Saew

      Все пологи опущены, наглухо закрывая оба входа, через которые их могут потревожить. Леголас мечется рядом с наспех устроенным ложем, не смея мешать волшебнику, медленно и осторожно обследующего руку впавшего в беспокойное забытье отца и попутно ворчащего что-то про эльфийское упрямство.       Недовольство, написанное на морщинистом лице, когда истари явился наконец в королевский шатер, мгновенно исчезло, стоило ему увидеть Трандуила, с трудом сфокусировавшего на нем взгляд.       Лесной король лежит неподвижно, серебристые волосы разметались по подушке, глаза закрыты, длинные ресницы подрагивают. Широкая грудь, свободная от доспехов, тяжело вздымается. Леголас сам дрожащими пальцами отстегивал мифриловую броню, когда отец, невыносимо самостоятельно встав за вином, без сознания рухнул прямо ему на руки. И теперь серебристо-черный камзол еще больше оттеняет мертвенную бледность точеного лица, которое обманчиво румянит свет горящих факелов. - Что это за яд? - Леголас не выдерживает и опускается на колени рядом с ложем, около усевшегося прямо на полу мага. - Не знаю, но уже несколько десятков человек внезапно умерло от незначительных ран, и симптомы были такие же. Видимо, у одного из орочьих отрядов клинки были отравлены. Мерзкие твари... - последние слова Митрандир тихо шипит себе под нос, опуская безвольную руку обратно на покрывало. - Но он ведь не умрет? - принц резко вскидывает глаза на хмурящегося волшебника. - Твой отец до сих пор жив только потому, что он эльф, - он переводит взгляд на побледневшего принца, и суровый голос смягчается. - И он поразительно хорошо держится, учитывая, как давно зараза попала к нему в кровь. Я сделаю все возможное, Леголас.       Словно в подтверждение того, что нужно торопиться, гибкое тело лесного короля снова выгибает судорога, и на этот раз он стонет, потому что затуманенное сознание не успевает отдать приказ сдержаться. - Ну-ну, тише... - Митрандир кладет на влажный лоб свою морщинистую ладонь, и Трандуил затихает, только тяжело, прерывисто, почти со всхлипами дышит. - Леголас, подержи его.       Тот повинуется словно во сне, не в силах оторвать взгляд от отца. Великого эльфийского короля, такого страшно, невыносимо беспомощного и уязвимого. И, перебираясь на другую сторону, он осторожно устраивает светловолосую голову у себя на груди, одной рукой обхватив отца за плечи, а другой придерживая за локоть здоровой руки. Хватило бы и просто придержать его за плечи, наклонившись, но дело ведь совсем не в предупреждении движений, которые могут помешать волшебнику лечить.       Дело в поддержке и заботе, которые лесной король никогда не позволял по отношению к себе даже собственному сыну, и в которых так отчаянно нуждался сейчас. И, когда родные руки обнимают его, он, будто что-то почувствовав, перестает дрожать от несуществующего холода.       А маг берет в одну ладонь пораненную бледную руку и кладет другую прямо на воспаленную рану, закрывая глаза и начиная что-то тихо шептать себе под нос.       И тогда Трандуил выгибается снова в мгновенно становящимися судорожными объятиях сына, теперь уже с криком, почти воем невыразимой муки. Тонкие пальцы эльфийского принца белеют, сжимаясь на черной искрящейся ткани, и Леголасу кажется, что ему прямо в сердце с размаха вогнали нож и проворачивают его раз за разом. Время растягивается в мучительную бесконечность. Он, сам того не замечая, шепчет в серебристую макушку какие-то бессмысленные успокаивающие слова, умоляя потерпеть, моля держаться, обещая, что скоро станет легче. Король мотает головой с тихими короткими стонами, безуспешно пытаясь высвободиться, побелевшее лицо кривится от боли, густые брови сведены на переносице, но он только крепче прижимает отца к себе, чувствуя, как начинает нестерпимо жечь глаза, и не замечая ничего вокруг.       Эльфийский наследник мог бы вытерпеть любую пытку без стона, без единого звука пережить самые страшные мучения, обрушившиеся на него, не выдать своей слабости при самой сильной боли. Но только не такой. Только не боли своего отца. Боли, которая заставляет его извиваться в словно окаменевших руках сына. Боли, которую он не может облегчить. Боли, которая может отнять у него единственное родное и любимое существо в целом мире.       Кажется, еще немного, и предательская влага, соленая слабость, недостойная наследника эльфийского престола, покатится по светлым щекам. Но внезапно все заканчивается. Трандуил безвольной куклой обмякает в руках Леголаса, тяжело дыша, и тот, сморгнув пару раз, переводит взгляд на волшебника, с облегченным вздохом отпускающего руку короля. - Все... - и наследник замечает, что темные неровные линии, разбегавшиеся от раны, исчезли, и сама рана хоть и все еще выглядит болезненно, но уже больше напоминает просто глубокую царапину. - Сейчас пусть спит, а завтра отдохнет, и он будет в порядке. - Спасибо... - Леголас осторожно укладывает голову отца на подушку, не поднимая глаз на мага, все его внимание сосредоточено на эльфийском владыке. - И руку перевяжи, - только тогда он поднимает взгляд, но лишь чтобы заметить исчезающий под уже опускающимся пологом край грубого серого плаща.       У Митрандира свои дела, у Леголаса свои. Он потеплее укутывает отца одеялом, мягко обтирает покрытое испариной лицо, ласково поправляет растрепавшиеся волосы, а потом начинает бережно бинтовать расслабленную кисть.       А затем просто садится рядом, вглядываясь в освещенные теплыми всполохами огня точеные черты. Прерывистое дыхание лесного короля выравнивается, а бледное лицо разглаживается. На нем всегда лежала печать некой надменности, властности, величия, холодности. Теперь же на нем отражается полный покой, которого Леголас никогда еще не видел, почти исчезла даже суровая складка на гладком лбу.       Принц видел на лице отца и тревогу, и гнев, и раздражение, и печаль. Никогда не видел только настоящей улыбки, не окрашенной насмешкой или осознанием собственной власти. Лишь иногда видел радость, спрятанную глубоко-глубоко под равнодушной маской, как сегодня при первой после битвы встрече в Дейле. Но никогда не было на лице короля такой безмятежности, как сейчас, когда в разуме, погруженном в глубокий целительный сон, не роились тяжкие мысли, не всплывали горькие воспоминания, не вспыхивали тревожные догадки. Леголас ни за что бы не согласился пережить еще одну такую ночь, но он дорого отдал бы за возможность хотя бы изредка видеть на прекрасном лице ничем не омраченный покой.       Усталость тяжелого дня наваливается разом, без предупреждения, и он засыпает, свернувшись в клубок на собственном плаще, около отца.       И просыпается утром от того, что мягкая рука легко гладит его по волосам. Воспоминание родом из детства, светлое, теплое, счастливое, и Леголасу отчаянно хочется продлить это мгновенье. С полминуты он медлит, а потом поднимает голову и встречается глазами с все также лежащим отцом. Сердце сжимается от болезненной нежности, поднимая к горлу мешающийся ком.       В синих глазах не видно льда, в них тепло и любовь, а на тонких, все еще бледных губах улыбка. Та самая, о которой Леголас не смел даже мечтать уже не одну сотню лет. Искренняя, ласковая и принадлежащая именно сыну.       Этого хватает, чтобы наследник забыл обо всем на свете, и он порывисто обнимает отца, не в силах произнести ни слова, чувствуя, как тот сначала напрягается всем телом, а потом нерешительно кладет руки к нему на спину, обнимая в ответ.       Над медленно просыпающимся лагерем разгорается холодный осенний рассвет, но Леголасу все равно, что там будет дальше, что ждет их впереди, что суждено, что грядет. Они есть друг у друга, они держатся друг за друга как ни за что иное в этом мире. И никакая маска больше не уверит эльфийского наследника в холодности и равнодушии бессмертного владыки.       И даже если безжалостное время разметет их в разные стороны, словно крохотные песчинки, беспощадно разбросает по свету, разлучив навеки, принц всегда будет любить своего отца, а великий король эльфов Трандуил будет помнить о своем единственном сыне.