1066

1039 год Она знала, что это рано или поздно случится. Знала, что у нее отнимут сына, знала, что ему предначертана великая судьба. Из-за первого Герлева где-то так и отмеряла срок. Из-за второго ей хотелось кричать, хотелось просить и Господа, и Роберта: рано, еще слишком рано. Слишком юн Вильгельм, не готов он к этой ноше. Хотя, что там за ноша — плащ герцога. Роберт Великолепный, он же Дьявол, отправился в крестовый поход и ради шутки, позлить баронов, оставил преемника — малолетнего бастарда. Герлева могла бы гордиться сыном и успокоиться: то, что предначертано, начало сбываться. И все же рано. Слишком рано. Бароны с насмешкой вкладывали свои ладони в ладони семилетнего Вильгельма, принося клятвы, злословя: как пришло, так и уйдет. Негоже преклонять колени перед потомком ремесленника. Роберт уже возлежал с женщиной, которая ближе ему по статусу. И она ждет ребенка. Немного времени, и неугодному бастарду укажут его место. У Герлевы не было ни интереса к незнакомке, ни ненависти, но ради безопасности сына она готова была придушить ее вместе с носимым ею отпрыском. Не понадобилось. В положенный срок та женщина родила дочь, а Роберт… Роберт так и не вернулся со своей священной миссии. Как только весть о гибели Роберта Дьявола дошла до Нормандии, бароны загудели растревоженным осиным ульем: мальчишка, бастард! Что с того, что чуть ли не через раз в кресле герцога восседали мужи, которые не могли похвастаться законностью рождения? Но среди них молодой Вильгельм был воистину особым: птенец коршуна в вороньей стае. Если кровь матери сравнивали с несмывающимся пятном на молодом герцоге, то для Герлевы связь с Робертом Нормандским стала ступенью вверх. Виконту Контвиля, когда герцог пресытился ею, не зазорно было попросить у него ее руки. В добрый час подошел Герлуин: — Что ж, бери. Назовешь первенца в мою честь, — благословил находившийся в веселом настроении Роберт. — Только помни, пусть лицо ее прекрасно, но сама она хитра как лиса и холодна как ледяная глыба. Нужно ли тебе такое счастье? Оказалось, нужно. И то, что последнее предупреждение оказалось ложным, Герлуин вскорости убедился. Герлеву самой удивило, насколько неистовой она может быть в своей страсти. Через время в положенный срок они исполнили обещание, данное герцогу Норманнскому. Вильгельм отнесся спокойно и к отчиму, и к появлению брата, а потом и сестры. Они были семьей. Они были счастливы. Но это только горестные годы тянутся, словно бесконечны, а годы благоденства летят как миг. Слишком жирный кусок, слишком большая честь для простого виконта — опекать молодого наследника герцога. Герлеву разлучили с первенцем, когда тому было всего лишь семь лет. Что ж, такова судьба мужчин из благородных семей. Она-то смирилась, но как успокоить тревожное сердце, предчувствующее беду? Как оказалось, быть опекуном при юном герцоге — обязанность почетная, но смертельная. Посланник от Вильгельма прибыл в дом виконта Контивиля поздно ночью. Прибыл не сам, а вместе с юным герцогом. И как бы ни радовалась Герлева их встрече, вести были совсем не веселые. Первые годы правления Вильгельма могли стать последними его жизни. Как мятежники смогли обойти стражу, оставалось загадкой. Они ворвались в спальню Вильгельма, он едва успел спрятаться. Опекуну, пытавшемуся защитить мальчика, перерезали горло. Вильгельму лишь оставалось наблюдать, стараясь не выдать себя криком. Хотя найти его не составило особого труда, но наконец-то подоспела охрана. Пока лишь стоило предполагать, кто за этим стоит, но что известно наверняка: заговорщики намерены повторить попытку. — Он не может здесь остаться, — заявил Герлуин. — Как ты можешь говорить такое! — но на первый гневный порыв Герлевы муж резонно ответил: — Здесь его будут искать в первую очередь. Есть укрытие понадежней — монастырь. — Нет, — покачала головой Герлева. — Об этом укрытии они подумают во вторую очередь. Я бы не стала доверять крепости монастырских стен и надежности пусть и святых людей. — Тогда что? — предоставил ей право решения муж. Герлева задумалась: — Если у тебя есть драгоценный камень, куда ты его спрячешь? — В шкатулку под замок? — ответил Герлуин, ожидая подвоха. — Опытный вор там и будет его искать, — улыбнулась Герлева. — Но вряд ли он станет искать драгоценность в куче мусора. — Поясни… — заинтересовался супруг.

***

Небосвод серел, по кромке на востоке разливаясь розовым цветом. Ночные звезды гасли, но одна, называемая утренней, сверкала большим золотым самородком. А от дома виконта Контивиля отъехала самая обычная телега, которой пользуются крестьяне или ремесленники. В утреннем полумраке на телеге различалось два человека в плащах. Когда первые лучи восходящего солнца осветили землю, стало видно, что возница мужчина, а спутник его — молодая женщина. Был в телеге и третий ездок, мальчик лет десяти, спящий на соломе и заботливо прикрытый грубой тканью. Сон его был беспокоен. День окончательно сменил ночь, и мальчик встрепенулся, тревожно оглядываясь. — Поспи еще, а то станешь тенью. Скоро доедем, — обернулась к нему женщина, ласково пригладив волосы, осторожно выбрав запутавшуюся соломину. — Мама? — удивленно, как маленький совенок, хлопая глазами, спросил он. Женщина, а это был ни кто иная, как Герлева, виконтесса Контивиль, кивнула. Стоило труда уговорить мужа разрешить сопровождать сына к ее родственникам, еще большего труда стоило убедить его не присоединяться к их путешествию. Герлуин приставил к ней лучшего своего воина, на этом и сошлись. Кто продолжал ее беспокоить — Вильгельм. С тех пор как он вернулся, он не проронил ни слова. Потому это простое «мама» стало для Герлевы драгоценный подарком. Не теряя времени, она пыталась снова вернуть себе прежнего мальчика, разговорить его, рассказывая о сестре и братьях, как скучали они, как хотели бы когда-нибудь быть подле него. Вильгельм воде и слушал, а вроде думал что-то свое. Поинтересовавшись, Герлева получила внезапный ответ: — Клянусь, у меня никогда не будет бастардов. — Стыдишься меня? — как бы ни пыталась она уберечь его от этой правды, но та рано или поздно все равно бы выплыла наружу. Но что сына корить, если сама она не лучше: сначала отказалась от родни не из-за гордыни, а от обиды, потом пыталась оградиться, чтобы не разочаровать Герлуина. Потому и испугалась, когда он вдруг выявил желание к знакомству. — Нет. Не стыжусь, — решительно возразил Вильгельм. — Потому и говорю: у меня никогда не будет бастардов. Герлева могла бы сказать ему: не зарекайся. Сердцу не прикажешь, а плоть слаба. Может, раньше она так бы и сделала, но не теперь. — Ты женишься на достойной, прекрасной женщине, которую полюбишь. Она будет любить тебя и подарит тебе сильных сыновей и красавиц дочерей. Так и будет, — предрекла Герлева. Родители на удивление приняли ее радушно, даже придумали еще более надежное убежище для беглого герцога: в одной из ближайших деревень у брата матери. — А что вы ему скажете? — забеспокоилась Герлева. — А что говорить? Племянник, и все тут. Правда выпить Люка не дурак, и рука у него тяжелая. Не то чтобы Герлева хотела бы довериться старому пьянице Люке, но был ли выход? Через несколько недель новый опекун потребовал вернуть молодого герцога, обещая его безопасность. Герлуин подтвердил, что верить его слову можно, ведь человек достойный и надежный. Герлева и хотела бы надеяться, что все закончилось, но была не настолько наивна. Сколько еще бед и заговоров предстоит пережить ее мальчику, пока он сможет сам себя защитить? Но во что она верила твердо, это в сына и что все испытания посланы, чтобы его закалить. «И так оно и будет», — в каждой молитве не просила она, а утверждала Господу.