Я никогда не любил Рождество.

       Я никогда не любил Рождество. С самого детства. Когда все дети бежали утром к елке, чтобы посмотреть, что принес им Санта, я оставался на лестнице, прижимая к своей детской груди старого плюшевого зайца. Я не мог понять, почему взрослые так себя ведут. Они говорили мне, что нельзя разговаривать с незнакомыми, что нельзя пускать незнакомых людей к себе в дом, а сами позволяли загадочному старику проникать в наш дом ночью да еще и оставлять эти загадочные и пугающие коробки. Мне не нравилось, что когда я сплю, он бродит по нашему дому. Поэтому я не спал, а слушал.       Отец рассказал мне легенду про колокольчики Санты, что их может услышать только тот, кто верит в Рождество. Именно поэтому взрослые не слышат их, а мы их не слышим, потому что спим. Этого я тоже не понимал. Я просил его, чтобы он позволил мне не спать, чтобы я мог остаться и услышать, но каждый раз было категорическое «нет». Я оставался в своей темной комнате один на один со своими монстрами и фантазиями о страшном старике, боясь даже пискнуть. В коридоре меня поджидал злой отец и Санта. Я представлял, как около моей двери стоит отец – поджидает любой удобный случай, чтобы поймать меня на том, что я не сплю. А чуть позади отца, в тени, которая получалась из-за всегда открытой двери в ванную, стоит сам виновник торжества – Санта Клаус. Так проходило мое Рождество, когда я был ребенком.       Когда я подрос, мне было лет шесть-семь, я встречал очередное Рождество. На этот раз у меня был фонарик, мой заяц, конфеты и достаточное количество храбрости, чтобы выйти из своей комнаты и встретиться с самим Сантой. Мой план был прост: я собирался попросить его оставить мою семью в покое. Я один понимал, что ему нельзя верить, ждать помощи было неоткуда. Даже сейчас, когда мне двадцать три года и я лежу в собственной кровати, я вспоминаю эту ночь с тем же ледяным страхом, который испытывал тогда, открывая скрипучую дверь своей комнатушки. В тот момент мне показалось, что я навсегда изменил свою судьбу. Позволил рождественским демонам ворваться в мою безопасную берлогу, выдал себя перед стариком. В своем воображение я отчетливо видел картину, как сверкнули его красные глаза на первом этаже, когда он услышал этот проклятый скрип.        Я проверил темный угол напротив моей комнаты, направив туда свет фонаря. Я был готов увидеть любого монстра, но все, что я увидел – это привычный пустой угол. Я выдохнул с облегчением, подкрепился шоколадной конфетой и продолжил свое опасное приключение. Теперь мне нужно было спуститься по лестнице, а там уже будет он. Самым главным было не струсить в последний момент, я подбадривал себя тем, что делал это ради своей семьи. Как говорил отец, если он не может, то маму и сестер должен защищать я. Именно это я и делал.        Чтобы не рисковать своим зайцем, мне пришлось оставить его около комнаты родителей. Я был убежден, что если что-то случиться, мой верный зубастый друг защитит маму с папой, а они его. Доски моего дома никогда так предательски не скрипели, как в ту ночь. Я это хорошо помню, потому что после каждого скрипа был готов к тому, что холодные, костяные руки сомкнуться на моей шее. Но они не смыкались, пол скрипел, а я продолжал свой путь. Наконец я добрался до лестницы. С ее верхний точки можно было увидеть часть гостиной, как раз ту часть, где была нарядная елка. По моим расчетам, я должен был увидеть Санту первым. Тогда бы я мог оценить свои силы и прикинуть дальнейшие действия. Это было выгодно, потому что из боевиков я знал, что эффект неожиданности всегда помогает главному герою.       Тот ужас, который сковал меня, когда я выглянул из-за угла не описать.        Черный, огромный, массивный, он, кряхтя и хромая, ходил по нашей гостиной. Его наряд алым выделялся на фоне черноты, ведь рождественские украшения были выключены. Мама экономила на электричестве . У него была длинная белая борода, но не густая, как говорил отец. Она была жидкая и казалась липкой, борода была обмотана вокруг шеи. Его кожа была страшно-белая, я видел, как он запускал свою белую руку в почти что кровавый мешок. Я зажал рот ладошками. Мне казалось, что сейчас из своего мешка он достанет голову моей младшей сестры. Вдруг он уже убил всех, а я, проходя мимо комнат, этого не заметил? Это бы объяснило то, почему меня не поймал отец. Я оцепенел, не мог даже дышать и моргать, просто наблюдал.        Он ничего не достал из своего мешка. Выпрямился. Осмотрелся. Я увидел его лицо. И по сей день я вижу его в кошмарах. Уродские зубы острые и сточенные, такими зубами неплохо рвать сырое мясо. Глаза… Глаза были налиты кровью, я никогда не видел столько гнева или ненависти в человеческих глазах. Человеческие глаза просто не могли быть такими. Они были одновременно и мертвыми, и в них кипела такая жуткая жизнь, что меня начало тошнить. Санта заговорил. Его голос скрипел, как крышка гроба на похоронах у бабушки. Я не понимал его слов. Вспоминая его речь сейчас, я думаю, что он говорил на латыни. Мертвый язык. Но шестилетний ребенок не мог этого понять. Создавалось ощущение, что у него в глотке застрял огромный ком. Тошнить перестало, захотелось кашлять, из глаз потекли слезы, я все еще не мог дышать. Он разговаривал с эльфом, который сидел на камине.       Я всегда недолюбливал эту игрушку. Мне казалось, что он следит за всем происходящем у нас в доме. Я постоянно пытался уличить его на том, что он двигается, что он живой. Я говорил об этом маме, но она лишь посмеялась. Я не мог оставаться с этим существом один на один, боялся взять его в руки или подойти слишком близко. Мне казалось, что он набросится на меня, как бешеная псина.       Санта умолк. Я не сразу понял, что голова эльфа развернулась и теперь смотрит прямо на меня. Его глаза-бусинки смотрели прямо на меня, а на игрушечных губах живодерский оскал. Мне больше не нужно было доказательств, я понял, что мой план с просьбой не выполним. Если я сейчас же не спрячусь – меня убьют.       Я убежал в тот момент, когда мертвый старик начал разворачиваться в мою сторону. На какую-то секунду наши взгляды встретились. В этот момент в моей детской душе оборвались какие-то очень важные нити. Одна секунда изменила меня на всю мою жизнь. В его глазах я увидел такой гнев, который больше нигде не встречал. Кажется, он попытался побежать за мной.       Я бежал так быстро, как мог. Слезы мешали мне видеть в темноте. Я отчаянно боялся, что он успеет обогнать меня и схватить. Страх сдавил мое горло – я не мог кричать и позвать на помощь. Помню, как я не останавливаясь, схватил своего зайца. Он будто с готовностью ждал меня и был готов бежать вместе со мной. Позади я слышал, как скрипела лестница и мерзкое высокое хихиканье. Я приписал его эльфу.       Я захлопнул дверь в свою комнату, как спортсмен заскочил на кровать и спрятался под одеялом. Я прижимал к себе зайца, ревел, задыхался, боялся открыть глаза. Мне казалось, что он уже в моей комнате. Стоит над моей кроватью. Вот-вот сорвет одеяло. Но я верил в то, что под одеялом я в безопасности. Монстры не могут достать нас под одеялом и никогда не смогут. Время остановилось. Я слышал дикое биение своего сердца и принимал его за шаги страшного Санты, от этого становилось еще хуже.       Помню, как потом в комнату ворвались родители, включили свет. Как я бился и отчаянно кричал в руках у отца и пытался его укусить, приняв за рождественского монстра. Помню, как в дверях моей комнаты друг к другу жались сестренки. Мама стояла рядом и со слезами на глазах кому-то звонила. Тогда я прорыдал отцу в рубашку три часа, вцепившись в него мертвой хваткой.        После этого меня водили к психологам, поставили какой-то диагноз. Мама сходила с ума от беспокойства, отец меня не ругал и оставался рядом на ночь. Моя семья считала меня психом, поэтому я пил успокоительное и другие таблетки.       Спустя столько лет я лежу в своей кровати рядом со своей девушкой. Ее зовут Миранда. Сегодня сочельник. Я знаю, что эта тварь сейчас на первом этаже нашего дома. Я не могу уснуть и не собираюсь. Я знаю, что он не может отойти от елки, что он переговаривается со сранными рождественскими игрушками на своей проклятой латыни, которую я теперь знаю в совершенстве. Я знаю, что это происходит каждый год. Знаю, что этот ублюдок ждет меня или моих детей, чтобы отомстить. Его глаза все также полны ненависти, но они не сгнили. Он нисколько не изменился со времени нашей последней встречи.       Слышу его шаги, он стоит около двери в нашу с Мирандой комнату. Он поворачивает ручку. Выкуси, сукин сын, под порогом нашей комнаты дорожка соли, ты не пройдешь. Готов поспорить, что от его дыхания пахнет гнилью. Под моей кроватью бутылка со святой водой, дробовик и старый заяц. Хочу верить, что эта старая мягкая игрушка все еще защищает меня. Я терплю его посещения не первый год, но пока что ничего не могу с этим поделать.       Весь наш коридор и гостиная утыканы скрытыми камерами, я собираюсь получше рассмотреть это животное. Это поможет мне добыть больше информации о нем и, наконец, узнать, как его убить. Завтра утром я отправлю Миранду к подружкам и буду пересматривать пленку. Его мертвые глаза будут смотреть на меня через экран и передавать «привет».        Моя семья все еще считает, что у меня проблемы с психикой. Эта вера лучше, чем знание того, что на самом деле происходит в Рождество. Теперь я понимаю, почему маленьких детей в Сочельник укладывают спать и запрещают спускаться к елке. Санта совсем не любит непрошенных гостей. А я совсем не люблю Рождество с самого детства.