1066

Фландрия. Где-то в 1050-х годах. Шаг. Шаг. Еще шаг. Ствол поваленного столетнего дуба стал достаточно узким, потому, чтобы удержаться на нем, Матильде пришлось приподнять руки в стороны. Здесь не настолько высоко, но если бы она и надумала упасть, то ее любовь, ее ручной медведь он не даст это сделать и подхватит. Достаточно. Она развернулась на носочках и начала обратный путь. В конце их обоих ожидала награда: ствол достаточно толст, чтобы Уильям поцеловал ее в губы и ему не пришлось нагибаться, а ей вставать на цыпочки. Он звал ее птичкой, она его — медведем. Но его поцелуи были такими сладкими, каким не бывает майский мед. — Целовать можно, а больше, только когда перед людьми и Господом мы назовем друг друга мужем и женой, — отстранила слишком ретивого возлюбленного Матильда. — Но ты сама прогнала сватов, — его брови от обиды сложились в домик, и Матильде так захотелось разгладить пальцем эту складку. — Можешь верить, что я тебя не желаю. Вот мой отец верит, что я сейчас сижу за вышивкой, когда я в платье служанки любезничаю с бастардом. Уильям нахмурился, когда она упомянула обидное прозвище, но знай он, сколько труда ей стоит улизнуть от присмотра любящего отца, то больше бы ценил ее усилия. — Так что ты желаешь? — он уже разозлился, но Матильда знала точно, что скорее он разобьет кулак о дерево, чем зацепит ее хоть пальцем. — Научи меня смирению! Так, чтобы все увидели твою власть над глупой женщиной. Такое заявление застало ее медведя врасплох. Он уже готов был зарычать и оскалиться. — Могу перебросить тебя через седло и увести так, что не найдут, сколько бы не старались. — Я желаю быть укрощенной, а не униженной! — Матильда постучала кулаком по лбу недогадливого возлюбленного, потом поманила пальчиком, так чтобы раскрыть план просто на ухо, как будто в этом безлюдном месте кто-то мог их подслушать. — Не хорошо, если скажут, что дочь графа Фландрии вынуждена была пойти абы за кого, поскольку брюхата. Ее медведь был растерян еще больше. — Я же могу причинить тебе вред, птичка. Ты же такая крошечная. Матильда сердито топнула ногой: ей уже двадцать, а она ростом как ребенок. Если бы на медведя это действовало, то она показала, какие сильные кулаки у этой крошки. — Тогда для брачного ложа мне стоит поискать того, кто под стать мне. Такой медведь просто раздавит маленькую птичку. Ищи себе медведицу. Уильям отвернулся, а Матильда испугалась, вдруг и правда уйдет. Он вернулся с ее лошадью. — Сделаешь, как я велю, и я буду матерью твоих детей, — она развернула коня и бросила ему напоследок. — Все в твоих руках, мой медведь.

***

Пышную процессию дочери Балдуина Благочестивого преградил одинокий всадник. — Что ты еще забыл, бастард? Матильда приподняла руку, останавливая своих людей и смело подъезжая к дерзнувшему на подобную выходку. Хоть всадник спешился, оружия при нем не было, воины все равно были настороже. Вражда и ненависть герцога нормандского и единственной дочери герцога Фландрии давно уже стала притчей в языцех. Но то, что произошло, стало для всех неожиданностью. — Пришел напомнить о любви бастарда. Великан схватил девушку за косу и, встряхнув, швырнул на землю. Затем, пока челядь кинулась к неподвижной Матильде, вскочил на коня, и только пыль курилась вслед.

***

«Медведь… Настоящий медведь… Попросишь принести ягоду, притащит огромную пригоршню. Попросишь научить, как мужья учат непокорных жен, но в полсилы, а он… И ведь действительно чудом не убил» Матильда только чуть повернулась, и ломота в теле напомнила о себе. Ей хотелось пожаловаться в голос, но чтобы никто не слышал, однако рядом с ее ложем сидел отец, и приходилось делать вид, что она слушает его утешения. — Не беспокойся, девочка. Он смоет кровью твой позор. Граф Балдуин приподнялся, собираясь уходить, и тут Матильда, забывши про боль, подскочила. — Нет! Вы сами сказали «позор». Так пусть исправит его, женившись на мне. Нельзя какому-то бастарду пренебрегать дочерью графа Фландрии. — Девочка, одумайся, — пытался урезонить ее Балдуин. — Ты просто еще не пришла в себя. И говоришь не подумав. Мы найдем тебе достойного мужа… — Не нужно мне другого мужа, — на глазах Матильды появились слезы, а против этого любящий отец устоять не мог. — Будь по-твоему! Балдуин был озадачен: союз с герцогом Нормандским — дополнительные выгоды, дополнительная головная боль. Решив все по воле своей капризной дочери, он, вроде, сам умыл руки. Теперь у Матильды новая блажь… Капризная, взбалмошная, упрямая — знал бы, какое сокровище забирает герцог, сто раз подумал. Тут одной трепкой не обойдешься. Или Матильда задумала месть и вконец изведет несчастного Уильяма. — Все в руках Божьих, — благоразумно рассудил Балдуин. Свадьба состоялась. Опасения отца оказались необоснованными. Так нежно великан Уильям обнимал свою маленькую жену, так бесстрашно доверяла ему гордая Матильда. То, насколько оба стремились к этому вопреки всему и даже слову церкви, наводило на мысль не мести, а заговора. «Если платой за родственный грех станут соборы, где благочестивые мужи и жены будут просить нам прощение, разве господь не смилуется?» — сказала Матильда, а супруг ее только усмехнулся. Что будет дальше, Балдуин Благочестивый предсказать не мог, но почему-то твердо был уверен, что грядет эпоха великого короля и его маленькой королевы.