялся их розысками после окончания школы. Как видишь, карточная игра деда направила мою мать к моему отцу. Вот так ее величество Игра вмешалась в мою судьбу в первый раз еще до моего рождения, — Том почесал кончик носа, склонил голову к плечу, рассматривая фигуры на шахматной доске и, наконец-то решившись, сделал свой ход. Обратив внимание на притихшего Северуса, он ответил улыбкой на его внимательный и заинтересованный взгляд. — Когда мне было года четыре, а может и пять, я уже точно не помню, в сиротский приют пришла молодая пара, — продолжил свою историю Риддл. — Во всем их облике явственно проступал немалый достаток. Они искали мальчика, который стал бы товарищем по играм их маленькому сыну, а позже смог бы прислуживать ему. Раньше часто такое практиковали. Вырастая с малолетства с будущим хозяином, мальчик становился преданным и неподкупным слугой. Так вот, выбор этой богатой пары пал на меня и на еще одного моего ровесника. Я был черноволосым и синеглазым, а мой соперник хвастался белокурыми волосами и темными, как чернослив, глазами. Пара никак не могла выбрать одного из нас, и тогда молодой мужчина вынул из кармана монету и подбросил ее в воздух. Вот так игра в «Орел или решка» оставила меня в приюте еще на долгие годы, отправив блондина жить в господском доме, — Том немного печально улыбнулся своим воспоминаниям. — Тебе не наскучило? — Ты прекрасный рассказчик, и ты сам об этом хорошо знаешь, — делая маленькие паузы между словами, ответил Северус, рассматривая положение фигур на игровом поле, с нерешительно замершей рукой над одной из них. Все же, не найдя лучшего варианта для следующего хода, он ухватил каменного коня за гриву и переставил на доске, поднимая взгляд на партнера. — Так игра второй раз сделала выбор в твоей жизни. Я правильно понял? — Правильно. По крайней мере, это второй раз из тех, что я помню, и которые обратили на себя мое внимание. Лет в семь у меня произошел первый выброс магии. Это сейчас я знаю, что именно со мной случилось. А вот тогда… Мы играли с другими мальчишками во дворе приюта в прятки. Знаешь, когда все прячутся, а один ищет их? И вот водящий в игре нашел меня за дверью какого-то сарая, а мне так не хотелось занимать место водящего, что я подумал: «Хоть бы ты ослеп и не увидел меня». Мое желание было слишком сильным. Мне очень жаль, но тот мальчик ослеп и больше никогда не видел. А тогда он просто стоял напротив меня и тупо смотрел перед собой уже незрячими глазами. Мальчишка так испугался, что от шока даже не мог ничего сказать сразу. Позже я каждый год, когда возвращался из Хогвартса в приют на каникулы, пытался вернуть ему зрение. Но так ничего и не вышло. Сырая магия выброса, подкрепленного ярким детским желанием, оказалась сильнее всех заклинаний, которые я смог отыскать в библиотеке школы. Жаль, что никого из взрослых магов не оказалось рядом во время того моего выброса, тогда еще можно было спасти мальчишке зрение. Но позже… Увы... Наверное, вот эта вина перед тем ребенком и способствовала тому, что я полюбил книги и их мудрость. Как видишь, игра в прятки стала для меня новым поворотом судьбы. Если бы не мое желание, если бы не ослепший парнишка, я, возможно, так никогда и не стал бы интересоваться наукой, а превратился бы в обычного среднестатистического волшебника. Северус громко фыркнул на такое замечание Риддла. — Ну, уж никак не обычного. С такой магической силой, как у тебя, ты, даже желай этого, не смог бы стать серенькой мышью, Том. Так что не прибедняйся и давай уже, ходи, — Северус указал пальцем на шахматную доску. На некоторое время в беседке воцарилось молчание. Только крики птиц, перелетающих с ветки на ветку в парке, легкий плеск озерной воды о берег и шелест листьев на деревьях нарушали тишину. Последовав совету, Том определился со следующим ходом и, еще немного помолчав, собираясь с мыслями, продолжил свой рассказ: — Позже, уже почти перед самой школой, я понял, что умею разговаривать со змеями. Воспитанников приюта летом вывозили к морю. Купаться или хотя бы бродить по самому берегу мы не могли. Из-за крутых склонов в тех местах к воде было не подступиться. Зато в камнях скалистого побережья жило много ящериц и змей. Возле дощатых домиков, исполняющих роль наших спален, располагалась площадка со столами для занятий и небольшое утоптанное поле для игр. В тот день, о котором я хочу рассказать, мы играли с мячом. Случайно он подкатился близко к обрыву, и мальчишка, не сумевший его отбить, помчался забрать мяч от края. Я услышал, как тот ойкнул, и увидел испуг на его лице. Вместе с другими я помчался на помощь, поняв, что парень нарвался на змей. Только эти создания вызывали у всех тем летом такой панический страх. Некоторые мальчишки успели прихватить по пути палки. Я же бежал с пустыми руками спасать змею, которую могли забить эти маленькие трусишки. Не задумываясь, я зашипел на серпентарго, чтобы змея спасалась, пока не поздно. Мальчишка, первый нарвавшийся на гадюку, услышал мое шипение и, по-моему, испугался меня еще сильнее, чем змеи. Он оступился и свалился вниз с обрыва. Хорошо, что зацепился за каменный козырек скалы и не разбился. Но после испуга он стал заикаться. А все вокруг косились на меня и обвиняли в том, что это я виноват в случившемся с парнем. Стали называть ненормальным, раз я шиплю, как змеи. Вот так невинная игра с мячом раскрыла мою тайну другим воспитанникам. Они не верили, что я на самом деле разговариваю со змеями, считали, что притворяюсь. Но это не мешало им меня сторониться и называть чокнутым. Том с преувеличенной медлительностью одним пальцем передвинул по черно-белому каменному полю мраморного ферзя. — Шах. Северус внимательно посмотрел на шахматную доску, просчитывая варианты. Положение было не бедственным, и его черное войско могло еще побороться. — Не молчи. Рассказывай дальше, — попросил он. — Неужели так интересно?.. Потом пришло время отправляться в Хогвартс. В приют заявился Дамблдор и, объявив, что я колдун, начал мне демонстрировать магические возможности. Правда, мне почему-то показалось, что он хотел меня напугать. А что еще мог подумать одиннадцатилетний ребенок, если пришел взрослый дядька и у него на глазах поджег его же шкаф? Затем, взмахнув деревяшкой, тогда я именно так назвал волшебную палочку в его руках, затушил огонь и вытащил из шкафа мою коробку с сокровищами, — Том с какой-то тоской вздохнул. — Там хранились мелкие подарки от друзей по приюту и другие очень дорогие для меня предметы: красивый камень с побережья, огромный сухой желудь, красное стеклышко, одноногий оловянный солдатик. А этот мужчина вдруг заявил, что я должен вернуть друзьям все вещи и больше ни у кого ничего не брать. Почему он уверился в моем послушании? Даже не знаю. В общем, ты понял, Дамблдор не произвел на меня приятного впечатления, — Риддл так презрительно скривился, что и непосвященный сообразил бы, каково его отношение к упомянутому магу. — Но, учитывая, что я все же замечал за собой странные способности, которых не было у других детей, я принял от него мешочек с небольшим количеством денег волшебного мира. И, конечно же, затем внимательно выслушал, как мне попасть в магическую часть Лондона, чтобы приобрести там все необходимое для занятий по списку, оставленному Дамблдором. Та еще морока была с этими покупками. Я же не мог признаться воспитателю, что я волшебник. Меня сразу отправили бы в клинику для душевнобольных, — Том фыркнул. — Пришлось сбежать из приюта на два дня, чтобы купить все необходимое. Никто из волшебников не позаботился проводить сироту, воспитываемого в маггловском приюте, в Косой Переулок. Подозреваю, что этим должен был заняться Дамблдор, но он почему-то решил позволить мне справиться с покупками в одиночку, — Риддл, на удивление, тепло улыбнулся своим воспоминаниям, несмотря на то, что его слова слегка горчили от понимания несправедливости, коснувшейся одиннадцатилетнего ребенка. — Приехав в школу, я случайно узнал от профессора по Уходу за магическими существами, что ко мне в приют никто не хотел ехать. Сам понимаешь, лето, отпуска... Тогда директор Диппет выбрал вестника мне простой детской считалочкой. Представляешь? Детская игра решила, кто преподнесет мне новость о том, что я волшебник! Могу точно сказать — если бы не мое предубеждение против Дамблдора, не понравившегося мне с первой встречи, я вряд ли стал бы упрямым и своевольным учеником. До приезда в Хогвартс я был, хоть и немного нелюдимым из-за своих странных способностей, время от времени дающих о себе знать, но все же довольно покладистым и послушным ребенком. Однако после того представления с пылающим платяным шкафом мне казалось, что все маги затаили на меня зло, только не признаются в этом. Вот так впечатление от первой встречи с колдуном определило мое отношение ко всему магическому миру. Потом, конечно, я разобрался, что к чему, но многое уже было не изменить. — Опять игра. А позже еще случались вмешательства игры в твою судьбу? — Северус облокотился на край стола рядом с доской и, положив подбородок на руку, задумчиво барабанил пальцами по своим губам. — Были. Очень часто игра вместо меня выбирала дальнейший путь для моей судьбы. Но, думаю, что расскажу об этом в другой раз. А в нашей с тобой игре… — Том довольно ухмыльнулся. — Да. Я проиграл. Но я возьму реванш, — пообещал Северус, аккуратно составляя фигуры обычных немагических шахмат в красивый инкрустированный сундучок. Ониксовые и мраморные фигурки выстраивались на дне короба двумя отрядами. — Видишь, Северус, черные ониксовые пластинки, перемежаясь с белым каррарским мрамором, создают клетчатое поле шахматной доски. Это как поле судьбы. Мы можем идти только по клеткам белого цвета от рождения до смерти и не знать в жизни горя, — Риддл пальцем скользил по белым клеткам доски, показывая возможный путь. — Можем по черным — и не представлять, что такое счастье. А можно идти напрямик, чередуя удачи и поражения. Так вот я в большинстве случаев не имею возможности сделать выбор самостоятельно, куда мне идти. За меня решает ее величество Игра. Она делает ход вместо меня. Ее е2-е4 дает старт очередному событию в моей жизни. Я лишь фигура на этом поле, — Том постучал пальцем по краю шахматной доски. — И мною управляют. Вот такое иногда у меня возникает чувство, Северус. Я разумом понимаю, что это не так. Но распорядительница Игра никак не хочет оставить меня в покое. Если немного подумаешь, то и ты вспомнишь, когда она вмешалась в мое право выбора. Том Риддл поднялся и, щелкнув пальцами, вызвал домового эльфа. — Барри, отнеси шахматы в мою комнату. — Слушаюсь, сэр.