Холодное Сердце Железных Королевств

Первый привал они вынуждены были сделать где-то через час после рассвета. Кристофф помнил о времени, но Свену нужен был отдых. Подъём из долины троллей с двумя седоками и спуск через заваленный снегом лес был труден даже для выносливого северного оленя. А они ведь только-только достигли предгорья. Тяжело дыша и хватая разинутой пастью разряженный горный воздух, изрядно вымотавшийся, Свен продолжал нести их вперёд. — Остановимся здесь, — Кристофф свернул на небольшую поляну у начала леса. Защищённая от ветра деревьями, она освещалась солнцем. Здесь Анна могла хоть немного погреться в его лучах. Уж что-что, а светила небесные были неподвластны ледяной ведьме. По крайней мере, ледороб в это искренне верил. И раз на календаре было лето, то и солнце должно греть по-летнему, сколько бы снега и льда не было навалено вокруг. — Хорошо, — холодно бросила его нанимательница, слезая с оленя и разминая спину. — Но чтоб через полчаса мы снова двигались! — Как прикажете, герцогиня, — буркнул хадорец, слезая следом и снимая со Свена снеговика: — Олаф, пойди, собери хвороста, нужно развести огонь! — Огонь? Я никогда в жизни не видел, как разводят огонь! — несуразный снежный человечек, быстро перебирая короткими ножками, отправляясь в лес. — Сейчас наберу! Я мигом! Кристофф тем временем примял и утрамбовал снег у дерева, где уселась на свою сумку Анна, бросив на дно получившейся ямы еловую ветку, чтобы огонь не так быстро растопил снег и не погас, наломал немного веточек, после чего достал трут и огниво. Нужно было развести хоть небольшой костерок, пока Олаф несёт дрова. — Слышишь? — тихонечко спросила его нанимательница, тревожно озираясь по сторонам. — Нет, — шёпотом ответил ей хадорец, доставая топор из-за пояса. Ведь он мог чего и не заметить, пока возился с костром. — Что? — Пушки. Они больше не стреляют, — всё так же тихо произнесла Анна, встревоженно глядя в сторону восходящего солнца. — Действительно, — Кристофф вслушался в окружавшую их тишину заснеженного леса. — Я даже не заметил, когда они… — Последний одиночный залп я слышала пять минут назад, — с невесть откуда взявшимся фатализмом произнесла его спутница, отворачиваясь от света и понурив голову. — Неужели всё кончено? — Похоже на то, — кивнул проводник, возвращая оружие на место. Он-то уже давно не обращал внимания на звук отдалённых выстрелов, сосредоточившись на поиске пути сквозь заснеженные скалы и лес. Тем более что пальба то стихала, то вновь набирала силу. А его спутница, оказывается, всё это время считала залпы. Пауза затягивалась, а огонь не загорался. Сырые ветки упрямо не хотели заниматься. Оставив бесплодные попытки развести костёр, Кристофф поднялся, осматриваясь по сторонам в поисках чего-нибудь более подходящего для растопки. Или снеговика, что должен был принести хвороста. Но когда он наткнулся взглядом на Анну, вздрогнул от ужаса. Девушка сидела, не шевелясь, и немигающим взглядом смотрела в одну точку куда-то перед собой. На мгновенье проводнику показалось, что его нанимательница уже мертва. И только дыхание, обращавшееся в пар на морозе, красноречиво свидетельствовало об обратном. Но охватившее барышню оцепенение было каким-то особенным — невозможным и пугающим. — Анна? Ты в порядке? — спросил Кристофф, подходя ближе и вглядываясь в побледневшее лицо, пытаясь разгадать эту новую загадку, что свалилась на его голову. — В порядке, насколько это вообще возможно, — бесцветно ответила герцогиня, всё так же глядя в никуда. — Просто задумалась. — О чём? — спросил проводник, надеясь вызвать барышню на разговор. Может быть, беседа поможет ей отвлечься от столь мрачных мыслей. Ведь он даже не мог вообразить, каково это, находясь на грани смерти чувствовать, как тебя медленно убивает проклятье ледяной ведьмы. Ощущать на собственной шкуре дыханье бездны и замогильный холод. — Чем всё кончилось? Там, на вершине… — поделилась терзавшими её думами Анна, всё же взглянув в глаза своему спутнику. — Кто взял верх? — Не знаю, — Кристофф почесал затылок. Но уже в следующую секунду его осенило: — Но я могу залезть на дерево и попытаться разглядеть Седую Гору. — Посмотри, пожалуйста, — сразу же оживилась молодая герцогиня, вскочив со своего места. — От этого может зависеть очень многое. — Сейчас. Я мигом, — поспешил успокоить свою нанимательницу проводник, ища дерево повыше. Найдя подходящую сосну, размотал верёвку и с третьей попытки перебросил конец через большой и надёжный сук повыше, после чего с тяжёлым вздохом начал карабкаться вверх. Не сказать, что это было легко, но после нескольких минут активного пыхтения и сопения, перемежаемого тихими ругательствами, ему удалось добраться до развилки ствола, находившейся выше большинства деревьев. Отсюда открывался захватывающий вид на заснеженные предгорья, и покрывавшие их леса. Но разглядеть, что творилось на вершине Седой Горы, было практически невозможно, потому что и ледяной дворец, и подступы к нему, находились за массивной скалой. Отсюда он видел только узкую террасу, по которой они шли по дороге к логову ведьмы. — Ну? Что ты видишь? — нетерпеливо спросила Анна. — Ничего не видать. Гора закрывает, — развёл руками Кристофф. — Тогда нечего там рассиживаться! — крикнула девушка, стукнув кулачком по стволу. — Спускайся немедленно и разведи огонь! — Как прикажете, барышня… — протянул хадорец, ища способ поскорее спуститься, не забыв верёвку и при этом не сломав шею. И ещё раз взглянув в сторону этой злосчастной вершины, заметил кое-что необычное. — Постой. Я вижу дым! — Какой дым? — в голосе Анны вновь ожила надежда. — Какого цвета? Светлый или чёрный? Кристофф ещё с минуту всматривался в ту тоненькую струйку дыма, что поднималась с ледника возле начала подъёма на вершину. И только окончательно убедившись, что его глаза не обманывают, он с грустью констатировал: — Чёрный. Даже сидя на суку, он видел, как помрачнела его спутница. Он прекрасно понимал, что она чувствует. Ведь чёрный дым от горящего каменного угля всегда был дурным знаком для его клана. Такой дым извергали варджеки и другие современные машины, применявшиеся и сигнарцами, и хадорцами. Торнвудские битвы хорошо научили его тому, что чёрный дым — предвестник прихода армии и всех тех смертей, горестей и разрушения, что несёт с собой война. Герцогиня, похоже, тоже знала это не понаслышке. Осторожно спустившись по верёвке, которую тут же смотал обратно, Кристофф думал о том, как помягче сказать Анне о том, что её сестра, скорее всего, мертва. Но она всё поняла без лишних объяснений. Юная герцогиня медленно вернулась на своё место возле незажжённого костра, где села, закутавшись в плащ, да так и сидела не шевелясь. — Послушай, Анна, я понимаю каково это, терять родных, — начал разговор Кристофф, справедливо опасаясь, что девушка может расклеиться в самый неподходящий момент. — Но сейчас ты должна… — Не твоё дело! — гневно крикнула герцогиня, буравя парня злобным взглядом. — И не смей указывать мне, что делать! Я плачу тебе не за это. И разведи уже этот чёртов костёр, или будешь ждать, пока я замёрзну насмерть? — Как прикажете, — бесцветно повторил уже опостылевшую фразу хадорец, возвращаясь к будущему костру. Как не крути, но барышня была права. Про себя он отметил, что с каждым разом слова его спутницы были всё грубее и задевали всё сильнее и сильнее. Ему было неприятно, что теперь его спутница разговаривала с ним так. Как с прислугой. Ещё вчера они нормально общались, почти на равных. А сейчас между ними стремительно вырастала пропасть шире той, что разделяла их при первой встрече. Конечно, они заключили договор, но он же не вербовался в крепостные. И пусть она хоть трижды дворянка, он-то сам свободный человек. Раньше в ней не было такой надменности, такой гордыни, такого холода. В её речи более не было той мягкости, задорности и теплоты, что он привык слышать. Конечно, за эти два дня их знакомства он успел повидать всякое. Но если раньше эта злоба и холод только изредка прорывались наружу, то теперь они почти полностью завладели герцогиней. Словно и не было той душевной теплоты и доброты, которую он привык видеть в своей нанимательнице раньше. — Так вот оно какое, холодное сердце… — задумчиво произнёс Кристофф, ковыряясь с огнивом. Конечно, такое обращение бесило свободного ледороба, но умом он понимал, что Анна говорит и делает всё это не со зла. Это чары ледяной ведьмы так действовали на неё. Дед Папель говорил, что заклятье поразило сердце и душу Анны. И они стремительно замерзали. — Хватит болтать! И нечего рассиживаться! — окрикнула его герцогиня, заметив возникшую было заминку. — Работай! — Ребята, не ссорьтесь! — крикнул появившийся из-за дерева снеговик, тащивший охапку хвороста. — Я дрова принёс! — Ну наконец-то, — язвительно протянула Анна. — Может быть хоть теперь вы разведёте огонь? — Огонь? — спросил снеговик, бросая свою ношу под ноги Кристоффу вместе с собственными руками. — А что это? Я раньше никогда не видел огня! — Тебе лучше не видеть, — протянул проводник, складывая веточки в подготовленный очаг. — Целее будешь. — Да что со мной сделается? Я же из снега. — весело заявил Олаф, вспомнив о своих руках, извлекая их из кучи хвороста одну другой и втыкая на место. Всё же живучести и оптимизму этого странного, несуразного существа можно было только позавидовать. — На твоём месте я не был бы столь уверен в этом, — протянул проводник, выбирая ветки посуше. — Ведь ты же никогда не… Отдалённый волчий вой оборвал его слова. Все замолчали, тревожно вслушиваясь в окружающий их лес. Даже лежавший неподалёку Свен поднял голову и озирался по сторонам. А одинокому голосу отвечали всё новые и новые звери. Казалось, что сам лес оживал, наполняя воздух пугающими звуками, а из чащи уже вставали бесформенные, пугающие тени. — Олаф, сходи посмотри, что там. — тихо произнёс Кристофф, извлекая из-за пояса топор. — А ты уверен, что это хорошая идея? — так же тихо спросил снеговик, которому явно передалось напряжение окружавших его людей. — Тебе нечего бояться, Олаф. — твёрдо произнесла Анна, поправляя свою сумку. — Ты же из снега. На снегу тебя не видно. Твоя маскировка идеальна. Так что лучше тебя никто не справится. — А ведь точно! — радостно воскликнул снеговик. — А теперь беги вперёд и разведай дорогу, — Кристофф вернулся к костру. — Если найдёшь кого-то или что-то, немедленно беги обратно. И постарайся не шуметь. Если за тобой погонятся, кричи громче. — Делай как он говорит. Пожалуйста, — попросила герцогиня Олафа, который на мгновение задумался, глядя на неё, а потом радостно воскликнул: — Для тебя — всё, что угодно. Я мигом! С этими словами снеговик вприпрыжку понёсся под гору, скрывшись в лесу. А ледороб тем временем развёл огонь. Олаф принёс сухие ветки, которые занялись от трута, постепенно разгораясь всё сильнее и сильнее. Костёр получился довольно приличный, и что самое главное — жаркий. — Вот, — Кристофф встал, глядя на свою нанимательницу, которая уже мелко дрожала от холода. — Садись сюда, поближе к огню. Я сейчас приготовлю чего-нибудь горячего. Пока Анна грелась у костра, он вскрыл банку консервов и разогрел её на костре, подбросив немного снега, чтобы получился мясной бульон. Конечно, повар из него был так себе, но это было лучшее, что он мог сделать. — Спасибо тебе, Кристофф. — с робкой улыбкой произнесла Анна, принимая банку горячего супа с ложкой из его рук. — Пожалуйста, — ответил парень, чувствуя, что перед ним вновь сидит та самая девушка, с которой он выехал со двора лавки Окена два дня назад. Словно тепло еды и жар костра отгоняли злые чары. Но он помнил слова старого шамана — если заклятье не разрушить до заката, то ничто не сможет обратить его действие вспять. Они завтракали и казалось весь мир замер, давая им спокойно отдохнуть. Но солнце поднималось всё выше, и им нужно было торопиться. Так что как только с едой было покончено, они отправились в путь. Олаф так и не вернулся, но они не сильно переживали по этому поводу, следуя вниз по его следам. Ведь если снеговик не повернул обратно, значит он ничего не нашёл. А это значит, что дорога чиста, и им нужно воспользоваться этой возможностью беспрепятственно покинуть лес, не напоровшись на стаю волков. Или тарнов. Вдалеке справа прозвучал отдалённый выстрел, эхо которого перекрыл волчий вой. Анна и Кристофф переглянулись, но ничего не сказали друг другу. Оба прекрасно понимали, что это были тарны, нашедшие новую жертву. Им же оставалось только надеяться, что дикари не сумеют их выследить до того, как они достигнут города. *** Спускались с горы они в гробовом молчании. Даже кони не шумели, стараясь не нарушать окружающее их безмолвие. Никто не хотел говорить, и людей можно было понять. Ханс никогда не думал, что вкус победы может быть столь горьким. Как бы он не старался отвлечься, его мысли снова и снова возвращались к ледяному дворцу и тому, что случилось под его ажурными сводами. Из более чем двухсот человек сводной роты в строю оставалось всего пятьдесят шесть. Только каждый пятый ещё стоял на ногах и был способен держать в руках оружие. Среди добровольцев дела обстояли немногим лучше – из тринадцати выживших было всего четверо стражников. Конечно, в этих подсчётах не учитывали возниц и других штатских, но от этого было не легче. Люди были сильно утомлены и измотаны ночным маршем с последующим штурмом ледяного дворца. Больше трёх десятков раненых. Капитан принял решение оставить большую часть личного состава в передовом лагере. Санитары под командованием фельдшера должны были подготовить раненых к транспортировке, а похоронные команды собрать тела павших, чтоб предать их земле со всеми почестями. Сам же каратель с небольшим отрядом возвращался в Аренделл, чтобы передать пленную ведьму в руки правосудия. Хотя его приказы вызывали всё больше сомнений, особенно если учесть его состояние. Санитару пришлось дважды колоть обезболивающее капитану: первый раз, чтобы оказать ему помощь, а второй, чтобы поставить на ноги после перевязки. Ханс не знал, какой именно это был препарат, но прекрасно понимал, что без лошадиных доз этой алхимической дряни было не обойтись. Он всё равно отдавал должное Краснову, который сам отстегнул от брони силовую установку, чтобы достать горячую воду, которую потребовал фельдшер. А когда крутой кипяток, слитый из котла в жестяную коробку из-под бинтов, растопил брошенные туда куски льда, остыв до температуры человеческого тела, варкастер погрузил лицо в воду. Со стороны это поначалу выглядело как приведение в чувства загулявшего алкоголика, но под конец больше всего походило на пытку водой. Добровольную пытку. Молодой кастелян поначалу не обращал на этот процесс особого внимания, но по мере того, как всё громче и громче охал фельдшер, любопытство всё же превысило неприязнь. Ханс увидел, как вместе со льдом и инеем начала лоскутами сползать почерневшая кожа. К концу экзекуции для того, чтобы взглянуть в лицо карателя, требовалось побороть уже не только отвращение, но даже рвотные позывы. Часть носа растворилась, а оголившаяся плоть имела странный сизый оттенок и сочилась кровью. Медику пришлось извести немало перевязочного материала, чтобы остановить кровотечение. Ханс молча оглянулся на сверкавший позади него ледяной дворец, с грустью отмечая уродливые шрамы, оставшиеся после штурма на его безупречных стенах и гранях. Слишком много крови было пролито ради пленения герцогини Эльзы. Сама же ледяная ведьма так и не приходила в сознание. Солдаты, которые за неимением носилок несли её до конца лестницы на шинели, старались обращаться с ней поаккуратнее, опасаясь её пробуждения. Но она так и не очнулась, даже когда они со второй попытки уложили её на спину коня Ханса, как тюк шерсти. Наместник даже усомнился в том, жива ли она, или её всё же убил каратель в приступе боевой ярости? Но её дыхание было спокойным и ровным, хотя тело было мягким и безвольным, словно тряпичная кукла. Обыск ледяного дворца и оказание помощи капитану задержали отправку на добрый час. А результаты оказались скромными. Даже прочесав каждую комнату, коридор, лестницу и переход, перевернув вверх дном буквально всё, что вообще возможно, солдаты нашли только корону герцогини и пару бирюзовых перчаток. При этом драгоценный венец, по их словам, валялся в дальнем углу главного зала, а инкрустированные драгоценными камнями перчатки были разбросаны по лестнице. Каратель сразу забрал все находки как важные улики и вещественные доказательства совершённых ведьмой преступлений, но Ханса беспокоило совсем другое. Ведь он видел эти перчатки на руках герцогини Эльзы. Видел, как одну из них сорвала с её ладони младшая сестра. Видел, что случилось после. Правая перчатка была у Анны, когда она покидала замок позапрошлой ночью. И это было единственным материальным свидетельством того, что его невеста добралась до ледяного дворца. Значит последним, кто видел младшую герцогиню Аренделл, была Эльза. Которая теперь безвольно висела поперёк седла, не способная даже пошевелиться, не то, что отвечать на вопросы. Спросить у ведьмы, что она сделала с сестрой, не получится без разрешения карателя, который не позволит ей прийти в чувства. А если учесть, что после их стычки Краснов отстранил наместника от командования, и с того момента не проронил ни слова в его адрес, словно Ханса не существовало, надежды на взаимопонимание не было. След Анны окончательно потерялся. Спуск до передового лагеря, куда механики успели отогнать варджек, обещал занять ещё больше времени. Во многом из-за Краснова, который не сдвинулся с места до тех пор, пока колотый лёд, загруженный в бойлер силовой установки его доспехов, не превратился в пар, а арканодинамическая турбина не вышла на штатный режим работы. Предположение о том, что силовое поле защищало своего хозяина не только от вражеских атак, полностью подтверждалось. Или капитан просто боялся наткнуться на очередную неприятность. Как бы то ни было, каратель умерил спесь и злобу, и теперь плёлся рядом, по другую сторону коня, держась за стремя, чтобы не отставать. Ситуация была просто абсурдна! Кастелян Южной Хезы, дворянин и офицер, был вынужден подчиняться безродному командиру, обещавшему убить его, и приказам, которые даже отдавались не ему. Даже вести под уздцы своего собственного коня он не мог без разрешения капитана. Наверняка что-то подобное чувствуют марионетки, когда кукловод дёргает их за нити. Лишённый даже права голоса, Ханс не мог ни повлиять на управление отрядом, ни покинуть его. Он снова стал никем и ничем. Просто пешкой в чужих руках. Приказы висконта Хавронского были однозначны – наместник герцогини Аренделла должен вернуться в замок. Пойдёт он по своей воле, или его приволокут закованным в кандалы, никто не уточнял. Да и по большому счёту всем было наплевать. Ему разрешили идти самому только чтобы не возиться с транспортировкой второго пленника. Ханс чувствовал себя потерянным. Стража и добровольцы отвернулись от него, пусть и не по своей воле. Он чувствовал, что они до сих пор лишь украдкой смотрят на него, боясь прогневать карателя, на фоне которого он сам казался просто эталоном рассудительности и здравого смысла. Солдаты никогда не подчинялись ему, поэтому для них ничего не изменилось. Так что теперь только верный конь оставался вместе с молодым кастеляном. Ему не привыкать. Годы, проведённые в отчем доме с двенадцатью старшими братьями, научили его стойко переносить удары судьбы. А опыт посещения множества игорных заведений Пятерни – философский смотреть на переменчивость фортуны. Легко пришло — легко ушло. Но этот удар судьбы оказался особенно подлым. Потерять только что приобретённые влияние и власть, лишиться репутации среди местных жителей — к этому он был подсознательно готов. Это была та ставка, которую он мог потерять без особого вреда. Да что уж там, он играл в игру, где главным призом было герцогство, а проигравший мог поплатиться жизнью. Но… — На месте стой! — крикнул капитан, сбивая ход только-только пришедших в порядок мыслей. Ханс поспешил остановить и успокоить коня, гладя его по голове, чтобы тот не пугался, если каратель решит отколоть что-нибудь дикое. Чего ждать от этого хадорца под действием лошадиной дозы обезболивающего? Тем более здесь — на заснеженной горной вершине посреди поля боя, где его чуть не убили. Краснов, убедившись, что все остановились и ждут его, а пленница так и не очнулась, отцепился от стремени и направился нетвёрдой походкой в сторону. Кастелян с интересом наблюдал за тем, как капитан шёл меж закоченевших трупов к какой-то одному ему ведомой цели. Пока не остановился над телом в чёрном балахоне, в котором наместник без труда опознал варлока. Каратель молча стоял над останками поверженного врага, практически не шевелясь, думая о чём-то своём. Пауза затягивалась. Ханс уже хотел было окрикнуть варкастера, который всего пять минут назад так спешил вернуться в Аренделл с добычей, что ради этого приказал бросить остатки своего отряда. Но стоило ему только открыть рот, как капитан, словно прочтя в его мыслях ещё не высказанный укор, сделал шаг в сторону, принявшись расшвыривать снег возле трупа. Это выглядело немного странно, но вполне укладывалось в логику колдовства – может быть у варлока был при себе какой-нибудь артефакт, усиливавший его магическую силу? Такие вещи лучше изымать и уничтожать, чтобы их не смог подобрать и обратить на свою пользу какой-нибудь другой чародей. Ханс не угадал. Краснов, опустившись на одно колено и потянув за длинный хвост чёрных волос, поднял отрубленную голову. Уланы и стража не проронили ни слова, наблюдая за тем, как их командир счищал налипший снег с лица варлока. Смысла в действиях капитана становилось всё меньше. Особенно если он собрался прямо сейчас проводить опознание друида, или расследовать все его преступления против Империи. Но вместо этого каратель сделал несколько шагов в сторону, глядя в заледеневшие глаза человека, которого собственноручно обезглавил несколько часов назад. После чего резко развернулся к подымавшемуся всё выше солнцу и вскинул над головой свой ужасный трофей, издав дикий торжествующий вопль. Лошади вздрогнули от неожиданности, и наместник принялся успокаивать своего коня, чтобы он не взбрыкнул и не сбросил пленницу. Уланам было проще, их боевых скакунов специально тренировали не реагировать на выстрелы, взрывы и другие громкие звуки, а вот стражникам едва удалось удержаться в сёдлах. Краснов уже шёл обратно, на ходу приматывая за собранные в хвост волосы отрубленную голову к ремню своего подсумка. Такой жест для Ханса находился за гранью нормальной логики. Подобное варварство можно было ожидать от тарнов, но никак не от капитана армии великого государства. Хотя, если вспомнить истории о знаменитом Мяснике Хардова… Но то был конченый маньяк и психопат, который и солдатами нормально командовать не мог, а потому под его началом воевали отряды дум риверов. Краснов же демонстрировал железную выдержку и полный контроль над происходящим. Его действия всегда были логичны. А теперь он вёл себя как дикарь, украшая свои доспехи устрашающими трофеями. Не заколдован ли он часом? Может быть это заклятье ледяной ведьмы так на него действует? Или чары друидов? Может быть, он одержим? Тем более что он снова задержался у трупа варлока, подняв с утоптанного снега каменную косу… — Трофеи забирает победитель, — приглушённый опушенным забралом голос улана, подъехавшего сзади, заставил наместника вздрогнуть. Судя по всему, мрачные мысли отразились на его лице, раз это заметили остальные. Однако реакция хадорца на разыгравшуюся только что сцену удивила Ханса. Стальные Клыки считались армейской элитой, особым воинским братством, хранителями традиций, чьи корни терялись в веках. Говорят, между собой они называли себя не иначе как орденом, подобно сигнарским рыцарям. Даже этот капрал, что сейчас с ним разговаривал, держал своё копьё в левой руке, потому что правая рука была ранена и болталась на перевязи с закреплённым на ней щитом. Такова была дань старым обычаям — сражаться, несмотря на раны, до тех пор, пока способен держаться в седле и поднять оружие, а признать себя небоеспособным ему не позволяла извечная гордость северян. Улан считал, что поведение капитана не идёт вразрез с общепризнанными нормами и армейскими традициями. О жестокости и варварстве хадорцев на юге ходило множество баек. Но молодой кастелян привык списывать подобные истории на извечную пропаганду и застарелую вражду. А это, как оказалось, вовсе не байки. — Продолжать движение! — крикнул капитан, вновь занимая место у левого бока коня Ханса, берясь за стремя. — Шагом марш! Их маленький отряд снова двинулся в путь. Используя длинное древко косы как посох, Краснов теперь шагал заметно быстрее, уже не так задерживая их движение. Однако теперь соседство с карателем значительно сильнее беспокоило наместника. Одно дело идти в бой бок о бок с цепным псом Империи, сражаясь под командованием холодного и расчётливого командира, и совсем другое — возвращаться в замок в компании раненого зверя, накачанного алхимическим зельем. Он сам не заметил, как его рука скользнула к мечу, пытаясь найти поддержку и набраться уверенности в привычном тепле рукояти. Но резко отдёрнул ладонь, когда даже через перчатку почувствовал холод, что исходил от его клинка, напоминая о самой тяжкой утрате. Если бы ему оторвало руку, он пережил бы это легче. Теперь его оружие, фамильная реликвия, которую его предки пронесли сквозь столетия, было практически уничтожено. Меканический меч был значительно сложнее обычных рапир и сабель, что вело к его уязвимости. И даже его клинок, созданный по значительно более сложной и древней технологии, не был лишён этих недостатков, пусть и проявлявшихся в меньшей степени. Ханс специально изучал приёмы воздействия на меканическое оружие, чтобы не подставить фамильную реликвию под удар, который мог уничтожить её. Кроме прямого механического воздействия, которое разрушило бы сам клинок вместе с вытравленной на нём рунической формулой и вплавленными линиями проводников, существовали ещё специальные заклятия, которые были предназначены для того, чтобы выводить из строя меканические системы. Разрядить батарею, спалить проводники, сжечь руническую пластину — подходов было столько же, сколько возможных точек воздействия. Но это заклятье ледяной ведьмы не было похоже ни на одно из них. Пока фельдшер возился с капитаном, у Ханса было достаточно времени, чтобы проверить оружие. Извлечённая из рукоятки батарея показывала заряд чуть больше половины – более чем достаточно для ещё нескольких месяцев беспрерывной работы. Проблема крылась в лезвии, поражённом чарами колдуньи. В том ледяном узоре, что покрыл его в момент попадания магического заряда. Наместник сразу счистил весь лёд и иней, но это не помогло. Остатки паутины из накладывающихся и переплетавшихся друг с другом шестиугольных снежинок до сих пор оставались внутри вытравленных вдоль клинка рун, не поддаваясь ни ткани платка, ни стали ножа. Странный, потусторонний холод продолжал исходить от меча. Проникая даже сквозь перчатки, он полностью вытеснил столь знакомое и привычное тепло рукояти, превратив клинок, который без преувеличения был продолжением руки, в нечто иное — чуждое и отталкивающее. Словно старый друг — добрый, отзывчивый, чуткий, который был ближе, чем брат, внезапно превратился в холодного, злобного, надменного чужака, в котором не было и следа былой теплоты. У Ханса оставалась робкая надежда, что удастся найти мастера, который сумеет починить повреждённый меч. Что найдётся тот аркмеханик, что сможет разгадать все секреты древнего клинка. Но технологии изменились, и слишком многое было забыто за минувшие столетия. Его предыдущие попытки найти подходящего умельца окончились ничем. Но эта надежда была той единственной ниточкой, что удерживала его на краю бездны отчаянья. Без меча он не сможет показаться дома. Не сможет даже взглянуть в глаза матери, отца и братьев. Потеря семейной реликвии станет для него несмываемым позором. Но даже не это пугало его сейчас. Страшнее всего было чувство одиночества. Столь глубокого, что он даже не мог себе вообразить. Больше не было ни матери, которая могла бы его утешить, ни отца, который мог бы дать совет, ни братьев, которые хоть иногда, но всё же помогали. Он был совершенно один в чужой стране среди враждебных ему людей. Даже перспектива завладеть короной и землями Аренделла, пускай и весьма призрачная, уже не так грела душу. Слава, богатство, власть — всё это казалось несущественным. Потому что у него отняли часть его души. И будет очень тяжело продолжать борьбу без поддержки. Без тех предупреждений и той внутренней силы, что давал древний клинок своему хозяину. Но Ханс не собирался сдаваться. Он продолжит бороться за титул герцога, и одержит победу любой ценой. Как бы то ни было, у него всё ещё оставалось пространство для манёвра. Как и шанс заполучить Аренделл в свой надел. Он уже был наместником. Нужно только направить ход событий в нужное русло, и тогда сам посадник Лаэдри предложит ему корону герцога. Имея за спиной деньги, влияние и власть, он сможет достать лучших аркмехаников, которые восстановят реликвию его рода. Даже если ему придётся ради этого перевернуть вверх дном всю Империю.