Валютчик: Король Пустоши

      Утренний Рено являл собой жалкое зрелище: ночная жизнь, то есть настоящая, кончалась на заре, и город умирал на весь день, неприкрытый в своих пороках под светом солнца. Любой город пустоши был чище и живее, чем неопрятный и заразный Нью-Рено. Даже центр, выглядевший дороже и убраннее окраин, ярче других мест Калифорнии напоминал о том, что была ядерная война.       «Suspicious Market» находился именно в центре, недалеко от главных казино, на безымянной улице. Красные неоновые буквы над входом днем выглядели настолько блекло, что мысль о том, что этот магазин может работать, почти никогда не возникала в головах прохожих. «Первый круглосуточный супермаркет в Пустошах!» — намекала чистая неоновая вывеска на прозрачных дверях. И хотя днем весь Рено спал, данная улица была оживленной всегда. Те, кто жил здесь, любили посещать единственный в своем роде супермаркет, недалеко от которого ежедневно всякий люд раскладывал свое добро на обмен. В столь тяжелые времена трудно обходиться без таких мест, где что-то постоянно меняется непрерывным потоком людских интересов. Отель, парикмахерская, парк, в который не боятся заходить только местные, создавали в этом месте необычную концентрацию этих самых интересов. А широкая дорога, которая даже сохранила некоторые следы разметки, возводила эту улицу в звание проспекта.       Весь Рено знал эту улицу, и люди здесь всегда прохаживались. Каждый из них ежедневно на протяжении уже нескольких лет проходил по ней, непременно мимо супермаркета, и ежедневно задавал себя вопросом о двух автомобилях, припаркованных напротив его фасада. Красном и желтом автомобиле с находившимися в них загадочными хозяевами. Порой эти странные типы выходили из своих авто и болтали между собой о чем-то, стоя в тени фасада магазина и поедая мороженое, и своим обыкновенным видом полностью лишали возможности разгадать себя. Кто-то, вероятно, думал, что они просто охраняют магазин, но более внимательные интересующиеся замечали, что слишком часто к ним по делам приходят люди, явно с этим не связанные.       Вот и сегодня один из таких посетителей как раз вышел из соседнего переулка, выделяясь своей толстой золотой цепочкой и новыми солнечными очками. Он подошел к красной машине марки «Рэйслер» и, не прекращая что-то жевать, улыбнулся водителю, поправил ремень на поясе и сунул голову в открытое окно. — Здарова, Руцки! — Водитель пожал ему руку. — Мне нужны танди. Триста. Сидящий в машине плешивый мужчина лет тридцати заулыбался. — По ноль восемь, — ответил он. — Дружище, снова едешь на юг? Посылают? Посетитель выпрямился и достал из штанов кожаный мешочек с монетами. — Посылают, черт бы их побрал! Эта семейка меня не ценит. — Он высыпал в ладонь желтые монеты из мешочка и принялся считать. — Собрались открыть казино в какой-то жопе рядом с НКР и посылают меня уладить вопрос с недвижимостью. Пешком. — Ахренеть! — Драндулет-то свой они мне не дают с недавних пор. — А сколько заработаешь? — Много. Проценты. — Посетитель пересыпал горсть монет разного номинала из своей ладони в ладонь собеседника. — Но сложно будет. Ну а ты-то как? Торговля идет? Водитель пересчитал монеты, достал толстую перевязанную пачку долларов НКР из-под сиденья и, неслышно шевеля губами, держа руки под рулем, с неимоверной скоростью отсчитал три сотни. Затем уже на глазах у посетителя пересчитал их медленно и передал в его руки: — Потихоньку. Доллар заканчивается, скоро буду на встречу ехать. Могу подвезти, если тебе в сторону НКР. — Нас трое, — явно заинтересованный, сказал посетитель, засовывая доллары в задний карман штанов. — Вэнс поедет на своих колесах, так что уместимся. Водитель повернул голову вправо и, мотнув ней, подозвал наблюдавшего за ними хозяина желтой машины. Круглый мужчина с красивой прической и лицом, вызывающим доверие, покинул салон своего «Банхаммера» и юркнул на переднее сиденье «Рэйслера», справа от водителя. — Пачано едет в сторону НКР, мы можем подвезти его и его ребят, - сообщил Руцки. Вэнс потянулся через салон к Пачано, чтобы поприветствовать его рукопожатием. — Я только за, дорога далекая, а я на восток потом по делам, - одобрительно сказал Вэнс. — Куда-куда? На восток? Восточнее Брокен Хиллз? – удивился Пачано. – Не шутишь? — Да-да! Там есть места, где до сих пор в ходу крышки, а довоенные деньги дорого стоят. Правда, ситуация быстро меняется, в том числе из-за таких, как я. Туда завозятся крышки, довоенные деньги и куча другого барахла, которое считается валютой, так что все оно быстро обесценивается. Эти чеки, что печатает Братство, не отличаются от той бумаги, что была до войны. Через несколько лет живущие там люди или перейдут исключительно на бартер, или интегрируются в экономическую систему Пустоши и какой-нибудь доллар НКР или динарий Легиона спасет их своей стабильностью. Если они расцветут, к ним обязательно приедут банкиры, но пока еще есть хорошая возможность заработать. Даже больше – разбогатеть! Опасно, правда… - Опасно всегда! Вы ребята умные, я смотрю, чересчур. Да чего говорить, ребята, я бы вообще до такого, чем вы тут занимаетесь, никогда не додумался. А ведь что я? Даже эти боссы не поняли еще, что на Пустошах что-то сильно меняется, и такие, как вы, в этом конкретно замешаны. Да, вы, дорогие мои друзья. Хозяин машины подозрительно заулыбался, и в его хищных чертах лица проявилось неудовольствие темой разговора. Он посмотрел на своего коллегу на соседнем кресле, затем поднял глаза к посетителю и неожиданно резко произнес: - Так же, как вы ненавидите философию, про которую я пытаюсь вам рассказывать, я ненавижу ваши разговоры о пустоши с большой буквы. И несмотря на это, Пачано, даже то, что ты только что сказал, ты понял из наших разговоров о философии. Да, Пустошь меняется, приходит порядок, закон, похожий на тот, который был до войны, и раздавливает своим авторитетом эти жалкие правила, которыми живут дикие общества, вроде нашего в Рено, но какого хера вы с утра – хочу заметить, необычайно прекрасного – начинаете говорить об этом так серьезно! Допустим, что-то меняется из-за нас. Но меняется к лучшему, потому что все, что ни меняется, все к лучшему, -- а поэтому точка разговорам об этом дерьме! Вы еще о битве на дамбе Гувера и её влиянии на геополитику городов-казино здесь поговорите! Еще год назад никто серьезнее темы, чем дешевый винт, себе не позволял в этом районе. Одумайтесь, мальчики, одумайтесь! Вэнс и Пачано по-дружески засмеялись. - Пять лет, сколько я тебя знаю, - сказал Пачано, - ты то любишь эту тему, то не любишь. Черт тебя знает! - Нет, я люблю политику, но не люблю, когда меня не понимают. Я же фактически пять лет в разных местах и позах, в том числе в сауне у Мордино на прошлой неделе, совершенно разными и понятными изречениями пытался доказать, что Пустоши – это рай. Дальше некуда. Пустоши никогда не поменяются. Вы ничего не хотите понимать. - Ты просто не умеешь объяснять, - хохоча, заявил Вэнс. – Да и не знаешь сам нихрена. Как раз у Мордино ты нам пытался объяснить, что Пустоши хуже ада, но сейчас ты говоришь обратное, а завтра снова скажешь противоположное этому. Но мы-то понимаем, что ты хочешь сказать именно то, что единственный читающий книги человек в лице тебя достоин быть услышанным. И мы тебя слышим! А теперь успокойся и не начинай снова, мы уже заткнулись. Лицо Руцки расплылось в улыбке. Пачано выпрямился, достал сигарету, закурил её и хотел начать что-то говорить, как неожиданно у водительского окна возникла красивая молодая девушка в красном платье. - Можно? – обратилась девушка к Пачано. Он, кивнув, освободил место у окна. Девушка, держа сумочку перед собой, наклонилась к водителю и тихо спросила: - Мне сказали, здесь можно поменять валюту. - Кто сказал? Девушка озадаченно окинула взглядом машину и мужчин. - Ваш клиент. - Да-да, все клиенты его, - вставил Вэнс. – Мне удается заработать только когда у него валюта кончается. И я очень надеюсь, что вы пришли за динариями Легиона, так как они на обмен у него уже закончились. - Нет, к сожалению. Я хочу продать доллары НКР и немного старых довоенных долларов. - НКР по ноль пять, довоенные ноль два – ноль три, в зависимости от состояния, - сказал Руцки. - Совсем негодные не беру. Девушка на секунду задумалась, затем открыла сумочку и достала из неё две большие пачки долларов. - У меня три тысячи НКР и пару сотен этих, - сказал она, подавая деньги в окно. - Ой-ей! Не машите такими деньгами так открыто, присаживайтесь. Вэнс освободил переднее сиденье и заговорил о чем-то с Пачано в стороне. Девушка села в авто и через пять минут вышла удовлетворенной, держа свою сумочку под мышкой. Руцки тоже вышел, довольный сделкой, и, закрыв окно, запер машину. Держа руки в карманах, он вольной походкой подошел к своим общающимся друзьям. - По мороженому? – предложил он. - Мне с мутафруктом, как всегда, - сказал Вэнс. - Мне с чем угодно, только не с мутафруктом, - попросил Пачано, продолжая внимательно слушать Вэнса. Руцки, застегнув одну пуговицу на открытой рубашке, все той же вольной походкой направился к «Suspicious Market». Когда он входил, лишь правая дверца перед ним отъехала в сторону. Совсем немного. Он протиснулся в образовавшийся проход и случайно налетел на красивую женщину с длинными волосами, которая выронила швабру и опрокинула ведро с мутной водой, чудом устояв на ногах. - Ох, простите, моя дорогая Нэтти! Женщина, оправляясь, злобно взглянула на неуклюжего посетителя. - Мутант! Смотри, куда идешь. - Эх, Нэтти, Нэтти, что ты за человек! – с любовью в голосе сказал Руцки. – Это не тебе на меня, а мне на тебя обижаться надо. - Отстань. Иди, куда шел. Он пожал плечами и пошел в сторону мороженного вдоль неработающих холодильников, создававших эффект супермаркета. Дойдя до конца ряда, он открыл единственный работающий холодильник, достал три странных мороженных, завернутых в целлофан, и направился к кассе. - Добрый день, Боб! - сказал Руцки и поставил мороженое перед седоватым кассиром, в котором все, от свободного, но уважительного отношения к работе до одежды, выдавало хозяина супермаркета. - Доброе утро, Валюта. Ты чего это обижаешь мою работницу? - Не обижаю, Боб. Люблю! - Конечно, любишь за задницу хватать до синяков. Да и не только за задницу. - Ох, слушай, ну пьяный я был. Мне ведь до сих пор перед ней стыдно. Пригласил в казино на день рождения одного очень уважаемого человека, платье ей подарил по этому поводу, а там уже как до таких грубых щупаний дошло – сам не помню. Боже, ну идиот! Ну а что теперь сказать-то? - Хорошо же у вас для первого свидания получилось. У неё на правом бедре синяк на следующий день аж красным цветом заигрался! - Ох!.. - То-то! Кому на кого обижаться, говоришь? - Да, пожалуй, надо с ней поговорить, извиниться. - Иди поговори, а с тебя пятнадцать монет за самое вкусное на свете мороженое. Руцки, расплатившись, отошел от кассы, но затем вернулся, доплатил еще пятнадцать монет и достал из холодильника еще три мороженных с мутафруктом. Мороженое, к слову, было дорогим удовольствием в любом месте Пустошей. Он вернулся ко входу, где красивая женщина в дрянных рабочих лохмотьях выжимала тряпку над ведром, и, став на одно колено перед ней, от всего сердца стал умолять её принять его искупительную жертву в виде трех самых вкусных на свете мороженных с мутафруктом! И она приняла, поколебавшись секунды две. Но сказала: - Мороженое съем, а тебя не прощу! - Тогда перед тем, как съесть, приложи к синякам, - обиженно сказал Руцки. - Поздно к синякам прикладывать, - развернув целлофан и рассматривая аппетитное мороженое, сказала Нэтти. – Они уже болят вовсю, ничем им не помочь. Её голос подобрел, давая понять, что, считавшийся до этого нулевым, шанс на прощение все-таки есть. - Ничем-ничем? - Руцки приблизился, похабно изображая извинение. – Даже холодностью моего сердца? - А ваше сердце так холодно? Не знала! Мне почему-то показалось, что оно просто подсушено жарой. - Да, жарой, которая исходит из ваших синяков на бедре, - сказал Руцки, пальцами касаясь её правого бедра. – И которая в ваших губах растапливает самое вкусное в мире мороженое! Они приблизились друг к другу и уже готовы были поцеловаться, как вдруг Нэтти вскрикнула: - Ай! Больно, кабан! - Прости. Я забыл, что у тебя там синяк. Ох, да что ж я неуклюжий-то такой! - Действительно неуклюжий! – со злостью в голосе сказала Нэтти, но тут же переменилась: - Но в общем-то милый. Такой непорочной женщине, как я, такой подойдет! Они посмеялись и поцеловали друг друга. Руцки был полностью прощен за очень короткий срок. Протискиваясь в двери, он обещал девушке жениться на ней, как только приедет. Его настроение никогда еще не было таким хорошим, возвышенным, экзальтированным. Ведь помимо хорошей сделки и индульгенции, сегодня он лучше, чем в другие дни думал и осознавал, «что едет на самую последнюю в своей карьере валютчика сделку, а денег, за годы накопленных, ему хватит на…» - Шлюх, просто много шлюх! – громко проговорил Вэнс. – Никогда не посещал эту дыру. - А мы ведь их крышуем, - отвечал Пачано. - И едим мороженое время от времени! – сказал подошедший Руцки. – Едим мороженое и думаем, в какое же время завтра мы все вместе поедем по делам…