Kill. Fuck. Die

Крис переместил маленькую капсулу, которая находилась у него под языком, вверх, покатал её, прижал к нёбу и надавил. По ребристой мягкой поверхности потекла маслянистая жидкость, мгновенно всасываясь в кровь. Он так любил оттягивать этот долгожданный момент, когда кровь начинает бурлить пузырьками шампанского, щекоча изнутри. Кончик языка стало немного покалывать, сильная горечь наполнила рот, усиливая слюноотделение. Наркотик проникал в организм стремительно. Сперва Крис увидел, как сквозь поры на руках выступает искристый апельсиновый джем. Потом засветились кончики пальцев. По телу пробежало тепло. Крис запрокинул голову и рассмеялся. Оранжевые брызги выстреливали у него изо рта, и это очень веселило. Было похоже, словно он чистит гигантский апельсин, который стреляет своими соками и эфирным маслом во все стороны. Веселье струилось по коже, приятно стягивая её липкими струйками. Становилось всё теплее. Крис потел, и пот стекал блестящим маслом, распространяя запах цитруса. Крис сунул руку себе рот, облизывая сочащиеся густой оранжевой влагой пальцы. Эта субстанция напоминала апельсиновый джем, с привкусом электрических искр. Потом веселье само по себе стало стихать. Крис развернулся, всё ещё смеясь, и постучал в пластиковое пуленепробиваемое окошко камеры. — Открывай, - громко крикнул он своему напарнику, чтобы тот смог его услышать. Лицо напарника показалось в окошке. Он уставился на ухмылявшегося Криса, затем отрицательно помотал головой. Поднял руку, на запястье которой был застёгнут браслет с часами. Покрутил почти перед носом и показал два пальца. Крис его понял. Прошла ещё только одна минута. Этот наркотик был полностью натуральный, действовал всего три минуты. Он был практически безвреден. Он давал ощущение лёгкости. Приход сопровождался приятными галлюцинациями, вызывавшие неконтролируемый смех, — после тяжёлого рабочего дня и изнурительного труда, многие принимали «аурит» только для того, чтобы расслабиться и забыть о проблемах, которые сопутствовали кризису, царившему повсеместно и в стране, и в мире. Это вещество, как и любые наркотические препараты, было строжайше запрещено законом. Если продавца наркотиков или гражданского, принявшего запрещённое вещество, заставала за этим делом полиция, его немедленно арестовывали. Поместив в тюрьму, гражданину зачитывали обвинение и выносили приговор. Система: арест-суд-казнь работала безотказно уже не один десяток лет. Часто казнь проводили в тот же день. Крис знал это лучше остальных. Он являлся одним из Исполнителей. Крис принимал препарат в неограниченном количестве, не страшась кары правосудия. Дело было не в каких-то особенных льготах или чрезвычайной смелости. Правительство закрывало глаза на это нарушение. Просто на место Исполнителя сложно было найти желающих. Поэтому те постоянно закидывались конфискатом, добытом у полицейских после дежурства. Стражи порядка сами не брезговали принять дозу, выуженную из карманов арестованного. Казнить осуждённых приходилось практически каждый день. Крис работал со своим напарником Стоуном уже второй год. Тот любил осторожничать. Сам он принимал «аурит» только в камере для осуждённых на казнь, а Криса оставлял в коридоре следить за порядком. После недолгих уговоров, Крис согласился с условиями напарника. Он был согласен, что наглеть не стоит. Не ровен час нагрянет начальство, и встреча с вмазанным Исполнителем никого не обрадует. Начнётся бюрократическая волокита, потянется одна ниточка за другой. И в итоге обезглавить придётся не один департамент полиции, а дойти могло вплоть до верхов власти. А так, в случае чего — один всегда сможет задержать нежданных гостей «из верхов» на три минуты, пока другой бьётся от истерики в камере, стены которой, кстати сказать, практически не пропускали звук изнутри. Наконец галлюцинации исчезли совсем. Смех прекратился. Крис почувствовал усталость. Ощущение, что смех — это пушистый зверёк, который поселился в желудке и шевелится там, и желудок начинает сам по себе смеяться, а Крис ничего не может с этим поделать, уже прошло. Исполнитель ещё раз постучал в окошко. Стоун открыл ему дверь, сразу протягивая Крису исполнительный лист. — Пришло, пока тебя не было. Казнь. Практически в конце смены, - недовольно пробурчал Стоун. — Не ворчи. Крис пролистал папку, едва прочёл описание преступления. Употребление наркотических веществ в общественном месте. Арест произведён во время приёма на какой-то модной выставке вчера, в семь вечера. Приговор вынесен сегодня в девять утра. В семь вечера — казнь. Чья-то жизнь за сутки претерпела значительное изменение. Крис с равнодушием швырнул папку на стол. Он выполнит свою работу. Потом он поедет домой, закажет суши и проведёт вечер в интерактивном чате. После у него будет целых два дня выходных. Он мечтал, что сможет кого-то подцепить и хорошенько потрахаться в эти первые за месяц, долгожданные выходные. *** Репутация самца, что трахает без разбора всё живое и более-менее привлекательное, давно создавала неудобства Крису. Да, одно время он любил потрахаться в клубе или снять проститутку. Заводил много ни к чему не обязывающих отношений. Таким образом Крис пытался избавиться, вытравить из памяти свою первую любовь. Случилось это с ним летом, когда Крису исполнилось девятнадцать. Он уже учился в колледже. Политическое положение в стране всё ухудшалось, инфляция росла, а он учился на экономическом. Над ним подшучивали, что он стал безработным, ещё не получив диплом. На летние каникулы его отправили к двоюродному брату отца, у которого была своя ферма, чтоб парень набрался сил и подкормился. Крис и без того был здоровым и сильным парнем. С утра он помогал дальнему родственнику по хозяйству. Ничего сложного в уборке за скотом не было. Потом Крис шёл слоняться вдоль берега реки. Лежал на солнце, купался. Но однажды он встретил его. Несуразное кудрявое чудо с мольбертом. Вокруг длинной тонкой шеи был обмотан белый шелковый шарф с мягкими кистями. Надетый на худую фигуру пиджак из красно-коричневой кожи в такую жару вызвал у Криса только недоумение. Парень стоял напротив мольберта, но смотрел куда-то вдаль поверх него. Крис издалека заметил огромные серо-голубые глаза незнакомца, и вьющиеся светлые волосы, и скулы... А в это время воображение уже подхватило шарф за самый кончик, сорвало с белой шеи и медленно обвило вокруг худых запястий парня, соединяя их за спиной. Крис почувствовал напряжение внизу живота и немного испугался своих мыслей. Незнакомец смотрел вдаль, где на поверхности реки резвились серебристые рыбки на маленьких рябых волнах. В его глазах было спокойствие и безмятежность... Крис поспешно ушёл. Его тошнило, сердце сильно колотилось в груди. Он вернулся на ферму к обеду. На улице под навесом стоял закрытый мольберт на ножках, а рядом с ним на стуле сидел давнишний незнакомец. Он пил из запотевшего стакана грейпфрутовый сок со льдом. Крис оторопел от неожиданности. Чей-то богатенький сынок, которому сняли флигель, принадлежавший двоюродному дяде. Крис присмотрелся к незнакомцу: мальчишка с болезненной белизной лица и невинным взглядом мечтателя. Он смотрел так наивно, что Крису казалось, что перед ним ангелочек с картин Нэнси Ноэль*, а трогательные кудри, обрамлявшие худое лицо, остро подчеркивали незащищённость хрупких скул. Его звали Том. Крису показалось, что имя очень подходит парню. Было что-то поэтическое в слиянии воздушной натуры и этого имени. Они познакомились за ужином, и Том сразу почувствовал расположение к высокому, широкоплечему блондину с синими глазами. Внешнее добродушие, вкупе с литыми мышцами, Тому очень нравилось. Ему нравилось ощущение собственной нужности и защищённости. Крис охотно болтал с ним. Он немного разбирался в живописи, но на то, что малевал Том, он смотрел со снисхождением. Всё развивалось очень быстро. За пару дней они сдружились. Потом сблизились. Каждая минута, проведённая вместе, связывала их, делая ещё ближе. Крис сразу начинал скучать, если не видел Тома. Он вставал рано утром. Убирался в коровнике, кормил животных. Потом бежал на реку, тщательно мылся, чтоб от него не пахло навозом. И садился ждать Тома, который просыпался к полудню. Тот завтракал, брал мольберт и отправлялся якобы рисовать. Но делал он это всё реже и реже. Крис бросался навстречу, едва видел тоненький силуэт, одетый слишком тепло, несмотря на летнюю жару. Руки и ноги у Тома всегда были чуть влажными и холодными. Опутанные лучами любви и нежным сиянием солнца, Крис и Том валялись в траве. Дурачились и смеялись, словно безумные. Потом Крис садился позади Тома, привлекал его к своей груди и вытаскивал сор из его волос перемазанными в земле и травяном соке пальцами. Том продолжал звонко и весело смеяться. Сумерки летом сгущались лавандовой дымкой, дрожа над пряным жаром полей и лесов. Туман густел. С неба проливалось ароматное серебро ночи. Они сидели, спина к спине, и молчали. С первой звездой Крис брал маленькую ладонь Тома в свои руки. Каждый день он любил рассматривать эти чудесные талантливые руки. Узкая белая ладошка на его широкой тёмной ладони. Тонкие, как тростинки, и гибкие ивовые пальчики переплетались с сильными и крепкими пальцами Криса. Исполненный задумчивости, Том поднимался с земли, и они шли обратно на ферму. Крису тогда казалось, что они оба очень счастливы. Он чувствовал себя сильным и был уверен, что всегда будет рядом с Томом. Что он сможет его защитить. От кого и почему — просто было такое ощущение. Том сразу брёл к себе, отказавшись от ужина. А Крис наскоро сметал с тарелки всё, что ему накладывали, и нёсся в свою спальню. Плюхался на кровать, забрасывал руки за голову. Но он не собирался спать, а томился в ожидании. В полночь дверь тихонько открывалась и завёрнутый в простыню длинный силуэт скользил в его комнату. Том сразу нырял к нему под одеяло и только тогда обнажался. Крису хотелось увидеть его полностью открытым и обнажённым, но тот стеснялся своей бледной кожи и худобы. Сладко прижимаясь к горячему боку Криса впалым животом, Том обвивал его ледяными ногами и клал голову на грудь. Сначала Крис перебирал кудрявые волосы, нежно массируя кожу головы. Том ластился ласковым котом, отогреваясь. Его тело пахло летними травами и земляничным соком. От Криса несло бронзой и потом. Том первый тянулся губами за поцелуем, разрешая Крису обнимать и ласкать себя. Крис принимался гладить его, пощипывать чувствительные розовые соски. Том знал, чего хочет. Он юркой змейкой ползал по мощному телу любовника, целуя его то за ухом, то в шею, щекоча мокрыми губами. Осыпал влажной россыпью выгнутую грудь. Перемещаясь всё выше, он стремился оказаться у лица. Его естество упиралось Крису в кадык, подрагивало и просилось в рот. Крис держал Тома на весу за бёдра. С удовольствием облизывал яички, играл с ними и брал член в рот. Посасывал, и плоть крепла, расправляясь прямо во рту. Том стонал и подавался вперёд, нетерпеливо теребя плечи Криса. Потом Крис сажал Тома попкой себе на лицо и проникал внутрь языком. Он обожал дрожь, бегущую по телу любовника, и ждал, когда тот начнёт извиваться, насаженный на умелый язык. Тщательно подготовив, Крис перекатывался на кровати, подмяв Тома под себя. Чувствуя рёбра и тазовые косточки, коловшие его, Крис замирал и сразу врывался в любовника, проталкивался, заполнял. И потом уже замирали они оба. Крис наслаждался тугими бархатными стенками, член слегка вибрировал, и Том терпеливо ждал, когда Крис начнёт двигаться внутри, растягивая отверстие, покалывая ему нежный выбритый пах своими жёсткими золотистыми кудряшками, густо росшими на лобке. Том жалобно стонал, словно в нестерпимой муке. Закусывал нижнюю губу. Тонкий лепесток белел, а когда он отпускал губу, на тонкой коже выступали две красные капельки крови... Оргазм нёс новые мучения, прижатый к животу Криса член Тома пульсировал и прилипал, истекая горячей спермой. Крису нравилось размазывать её потом по телу любовника. Он погружал кончик языка в пупок, наполненный вязкой белой густотой, словно это была сочащаяся молочная головка мака, и дурел от мужского острого запаха Тома без опия. *** Крис думал, что он с Томом. Однополые браки были запрещены, отношения тоже не приветствовали, но Крис всё равно считал себя и его парой. Но Том был совсем один. Крис стал замечать, что пропасть между ними, что изначально была всего лишь неприятной трещинкой, стала разрастаться. Том был мечтатель, но мечтал о своём, чего Крису было не понять. Крис думал, что они счастливы, но это был обман. Самообман или иллюзия, но поведение Тома изрезало ему душу. Крис всё равно предпочитал залечивать кровоточащие раны, а Том в немом садизме ковырял их, делая ещё глубже. В августе каждую ночь шёл дождь. Том сидел во флигеле. Крис приносил ему ужин. В том году было много черники. Он приносил варенье, тонкие ломтики поджаренного белого хлеба и чай. Том нехотя ел, размазывая варенье по губам. Крис смотрел на него, и одна мысль преследовала его всё чаще. Он смотрел в ставшие отчуждёнными глаза Тома и понимал, что в их небесной глубине никогда не было любви для него. Когда они расстались, Крису не хотелось жить. Том уехал в город и сразу куда-то исчез. Крис попытался его разыскать. Ему стало не хватать его, он задыхался... А потом стал не пропускать ни одной вечеринки в колледже. Молодой организм взбунтовался: разум лелеял образ кудрявого художника, а плоть требовала нормального здорового секса. Крис начал спать со всеми подряд. Закрывал глаза, а переполненный спермой член не брезговал ни одним отверстием. Закончив колледж, Крис, как уже было ему предсказано, не смог найти себе работу. К этому времени он превратился в весёлого циника с блядским огоньком вечно оценивающих глаз. Шёл набор на военную службу. Крис направился туда, решив весело провести время и заработать. Его приняли даже без сдачи нормативов. Шесть месяцев новобранцев учили обращаться с оружием, делая в основном акцент на психологическую подготовку. Ещё месяц они провели в полевых условиях. Потом внезапно весь взвод подняли ночью. Как оказалось, в одной из колоний вспыхнуло восстание. Их переправили вместе с военным грузом в страну третьего мира. И сразу в бой. И так несколько недель подряд. Атака — затишье. Потом свист пуль, взрывы со всех сторон, вопли страха, боли, кровь и суматоха. Крис пытался пересчитать, сколько их осталось от первоначальной комплектации. В армии он первый раз попробовал «аурит». Скорее всего этот препарат поставляли вполне законно с молчаливого ведома правительства. Чтобы солдаты не дезертировали. Аурит давал полностью отдых мозгу и притуплял страх, заменяя его весельем. В следующую атаку Крис подорвался на мине, и что было самое обидное, не на мине противника. Кто-то из своих расставил ловушки, но их взвод не предупредили. Не успели или забыли... Крис не сталкивался ещё с подобным бардаком, который называли действующей армией. Но восстания вспыхивали так часто, а воевать за копейки никто не хотел. Поэтому армию пополняли за счёт добровольцев, которых пускали в качестве пушечного мяса вперёд. Они должны были всего лишь забить своими телами дыру, именуемую межнациональным конфликтом. В этой свалке всё равно больше проигрывали плоховооружённые и организованные повстанцы. Правда о царившем в армии бардаке оставалась наразглашённой. В госпитале Крису заменили часть раздробленной ноги на био-протез. По контракту он не имел права покидать страну и разглашать секретные данные в течении пяти лет. Едва его комиссовали, пришло приглашение из Комитета по Исполнению Приговоров. Крису не предложили работу. Скорее, его определили на это место. Таким образом, ему просто заткнули рот. Он не испытывал по этому поводу возмущения. Работа как работа. Раньше он слышал о том, как сложно подобрать хорошего палача, который только бы исполнял приговор, а не занимался истязанием осуждённых перед смертью. Такая должность приманивала психически нездоровых лиц. Так как потребность в Исполнителях всегда была острой проблемой, правительство иногда закрывало глаза и на это. Всё равно осуждённого ждала смерть. Поэтому многих перед смертью палачи насиловали и калечили. Крис привёл свой первый приговор в исполнение, не испытывая ни жалости, ни злости к осуждённому. Перед этим его раза три инструктировали. Приводить приговор в исполнение он отрабатывал на манекене. Пистолет ему выдали лёгкий и удобный. Таких не было на вооружении, они были разработаны по новейшей технологии, специально для отдела Исполнений. Пистолет буквально напоминал Крису ласкового зверька, пригревшегося у него в ладони. Нужно было лишь иметь твёрдую руку и хорошенько прицелиться. Крис ткнул дулом пистолета в ямку на затылке осуждённого и спустил курок. Щелчок, отдача и тело казнённого завалилось набок. Единственное, что с трудом выносил Крис — это запах. В камере для казни тщательно убирали после каждой процедуры. Имелась вытяжка, а в полу проделаны отверстия для стока моющих средств. Но металлический запах крови и вонь от испражнений появлялись сразу же после выстрела. Криса первое время выворачивало наизнанку прямо рядом с телом. Потом он привык. *** Осуждённого привезли без четверти семь. Процессию из охранника и медика, которому предстояло осмотреть тело и написать заключение о смерти, встречал Стоун. Когда нужно было расстрелять одного или смертников оказывалось нечётное количество, он и Крис разыгрывали, какой осуждённый кому достанется, с помощью монетки. Сегодня казнить выпало Крису. Он уже ждал в камере с оружием в руках. Стоун поболтал с охранником, сопроводил заключённого до двери, и теперь тот уже непосредственно поступал в распоряжение к Крису. За много лет никто ещё из заключённых не умолял о пощаде и не бился в истерике, рвался бежать и тому подобное. Все тихо проходили свои последние метры жизни по коридору, опустив головы. Заходили в камеру и стояли в нерешительности. Кто-то тихо молился, кто-то дрожал и едва стоял на ногах, но никто не бунтовал. Крис был одет в специальный непромокаемый комбинезон тёмно-синего цвета и фуражку, под которую прятал длинные светлые волосы. На поясе у него висели наручники и ещё был пристёгнут шокер — на всякий случай. Пистолет он никогда не прятал от осуждённого, держал в руке. Независимо ни от чего, Крис относился к каждому приговорённому как к неживому объекту. Он старался сделать всё быстро и чётко. Разговаривать с осуждённым ему тоже не приходилось. К нему лишь пару раз обращались с вопросом, будет ли больно. Крис отрицательно качал головой. И ему верили, безропотно опускаясь на колени и ожидая выстрела. Дверь открылась, и Крис, стоявший прямо перед входом, поднял голову, взглянув на вошедшего. В горле онемело, словно он проглотил дозу элитного «аурита». Но перед глазами не плескалось апельсиновое море и не дул в лицо сладкий эфир. Крис с тоской смотрел в серо-голубые глаза, отмечая про себя, что светло-песочные кудри стали теперь чёрного цвета, длинные и прямые, а худое лицо повзрослевшего Тома превратилось в бледную чеканку изысканой красоты. Тот тоже его узнал. Тонкие губы дрогнули в ожесточённой улыбке. Крис знал, что после того, как за заключённым закрылась дверь, их не потревожат. Он мог делать с заключённым всё, что угодно: избить, ранить, изнасиловать для собственного удовольствия и только потом — застрелить. Между двумя палачами и охраной, привозившей осуждённого, существовал негласный договор: всё это не должно занимать более часа. Стоун в принципе знал, что у Криса нет подобных наклонностей, но был готов ждать, как и остальные члены в этой маленькой системе. Крис вспомнил устав, изо всех сил стараясь отвести взгляд от глаз бывшего любовника. Его первого любовника. Его настоящей любви... — Пройдите прямо, встаньте в центр круга на полу. Лицом к стене. Потом опуститесь на колени. Наклоните голову. Крис слышал не себя, а какой-то дребезжащий глухой голос, словно с патефонной пластинки. Глаза Тома превратились в стекло. Его руки были скованы сзади наручниками. Он прошёл и встал в круг. Помедлил, но всё же встал на колени. Опустил голову и замер с прямой спиной. Из-под серой футболки выпирали острые сведённые лопатки. Крис с трудом подошёл к нему и автоматически ткнул пистолетом в небольшую впадинку на шее, скрытую волосами. По телу Тома прокатилась дрожь безнадёжности. Крис зажмурил глаза. Он медлил и едва мог выровнять дыхание. Прошло не меньше десяти минут. Крис не мог выстрелить. — Трахни меня, - внезапно попросил каким-то отчаянным, на грани истерики голосом Том. Крис убрал пистолет в кобуру и опустился рядом с Томом.