Долгожданная встреча

Шейд остановил лощеного коня во внутреннем дворе и спешился, бросив поводья конюшенному мальчишке, которого очевидно не слишком радовало то, что на его дежурство выпал приезд хозяина Гиллида. Вороной Смолка оскалил желтые зубы, задрал голову, пытаясь вырвать удила, как только увидел, что их сжимает уже не рука Дурзы, и пошел кругом, как дикое животное. Конь резко вскочил на задние ноги и рухнул вниз, потянув сбитого с ног конюшонка волоком по плитам двора. Дурза даже не повернул головы в ответ на грохот копыт, но по находившемуся в тени бледному лицу скользнула ухмылка: шейду нравился его конь, и останавливать его он не собирался. Мальчишки и так знали, что при всей злобности Смолы, окончательно вырвавшего поводья и пошедшего упругим шагом вдоль стены, гневно встряхивая черными щетками на копытах, бить его разрешается только шейду. И Смола, раздраженно брыкнув в ответ на попытку мальчишек его окружить, об этом тоже знал. Так что, пускай ловят, раз не удержали. Дурза снял перчатки для верховой езды на ходу, его стройная высокая фигура с безупречной осанкой контрастно выделялась на фоне выбеленных первым отчаянным солнцем каменных ступеней. Женщина в простом черном платье и накидке стояла на последней ступеньке, поеживаясь от все еще морозного воздуха. Дурза на мгновение остановился напротив нее, всматриваясь в ее лицо и поджав темноватые губы. Он отвернулся и, не глядя, отдал ей перчатки, не сказав ни слова. Она приняла их, и слуги распахнули тяжелые двери перед хозяином замка. Женщина, сунув перчатки в карман платья, догнала шейда, уже омывшего руки в приготовленной на специальной подставке чаше, ровно в тот момент, когда шейд отстегнул фибулу тяжелого плаща, и поймала бордовую ткань у его ног. Находящиеся рядом безмолвные слуги не приближались к шейду, и Аварис быстро передала перчатки и плащ одному из них, чтобы их почистили. В высоком холле основного тела замка стояла оглушающая тишина, нарушаемая только едва слышными шагами женщины в мягких туфлях, слуги были недвижны, а сам Дурза и вовсе двигался бесшумно. Все знали, как чуток слух хозяина Гиллида, и в каком бешенстве он может находиться после неприятной дороги под слепящим его весенним солнцем. Шейд оглянулся на женщину, склонив алую голову с высоты своего впечатляющего роста, снова тяжело разглядывая ее лицо, спустившись на полупрозрачную накидку на ее плечах, в слоях которой угадывался вырез платья. Багровые глаза коротко посмотрели на лестницу и снова вернулись к ее лицу. Шейд наклонил голову ниже, один уголок его рта неприятно опустился. Она выучила все малейшие изменения в мимике Дурзы за прожитые с ним годы. "Поднимись за мной" и "Я недоволен твоим поведением". Аварис, чуть вздохнув, положила руку под локоть хозяина замка и всеми силами постаралась не сбиваться с темпа быстрых шагов шейда, чтобы не споткнуться и не повиснуть на его руке. К концу ступеней она дышала часто, и шейд еще раз скользнул взглядом по вздымавшейся накидке на ее плечах, поморщившись. Дурза прикоснулся к хитроумному замку своих покоев, и замер, пропуская женщину перед собой, и дверь за ними также неслышно затворилась Аварис откинула темные вьющиеся волосы, сбросив ненавистную накидку: она приставала к коже, и вырез оказался очень жестким и душил ее в процессе бега по ступенькам башни, хотя и открывал взгляду мужчины все, что он хотел там найти. Она поднесла Дурзе кубок разбавленного вина. Шейд молча принял его. Алые глаза снова зло уставились на ее горло: он был раздражен. Женщина ретировалась из-под взгляда своего господина, занявшись его многослойным алым поясом, выделявшемся на ткани черных одежд, как глубокая пламенеющая рана. Дурза был одет в черный плотный кафтан, с полами до колен, украшенный тяжелой черно-алой нагрудной броней, черные же штаны для верховой езды и высокие сапоги со множеством застежек. Мрак одежд подчеркивал военную выправку и идеально ровную спину. Бледная рука с черными когтями оттолкнула ее пальцы: "Не надо помогать мне раздеваться." Аварис опустилась на колени на мягкий ковер, погладив ногу шейда от голенища сапога вверх, по все еще пахнущим седлом и конской шкурой штанам, прижимаясь к ней и забираясь руками под низ кафтана: женская покорность и обожание, как это было принято на его родине, а заодно возможность рассмотреть все, что ему угодно. Шейд, даже не посмотревший на этот жест и никак не изменивший своей позы, допил вино и рывком поднял ее с колен за предплечье. Аварис пошатнулась, но выпрямилась напротив него в свете камина гостиной, устояв. - Я сказал тебе не одеваться, как шлюха. - бледные пальцы оставили пустой кубок на стол. - Что было в этом непонятно? Она отступила на шаг, не глядя, что находится у нее за спиной, предупредительно подняв руки на уровне груди: "Не подходи. Пожалуйста". Шейд усмехнулся и сделал шаг вперед. Еще два ее шага назад, и за спиной Аварис распахнулись двери спальни, а Дурза просто шел к ней, не меняясь в лице и больше не говоря ничего. Она давно отказывала ему в близости, разделить с женой ложе удавалось только после долгих уговоров, и последние два дня поездки шейда мучило желание. Развратное платье и участившееся дыхание, замеченные им в переливах полупрозрачной ткани в лучах весеннего солнца, привели его в ярость и возбуждение одновременно. Он пожелал ее сразу, как только они поравнялись на ступеньках замка, и как всегда желал с того момента, как она подняла его, безумного и перепачканного в крови, с травы и повела смыть кровь в реке, хотя ей надо было бежать от Дурзы в тот момент, пока его сознание помутилось. Мироздание вообще устроено причудливо: женщина была добра с шейдом, и была наказана его симпатией, которая в каком-то смысле была проклятьем. Он горел к ней постоянно. - Не прикасайся ко мне. Шейд чуть вскинул бровь: "В самом деле?". Еще один шаг вперед. Верхняя губа пошла вверх, приоткрыв острые зубы, а миндалевидные страшные глаза прикрыли бледные веки, обещая сладость: "Моя. Ты принадлежишь мне". И снова шаг, но в этот раз сопровождаемый приветственно раскрытыми, как для любящих объятий, руками: "Куда же ты?" Следующий шаг назад Аварис получился неполным - она коснулась края покрывал на постели и вынуждена была остановиться. - Не трогай меня! Дурза устало поднял брови, прикрыв глаза: это он уже слышал, и диалог и так затянулся. Белые пальцы коротко распутали завязки штанов, помогая выпустить набухшую плоть. Снимать одежду было лишним. Кровь застаивалась с утра, а злость от того, что женщина решила не повиноваться ему открыто, нарушив четкое указание по поводу того, что может быть видно в ее одежде, а что нет, - разогрела его окончательно. Дурза не терпел восстаний на своей земле, даже если в этом случае это было ее тело. Парный к его собственному наручный браслет приносил не столько привилегии, сколько обязательства. Он коротко опрокинул женщину на постель, навалившись сверху и прижимая ее к тяжелым подушками, твердым, как спрессованное сено. Плотный вырез платья треснул под руками шейда, и застежки брызнули в разные стороны: это непотребство она все равно больше не наденет. Грудь жены все так же удобно помещалась в руках, он любил иметь руки полными, сжимая свою собственность. Шейд знал, что от этих прикосновений у нее останутся синяки, и также знал, что ей так не нравится. Но разве она заслужила заботу о своих желаниях, раз осмелилась перечить мужу? Она лягнула его коленом в живот. Не в полную силу, значит все-таки любила, хотя знала, что Дурзе и полный удар не причинил бы беспокойства. Он поймал ее колено рукой и резко отвел в сторону, уместившись между ее ног и задирая юбки на живот: он ее тоже любил. А потом Аварис совершила непростительную ошибку: молчание в спальне рассекла короткая пощечина, от которой красные длинные волосы нависшего над ней Тени мазнули в сторону, и женщина, раскрасневшись от борьбы, поднялась перед ним на локтях в вызывающей позе. Красные глаза на бледном лице шейда сощурились, когда он снова повернулся к ней: "Очень зря". Нельзя было смотреть на него так нагло, полулежа в его постели, и когда блики камина отражались на ее обнаженной коже от пояса до ключиц, притягивая взгляд к формам. Лицо шейда некрасиво исказилось, и он ударил ее один раз, наотмашь, просто вбив между подушек и сдавив ними. От пощечины он окончательно пришел в настроение и резко и посуху вошел в нее. Аварис тихо завыла: он даже не смог уместиться сразу целиком, толкнувшись в самое дно. Она была совсем не готова, а Дурза был просто физически крупнее при всей его худобе: женщина ему головой едва доходила до середины плеча. Шейд нахмурился, чуть оскалив зубы как будто от боли, коротко размазал по себе то скупое масло, которым наделяла его извращенная природа его типа, и вошел снова, в этот раз надавив достаточно сильно, чтобы оказаться внутри целиком. На простыни спустилось несколько капель крови, и женщина под ним снова застонала. На каждый его толчок приходилось одно ее короткое "хватит", вырывавшееся между искусанных губ, как будто он выбивал из нее жизнь каждым движением. Ему не нужно было много. Она была наказана за нарушение запрета и уже не сопротивлялась, покорившись шейду, принадлежа ему целиком. Именно так, как он и хотел, и урок подходил к концу. Руки женщины бессильно опустились к алому поясу шейда, но вместо того, чтобы обнять, выхватили из ножен на поясе его собственный кинжал. Взмах, и клинок в маленькой руке вонзился в плечо Дурзы, пригвоздив несколько длинных кроваво-красных прядей к черной ткани в тумане испаряющейся крови. Шейд улыбнулся по-волчьи, с искрой восхищенного безумия: она его все-таки любила. Хотела ранить, но не убить. Он сжал ее руку на рукоятке, потянув лезвие на себя и одновременно наваливаясь на нее сильнее. Маленькая рука дрожала, теперь пытаясь выдернуть лезвие из раны, но он не давал ей этого сделать, вынуждая ранить его сильнее, также, как он делал сам внутри, ускоряясь и прикусывая бугорок на сжатой его рукой груди. Он разжал ее руку только после того, как из него вышли последние капли, упав внутрь вспаханного им горящего лона. Дурзе всегда нравился этот момент, когда между ними образовывался мостик из его семени, без этого удовольствия было меньше, чем половина. Аварис не пошевелилась, когда он встал с нее, так и оставшись лежать на простынях с дымящимся клинком в руке и в разорванной одежде. *** Шейд вернулся в свои покои одетым для сна, отмывшись от дорожной грязи и все еще отжимая длинные красные космы от воды. Постель была разобрана, и женщина тоже лежала на своем месте уже чистой после его прикосновений, хотя и лицом к стене. Дурза зевнул и забрался под одеяла, устроившись рядом. Спать не хотелось, и от нее еще шел запах крови там, где он восстанавливал свои права главы семьи. - Ну, стоило оно того? - поинтересовался шейд, но его вопрос остался без ответа. Некоторое время они лежали молча. Аварис, не выдержав, дотянулась до потайного ящика, вытащив плохо гнущимися пальцами пару деревянных баночек. В нос ударил резкий, но приятный аромат церры, густо перетертой в мазь для заживления ран. Крышка выскользнула из пальцев. Дурза, сказав бранное слово, забрал у нее баночку. Женщина вздрогнула, когда его смазанные пальцы вошли внутрь, распространяя мазь стенкам и едва заметно растирая их, чтобы расслабить мышцы. Она знала, что он не откажет себе в удовольствии помочь, и устало повернулась к залечивающему ее шейду. - Может быть хоть так получится. - она прикрывала глаза от каждого его ритмичного движения, сводящего стенки трещин вместе. - Может быть тебе надо быть в гневе, чтобы все получилось естественно? - Идея глупая и опасная, как я и сказал. - хмыкнул шейд, закончив с ней и на всякий случай размазав остатки мази ей по грудям и бугоркам на них, один из которых был более горячим после его укуса. - По тебе тоже не видно, что ты довольна осуществлением своего очередного бреда, в который меня втянула. - Я потерплю, если так получится зачать. - женщина обняла шею мужа, забрав у него под одеялом баночку. - Мы очень долго ждали, чтобы стереть следы прошлых попыток, и крови было достаточно. У нас могло получиться сегодня. - она поморщилась от боли: идея оживить инстинкты шейда в самом деле далась ей дорого, и внутри все горело. - Хотя бы тебе сейчас понравилось? Дурза неопределенно дернул плечом: ему нравилось и без всех этих затягиваний и принуждения, но, если женщина вбила себе в голову, что в ярости у него может получиться лучше, и его семя будет живее, он честно выполнил свою роль, не поломав жену в процессе. И терпел ради этого долго, лишённый всякого расположения и ласки, чтобы добиться её без помощи лекарств. Тело шейда после долгого перерыва медленно восстанавливало его силы, и он не возражал, когда жена запустила руки ему в штаны, массируя его запасы, чтобы все вернулось в норму быстрее. Массажи шейд любил едва ли не больше, чем все остальные виды ласки вместе взятые. Он жил слишком долго, чтобы так резко переходить от воздержания к грубости, кровь и прочие жидкости то и дело забивали сосуды и протоки, но помогать себе сам Дурза не считал необходимым. Но если это сделает она - то пусть. - Тебе было неприятно, - констатировала женщина, закончив с ним и прижавшись к плечу Дурзы. - Спасибо, что ты старался. - Шейд проворчал что-то невнятно и вряд ли пригодное для письменной речи. - Прости, что ударила тебя, мне показалось, иначе ты не доведешь дело до конца. - Ты серьезно так хочешь этого проклятого ребенка, что готова сдохнуть подо мной?! - Дурза злился на то, что женщина заставила его показать ей себя таким, каким он был... довольно давно. Она не должна была его таким наблюдать, а он не хотел таким с ней быть. - Тебе нравится быть изнасилованной?! Зачем было меня так злить этим шлепком?! Я не хочу тебя бить! Я хочу, как обычно! - Ради него. Наш ребенок будет самым лучшим. Самым красивым. Самым умным. Самым добрым. - Дурза презрительно фыркнул в счет последнего: добрым бы он быть своему ребенку не советовал, иначе его быстро убьют. Да и с чего плоду насилия быть добрым. - И мы вырастим его здесь, посреди холодной пустоши на севере. Но он будет нашим! Наша родная острая песчинка солнечной пустыни. - Сумасшедшая. - констатировал шейд, чуть улыбнувшись: такое яростное желание в самом деле стоило его исполнения. - Я не буду его воспитывать. Я обещал только сделать ребенка, а не заниматься им. - Я сначала научу его нашему родному языку, и он снова будет звучать в нашем доме за сотни лиг от дома настоящего. - Аварис поцеловала пальцы шейда: мазь облегчала её страдания, хотя она боялась потерять от неё часть эффекта. Она хотела быть открыта для оставленного шейдом подарка до конца, если ему нужна кровь, чтобы прижиться в её теле. - Мы найдем способ зародить жизнь, или я умру за него. - Придумай другую придурь на следующий раз, а? И без самоубийственных порывов, ты не посмеешь сдохнуть раньше, чем вырастишь то, что захотела. - хмуро попросил шейд, не открывая глаз. - И, еще раз наденешь такую развратную тряпку дальше двери моей спальни, я тебя раздавлю.