Вне игры

      От увиденного меня начинает трясти. Я оборачиваюсь на мужчин, которые обсуждают дальнейшие действия. Они жестикулируют руками, пытаясь что-то доказать друг другу. Речь идёт о мифическом для меня Тринадцатом Дистрикте, который не только жив, но и пытается восстать из пепла в надвигающейся революции. На меня и трибутов они не обращают никакого внимания, поэтому я вклиниваюсь в их разговор интересующим меня вопросом:       — Мне одной здесь интересно, что будет с моим Дистриктом? Его же разбомбят!       Повстанцы затихают, неуверенно смотрят на меня. Тут голос подаёт Боггс:       — Тогда им придётся бомбить весь Панем.       Удивлённо смотрю на него, Пит продолжает речь капитана:       — Сегодня не только поезд Двенадцатого остановился. Четвертый — во главе с Финником Одэйром, седьмой — с Джоанной Мэйсон, шестой...       Его перебивает Хеймитч:       — Все Дистрикты с третьего по двенадцатый.       Я устремляю взгляд на Хеймтча. И до меня быстро доходит.       — Ты всё знал! Почему ты ничего мне сказал?! — ору на ментора я.       Хеймитч делает шаг навстречу мне, его блокирует Пит, но Эбернети с рёвом вторит мне:       — Будешь орать — поедешь в Тринадцатый, как Эффи! Вот именно поэтому тебе никогда ничего не рассказывают! — на этих словах он прикусывает язык.       Я понимаю, что он сболтнул лишнее, так как после его слов Пит говорит:       — С твоей семьёй всё будет в порядке.       На секунду я задумываюсь о том, чтобы врезать обоим, но выдохнув, спрашиваю спокойно:       — Кто ещё из наших общих знакомых знает про мятеж?       Они мнутся, переглядываются, и Пит выдаёт:       — Гейл.       Удар ниже пояса. Ладно, эти две личности — они без моего ведома мои игры выигрывали, но Гейл-то куда?! А ещё другом называется. Вставлю ему по первое число, когда прибуду в Тринадцатый.       Я обиженно разворачиваюсь и бреду на своё место. Усевшись так, чтобы мне не было видно этих двух мерзавцев, я устремляю взор в окно, постепенно засыпая. Сны однообразны: в них кровь, страх и ненависть. Просыпаюсь то ли от громкого хлопка, то ли от того, что во сне меня убивают монтировкой. Резко открываю глаза, шарахнувшись. Тут же на мои плечи опускаются сильные и нежные руки. Пит.       — Тихо, — шепчет он, — мы прилетели.       Не помню, как я спускалась по трапу, как меня приветствовал Тринадцатый, как оказалась в блоке, принадлежащему моей семье. Помню лишь тепло рук Пита, обнимающего меня, и запах ванили, исходящий от него. Интересно, давно ли он прознал, что его запах сводит меня с ума?       Когда я во второй раз просыпаюсь ото сна, около меня сидит Прим, с рыжим котом на руках. Я была бы рада, если бы эта пушистая тварь исчезла в лесу. Оказывается, уже полтора часа идёт заседание по поводу заселения в Тринадцатый Дистрикт повстанцев из разных уголков Панема. Мне, как победителю и по совместительству лицу восстания, нужно обязательно там присутствовать, но Прим соврала им, что я ещё не пришла в себя. Спасибо ей за это.       Пока я одеваюсь, Прим рассказывает, что произошло за сутки, пока меня не было дома. Я была права: как только Капитолий узнал о нашем исчезновении и взрыве поезда, в Двенадцатый прилетели планолёты с бомбами. Почти весь Дистрикт разбомбили. Гейл спас Прим с матерью и котом — вовремя вывел из дома. Теперь-то я знаю, что Хоторн ожидал такого поворота событий. Я ему благодарна.       Но это не спасает его от моего гнева, когда я нахожу его в одном из блоков. Подлетев к нему, я произношу всё ту же фразу:       — Почему ты мне ничего не сказал?       Гейл спокойно выдыхает и говорит:       — У нас был уговор.       — С кем? С этим чертовым капитолийцем? — кричу я, не замечая, как дверь блока открывается и на пороге стоит Пит.       Я тут же прикусываю язык, но поздно — он услышал. Хмыкнув, Пит с кейсом в руках направляется к нам.       — А, можно чертов капитолиец послушает? — иронично спрашивает он меня, кладя на стол кейс, и продолжает: — Мы не сказали тебе потому, что ты, как правильно заметил Хеймитч, реагируешь неадекватно.       — Я неадекватная?! — кричу я, полностью соглашаясь с выше сказанным.       Гейлу с Питом остаётся только подтвердить жестами. Молодцы, нечего сказать. А ещё друзья называются! Как можно было не сказать о восстании, о том, что меня видят символом, и думать, что я начну адекватно реагировать? Да мне семнадцать лет, какая война?       Спелись голубчики. Когда только? На это же нужно время и место.       — Так вот о чём вы разговаривали в доме Хеймитча. А я подумала, что...       — Что? — спрашивает Пит удивлённо, но в то же время смотрит на меня с кокетством.       — Да, Китнисс, что ты подумала? — с такой же интонацией спрашивает Гейл.       Неужели я сказала это вслух, опять загоняя себя в клетку? Когда же я начну сначала думать, а потом говорить?.. Нужно что-то срочно придумать, что-то соврать. Мысли прыгают от одной идеи к другой, мозг ищет за что зацепиться, но в голове только то, что озвучивает Пит, спустя некоторое время.       — Ты думала, что мы делить тебя будем? Дуэли устраивать? — язвит Пит.       Я смотрю на Гейла, тот складывает руки на груди, и строго сморит на меня.       — Пит объяснил мне, кем является. Сказал, что ему понравились мои слова о революции, которые ты донесла Хеймитчу, и предложил сотрудничать, с условием, что я ничего не расскажу тебе.       Где-то в глубине души, комок, который отвечает за обиду, начал подкатываться к горлу. Но я не привыкла показывать свои чувства, поэтому я сжимаю кулаки.       — Так значит вы — союзники?       Парни хмыкают, переглядываются. Чую, что они что-то задумали, но не могу сказать пока — что.       — Ничего так не сближает двух людей, Китнисс, как ненависть к третьему, — чётко говорит Пит, и эти слова отчётливо врезаются в мою память. — Не правда ли, Гейл?       — Безусловно, Пит.       Они оба надвигаются на меня, заставляя делать шаги назад. В их глазах играют недобрые огоньки.       — К Сноу, я имею в виду, — с улыбкой заявляет Пит, когда моё сердце уже ушло в пятки.       Я фыркаю то ли от их наглости, то ли от своих мыслей, что минуту подумала, что они могут оба претендовать на мою руку и сердце.       В миг я вылетаю за дверь и бегу по коридору подальше от них, от блока, от себя самой. Прихожу в себя только в комнате, напоминающей котельную или что-то на подобие, когда прижавшись спиной к тёплой батарее, зарываюсь в подол своего свитера.       Какая же я дура! Просто полнейшая идиотка! С чего мне в голову могло прийти, что я могу нравиться этим двум парням? Гейл никогда не смотрел на меня, как на девушку, всегда предпочитал мне более красивых. А Пит... Он вообще мог наврать про любовь ради плана повстанцев. Он может быть такой же пешкой в руках руководства Тринадцатого, как и я.       Вывод один: мне никто из них не нужен.

***

      Прошёл месяц после моего прибытия в Тринадцатый. Капитолий продолжает бомбить и уничтожать Дистрикты, при этом призывая к милосердию и окончанию войны, но на это больше никто не ведётся. Всем ясно — пламя разгорелось настолько, что потушить его будет сложно.       Каждый день я тренируюсь с остальными солдатами, снимаюсь в агитационных роликах, которые Битти — победитель из третьего Дистрикта — вставляет в эфир. Он интересный человек, мы подружились, и он изготовил для меня мой собственный лук, которым я могла управлять голосовым пультом.       Став сойкой-пересмешницей моя жизнь опять резко изменилась. Теперь все смотрят на меня, как на символ и лицо революции, пытаются стать такими же бесстрашными, не зная, как мои колени трясутся, когда я ступаю на землю Дистрикта, в котором идут непрерывные бои. Я опять играю роль так же, как и на арене, так же, как и на аукционе. Игры не закончены, они только начинаются.       Иногда я, когда вся моя семья засыпает, сворачиваюсь калачиком, поворачиваюсь к стене и плачу от того, что устала настолько, что хочется биться головой о стену. В такие моменты я думаю, почему согласилась стать сойкой, ведь есть множество других победителей, которые подходят на эту роль больше, чем я. И мне кажется, многие понимают это в Тринадцатом.       Как только меня нашли в той котельной, сразу отправили в кабинет к президенту. В небольшой комнате, напичканной различными мониторами, Койн была не одна. Народу было немного, их я почти не знала. Среди немногочисленной публики я обнаружила отца Пита, горячо обсуждающего что-то с Плутархом Хевэнсби. Мой приход заставил всех на минуту умолкнуть.       Стоя посреди кабинета я чувствовала, как по мне скользили взгляды всех людей, находившихся здесь. Молчание нарушила высокая брюнетка со стрижкой по плечи. Она медленно подошла ко мне и, обойдя меня, взяла мой подбородок в свои холодные руки.       — И вот это символ восстания? — Женщина раздражённо и брезгливо убрала руку от моего лица и повернулась к Койн. — Вы уверены, что она сможет управлять толпой?       — Её действия на играх произвели сильное впечатление на народ, — спокойно ответила ей Койн, — думаю, что символ из неё получится.       Женщина опять повернулась ко мне.       — Сколько тебе лет? — строго спросила она.       — Семнадцать, — выдавила я, хотя несколько минут назад договаривалась сама с собой, что буду чётко отвечать на вопросы.       В ответ услышала раздражённый вздох от брюнетки:       — Отлично! Сойка даже несовершеннолетняя!       — Сюзетта, — подал голос мистер Мелларк.       Женщина лишь шикнула на него, но голос позади меня заставил женщину разгневаться ещё больше.       — Да, ей семнадцать, но она не только выиграла Голодные игры, но и подняла мятеж, — гордо сказал Пит, и я почувствовала, как его руки ложатся на мои плечи, немного сжимая их.       На что женщина ответила ему в приказном тоне:       — Я с тобой, Пит, потом поговорю!       — Началось, — устало проговорил Пит, отворачиваясь от женщины. И до меня доходит, почему она показалась мне знакомой. На стенах в доме Пита висели фотографии, особо я их не рассматривала, но один раз всё же пробежалась взглядом. Эта женщина, Сюзетта — так её назвал мистер Мелларк — является матерью Пита. Теперь понятно, почему она не довольна моей кандидатурой.       Сюзетта прожгла взглядом сына, который решил отстаивать мои интересы наперекор родителям, ещё раз взглянула на меня и вышла из кабинета, громко хлопнув дверью.       После, на совещании, все единогласно утвердили мою кандидатуру Сойки-пересмешницы.