Обречена его любить...

За окном бушевала стужа. Ветер так и норовил попасть внутрь дома, бросая в дребезжащие от страха стекла пригоршни снега, но ему удавалось только грозно завывать в щелях между старыми деревянными рамами. Зима свирепствовала не на шутку. В музыкальной комнате, спрятавшейся на первом этаже между библиотекой и малой гостиной, царило спокойствие и уют. До недавних пор я даже не подозревала о существовании чего-то подобного в особняке. Когуро сказал, что Кураны никогда не увлекались музыкой и отвели ей место только ради гостей. Но и те последних сорок лет практически не посещали этот дом, поэтому комната и сами инструменты пришли в упадок. После того, как Канаме узнал о моем увлечении, все привели в относительный порядок, поэтому последние пару недель я предпочитаю находиться здесь. Сама комната оказалась достаточно маленькой, по меркам этого дома, но очень красивой. Стены обиты бело-голубой тканью с изящным золотым орнаментом, повторяющимся на тяжелых портьерах приятного песочного цвета. Мягкий уголок тоже был задуман в светлых тонах, но прислуге пришлось потрудиться на славу, чтобы придать старинной мебели схожий, с первозданным, вид. На полках красовалась пара скрипок, альт и поперечная флейта. Также в комнате уместилась моя виолончель и небольшой белый комнатный рояль. Лука уехала к семье на день рождения сестры, Ханабуса умчался в Токио по работе, а Канаме и Каин заперлись в кабинете и занимались важными-преважными делами. Сегодня была одна из ночей, когда я могла себе позволить надеть джинсы и свитер и наслаждаться одиночеством. Я сидела на мягком диванчике, подмяв под себя ноги, и раскладывала вокруг себя найденные в библиотеке ноты. Само прикосновение к пожелтевшим от старости партитурам приводило меня в трепет, а вот халатное отношение хозяев особняка к раритету непомерно злило. Победно вскинув кулаки к потолку, я устало откинулась на спинку дивана. Наконец-то, море из нот обрело смысл, превратившись в произведения. Я просидела за роялем всю ночь, разбирая тексты в нотах. Мелькание прохладных черно-белых клавиш под пальцами и поскрипывание педали успокаивало, дарило ощущение покоя, умиротворенности. Многие из произведений были действительно редкими. Предыдущий их владелец обладал замечательным вкусом. Когда я закончила, утреннее солнце уже стеснительно выглядывало из-за горизонта, окрашивая еще висевшие над ним тяжелые тучи трогательным румянцем. Я выровняла стопку нот о колено, улыбнулась новому дню и встала из-за рояля. А потом замерла на месте. - Прости, я не хотел тебя тревожить, - тихо извинился Канаме. Его голос завораживал своей глубиной, а сам он выглядел спокойным, но уставшим. Серая вязаная кофта поверх черной рубашки, небрежная поза в кресле и розовые лучи рассвета, прыгающие рыжинками в каштановых волосах, полностью разрушили привычный образ. И я снова улыбнулась перемене в нем, вспоминая похожий случай в музыкальной комнате в доме Рейдона. Как давно он здесь сидит? А впрочем… Я молча помотала головой и снова уселась на диван, подобрав ноги под себя, так, чтобы быть лицом к мужчине. Молчание успокаивало, согревало, словно кашемировый плед. - Как дела? – внезапно спросила я у Курана. Почему-то, захотелось поговорить о чем-то… нормальном. Как обычные люди. Ну… А потом я смутилась, поняв свою глупость. Тонкие губы тронула еле заметная улыбка, а я уложила голову на спинку дивана, просунув руку между ней и виском. - Терпимо, - уклончиво ответил он, а я усмехнулась, отбросив напрасное волнение. – А у тебя? - Терпимо, - передразнила его я. Внезапно, в нем что-то переменилось. Не знаю, что, ведь внешне он остался прежним. Не дрогнул ни один мускул. А все же… Канаме вынул что-то из кармана кардигана и подал мне. Я недоверчиво посмотрела на него, а потом несмело взяла конверт. Сердце внезапно предательски екнуло, вытягивая из запертых на ключ ящичков внутри хрупкую надежду на весточку от… но нет. На месте отправителя был указан интернациональный банк. - Письмо прислали вчера. Я не открывал. Я поджала губы и уставилась на конверт. Даже мысли не возникало о том, что там написано. Я поддела ногтем заворот и вскрыла конверт. Прочла письмо. Потом еще раз. В сердце словно вогнали тысячу иголочек, а в носу защипало. Эта боль… как от предательства – точечная, но всепроникающая, словно миллионы заноз под ногтями. Я закрыла глаза и потерла переносицу, переваривая прочитанное. Но тяжелый взгляд на мне сбивал с мысли. Не глядя на мужа, я протянула ему письмо и прижалась ладонью ко лбу. В комнате повисла такая тишина, что, казалось, будто слышно, как бегают по строчкам глаза Канаме. - Мне жаль, - спустя пару минут произнес Куран. Я подняла на него взывающий о помощи взгляд. - Я не знала об этом. Наследстве моей матери. Оно находится в какой-то ячейке под моим именем, - сбивчиво повторила я вслух написанное на бумаге. – И его пытались забрать. Канаме прищурил карие глаза и как-то победоносно поднял подбородок. - Рейдон, - заключил холодно мужчина, а я раздавлено кивнула. *** Утреннее солнце беспощадно било в лобовое стекло, усиливая разыгравшуюся мигрень. Не спасали ни очки, ни тонировка. Я молча разглядывала белые поля за окном, пытаясь понять действия брата. Но безуспешно. Канаме молча вел машину, иногда бросая на меня расчетливые взгляды, решая, похоже, какую-то задачку. Канаме поехал со мной потому, что по меркам Японии я еще не совершеннолетняя – мне нет двадцати, а значит, в банке все ведомости должен подписывать опекун, то есть он. Забавно. Я думала, что это мера предосторожности. Он же на порядок выше как жандарм, чем Когуро. - Пойдешь со мной? – вырвал меня из мыслей Канаме, отстегивая ремень безопасности. Сквозь привычное равнодушие в его голосе проскакивали напряженные нотки. За окном уже мерцала в полуденных солнечных лучах застекленная офисная высотка. - Нет. Подожду здесь. Куран кивнул и вышел из машины, словно черный гепард, ступающий в толпу. Его темная высокая фигура заставляла людей расступаться и даже замирать от восхищения. Я усмехнулась своим мыслям и откинулась на подголовник, болезненно поморщившись. Канаме управился быстро – минут за сорок. Когда хлопнула дверь машины, я дремала. Но по-настоящему проснулась только тогда, когда Куран бросил мне на колени синюю бархатную коробочку. Я открыла ее и сдавленно хмыкнула. - Зачем? - У людей так принято, - коротко отрезал мужчина и нажал на педаль газа. Я заметила на его безымянном пальце точно такое же обручальное кольцо и, усмехнувшись странному чувству удовлетворения, надела золотое украшение. Оно оказалось впору. Черный ягуар затормозил прямо у входа в банк. Канаме ловко выскочил из машины, открыл мне дверь и подал руку. После похода «по делам» его настроение явно ухудшилось, поэтому я поспешила ухватиться за крепкую ладонь. Куран бросил клерку ключи от машины и по-хозяйски вошел в здание банка. Его эффектное появление как всегда произвело впечатление. Мне стало неловко от всех этих взглядов, но единственное, что оставалось - послушно следовать за мужем с выражением высокомерного равнодушия на лице. Канаме остановился у одного из столов напротив касс, отодвинул один стул для меня, а потом сел сам. Молодой мужчина с прилизанными русыми волосами, острым носом и очками во все глаза смотрел на меня, потом профессиональным движением поправил дужку на носу и обратился к Канаме. Процедура по заполнению документов прошла быстро. Оказывается, в том здании Куран забрал наши «новые» паспорта, где ему было двадцать семь, а я носила его фамилию и штамп в паспорте. Спустя кучу бумажек, от которых у Канаме чудом руки не отвалились, мне, наконец, вынесли коробку. Сердце в груди забилось так, что, казалось, весь банк слышит его стук. Я так хотела ее открыть… но вместо этого схватила коробку и двинулась к выходу. - Я закончу с документами, а ты подожди у машины, - холодно велел Канаме, подписывая ведомость. Внутри меня что-то словно надломилось. Я держу в руках то, что осталось от мамы. А Рейдон хотел отобрать это у меня. Мой собственный брат… или кто мы теперь друг другу? Мне, почему-то, вспомнился наш последний разговор в поместье Камингаума. И его отчаянное, почти молящее, «Прости!». По спине поползли мурашки, поэтому я поспешила избавиться от глупых мыслей и, помотав головой, поправила на шее шелковый шарф. Господи, он не дает мне дышать! Ветер бросил мне в лицо поднятую с тротуара горсть снега, а солнце молотом ударило в виски. Звуки машин, галдеж прохожих, смех детей – все это раздражало меня сейчас. Вата в ушах словно таяла, поэтому я пришла к выводу, что потихоньку прихожу в себя. А Канаме все нет. Коробка в руках и головная боль в висках стали ощутимее. Я хотела вернуться в банк, чтобы поторопить Курана, но что-то на интуитивном уровне не дало мне сдвинуться с места. Девочка лет одиннадцати. Ее розовое пальтишко и большие голубые наушники ярко выделялись на фоне темной толпы уже перешедших пешеходный переход людей. Она наклонилась завязать шнурок, но светофор уже торжественно подмигивал своим кровавым глазом неосторожной малышке. Ему вторил оглушающий звук мотора метрах в трехстах отсюда, услышать который человеческое ухо еще не в силах. Внезапный всплеск адреналина взорвался во мне подобно фейерверку. Бросив коробку у машины и наплевав на юбку и каблуки, я рванула к перекрестку. В голове раненой птицей билась мысль о спасении. Быстрее. Быстрее! Мне даже не нужно было проталкиваться сквозь прохожих. Они сами расступались передо мной, одаривая меня напоследок удивленными взглядами. Но на полпути к перекрестку я осознала, что все позади. Меня опередили. Девочка уже находилась по ту сторону автострады. Она сидела на руках у того, кто оказался быстрее меня. И этим «кто-то», несомненно, был чистокровный вампир. Его мощная, но не контролируемая аура, словно, пульсировала вокруг него, выдавая всю подноготную каждому встречному вампиру. Высокий парень с каштановыми волосами поставил девочку на ноги, и та, ослепительно ему улыбнувшись, быстро ускакала прочь. По черной кожаной куртке, короткой молодежной стрижке, желтым наушникам, мятым джинсам и зеленым кедам было нетрудно понять, что парень приблизительно мой ровесник. Но когда спаситель обернулся, земля ушла у меня из-под ног. Это был Канаме… Парень как-то странно передернул плечами, нахмурился, приветственно кивнул мне головой и, засунув руки в карманы, быстро зашагал прочь. На меня нашло какое-то отупение. Я даже не пыталась одернуть юбку или пригладить взъерошенные после пробежки волосы. Сутулая спина и каштановая макушка все еще стоят перед моими глазами. Возвращение к машине и пятиминутное ожидание Курана прошло как в тумане. И все это время я глаз не сводила со светофора по ту сторону дороги. Может это все мне показалось? За весь путь до дома Канаме не сказал мне ни слова, хотя точно заметил мое странное поведение. Джастин мне как-то говорил, что когда я думаю, то морщу лоб и долго смотрю в одну точку. Наверное, Куран сбросил все на посылку и реакцию на странное поведение Рейдона. Кто он? Этот человек… Этого не может быть. Не может! Неужели это его сын? Но как? Хотя, все логично, если Юки Куран жива. Она просто сбежала с его ребенком под сердцем, а это значит, что мой муж – чей-то отец… невыносимо. Невозможно даже подумать о чем-то подобном! Это сводит с ума… я замужем за отцом моего ровесника… мой муж имеет сына от другой женщины… это… больно. Так больно, что даже странно! Неужели мне не все равно? Мы же просто женаты. Мы даже не… Я же ничего к нему не испытываю? Или… А потом я отогнала эту мысль прочь. Просто запретила себе думать об этом. Он был женат несколько лет. Он спал с ней. Это естественно. Так чего же я ожидала? И почему так реагирую? На эти вопросы у меня ответа нет. Именно поэтому я злюсь сейчас. На себя и на него. На зов мужа я отозвалась только после того, как его пальцы сжали мой подбородок. И снова не заметила, как мы очутились дома. За спиной Канаме я увидела дверь своей спальни. - У тебя немного времени на отдых. Будь готова к восьми, - мягко напомнил мне Канаме, вглядываясь в мою душу своими пронзительными глазами. Такое впечатление, что меня вывернули внутренностями наружу и изучают под микроскопом. Я открыла рот, но снова закрыла его, боясь ляпнуть что-то лишнее. Сознание твердит, что сказать о мальчике нужно, а что-то другое, что-то очень тихое и жутко хрупкое говорит: «не смей»! - А что случилось? – пытаясь лихорадочно вспомнить, что же за событие грядет, пробормотала я. - Бал у Мияге Саджумы. Не хочу идти на этот бал. Не хочу видеть равнодушные, холодные, лживые лица в ближайшее время. Не хочу видеть Рейдона. Просто не могу. Не хочу видеть никого вообще. Но есть вещи, которые стоят выше нас. Одна из таких вещей – долг. - Хорошо. Я чувствую, как в нем усиливаются подозрения, поэтому спешу улыбнуться и, пожелав спокойной ночи, убежать к себе. *** Каждый раз подарок Канаме прекраснее предыдущего. Этот стал моим любимым. Бальное платье из жемчужного атласа без бретелей и вообще без ничего. Только красная сетка-фатин плотно покрывает его горизонтально по лифу до самой талии, а потом свободно спадает по пышной юбке. Издалека наряд кажется розовым, но на самом деле – он красный. Вокруг шеи бежит изящная цепочка из белого золота, словно запутавшиеся голые веточки, покрытые инеем. На кончиках «веточек» кровавыми капельками сияют маленькие рубиновые почки. Длинные комплектные сережки падают до самых ключиц. Прическу составляет узел на затылке, увитый изнаночными косами, выходящими с висков. - Ты выглядишь прекрасно, - пройдя по мне оценивающим взглядом, заключил Куран. Я тускло улыбнулась мужу - чужому отцу, – и уставилась на верхние расстегнутые пуговицы красной рубашки. От этого моя улыбка стала шире. - Мы выглядим как комплект, - пошутила я, принимая предложенную Когуро меховую накидку. Я взяла Канаме под руку и, помахав на прощание дворецкому, аккуратно спустилась со скользких ступенек. Находиться с Кураном в одной машине целых полчаса оказалось невыносимо. При одном взгляде на него, лицо того парня сразу становилось перед глазами. И от этого в душе поселилось какое-то странное чувство… будто между нами возникла еще одна стена. Но в этот раз еще более высокая и мощная, с неподступным рвом у подножья. Конечно, я понимаю, что рано или поздно он узнает о сыне. И я понимаю, что лучше бы он узнал об этом от меня. Но сейчас не лучшее время. Скажу позже. - Ты не открывала коробку, - неожиданно проконстатировал факт Канаме, провожая холодным взглядом раскидистый вяз на перекрестке. Я бросила на затылок водителя подозрительный взгляд и утвердительно кивнула. В сердце больно кольнула обида на брата. Ясное дело, что его это интересует. Мне самой интересно, что же там внутри. Ради чего Рейдон разрушил и без того ветхое доверие между нами? - Я… - глубоко вздохнув, начала я, но подавилась словами. Неужели я собираюсь сказать ему? Внимательные карие вишни уперлись в мое лицо. Я крепко сжала пальцы в замок, которые выглядели слишком белыми на фоне красной юбки. Не могу видеть этот всепроникающий взгляд. - Да? Я глубоко вздыхаю, чтобы сосредоточиться, и перевожу взгляд на лицо Курана. В голове обрисовывается образный план, по которому я буду говорить. Он ждет. Ждет так сосредоточенно, что между темными бровями появляется дрожащая складочка. Воздуха в салоне не хватает. Если я скажу, то вобью еще один клин между нами. Но начало уже положено – отступать поздно. - Канаме, - начинаю я. Он слушает. Мое сердце вот-вот выскочит из-под корсажа платья. Ну как сказать человеку, что у него есть сын?! – Там, в городе, когда я стояла возле банка, то… - Куран впитывает каждую букву, вылетающую из моего рта. Я сглотнула воображаемый ком. – То… Машину начало заносить на повороте. Меня подбросило, а потом я стукнулась головой о дверь, да так сильно, что из глаз аж искры полетели. В голове помутилось. Даже не помню, как пальцы Курана сомкнулись на моем предплечье. - Ты что… - угрожающе холодно начал Куран в адрес водителя, но потом замолк, увидев огромную очередь из автомобилей, которые выстроились в длинную цепочку от ворот до самого крыльца. - Ох! – разочарованно выдохнула я, проверяя на целость прическу. Еще столько времени наедине с Канаме? Подумать только! Но муж ждать не стал. Бросив короткое: «Выйдем здесь!», он вышел из машины, грациозно обошел ее и открыл дверь с моей стороны. Никогда бы не подумала, что Куран может так поступить. Я бы поставила на то, что он прождал бы вечность, но ни в коем случае не пошел бы пешком. Но грех жаловаться. Разговор не состоится. Не сейчас. Мысленно ликуя от облегчения, я подала Курану руку и ступила на каменную дорожку. Маленький тонкий каблук атласной туфли-рюмочки сразу попал в стык между булыжниками. Канаме пришлось держать платье и манто, пока я, балансируя на одной ноге, пыталась высвободить из каменного плена обувь. Пока мы молча шагали под руку вдоль цепочки из сигналящих автомобилей, я, то и дело, ловила изумленные взгляды гостей, которые, скинув с себя оцепенение, тоже следовали нашему примеру. В итоге, к залу процессия подходила, а не подъезжала, да еще и с нами во главе. - Ну и шумиху ты натворил, - еще ближе прижимаясь к Курану, чтобы согреться, нервно пошутила я. На верху главной лестницы нас встретил вышколенный лакей. Он принял мое манто и с низким поклоном проводил в зал, который оказался просто сказочно красивым. Интерьер стал самым натуральным повторением зимнего пейзажа за окном. Все вокруг было белым бело. Начищенный до блеска мраморный пол аж звенел от стука дамских каблучков. Голые искусственные деревья, укрытые белым «инеем», стояли по периметру зала и в качестве люстр свисали с потолка. На их ветках мерцали белые гирлянды. Километры белого шифона трепетали на стенах и окнах бального зала, обтягивали потолок вокруг люстр. Даже угощения на усланных белыми скатертями столах были белыми с редкими вкраплениями цвета. Мы попали прямо в замок снежной королевы. При воспоминании о льдисто-равнодушном лице Мияге Саджумы, посетившая ранее мысль развеселила меня настолько, что задушить смешок удалось только больно прикусив губу. Пока остальные гости, последовавшие за нами, входили в зал, Куран по очереди здоровался и перекидывался парой слов с подошедшими аристократами и чистокровными. Многих я вспоминала по прошлым трем балам, многих из книг о родословных, которые мне довелось перечитать по настоянию Соуен. Мне по душе было молчание. Отведенная мне роль немой, но красивой куклы Короля была мне впору. Но только заметив светловолосую макушку в толпе гостей, я сжималась от страха. «А, вдруг, Рейдон? – выдыхаю. – Нет, не он!». И так все время. Все мои мысли свелись к побегу от встречи с собственным братом, внимания которого я так настырно искала не так уж давно. Я заметила одну странность. Все гости были в белом, бело-голубом или черно-белом. Все до одного. - Знаешь, - шикнула я Канаме, когда вся толпа вокруг нас, наконец, разбрелась по своим делам. – Если нас не выгонят отсюда из-за нарушения дресс-кода, то это только благодаря твоему титулу. Холодное безразличие на лице Курана на секунду разрушили дрогнувшие уголки губ, но спустя мгновение привычная маска снова заняла свое место и карие глаза, покрывшись ледяной корочкой, переместились на левое крыло парадной лестницы. Оттуда уже спускался под бурные аплодисменты во всем своем великолепии Мияге Саджума. В синем костюме он выглядел восхитительно. Пока именинник произносил приветственную речь, ловкие официанты уже сновали с подносами между гостями, раздавая напитки. Канаме подал мне один из бокалов и, когда я уже готова была принять его, внезапно склонился ко мне, прижав своими пальцами мои к прохладному стеклу фужера. - Не пей ничего, - так тихо, словно ветер, прошептал он мне, касаясь горячими губами моего уха. От его предупреждения вдоль позвоночника поползли мурашки. Неужели что-то может случиться? От этого стало не по себе. Но как только Куран отстранился, я, проигнорировав обжигающий взгляд, ослепительно ему улыбнулась. Как будто он сказал мне нечто приятное. И Канаме, безусловно, понял меня. Прозвучал первый тост от именинника: «За короля и королеву!» - гласил он. Помня наказ Курана, я плотно сомкнула губы, чтобы каждая, до единой, капля прохладного, ароматного вина осталось в бокале. А потом хрустальный перезвон наполнил весь зал. О, небо! - Звонят, - рассеянно пробормотала я, пытаясь избавиться от прилившего к щекам румянца. - Да, - спокойно согласился рядом Куран и повернулся ко мне лицом. Я заметила холодную усмешку на губах стоящего на ступеньках Саджумы поверх плеча мужа, и холодок снова пробежал по моей спине. Но Канаме взял меня пальцами за подбородок, тем самым заставив перевести взгляд на него, и поцеловал. Его рот плотно приник к моему, пьяня пряным вкусом невыпитого вина и своей привычной горькой сладостью. Каким-то странным образом губы этого мужчины заставили меня забыть о звоне вокруг нас, о чужих недобрых глазах, о смущении. А потом все закончилось. Закончилось так быстро, что от досады хотелось топнуть ногой. Только спустя несколько секунд до меня дошло, что Куран плотно прижимает меня свободной рукой, приняв на себя добрую половину моего веса, а я крепко сжимаю лацкан его пиджака. Ой. Ой-ой. Как-то так само собой получилось. Наверное, это потому, что я не была к этому готова. Да. Именно поэтому. Я быстро, но аккуратно высвобождаюсь из рук мужчины и, приняв невозмутимый вид, ослепительно улыбаюсь всем присутствующим. Мой взгляд скользит по аплодирующим гостям, а потом останавливается на двух кусках отвердевшей горной породы – глазах Рейдона. Боль везде: в его холодном лице, сжатом, словно пружина, теле, в сухой горькой усмешке… в моем сердце. Он рукоплещет нам, вперив в меня, подобный заточенному кинжалу, взгляд. И я позволяю ему пройти сквозь меня с высоко поднятой головой. Не моя в том вина… не моя… Мы с Канаме открываем бал своим танцем. Я так глубоко ухожу в свои мысли, что до меня даже не сразу доходит - это куранта*, к которой через несколько секунд уже присоединяется хозяин бала с супругой, а потом и все остальные. Я изо всех сил пытаюсь не смотреть по сторонам в попытке подглядеть движения. Так, поворот, книксен с переносом веса на заднюю ногу, потом иду к партнеру, обходим друг друга по кругу – ладони напротив друг друга, но не соприкасаются. Потом буквально на одно движение меняемся партнерами и возвращаемся обратно. Спустя минут пять этого старинного сумасшествия меня начинает душить истерический смех. Наверняка я выгляжу, словно забредший на балет бегемот. Но вот красивая музыка с постоянными секвенциями заканчивается, и я припадаю перед мужем в глубоком реверансе. О, небо! Этот бал сведет меня с ума! Далее последовал котильон с хозяином бала, потом менуэт с кем-то еще и так далее. Я танцевала, и танцевала, пока не заболели ноги, лишь бы не пересекаться с Рейдоном, не смотреть в вопрошающие глаза Канаме, не думать о его сыне. Мне так много нужно спросить у них всех, так много нужно им сказать… но не здесь. И не сейчас. Я киваю Ханабусе. Вампир глубоко кланяется и, вытянув наши руки вперед, подводит к Канаме. Я уже вижу маячащий в нескольких метрах спасительный затылок мужа, но кто-то крепко хватает меня за предплечье и резко разворачивает. От боли руку обжигает огнем, но я забываю об этом, заметив лицо брата. Оно непозволительно близко, так, что горячее дыхание Рейдона колышет выбившуюся у виска прядь. Я так растеряна, что не могу вымолвить ни слова, хотя ситуация того требует. Зато быстро сообразил Ханабуса. - Камингаума-сан, пожалуйста, отпустите, - не без должного уважения, предупредил аристократ. Рейдон стрельнул глазами в сторону Айдо, а потом снова вернул мне взгляд, но уже более осмысленный. Крепкие пальцы разжались, и я с облегчением выдохнула. Сердце билось где-то в горле, мешая говорить. - Риса, нам нужно поговорить, - брат говорил сбивчивым шепотом и постоянно бросал встревоженные, немного безумные, взгляды по сторонам. - Ваше Вели… - начал Ханабуса, но Рейдон пресёк его попытку нетерпящим возражения жестом. - Та посылка, - продолжил он, - ты уже открывала ее? Меня, словно, по голове ударили. О чем он вообще говорит? Неужели он что-то узнал? Или только подозревает? Или… Господи! Я даже не знаю, о чем мне думать! - Открывала? Ну! – Рейдон снова сжал предплечье в том же самом месте. Я вздрогнула от боли и этой сумасшедшей ярости в его глазах. Капля холодного пота скатилась по спине. Кто этот незнакомец? И что он делает в теле моего брата? - Сэр… - Ханабуса начинал злиться и отчаиваться. Об этом говорил не только его голос, но и рука на запястье Рейдона. - Прекратите. Оба, - взяв себя в руки, процедила сквозь зубы я. Как он посмел так со мной обращаться? Я больше не его послушная сестрица, которая молча сносит оплеухи. Я – Риса Куран. Рейдон ошеломленно уставился на меня. Смесь изумления, боли и ненависти озарила золото его глаз. Рука, сжимавшая мое плечо, ослабла. Вырвавшись из хватки мужчины, я бросилась наутек. Что-то в моей голове кричало «Опасность!». И я поверила. Толпа перекрывала обзор. Подбирая юбки, я старалась не бежать. Инцидент и так привлек внимание нескольких особо любопытных вампиров, взгляды которых провожали меня. Этого достаточно, чтобы чувствовать себя виноватой перед Канаме. Королева не имеет права на ошибку. Тень балконов уже нависла над головой, а выход маячил перед глазами, как кто-то снова схватил меня за руку. Я начала паниковать еще больше, но вывернуться не вышло. Рука была сильнее прежней. Я барахталась до тех пор, пока не услышала предупреждающий рокот из груди за моей спиной. - Успокойся! И я тут же подчинилась. Куран злился. Но, почему-то, рядом с ним страх куда-то исчез. Я снова попыталась вывернуться из хватки мужа, и в этот раз у меня получилось. Канаме развернул меня лицом к себе. - Что случилось? – как всегда по-деловому спокойно и по-Курановски безразлично. - Ничего, - слишком резко отрезала я. – Мне нужно подышать воздухом. Канаме положил прохладную ладонь на мое плечо, и я почувствовала, как оно дрожит. Взгляд карих глаз метнулся поверх моей головы и замер, покрывшись ледяной корочкой. Тонкие пальцы опустились с плеча и переплелись с моими, соединив ладони в замок. В лице Курана произошла незримая перемена. Это заставило меня снова напрячься. - Что-то случилось? – низкий, тусклый голос хозяина бала рассек пространство между нами, словно заточенная катана тело жертвы. Мужчина стал по левую руку от меня. Выцветшие от времени серые глаза стрельнули по переплетенным рукам и вернулись к Канаме. Мне снова захотелось убежать от этого аристократа. Какой-то древний, сильный инстинкт подстрекал меня к этому. - Госпожа Куран неважно чувствует себя сегодня, - бесстрастно произнес Канаме, глядя на Мияге из-под ресниц. Аристократ кивнул сам себе и протянул мне один из бокалов в его руке. Я удивилась тому, что не заметила их раньше. «Не пей ничего!» - прогремел в моих ушах голос Канаме, а его хватка напомнила о своем присутствии. - Может, это поможет? В заиндевелом хрустале алел кровезаменитель. Мысли в голове заметались, словно перепуганные птички. Что же делать? Отказать хозяину – значит оскорбить. Но Канаме прекратил мои мытарства, приняв предназначавшийся мне бокал. - И все же Вы простите ей это, - мрачно произнес он и, поднеся фужер к губам, осушил его в пару глотков. Саджума, отсалютовав мне, тоже пригубил из своего бокала. Его глаза, не отрываясь, пронзали меня насквозь. Я стойко выдержала взгляд, не понимая его предназначения. И все же мурашки ледяной волной прокатились по спине. Канаме вернул главе Совета бокал. Мияге доверительно обменялся с Кураном парой слов и, приняв от него извинения и пожелание долгих лет, великодушно отпустил нас домой по причине моего загадочного «недуга». По парадной лестнице мы спускались настолько стремительно, что, если бы не Куран, я уже давно прочесала бы носом покрытый ледяной корочкой мрамор. Вопрос о столь внезапной спешке закрался в меня ровно тогда, когда меня вовсе не по-джентельменски впихнули в автомобиль. - Трогай! – прорычал Канаме. Вздрогнув, водитель вдавил педаль газа в пол. Мне чудом удалось снова не влететь виском в стекло. Я хотела возмутиться, но подавилась воздухом. - Канаме… - рука сама собой невольно потянулась к побелевшему, до цвета мела, лицу. Куран небрежно, но аккуратно отвел мою ладонь, уложив ее обратно на юбку. Тонкие губы тоже быстро теряли свой цвет. Только сверкающие гневом карие глаза остались единственным ярким пятном на омертвевшем лице. Сердце сдавленно бухнуло в груди. Ему больно. Ему плохо. Что же делать? Как помочь? Не зная, куда деть руки, я сжала пальцами алый фатин так, что казалось, будто они истекают кровью. Но почему так кровоточит моя душа? Дорога домой пролетела в напряженном молчании. Не успел автомобиль затормозить на подъездной дорожке, Канаме уже выскочил на улицу. Подобрав руками платье, я неловко вывалилась из машины и понеслась по ступенькам за мужем. Когуро без лишних вопросов поймал сброшенное мной манто и помчался следом, сверля спину вопросительным взглядом. Но все мысли занимал Куран. Размашистым шагом, перемахивая через две ступени, он взлетел на второй этаж и, даже не оглянувшись, громко захлопнул перед моим носом дверь кабинета. - Канаме? Открой! Канаме! Задыхаясь, я принялась барабанить кулаками в дверь. Как же так? Почему он заперся? Только из-за своей дурацкой гордости? Чтобы никто не видел его слабым? В этом весь Куран. Страдать, так в одиночестве. Но ведь это все моя вина! Тот бокал предназначался мне. И это моя участь – страдать. - Оставь меня в покое! – взревел он из-за двери. Занесенный для очередного удара кулак безвольно упал. Вместе с ним упало и бешено колотящееся сердце. Как же так? Он винит во всем меня? Но тогда почему не позволяет помочь? - Госпожа, Вам лучше пойти к себе и отдохнуть, - раздался из-за спины успокаивающий голос Когуро. Я отупело помотала головой и, прислонившись к стене кабинета, сползла по ней. Не уйду. Буду ждать. - Хозяин будет в порядке. Он же Куран, - мягко напомнил дворецкий снова. – Вам нужно в постель. Вы почти не спали прошлым днем. А Вам… Я прекратила слушать назойливую болтовню прислуги и, уткнувшись подбородком в колени, закрыла глаза. Он прав. С ним все будет хорошо. Это всего лишь яд. А Канаме – самый сильный вампир в мире. Но что же это за яд, который смог причинить боль даже ему? И кто вообще до такого додумался? Вряд ли это был Саджума. Глупость наверняка не входит в один из пороков наимогущественнейшего из аристократов. Это подстава. Только чья? И чем это грозит мне? Не знаю. Но стоит выяснить, если хочу дожить до собственного двадцатилетия…