1066

Л’Эгль, где-то 1077-1078 год – Ты проиграл! – губы Генриха растянулись в тонкую линию, а огромный нос вздернулся вверх, как дозорная башня. Вильгельмом овладело непреодолимое желание схватить этот наглый нос и трепать из стороны в сторону вместе с привязанным к нему братом, пока последний не попросит пощады. Пусть Генрих еще ребенок, но он-то нет. Рука непроизвольно сжалась в кулак – зарвавшихся мальцов следует учить, – а потом отправилась вверх и зарылась в собственной шевелюре. Ударь он мелкого выскочку, тот побежит к отцу или матери жаловаться на жестокого старшего брата. Что же выяснится? Вильгельм сам надоумил все время проигрывающего Генриха: «Так играть скучно. Денег с тебя соскрести не получится и на пинту пива, хотя невелика потеря. Куда здешнему пиву до саксонского эля». Сам же предложил поставить на кон желание, а умник Генрих, как последний глупец, согласился. «Генрих хитрец, но удачу в такой игре как кости перемудрить и ему не в силах», – рассуждал Вильгельм. Удача внезапно улыбнулась носатому. – Что ж, – продолжая почесывать огненные волосы, наконец-то провозгласил Вильгельм. – Приказывай. Он ожидал, что мелкий попросит у него ту же пинту пива или женщину, до которых он уже охоч, но от заказанного Генрихом руки Вильгельма сначала снова сжались в кулаки, а потом хлопнули ладонями по бедрам. Представляя картину, как будто все уже произошло, Вильгельм не мог сдержать смеха. – Поделом ему! Святой елей! Приободренный его реакцией Генрих захихикал. – Я все устрою. Ты только сделай… Генрих подскочил, как от пинка в зад, но не заставил долго ждать, возвращаясь с пригодным для затеи наполненным сосудом. Вильгельм еще пошутил тогда: «Когда это ты успел так испугаться?» – Я встретил Бергу. Она как раз выносила это. А я ей: «Нехорошо такой красавице носиться с нечистотами. Я сам вынесу». – Да ты сегодня совсем везунчик! – засмеялся Вильгельм, представляя опешившую служанку и совершенно не задумываясь о «случайности» совпадений. Осталось влезть на верхнюю галерею и выждать «зверя». Он появился: вышагивал петушиной походкой. Если Генрих был мелким по возрасту, то Роберт – по размеру. Где с таким ростом вверх смотреть. Старший брат стоял аккурат под засадой младших братьев. – Вот твое помазание! – крикнул Вильгельм и перекинул ночной горшок со всем содержимым на голову Роберта. – Гыыыы! – крикнул Роберт, еще не понимая, чем его окропили, но уже приходя в ярость. Как взбешенный бык, он взбежал по лестнице, и Вильгельм едва успел, как щитом, прикрыться Генрихом. – Уфффф, – сказал получивший удар в грудь, отброшенный Генрих, падая на карачки. Вильгельм, действуя на опережение, ударил, но Роберт подался назад и сам занес кулак для удара. Вильгельм тоже отклонился, но медленнее, и костяшки старшего брата вместо скулы зацепили нос. На какой-то миг Вильгельму стало тяжело дышать, но именно это заставило навалиться всем телом на старшего брата-недоростка, а не успевший отползти Генрих оказался вовлечен в общую кучу. – Что здесь творится? Все трое братьев услышали вопрос отца, но оторваться от мордобоя сил не имели. Сила нашлась у отца. Немного позже, стащив за шиворот тех, кто не спустился сам, отец устроил суд над взбесившимися сынами. – Тебе – за то, что подстрекал и наверняка мухлевал, – он отвесил звонкий подзатыльник Генриху. – Тебе – за то, что не думал собственной головой, – Вильгельм Нормандский отдал отцовское наказание Вильгельму, а потом добавил речью и действием – карающая отцовская рука добралась до второго сына: – Это тебе за старшинство. И за то, что опозорил мое имя! – сказал герцог, добавляя еще один подзатыльник. Претерпевшие кару Вильгельм и Генрих ожидали расправы над старшим братом. – А ты… – Что здесь творится? Этот голос принадлежал их матери, Матильде Фландрской. Наказание предполагало особое извращение, и младшие братья переглянулись. Роберт был любимцем матери. Первенец, родившийся очень маленьким. «Он подрастет», – уверяла Матильда, а герцог Вильгельм торжествовал: «Вот чья кровь сверху! Сын». Сын! Это да, но невысокий рост, принесший брату прозвище «короткие штаны», и непреодолимое упрямство убедили всех, что главенствует в наследнике кровь Матильды. Матушку он перерос, но дальше, как Роберт ни старался, не мог вытянуть из себя ни дюйма. – Тебе… – Вильгельм Завоеватель занес руку, но брезгливо одернул, опустив ее вниз, – нести наказание от матери своей. – Мы еще повалим его! Вместе! – пообещал Генрих после того, как судилище разошлось: тумаки старшего брата оказались весомее отцовских. – Завалим как Ричарда… Тогда Вильгельм поддакнул, не расслышав предупреждение судьбы.